Я всегда завидовала Тате. С первой нашей встречи.
Столько лет прошло, а помню всё до мельчайших подробностей.
Вообще-то официально мы считались подругами ещё с тех давних пор, когда вместе оказались в подготовительной группе детского сада. Меня привела мама. Ходить в группу, в которой так много мальчиков и девочек, мне не хотелось. Но так как моя старенькая няня серьёзно заболела, оставить меня было не на кого. Это и решило мою судьбу. Мама торопилась на работу, поэтому не церемонилась со мной. Я же орала как резаная! Еле передвигала ноги, вырывала руки из маминых цепких пальцев, но было совершенно понятно, что сила не на моей стороне. Зарёванная и обидевшаяся на весь свет, я стояла у своей детсадовской ячейки, куда мне велено было складывать вещи, когда вдруг появилась Тата. Достаточно рослая для своих шести лет, тоненькая, как тростинка, она казалась какой-то инопланетянкой в мире привычных лиц и привычных представлений.
Тата огляделась по сторонам, и взгляд её остановился на моей зарёванной физиономии. Никогда не забуду её участливое лицо.
- Тебе помочь? – улыбнулась она.
- Обойдусь, - огрызнулась я и буквально носом влезла в свою ячейку, не желая больше привлекать внимания странной девочки.
Тата не отставала. Уже во время завтрака она предложила мне сесть за её столик, чем вызвала умиление воспитательницы, которая явно благоволила к своей подопечной. Сейчас – то я понимаю, что в нашей группе Тата была королевой. На всех утренниках ей доставались самые лучшие роли: от Красной Шапочки до Снегурочки. А ведь я так мечтала сыграть роль внучки деда Мороза! Она должна была быть только моей. У маминой портнихи мне сшили костюм Снегурочки, даже сапожки из плотной ткани, украшенные яркими блёстками, были под стать уютной шубке. Но Надежда Николаевна, воспитательница нашей группы, кроме Таты, никого в этой роли не видела. Я ныла, просила маму вмешаться. Видно, что попытка как-то повлиять на ситуацию всё же была. Как оказалось, заведующая настоятельно рекомендовала воспитателю взять на роль Снегурочки дочь товарища К. Но Надежда Николаевна оставалась непреклонной. А я с каждым днём всё больше погружалась в едкую, выворачивающую наизнанку, зависть. Как с этим бороться, я не знала.
Все мои потрясающие игрушки: роскошные куклы с завитыми волосами, клоуны в смешных панталонах, раскачивающийся в разные стороны Синьор Помидор - не производили на Тату никакого впечатления и не заставляли её сожалеть о том, что сама она таким богатством не обладала.
Но зато у Таты была замечательная семья! Своего отца я практически не видела. Только в выходные, когда после плотного завтрака он в изнеможении откидывался на стуле и, промокая пот, выступивший от горячего чая, начинал спрашивать меня о моих успехах. За многие годы вопросы не менялись, менялись только наименования учреждений. Сначала был детский сад, потом школа. Потом тем же тоном он спрашивал меня об учёбе в институте. Мне всегда казалось, что отец не испытывал ко мне особых чувств, а спрашивал просто из необходимости хоть как – то продемонстрировать самому себе и окружающим, что он интересуется дочерью и в курсе всех её проблем. Мне кажется, что мама его немного побаивалась и старалась лишний раз не создавать ему никаких сложностей, избегая разговоров о том, что могло бы нарушить его привычную жизнь, поэтому многое от отца скрывалось. Мама была моложе папы лет на двадцать. Её тонкая пленительная красота вызывала откровенный восторг. Я видела, как на неё смотрели: мужчины – с восхищением, женщины – с завистью. Став взрослой, я задумалась над тем, почему она выбрала моего отца, человека жёсткого и невнимательного. Как мне казалось, она не была с ним счастлива. Другое дело – семья Таты. Отец её работал врачом, мама учительницей. В доме царили любовь и радость. Может быть, поэтому Тата никогда никому не завидовала, ведь подсознательно уже тогда понимала, что такое счастье. И мне кое-что перепало от этой любви. В доме Таты меня всегда принимали с радостью. Ждали отца с работы. За стол с красивой скатертью усаживалась вся семья. В углу, поближе к тете Наташе, всегда стоял супник, из которого мама Таты разливала по тарелкам рубиновый борщ. Много шутили, разрешалось говорить и малышкам, так называл нас Татин отец. Я, конечно, робела поначалу, с непривычки, но, чем чаще я оставалась у Таты обедать, тем проще мне становилось обсуждать с дядей Алёшей любые вопросы. Никаких нелепых сюсюканий, миленьких прозвищ, показушной нежности. Просто внимание и неподдельный интерес друг к другу.
