Сотворение чуда

Александр Нивин
Наших героев зовут так: врача - Сергей Семёнович, фельдшера - Николай (Колька). Первому тою весной  было 39, второму 40 лет. Но всем казалось, что Сергей Семёнович куда как старше - ему и все 60 можно было дать, тогда как фельдшер смотрелся на 30, не больше. И дело даже не в образе жизни и работы, не в том, что врач большую часть времени просиживал штаны в кабинете, принимая многочисленных пациентов (именно пациентов, а не больных), а также и презенты от них - за липовые справки... У фельдшера, тем паче на скорой, работа почти фронтовая: сел и поехал, вся жизнь в разъездах, в оказании первой медицинской помощи на дорогах и в разных домах - частных и общественных, даже и в банях...
Дело скорее в исходных материалах: врач сбит из какой-то тяжёлой плотной материи, у него к 39 годам при низком росте пребольшое пузо, одышка, двойной потрясывающийся при ходьбе подбородок и невыносимо тяжёлый взгляд профессионального вымогателя. А фельдшер сделан из чего-то лёгкого, как сухой тополь, и потому он лёгок, как пацан; а ещё он длинный, как жердь и даже стройный, и на него (хотя и носит он юношеские свои расклешённые брюки да устаревшие просторные пиджаки поры своей молодости) ещё поглядывают с некоторым интересом незнакомые женщины...
У врача за годы практики накопилась куча специализаций: он и терапевт, и невропатолог, и кардиолог... - словом, и швец, и жнец, и на дуде игрец. А фельдшер... он и есть фельдшер, то есть полевой врач. Ездит он на старом воинском уазе, изрядно разбитом, дребезжащем, с которым шофёр всё время возится - что-то меняет, латает, всячески химичит и изворачивается, лишь бы это ведро с болтами ездило, при этом чертыхаясь и проклиная больничное и городское начальство, которое только и знает, по словам шофёра, что казёнными деньгами свои бездонные карманы набивать... 

