Глава первая. Дорога

               
- А мы поедем по Ярославскому шоссе? – спросил меня Егор.
- Да Егорка.
- Значит это в сторону Архангельска? – уже с пониманием дела спросил сын.
- Да. Не доезжая его километров пятьсот примерно будет, - пояснил я, понимая, что он прекрасно уже понял куда мы едем.
Ведь еще совсем недавно, буквально пару дней назад он ничего не знал о направлении нашего движения. Он только мог догадываться об этом.
Дело в том, что я и сам не был уверен в выборе нашего рождественского путешествия, еще неделю назад думая о том, что нашей целью станет Нижний Новгород. Ведь это всего лишь в четырех ста километрах от Москвы и добраться туда, куда легче и быстрее нежели чем до того, неожиданно пришедшего мне в голову – направления.
Кириллов Белозерский. Почему? Да, если честно, то я сейчас только начал понимать – почему. А пока мы съезжали с МКАД на Ярославское шоссе ища знакомую нам, находящуюся по правой стороне заправку Би-Пи, где я уже последние лет восемнадцать заправляю свои, теперь уже изредка меняющиеся - машины, не смотря на всеобщее презрение и ненависть окружающих к моему, таковому решению, да и к наличию у них девяносто пятого бензина Altimet, который дороже просто девяносто пятого. Возможно я этим задеваю чьи-то личные интересы, или взгляды на жизнь, а может быть и просто переворачиваю с ног на ногу все представление об образе жизни? Не знаю. Но, мне так было удобно в далеком две тысячи первом году, и я привык к уровню сервиса и возможности не брать в руки, пахнущий бензином «пистолет» шланга бензоколонки.

- Может быть купить лопату? – спросил я Егора за два дня до поездки, когда мы с ним заехали в ИКЕА за намеченными мною покупками, продираясь в обезумевшей от новогодних праздников толпе, пытающейся купить хоть что-то со скидками, и в неимении таковой возможности, цепляющей в свои растопыренные руки все, что попало, лишь бы не уйти с ни с чем.
- Не знаю. А куда мы едем? – сказал он.
- На север. Наверно там очень много снега.

В Москве шел третий день дождь, который к тому времени смыл последние признаки и намеки зимы. И если бы не календарь, навязчиво говорящий в ту ночь, что она с тридцать первого декабря на первое января, то я бы подумал, что над Москвой разразилась сильнейшая гроза.
Но, сегодня молний не наблюдалось, да и грома не было слышно. Только лишь тревожная небесная синь над головой и дождь, дождь, дождь. Он лил, не переставая и не смотря на то, что это моя любимая погода, какое-то нескончаемое уныние не покидало меня. Нельзя сказать, что мне бы хотелось солнца, или тепла – нет. Но больше находиться во всей этой поступающей совершенно одинаково, как один живой организм – толпе, было больше невыносимо. Хотелось воздуха и свободы. Хотелось куда-то бежать. Далеко, далеко, в другие, не знакомые края, где я еще не был, но, где мало людей, точнее нет, не так, не мало, а скорее те люди, которые там, не занимают собой столько пространства, помещаясь на гораздо меньшей площади, не пытаясь стараться выглядеть гораздо больше чем они есть на самом деле.
Но, я боялся этого места, не понимая почему. Пытался подготовиться к нему, как только позволяла мне ситуация. И эта лопата возможно и была некой мнимой защитой в моих дальнейших действиях.
- За лопатой надо в Леруа идти, - сказал Егор
- Да Егорка… Знаешь… не буду я никакую лопату брать. Не нужна нам лопата. Хотя это и север, но доедем как-нибудь с Божьей помощью. Не надо заранее бояться того, чего еще нет.