Бывая у Таты, я завидовала ей ещё больше. Меня не смущало то, что я – профессорская дочка, живу в отдельной трёхкомнатной квартире, что за моим отцом каждый день приезжает служебная машина. Нет, всё это не имело никакого значения, и не шло ни в какое сравнение с тем богатством, которым обладала Тата. В огромной коммуналке было так много интересного, что вся моя жизнь показалась мне в одночасье пустой и скучной. В глубине нескончаемого, казалось, коридора стоял кованый сундук, старинный, с какими – то странными надписями на непонятном языке. Сверху он был покрыт таким же старинным ковром, местами проеденным молью, но не потерявшим из-за этого ни капельки своей значимости. Мы с Татой забирались на него с ногами, что мне категорически запрещалось дома, и шёпотом рассказывали друг другу о том, что нельзя, по нашему разумению, было говорить вслух. Уже потом я поняла, что меня так привлекало в Тате. У неё была та свобода, которой я была лишена. Тата же в большей степени была предоставлена сама себе. Родители работали допоздна, а бабушка, на попечении которой она была оставлена, всегда готовила для своей внучки её самые любимые блюда. Как сейчас помню, вкус малинового киселя с молоком и пирога с яблоками. И ещё я помню собачий вальс в исполнении старенькой, загадочной соседки, к которой мы периодически с удовольствием наведывались. А какие она пекла ватрушки…
В школу мы тоже пошли вместе. Мне казалось, что если упущу Тату из виду, я потеряю ту опору, которая помогала мне преодолевать любые препятствия. Нет, это не было волей, силой характера. Все мои действия, мои успехи и мои преодоления подпитывались исключительно завистью. Я должна была быть если не лучше Таты, то хотя бы равной ей во всём. Все школьные годы я словно держала руку на пульсе, постоянно подстраиваясь под Татины таланты и способности. И всё равно, даже несмотря на мои старания, она часто оказывалась впереди! Выпускное сочинение Тата написала на «пять». Мои успехи были значительно скромнее. Учительница литературы, Светлана Михайловна, полчаса расхваливала работу Таты, о моём же опусе сказала буквально два слова, уточнив, что я так и не использовала до конца все свои возможности и сделала всё прилично хуже, чем могла бы. В этот момент я не просто завидовала Тате, я её ненавидела! И как!
Когда встал вопрос, куда идти учиться, Тата, не колеблясь, выбрала медицинский. Не знаю, может быть, на её выбор повлиял пример отца, искреннего и самоотверженного человека, отдававшего любимому делу всего себя без остатка. Я ни к чему особого интереса не проявляла, поэтому определиться с тем, чем хочу заниматься, никак не могла.
Но опять же, представив себе подругу в белом халате, выписывающую рецепты и легко определяющую болезни по симптомам, я ощутила, как внутри привычно шевельнулось знакомое чувство. В этот вечер я объявила родителям, что иду в медицинский. К моему удивлению, отец согласно похлопал меня по плечу, выразив, таким образом, полную поддержку. Что касается мамы, то она обрадовалась, что я наконец-то нашла применение своим силам.