Конец апреля. Конец века - того самого, 20-го. Ярое солнце немилосердно пронзает небо и землю, и всё живое на ней. Говорят,  озоновый щит накрылся. Похоже, так оно и есть, думает один из двоих наших героев, потому как после редких теперь гроз нету и в помине специфического приятного запаха, который Николай помнит по детским годам, когда после гроз с непременными ливнями разносилось чудное благоухание - пахло озоном...
Николай едет на вызов в деревню П-во, что в 10 км от города. Там женщине плохо, позвонила соседка. Она же и встретила (платье в горошек, на лице растерянность), махая руками, чтобы подъезжали прямо к дому.
- Что случилось?
- Да вот... Алевтина Митрофановна... это её дача... она вообще-то в городе живёт... работает директором...
- Ну это не столь важно. Говорите по существу.
- Короче, она плавала по озеру, ловила рыбу... уже несколько дней кряду... ну и напекло, должно быть, голову... платок-то не носила...
Зашли в дом. На фоне более чем скромной обстановки на скамье у окна лежит эта самая директриса, телом короткая, как чурбан, жёсткие остриженные волосы с сивизенью, сама бледная, без сознания, дышит тяжело, изо рта - пена, одна щека "парусит".
Фельдшер потрогал рукой лоб пострадавшей - горячий. Поставил под мышку ей градусник. Как видно, больная в коме, зрачки равномерно сужены, в контакт не вступает; руки, ноги висят, как у тряпичной куклы. А кукла весьма упитанная, килограммов сто, не меньше.
Да-с, температура - за 40. Диагноз ясен: солнечный удар, осложнённый инсультом.
Николай открывает металлический чемодан, распаковывает шприцы, набирает необходимые лекарства, вкалывает внутривенно и подкожно.  И вдвоём с шофёром несут на носилках пострадавшую в уаз. Там фельдшер ещё и капельницу ей ставит... И  в путь! Поползли по кочкам, ухабам и кратерам русского танкодрома...
А температура у директрисы, несмотря на введённое в вену жаропонижающее средство, и не думала падать. Фельдшер распахнул на ходу все окна в машине, чтобы тело охлаждалось сквозняком, но это не помогло. Тогда он расстегнул на пациентке платье, разорвал сорочку, оголил догола её тело! И фактически обнажённую, но живую довёз до ЦРБ.
По закону надо в приёмный. Но времени нет бегать оттуда сюда и обратно, и он - прямиком, с носилками - вламывается в терапию, где есть палата интенсивной терапии. С нарушением всех инструкций.
Медсёстры поднимают вой: куда этот дурак лезет с лежачей бабой - тут уважаемые пациенты по месяцу очереди ждут, умаслив предварительно себе дорогу... И кому хочется возиться с лежаком!
- Опять этот придурок какой-то хлам с улицы приволок! - кричит старшая, намереваясь оплеуху отвесить незадачливому чудаку, который всех спасает, независимо от рангов и толщины кошелька.
Фельдшер молча проглатывает оскорбления и проклятья и кое-как с шофёром перегружают больную на пустующую функциональную кровать.
Все этого "Николу" матюгают, кричат врача (что это фельдшер самоуправничает!), и врач появляется из ординаторской, где пил с коллегами чай. Это Сергей Семёнович. Он вырастает над строчащим в коридоре на подоконнике сопроводительный лист фельдшером, как грозовая туча.
Фельдшер вежливо здоровается, подаёт доктору мелко исписанный бланк. Врач презрительно не смотрит на фельдшерскую писанину.
- Зачем ты привёз?
- Там солнечный удар, инсульт, кома...
- Всё собрал в кучу. Она алкоголик. У ней это на морде написано.
- Не пьёт вообще. Соседка сказала.
- А я говорю: она алкаш! На хрена ты её брал? Вот теперь вези назад!
- Нет, доктор, назад пути нет. Я привёз, а вы разбирайтесь. Она, кстати, директор фирмы...
- Какой ещё директор! Я сказал: забирай её отсюда немедленно!
Фельдшер развернулся и пошёл на выход. Вслед ему плевали, кричали медсёстры, санитарки - такую работу свалил, гад, на их шеи.
- Кому сказал: вернись! - гремит, как иерихонская труба, доктор, багровея, что налитой кровью клещ. - Вернись, кому говорю! Мирликийский! Ты пожалеешь об этом! Я так не оставлю!
Фельдшер (Мирликийский это его прозвище, пристало и пристало с годами, стало как фамилия вторая или даже первая), весь "в мыле", то есть в поту, с жутко подскочившим АД, забивающимся в перебоях изношенным сердцем, явился на "скорую". С тонкой улыбкой тонких подкрашенных тёмной помадой губ встретила молодая красивая заведующая.
- Коль, ты отвези по-хорошему бабу в деревню. Панов в ярости, весь телефон разбил. Это уже не он, а сам Евгений Леонидыч приказал.
- Я не повезу, - отрезал Николай. - У женщины кома.
- А Панов утверждает,  что это алкогольное опьянение. Кому верить? Сам знаешь, врачи умнее. Мы - кто? Недоучки. Вези, Коль.
- Нет, я не повезу. Я ж не киллер. Эту женщину спасать надо.
- Ну смотри, Мирликийский, доиграешься! Этот случай тебе с рук не сойдёт.
- Как вам будет угодно...
Заведующая кликнула другого фельдшера:
- Нина Георгиевна, придётся вам... Подъезжайте к терапии. Погрузите эту алкоголичку и отвезите в деревню.
- Колька ты Колька, - сказала пожилая. всеми уважаемая Нина Георгиевна и пошла исполнять приказ, захватив санитарку.
Уаз отъехал со двора.
Колька стрельнул у шофёра "примину" и пошёл курить, хотя и некурящий. И, когда он докурил до середины и, плюясь, вышвырнул эту гадость, подъехал только что отчаливший уазик. Нина Георгиевна, брюзжа, вылезла из машины, а за ней - санитарка с чемоданом и водитель.
- Что так скоро? - поинтересовалась заведующая, высунув отнюдь не тупой нос из своего кабинета.
- Эту тётку положили.
- Да ну! Так она не пьяная?
- Не знаю.
- Ла-адненько... Повезло тебе, Мирликийский. На этот раз.

