МАМА

Виктор Ковалев 4
  Лязгнув металлическими засовами,нехотя отворилась железная дверь камеры изолятора временного содержания,в обиходе называемая ИВС.Дежурный-сержант,больше известный как Коля бармен,прозванный так за уникальную способность принести,за деньги,разумеется выпивку,сигареты и заварить чифиру-обьявил


-Граждане уголовники,выходим на свидание.

  В ИВС сидели две категории арестантов-подследственные и отбывавшие административный арест,так называемые суточники.Начальник милиции,когда то мой друг полковник Петька Сапенок,обычно подписывавший только передачи,ни с того ни с сего расщедрился и выписал мне свиданку с женой на два часа.На целых два часа.Вместе со мной вышел Емеля-Коля Емельянов,топтавший зоны с шестнадцати лет,получивший от российского правосудия свою восьмеру-восемь лет особого режима за убийство,после совместной попойки, отца своей  сожительницы Ляльки Карманихи.Колонии особого режима территориально находились от Коми и до Магадана.


  Комната для свиданий была занята адвокатом и его клиентом из соседней с нами камеры.Поэтому нам великодушно было предоставлено помещение раздевалки для милиционеров.Там возле шкафчиков с шинелями и бушлатами,находились моя благоверная и маленькая согбенная старушенция в темном пальтишке и сером платке,делавшем маленькую голову непропорционально большой по отношению к щуплому телу,щуплому,даже в пальто.На ногах у бабули были черные валенки в галошах.Это была мама Емели.

  Моя жена,отряхивая от рукавов шубы какие то невидимые мне ворсинки выглядела не очень-то приветливо.
  -Ну что милый,сколько веревочке не виться...Позор,все думали ты бизнесмен,а ты...,про шайку вашу по телевизору показывали,в газетах писали.Петя Сапенок говорит,что каждый день запросы приходят и из Украины,Прибалтики,даже с Польши и Турции прислали.Поздравляю,ты в международном розыске.
  Я слушал,пропуская эти слова  мимо ушей,для меня эти новости были уже не важны.Меня очень привлекла бабуля,точнее не так она сама,а как она смотрела на своего сына.
    Не отрываясь,иногда всхлипывая,сдерживая себя из последних сил,чтобы не разрыдаться,беспрестанно поднося к глазам скомканный белый платочек.
   -Сыночек,ты прости уж меня дуру старую,что с передачей задержала,я ее быстро собрала-оправдывалась она,-все-все положила что ты просил,да брата твоего непутевого Гришку попросила чтобы дачку тебе свез,стара я уже стала,сыночек,тяжело по автобусам скакать ,да еще с баулом.А он,-она глубоко вздохнула-паразит-все пропил,все до последнего.Пришлось по новому все собирать,хорошо хоть тетка твоя Зина посестра моя,пособила,буду ей с пенсии отдавать.
  Емеля,как и я сидел на корточках,небритый,в старом свитере и треникках,отвернув лицо в сторону,ему уже все надоело,ему хотелось в хату-камеру,заварить ядовитого чифа,всласть накуриться ломаной Примой,целые сигареты передавать было запрещено.
  -Чай положила?
   -Положила ,Коля,листьями который,и этот-горошинками.   
 -Гранулированный,а мыльное,рыльное?
 -Мыло,станки разовые,полотенца,белье мужское,а свитер не приняли,потому как зеленый,сказали на форму ихнюю похож неположено,мол,-Коля,-продолжала она,а тебе ж дали,-она подбирала слова-особенный какой то.

 -Особый.

 Я целиком был поглощен беседой матери с сыном,не обращая внимания на стенания моей жены о том,что она не такая дура,чтобы ко мне ездить,если посадят,а посадят обязательно,пусть ездят мои подружки-Лены,Тани из Питера и все остальные а ей нужно свою судьбу устраивать.

 Бабуля вновь спросила-Тебя же завтра отправят?

 -Если этап будет-то завтра,а нет-то когда будет.

 -Я дуреха старая,на автобус опоздала,хорошо хоть догадалась санки взять,часа три до города тянулась,а тебя,сынок,далеко отправят.

 -Далеко,тыщи две не меньше.

 -Далеко,задумчиво повторила старушка,-не добраться мне туда сынок,старая я уже.

  -Сынок-она как то по особенному взглянула на него,ее маленькие глаза наполнились такой теплотой и любовью-а  ведь больше я тебя не увижу.

  Я слышал и понимал ,что мать прощается с сыном.Навсегда.В дверном проеме стоял молодой рослый сержант,курил и пускал дым в потолок,но глаза предательски часто моргали,наверно он тоже что-то услышал и понял.

 В камере Емеля оживился,курил,осаживал чифир,нес какую то околесицу о людях с ним сидевших,неизвестных мне и потому безразличных,но ни тени волнения,переживания,на его лице я так и не увидел.Особый режим.

 Спустя месяц,получив срок,и ожидая когда приговор вступит в силу,я лежал на втором ярусе в камере следственного изолятора,и смотрел сквозь зарешеченное окно.Камера находилась на пятом этаже и был виден стадион со стоявшим сбоку от него храмом,почему-то называемом монастырем.А еще видна была тропинка,по которой 10 шагов,уже посчитано,должна была проити моя мама,выйдя из передаточной.Всего десять шагов,несколько секунд,но как же мне они были

 нужны и дороги.На воле заехать к родителям было некогда,и звонила мама всегда невовремя когда я был очень занят,всякой ерундой.Мать вышла и осторожно,чтобы не поскользнуться,пошла по ледяной дорожке к остановке. И я крикнул как в детстве

  -Мама.

 Метрах в двадцати от нашего корпуса располагался старый тоже забитый арестантами,между корпусами стоял такой галдеж,по сравнению с которым птичьи базары кажутся невинным воркованием влюбленных голубей.Но вдруг стало тихо,только был слышен отдаленный лай собак.Мама остановилась и удивленно посмотрела на пятиэтажку,точнее на сплошь зарешеченные окна.

 -Эх что за зэки пошли ни украсть ни покараулить-сорвался Иваныч мой сокамерник лет пятидесяти,с лицом похожим на сморщенный гриб,,он взял удочку,сделанную из нескольких деревяшек,вырезанных из скамейки и связанных между собой нитками,накрутил полотенце и высунул в окно.

 -Маши.


Мать ,увидев полотенце,несмело помахала рукой.
  -Все-увидела мамка,-теперь спокойно домой поедет,подитожил Иваныч,-а мы чифирнем,чтоб дорожка была ладная,да к дому привела без оказий.
 На нижней койке лежал еще один арестант-Колдун.
 -Фартовый ты,Монгол,-обратился ко мне,-мамка у тебя есть ,еще и дачки  возит,чтобы ты недоделков типа меня и Иваныча чифиром поил,а я своей не помню.Мы с Иванычем детдомовские.

     Прости меня,мам.Теперь у меня очень много времени поговорить с тобой,когда ты стала памятником.Почти каждый день.Я не верил,что мамы умирают,они ведь были всегда и должны быть всегда.Они просто улетают, как птички.