На последнем курсе Тата влюбилась серьёзно и бесповоротно. Доверяя мне свои сердечные тайны, она совершенно не догадывалась, какие чувства обуревают меня. Она была настолько искренна и естественна, что не могла даже представить, что кто-то может испытывать муки ревности оттого, что другому человеку так хорошо. Я всеми силами, которые были у меня на исходе, демонстрировала радость по поводу всего происходящего в жизни Таты, а на самом деле червь зависти точил и точил меня изнутри. Ну, почему, почему ей всё лучшее? За что? За какие такие заслуги? Антон жил с нами в одном доме. Его отец работал в МИДе. Антон учился в МГИМО. Отец Таты был фактически семейным доктором в этом доме, поэтому молодые люди знали друг друга с детства. В какой-то момент они оказались на дне рождения общего знакомого, и неожиданно для всех у них как-то быстро закрутилось. Не могу сказать, что я была влюблена в Антона. Он был совершенно обычным парнем, вокруг меня вились экземпляры и получше. Но он казался мне весьма перспективной партией. Уже в самом начале учёбы мои родители поговаривали, что Антону прочат большое будущее, что он очень талантлив и умён, а я все эти разговоры впитывала как губка. Мне всегда хотелось как-то изменить свою жизнь, наполнить её каким-то свежим воздухом, почувствовать и пережить что-то особенное. Отец Антона много ездил за границу, от его матери всегда пахло французскими духами, недоступными на тот момент простым смертным, и я чувствовала необходимость хоть как-то прикоснуться к этому волшебному миру. Но главным мотивирующим фактором всё равно оставалась Тата. Я стала свидетельницей развивающегося романа, испытывая такие муки ревности, какие не снились, наверное, даже шекспировским героям! Меня возмущало то, как благосклонно встречали Тату в семье Антона, как тепло относились к ней. Неужели такая простушка заслуживает того, чтобы стать женой дипломата? Что она понимает в жизни? Разве знает толк в хороших манерах и правильном поведении? Вот я бы всем показала, какая из меня королева, как я могу вести себя за столом, как грамотно пользуюсь столовыми приборами, как с достоинством поддерживаю светскую беседу.
Желание сделать Тате больно было настолько сильным, что я еле сдерживала себя. Почему всё ей, ей одной? Что в ней такого, чего нет во мне? Эти мысли, казалось, перекрывали мне кислород, и я чувствовала, что от избытка желчи начинаю задыхаться. Случай унизить дорогую подругу вскоре представился. Антон сильно простудился и загремел в больницу с воспалением лёгких прямо перед сессией. Тата, конечно, как декабристка, готова была проводить рядом с любимым дни и ночи, читая ему учебники и объясняя пропущенный материал. Вот только мама Таты сдавала просто на глазах и тоже требовала её постоянного внимания. И когда это Тата так мастерски научилась ставить уколы и капельницы, удивлялась я, ухитряясь завидовать даже этому. В один из холодных февральских дней измученная и уставшая, она попросила меня подменить её на один вечер в палате Антона, чтобы побыть с матерью. Я согласилась, не раздумывая. В моей голове уже зрел коварный план обольщения, тем более, что Антон не отличался особой порядочностью и силой воли: ведь не раз видела, что он и в присутствии Таты откровенно разглядывает других девчонок. Словом, в этот день решалась моя судьба. Я продумала каждую мелочь в своём наряде. Знала, знала точно, что клюнет, не сдержится, отреагирует на мой умопомрачительный алый костюм. Всё это я понимала. Но моей основной задачей было не столько произвести впечатление на Антона, сколько сделать так, чтобы Тата застала своего благоверного на месте преступления. Пусть она поймёт, что такое боль! Поэтому я сразу сослалась на то, что сидеть долго не смогу, подменить – то на время, подменю, но ненадолго. Тата должна была сменить меня через пару часов. Путь был открыт!