- Полный бак Altimet, - сказал я заправщику и пошел в сторону здания заправки.
- А ты разве Altimet заливаешь? – удивился Егор.
- Да, я же тебе говорил об этом. А что?
- Просто я никогда не обращал на это внимания.
- Просто ты взрослеешь.
Первый раз, когда мне удалось выехать в путешествие из Москвы не борясь, при этом с пробками. Всегда, когда бы я не выезжал, будь то лето, или зима, утро, или ночь – всегда, как на подступах к Москве, так и на выездах из нее творился страшный коллапс. Сегодня же дорога была полностью пуста.
- Где все люди? – произнес я мысль вслух в виде вопроса.
- Спят наверно, - предположил Егор.
Безусловно Москва еще вся спала, как во всех тех случаях, когда я ее покидал на рассвете, но сегодня ее дороги были пусты по другой причине. И я думаю, что виной тому кризис в стране.
- «Но ведь никакого кризиса нет!» - скажете вы.
- «Да» - соглашусь я. Кризиса нет. Но он есть и не в стране, а скорее всего  в нас самих. Это начало нового года для меня оказалось хоть и не совсем обычным, но и тем ни менее не таким уж и новым, как то, которое было ровно год назад. Тогда, новогоднюю ночь, я провел в полном одиночестве, в пустой, свежеотремонтированной квартире и лег спать ровно в девять часов вечера, зная, что предстоит новогодняя канонада, вставив по этой причине в уши беруши. Это была очень спокойная ночь, в тишине. И она меня излечила. Именно после нее я и отказался от беруш, с которыми спал уже последние лет десять наверно.
Проснувшись, я оказался в другом мире, в другой стране, в другой квартире. К тому моменту у меня уже не было телевизора, от которого я отказался вполне осознано, поняв, что в моем новом интерьере для него просто и нет места физически. Мне стало легче переносить одиночество. И может быть когда-то именно тогда я понял, что в пустоте есть все. Все то, что нужно для жизни. С любой полки своего сознания можно достать все что угодно, а правильнее будет сказать, все, что нужно тебе именно в этот момент.
- «Нет, это все дело в том, что у тебя не было тогда совершенно денег и ты отдавал при этом еще и долги, в которые ты залез после ремонта» - скажете вы. Но, нет, как оказалось позже, все дело совершенно не в этом. Но, именно отсутствие денег и повлияло на зарождение какого-то нового образа жизни, не веданного мне ранее, но хорошо известного из рассказов других людей. Я знал, что такая жизнь возможна, но не был способен в нее погрузиться самостоятельно. «Значит это моя дорога и моя судьба, если так все складывается» - так думалось мне тогда.
И этот новый год я встречал с братом, который приехал ко мне в гости.
- Я возьму телевизор, - сказал он.
- Валера, зачем? – попытался возразить я.
- А вдруг будет скучно? – усомнился он.
- Не будет. Вы все прям с ума по сходили.
Я не хотел пить тогда, так, как и не пил до этого пару месяцев практически ничего, только изредка покупая себе бутылочку джин-тоника. Но так же побоялся, что нам будет скучно и смирился с присутствием водки.
Мы просто разговаривали и пили. Зашел Андрей. Посидел с нами часик и ушел к своим. Нам не было скучно. В половине двенадцатого началась артподготовка, которая ближе к двенадцати часам ночи, превратилась в массированную ковровую бомбардировку всех зомбированных территорий.
Обессиленные мы легли спать, примерно в половине первого.
Я очень люблю праздники, но еще больше стал их любить последнее время. И любовь моя к ним крепчает в основном только лишь от того, что в эти дни, возможно, остаться одному в квартире, никуда не вылезая, не сталкиваясь с обезумевшей толпой. В эти дни можно мечтать, думать о том, о чем бы именно в этот момент и хотелось подумать. В эти дни, звонок телефона подобен взрыву авиационной бомбы.
Но, раньше все было не так. Пустота меня пугала своей незаполненностью. Мне хотелось все время куда-то ехать, бежать, спешить успеть что-то. Но я не понимал – зачем? Было только лишь тупое, необъяснимое желание покинуть стены и оказаться где угодно, но только в каком-то новом, еще не знакомом мне месте.
Что-то произошло во мне за последние годы, что-то очень сильно меня изменило.