Надо ли говорить, что Николая за тот случай почти весь персонал ЦРБ... возненавидел. Этот фельдшеришка дерзнул противоречить уважаемому всеми врачу, перед которым другие медработники так и стелятся, так и расстилаются и рассыпаются непременно в любезностях...
На другой день ехал Николай в центре города на своём допотопном велосипеде марки ЗИС (завод имени Сталина), глядь: по другой стороне проезжей части своей мелкой походочкой движется Сергей Семёныч. Заметил. И перебегает в неположенном месте - наперерез Николаю. Коля затормозил.
- А ты знаешь, ты знаешь, что у этой..., которую ты вчера привёз? Да она никакая не алкоголичка! - с места в карьер возбуждённо едва ли не кричит доктор. -  У неё инсульт, инсульт. Стала уже приходить в сознание.
- Ну и слава Богу.
- Такой мутный случай. Но вот теперь разобрались. Вот так...
И доктор, какой-то весь дёрганый, побежал дальше. И зачем только дорогу пересекал? Ведь Коля сразу, ещё вчера, назвал ему этот диагноз и в листе написал...
В пятницу вечером на скорой читали районку.
-О-о-о! Опять Сергея Семёновича хвалят! - говорил седовласый представительный фельдшер Степан Фёдорович, просматривая через очки в массивной оправе местную газету.
- Ну-у, докторов почти в каждой газете хвалят, - заметила пожилая Галина Кузьминична, врач, которая подрабатывает на скорой фельдшером. - И за что его так? За какие такие дела?
- Вот, чёрным по белому: мы, такие-то сякие, выражаем нашу глубокую благодарность и признательность талантливому врачу, врачу высшей категории и величайшей порядочности за спасение нашего близкого родного человека - мамы, бабушки, тётушки Бабаевой Алефтины Митрофановны...
- Коль, это про твою... которую ты с озера привёз, - со смехом напомнил Степан Фёдорович.
Николай сидел на кушетке, при входе, читал книжку (медицинскую). Хоть и слышал всё, но не среагировал никак.
- Говорят, вы с доктором поцапались, - продолжил седовласый коллега. - Ты что, диагноз ей поставил не тот? Решил, что баба просто пьяна?
Коля обиду проглатывал молча - как горькое лекарство.
Про его заслугу в деле спасения этой женщины никто в больнице не помнил. И о том, что доктор Панов ошибся, все быстро забыли. А вот про то, что фельдшер посмел огрызаться на приказы врача... это больничные работники запомнили железно. Многие теперь косились и отводили глаза при встрече, проходили недружелюбно с натянутыми, окаменевшими лицами.

Где-то недельки через три Судьбе было угодно столкнуть - нос к носу - Николая со спасённой им пациенткой. На дворе терапии, когда её выписали и горстка родственников и сослуживцев встречала её на пороге. Стояла, загораживая весь двор, синяя иномарка-фургончик. Из неё двое мужчин вынесли инвалидское кресло, застланное мехом, усадили в него больную, прикрыли ноги ей зелёным пледом. Ей дарили охапки цветов, целовали в щёчку ярко, крикливо одетые женщины в брючках.
На крыльцо терапии вышел Сергей Семёныч, его встретили овации. Он подошёл к улыбающейся счастливо директрисе, наклонился к ней, и она, обняв его толстоватой рукой, поцеловала. И прослезилась.
- Это мой спаситель. Я второй раз родилась благодаря его золотому сердцу и докторскому таланту...
Все аплодировали.
А настоящий спаситель скромно сидел в пропылённом на ста дорогах, провонявшем бензином, горячим маслом и хлоркой старом разбитном, чиненном-перечиненном уазе, подъехавшем к терапии. Фельдшер кропал на перегретом уазовском капоте "сопроводительный". Внутри машины лежал больной, немолодой пациент в остром состоянии. Помощь ему была оказана в полном объёме. Оставалось самое трудное - преодолеть жуткое сопротивление среднего и младшего персонала и убедить врача госпитализировать этого несчастного.
Уазу было не пробиться к порогу отделения, где происходила церемония расставания-встречи. Доктор улыбался, весь в цветах и обожании публики. И тут из грязного уазика грубо посигналили. Фельдшер в несвежем мятом халате (будто только что с передовой) вежливо попросил водителя иномарки отъехать.
- Каков наглец, - презрительно сощурясь, сказала спасённая .
- Тупой фельдшер, - отозвался ей в тон доктор-спаситель.
Директрису мигом загрузили. Иномарка стала плавно отъезжать, уступая путь скорой.
- Ну кого ты опять привёз? - спросил неохотно спускающийся с небес уважаемый доктор.
- Здравствуйте, - сказал фельдшер.
- Ну, ну, без предисловий.
- Острый инфаркт миокарда у мужчины...
- И  где ты только собираешь этот... хлам.
- Собирает всех пьяниц по помойкам, - заругалась было старшая.
- А ты почём знаешь, что у него инфаркт? - придрался врач. - Вези-ка ты его, голубчик, откуда взял!
Потом врач сильно нахмурился, будто что-то с трудом вспоминал. И  добавил себе под нос:
- А что ты ему колол?
- Здесь всё написано.
- Давай твою писюльку. Если инфаркт не подтвердится - повезёшь деда домой за свой счёт, на такси. Кажется есть одно место, Елизавета Павловна?
- Да. Дуракам везёт.
Иномарка со свежеиспечённой инвалидкой плавно выехала за больничные ворота, плавно покатила по улице. Скорая подъехала к крыльцу. Пожилого пациента под брань и чертыханье персонала (в адрес фельдшера) шофёр с фельдшером, сгибаясь от тяжести понесли в "интенсивную" палату.
И  всё повторилось, как повторяется всё в этой жизни. Всё, кроме самой жизни...

2019 г.