Антон оказался слабее, чем я думала. Мои признания в том, что он мне нравится безумно, но я не могу быть с ним, потому что очень люблю Тату и не хочу сделать ей больно, по-моему, сильно сказались на его самолюбии. Словом, всё пошло именно так, как я задумала. В тот момент, когда мы целовались, хлопнула дверь. Обернувшись, я увидела Тату. Я никогда не видела её такой. Стены в больнице были выкрашены в светло - салатовый цвет, а искусственный свет добавлял ещё какой-то зловещий оттенок. Так вот Тата, как мне показалось, была такого же странного бледно – салатового цвета. Она постояла пару секунд и, ничего не сказав, выскочила из палаты. Сначала я даже вскочила, чтобы бежать за ней, но потом сама себя остановила, решив, что лучше остаться, это подействует на неё сильнее. Я не ошиблась. Несколько дней Тата не ходила на занятия. Как сказала наша кураторша, по причине сильного душевного волнения, вызванного болезнью матери. Но я – то знала, кто был причиной этого волнения!
Я мысленно готовила себя к встрече с подругой. Выстраивала возможные диалоги, уже заранее празднуя победу! Противник повержен, и мне ничего не стоит, как победительнице, просто проявить снисхождение. К моему удивлению, Тата не стала устраивать никаких разборок. Когда она вновь появилась в институте, просто подошла ко мне как ни в чём не бывало, всем своим видом давая понять, что мужчины приходят и уходят, а женская дружба остаётся при любом раскладе. Таким образом, я снова была в пролёте. Успокаивающего душу триумфа не получилось…
На нашу с Антоном свадьбу Тата не пришла, что всем показалось вполне естественным, но прислала с курьером огромный букет моих любимых лилий и чайный сервиз в нарядной коробке. Открытка, написанная каллиграфическим почерком, изобиловала восклицательными знаками, подтверждающими стремление автора подчеркнуть всю душевность перечисленных пожеланий. В этот день, несмотря на торжественность происходящего, я чувствовала себя униженной и разбитой. Всё повторялось. Тата, как всегда, правила бал…
Вскоре меня всё это перестало особо волновать, потому что после окончания учёбы Тату мы больше не видели. А после того как на встрече одноклассников кто-то сказал, что её вроде бы и нет в живых, забыли вовсе…
Мы с Антоном жили практически на два дома. Когда он приезжал по работе в Москву, я сопровождала его. Так и не избавилась от подозрений за долгую совместную жизнь. Почему-то всегда перед глазами вставала та картинка из больницы. Ведь он вроде бы любил Тату, а подвернулась ситуация, так сразу и воспользовался ею.
Но за долгие годы брака я тоже как-то успокоилась. Всё сложилось в моей жизни как нельзя лучше. Жизнь била ключом. Удачное замужество, интересная работа в ведущей фармацевтической фирме, жизнь за границей, дом, особняк… Теперь не я, а мне завидовали. О чём ещё можно было мечтать! Да, не было детей. Неудачный аборт по глупости, конечно, жаль, что так получилось. Всё казалось, что не время, не нагулялись, а потом, когда нагулялись, было уже поздно. Раньше надо было принимать меры, начинать лечение, но Антона тогда перевели на работу во Францию, было не до больниц и врачей. Мы исколесили всю страну! Столько разных впечатлений! Антон чуть не приобрёл под пьяную руку пару виноградных плантаций, хорошо, что успела его вовремя остановить! Сначала очень переживала, что так и не родила ему наследника, потом всё как-то притупилось, погасло, закрылось новыми эмоциями, и больше я об этом и не вспоминала. Да, и Антон молодец, никогда при мне разговоров о детях не заводил. Потом я даже убедила себя, что ему это и не больно-то нужно, и всё пошло по-старому…
Этот день я помню так ясно, как будто всё было только вчера. Антон полетел по делам в Москву, и я поехала с ним. Приближался день моего рождения, и муж предложил мне пойти в театр, а после отметить это событие в том ресторане, который я сама предложу. У Антона всё везде было схвачено. Мальчик, выросший в семье дипломата, с детских лет имел представления о том, что и как нужно в этой жизни делать. То количество связей, которое время от времени демонстрировал Антон, поражало своим качеством! Кого там только не было! Для нас в любое время все двери были открыты! Антон с утра позвонил кому-то, и вечером нас ждали в театре лучшие места.