Перед нами было совершенно пустое, еще по ночному темное Ярославское шоссе именно тот его участок, где нарисовано семь полос в каждом направлении. Зачем, для чего это было сделано? Сейчас, в этот ранний, утренний час, становилось совершенно непонятно, казалось, что город весь уничтожен взрывом водородной бомбы. А ведь это всего лишь незначительное сокращение зарплат у большей части его населения, лишенного теперь возможности тратить их на что-то, такое ненужное, но в то же время необходимое.
В эти новогодние каникулы мало кому удалось покинуть границу страны. Многие, сидя у себя дома, оказались способны финансово только лишь на каждодневное посещение, размножившихся по всему периметру города – Ашанов и МЕГ. И только лишь те, у кого есть джипы, да и то далеко не все, покинули город, прицепив сзади огромные прицепы с снегоходами, или лодками – отправившись на покорение близлежащих, еще существующих участков природы. А некоторые из них даже рискнули заехать и в дальние края, отъехав от Москвы на пятьсот километров и более.

Мы ехали в одиночестве по шикарной, качественной дороге, все больше и больше отдаляясь от города. Она позволяла разгоняться и до ста пятидесяти километров в час, если бы не камеры, фиксирующие попытки нарушить скоростной режим. Местами трех полостное, скоростное шоссе шло через населенные пункты, насыщенные светофорами и переходами, разрушая все попытки победить пробки путем расширения трасс за счет дополнительных полос.
- Мы едем в Кириллов, а это не доезжая примерно километров шестьсот до Архангельска, – вдруг сказал я.
- А что там?
- Там Кирилло-Белозерский монастырь.
Дело в том, что еще пред новым годом я спросил Егора, не называя конкретно города.
- У меня два маршрута. Куда именно ты бы хотел поехать?
И он ответил мне.
- Мне все равно.
И это «все равно», прозвучало тогда не как полное безразличие и равнодушие к выбору маршрута, а скорее наоборот, как полное доверие ко мне, к человеку, заслужившему его еще в предыдущей нашей поездке. Мне было очень приятно почувствовать это, и я очень хорошо ощущал на себе тяжесть данной ответственности при выборе направления. Может быть именно поэтому я и изменил его, не поехав в Нижний.
- Ты знаешь, мы сейчас проезжаем мимо Радонежа.
- Да пап. Тут наша дача.
- Так вот, именно Сергий Радонежский благословил Преподобного Кирилла на основание Кирилло-Белозерского монастыря. Это было своего рода освоение севера России. Они были вдвоем. Кирилл и Ферапонт. Оба православные монахи, они шли на север, к Белому озеру и не знали тогда, где именно найдут то место под монастырь. И нашли его на берегу озера Сиверское. Потом уже, через несколько лет Ферапонт пошел дальше не несколько километров и основал Ферапонтов монастырь. Мы должны обязательно доехать туда. И я думаю, что эта поездка у нас будет не просто развлечением. Она будет тренировкой. Понимаешь, дело в том, что потом, несколько позже, Преподобный Кирилл благословил монахов Зосиму и Германа на основание Соловецкого монастыря. Ты знаешь, где он.
- Я забыл.
- Я же тебе говорил, что он на острове, который находится в Белом море. На севере все белое, даже вода. Она кажется таковой от ее температуры, которая холоднее чем в южных водоемах.
- А, вспомнил.
- Вот и мы, как мне кажется, должны начать с малого. И это малое тоже не так-то просто дается. Но, ведь мы уже едем? Поэтому обязаны доехать.
- А дальше?
- А дальше, если все будет хорошо, то нам предстоит дальняя дорога на белое море, а может и дальше на север, в Мурманск. Но, это все уже в мае месяце.
Я ехал, не нарушая скоростного режима по принципиальным соображениям. Понимая, что Господь все видит и решает где-то там, у себя на небе - пропустить ли нас к нашей цели, или заблокировать пути. Да и нарушать-то не хотелось. Зачем? Ради чего? Чтобы добраться побыстрее к цели? Но, зачем эта скорость? С годами я стал медленнее, причем иногда эта медленность во мне была даже несколько наигранна и искусственна. Но. Теперь без нее мне приходится иногда даже и тяжело.
- Само Белое озеро чуть в стороне от Кириллова, примерно километрах в ста, но мы обязательно должны на нем побывать. Оно очень похоже не море. У него не видно противоположного берега из-за его размера. А иногда так хочется побывать на море, особенно в дальнем путешествии. Оно успокаивает. Но, в нашем случае еще рано увидеть море. Но мы постараемся посмотреть на озеро, которое такое же белое, как и северное море, с той лишь разницей, что в нем не соленая вода, - сказал я.
- Значит, мы должны будем проехать через Ярославль? – спросил сын.
- Да. Но мы не будем никуда заезжать. У нас другая цель. Только в Вологду.
- Да, мама мне сказала, кажется про этот город.
- И что она сказала тебе?
- Что город красивый и что там нужно погулять.
- Да. Она спрашивала меня, куда и с кем мы едем, и я ей все сказал. Это тебе я не говорил. А ей сказал, что в Кириллов. Понимаешь нам по любому ехать через Вологду, а значит, мы не просто проедем через нее, а еще и погуляем в ней чуть-чуть, посетим все музеи ее кремля. А в Ярославле мы с тобой были еще, когда ты был маленький, ты должен помнить. Тогда мы все вместе путешествовали с мамой.
- Да, я все помню.
- Я еще хотел, чтобы мы проехались на «Ракете», или «Метеоре», сейчас я уже и забыл, как они правильно называются.
- А что это.
- Это такие речные, пассажирские катера на подводных крыльях.
- А почему мы тогда поплыли на простом катере?
- Потому, что их к тому времени уже не было. Все судоходство по Волге, к тому времени сильно сократилось. Россия судоходная страна. У нас очень много рек, поэтому и дорог-то практически нет. Но, сейчас и реки-то никому не нужны. Осталась одна дорога из Питера, которой-то собственно тоже нет, точнее ее строят уже восемнадцать лет.
- А почему так долго?
- Не знаю Егор. Может быть, они добиваются каких-то необычных результатов? Например, по скорости строительства, или, по его стоимости. А может быть о времени в пути по данному отрезку дороги, ведь оно за эти восемнадцать лет выросло вдвое.
- Как это?
- А я сам и не знаю – как. Эти люди творят чудеса. Им подвластно все, и время и расстояние.
- А, ты в этом смысле, - улыбнулся, зная мой юмор Егор.