Я всегда долго продумывала свои наряды. Мне было важно соответствовать обстановке. В процессе перерытого и перемеренного я остановилась на потрясающей шубке, которую Антон привёз мне из Италии и чёрном платье в пол, которое прекрасно дополняло колье, опять – таки подарок Антона.
Спектакль был великолепен. Мы вышли из зала, обсуждая игру актёров. Вечер удался на славу. Ещё бы выпить красного вина, поужинать в компании любимого мужа…
- Тата?!- голос Антона дрожал от недоумения.
Я повернулась. В гардеробной стояла женщина и внимательно смотрела на нас. Видно, вспоминала. Всплеснула руками.
- Сонечка, Антон! Боже мой, боже мой!
Она рассмеялась так искренне и счастливо, как могла смеяться только Тата. Теперь и у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что передо мной подруга юности.
Всё такая же - хрупкая, с тонкой талией, но лицо испещрено мелкими морщинками. Она, конечно, сдала за эти годы - возраст и с этим ничего не поделаешь, но как сияют ее глаза… Оторопь прошла. Мы, перебивая друг друга, задавали вопросы и, не дожидаясь ответов, задавали следующие.
- Тата, ты как здесь? Почему? – Антон не мог скрыть разочарования. Ты – и гардеробщица. Неужели ничего приличнее не нашлось?
Тата опять рассмеялась.
- А по-моему, вполне прилично. Театр ведь начинается с вешалки, так я получаюсь весьма важным компонентом всей этой системы. Куда же без меня!- Лицо стало серьёзнее. - Дочь родила, близняшки у неё. Они с мужем тоже в медицинском учатся, - она улыбнулась, - так что, у нас династия врачей намечается, муж – то у меня тоже врач. Ребятам надо было помочь, и мы решили, что до садика я с ними понянчусь, а там видно будет. Вот и ушла я из больницы, в которой проработала много лет. Что мне престиж? Какая разница, где и кем работать? - сказала с чувством собственного достоинства. - А здесь очень удобно. Днём - с детишками, а вечером – в храме искусства. Чем не красота!!! - Она улыбнулась светло и радостно. - Зато каких мальчишек вырастила! Уже болтают вовсю, хоть и держатся пока за бабкину юбку. Не любят без меня оставаться. Да я вам сейчас фотографию покажу, - она достала из сумочки фото, - это мы у нас на даче. Вот это мой муж, а это дочь с малышами. Приезжайте к нам, дом у нас большой, всем места хватит.
Я впилась в лицо девушки на снимке. На детей даже внимания не обратила. Всё внутри меня похолодело. Сквозь девичьи черты на меня смотрел Антон. Так вот почему Тата исчезла так неожиданно, никому ничего не сказав! Я посмотрела на Антона. По его бледному лицу было ясно - он всё понял. Зная Тату, могу поклясться, что она показала снимок дочери без всякой задней мысли. Столько лет прошло, страсти забылись, осталось важное - помочь дочери поставить детей на ноги. Она говорила о внуках с такой гордостью, что у меня от злобы защемило сердце.
Разговор потихоньку сходил на нет.
Мы обменялись телефонами, скорее по привычке, чем по необходимости, попрощались и вышли на улицу. Я шла быстро, Антон семенил сзади. Открывая дверь машины, пристально посмотрел мне в глаза, будто проник в мои мысли. А мысли были самые – самые отвратительные. Куда девалась горделивая осанка, уверенность в своей неподражаемости! И пусть я сто раз повторяла себе, что на моём фоне Тата - серая безликая неудачница, ничего не достигшая в жизни - всё было бесполезно! Зависть, едкая и изматывающая, вновь проникла в меня, сжигая нутро. Тата даже при всей своей незаметности и незначительности, всё равно оставалась победительницей!
Всю дорогу до дома мы с Антоном не проронили ни слова…