- Смотри, это озеро Неро. На его берегу стоит Ростов, но не просто Ростов, а Ростов Великий.
- А почему Великий?
- Потому что есть еще Ростов на Дону.
Мы проезжали озеро Неро. Оно находилось по правую руку.
- И все же оно не очень большое, - сказал я.
- Почему пап? – спросил Егор.
- Потому что Белое, гораздо больше. Отсюда и название реки Нерль, которая впадает в него. Это греческое слово, как мне говорили. И по-гречески оно значит просто вода. Но, еще раз говорю, мы заезжать никуда не будем сегодня, кроме Вологды.
- Да, я знаю папа.

Сразу же за Ростовым был Ярославль. Но я не хотел заезжать в город и по возможности обошел его по самому краю.
- Знаешь Егор, по древнеславянски, если можно так выразиться сегодня, потому что я уже, например, и не понимаю, какой тут был народ и его язык – Яр, это низина, но еще и солнце раньше называлось Ярило. Поэтому, мне кажется, что название города переводится как славящий солнце. Вообще все эти названия для меня последнее время имеют огромное значение. Понимаешь, по ним можно судить по распространению древних, населяющих эти места – народов. И в зависимости от того, или иного народа, топонимы несколько меняются. И чем ближе к северу, тем они приятнее на слух. Но это сугубо мое, личное мнение.
Вот если представить, что мы сейчас не просто едем по России, а как бы передвигаемся во времени, наблюдая этих, живших здесь всегда людей, то все воспринимается совершенно по-другому, не таким сухим языком карт и названий населенных пунктов в навигаторе. А если это все еще и подкрепить той разнообразной архитектурой, которая, местами несмотря ни на что, дошла до наших дней, то краски восприятия действительности не просто сгущаются, а становятся гораздо многослойнее и при этом прозрачнее.
- Но ведь мы видим только церкви.
- Да, именно, только церкви. А ничего больше и не сохранилось.
- Почему?
-Все очень просто. Первые храмы были деревянными, потом их постепенно стали строить из известняка, благо его тут неисчерпаемое количество, и лишь только уже через много лет производство кирпича, став технологичнее и от этого дешевле – позволило перейти на его применение сначала в храмостроениии, а потом и в строительстве простых жилых домов. Храмы сносили нещадно при советской власти.
- А почему тогда, какие-то остались?
- Потому что их было так много, что все снести было просто невозможно. Особенно там, где расстояние от двух столиц увеличивалось. Поэтому чем дальше от цивилизации - тем больше тайн. Причем тайны и их открытия это только для нас, для тех же, кто жил и живет здесь всегда это самая настоящая их жизнь и повседневность.
- Но, в Москве же тоже сохранились храмы?
- Да. Москву раньше называли сорок сороков.
- Почему.
- А потому что сорок умножить на сорок это будет тысяча шестьсот.
- Это столько в Москве было церквей?
- Я думаю, что не прямо уж точно столько, но где-то примерно так.
-А вот и мост через Волгу.
-Где?
-А вон он вдалеке виднеется.
Егор приподнялся на ногах, упершись ими в пол, чтобы получше рассмотреть Волгу. Но, та, к сожалению, была очень плохо видна в окне машины из-за высоты ограждений моста. Мне стало грустно от того, что сын не смог увидеть великую реку воочию, еще раз, но останавливаться на мосту было нельзя.
- Помнишь, как мы с мамой ели в кафе на крыши речного вокзала в Ярославле?
- Да.
-Как давно все это было. Прошла целая вечность. Я теперь совершенно другой. У меня и фотография эта пропала куда-то. В наше время почему-то никто не печатает фотографии. Все довольствуются их просмотром в электронном виде. А это оказалось так недолговечно, как обещало быть…
Я помню, попробовал тогда салат из лосося. Там были его ломтики, слегка обжаренные на сковородке, в масле, таким образом, что сама его мякоть оставалась практически сырой.
- А я уже и не помню, что мы ели.
- И это не главное.
Ярославль оставался где-то позади. Впереди нас ждала Вологда, где ни я, ни мой сын, никогда не были. Что-то таинственное и необъяснимое было для нас в этом городе. Что-то, как мне показалось, связывало нас с ним. Но, что именно, мне не дано было понять. Может быть, скорее почувствовать что-то, но не понять.
Я очень боялся за низкий клиренс своей, мягко говоря, не приспособленной к такому путешествию – машины. – «Но. Ведь другие же люди, которые здесь живут, как-то ездят на подобной технике по местным дорогам, и ничего с ними не случается» - подумал я.
Мне и раньше неоднократно приходилось убеждаться в том, что не имеет никакого значение наличие у тебя джипа. Главное, как я когда-то очень давно понял, это уверенность и устремленность. Если присутствуют эти качества, то и успех будет в твоих руках. Сколько раз мне приходилось убеждаться в том, что есть те места, где способен проехать не каждый джип, а наша машина, не смотря на всего лишь двенадцатисантиметровый просвет проходит легко. –«Не может быть. Это все сказки про серого ослика» - скажете вы. – «Так не бывает. Для чего же тогда придумали джипы» - добавит еще кто-то из зомбированной телевизорами толпы. Да, согласен, так не бывает. Да и не может быть. Это все сказки. А вы все живете в реальной жизни. Только вот я не умею, да и не хочу жить с вами вмести. Мне нравятся сказки. Хотя бы только потому, что в них добро побеждает зло, сбываются все хорошие и нужные желания и радость можно потрогать руками, а счастье прожить сполна. Да, может я и сказочник. Но, как же тогда объяснить тот факт, что я в своей практически двухместной машине привез себе сам всю мебель на квартиру из ИКЕА? Ах, да, конечно, совсем забыл. Это же все потому, что я живу не с вами, а в сказке и боюсь при этом выходить в реальный мир из-за его жестокости.

Мы проезжали Пошехонье. И это название удивило меня не местностью своего звучания.
- смотри Егор, Пошехонье, - сказал я.
- Ну, и что? – не понял он.
- Как, что? А ты разве не ел Пошехонский сыр? Его оказывается, тут и делают, под Вологдой! – догадался я.
- А-а-а. Я и не знал, - удивился Егор.
- Так и я тоже! Здесь еще есть производство! – теперь уже,  удивился я.

Вологда встретила нас долгими светофорами и воспитанными пешеходами. Мы въезжали в центр города. На часах было всего двенадцать дня. Проехав в центр города, мы долго искали место для парковки, понимая, что мы в России и что тут верить знакам нельзя, особенно их отсутствие оборачивается коварными последствиями. Объехав за квартал мерещащихся где-то вдали голодных и злых ментов, мы припарковались под знаком бесплатной парковки.
- Давай перекусим? – предложил я.
Понимая, что Егор рассчитывал, по крайней мере, как минимум на Макдональдс. Но, я сегодня оказался выше стереотипов, подготовившись заранее. У меня с собой было два бутерброда на Испанский манер с искусственным хамоном, девятьсот рублей за килограмм, озаботившись еще вчера о провизии, мне удалось купить в магазине его и свежевыпеченный хлеб в виде длинных батонов. Понимая, что дело не только во вкусовых качествах, но еще и во внешнем виде, я разрезал батон на двое проложил внутрь него нарезку из хамона, распределив на ней мелко нарезанные две головки чеснока, и побрызгав все сверху слегка, оливковым салатным маслом, которое подарил мне еще на мой день рождения главный инженер мастерской. Более того, я завернул заряженные таким образом куски поломанного пополам батона хлеба в фольгу, оставшуюся от приготовления новогоднего утенка. Таким образом, у меня получилось два сэндвича в металле, отдаленно напоминающих снаряды.
- Смотри, что у меня есть? – сыну, явно не проявляющему особого желания для поедания чего-либо приготовленного не в Макдональдсе.
-А что это? – без особого желания, но уже с каким-то заинтересованным блеском в глазах, спросил Егор.
- А это так в Испании детей в школу собирают.
- В смысле?
- В смысле это им на обед с собой дают, - пояснил я.
- А что это? – остался так же неумолим подозрительный к любому проявлению пищи Егор.
- Это бутерброды с хамоном и с чесноком и маслом оливковым, - еще более подробно пояснил я.
- Давай попробую, - согласился Егор.
Я протянул ему его бутерброд и затих у себя в кресле, откусив и пережевывая свой, в ожидании эффекта.
- Ну, как? – наконец не выдержал я.
- Ничего.
- Это «ничего» значило многое в устах моего немногословного сына. Практически, в переводе с языка глухонемых это означало: - «Очень вкусно, а как тебе удалось это придумать?
Я был рад, что не придется ехать искать Макдональдс, а потом опять возвращаться в центр, пусть он даже и не так далек от этого места.

- Ну, что пойдем искать кремль? – спросил я съевшего практически полностью бутерброд – сына.
- Да, пошли.
И мы вышли из машины. Но меня все еще волновала возможность бесплатной парковки в центре города. И тут я увидел знак платной парковки, и рядом с ним терминал оплаты парковочного времени, с подробным объяснением процесса оплаты.
- «Это все неспроста» - подумалось мне.
- Знаешь Егор, тут платная парковка по моему, хотя мы и поставили машину не под знаком, мне кажется надо пойти искать место по спокойнее, ну, скажем в соседнем квартале.
И мы, молча перепарковали машину на парковке при каком-то учреждении, где уж точно не было никаких запрещающих знаков и возможности проезда эвакуаторов из-за затененности дворового пространства.
- Вот теперь моя душа спокойна, - сказал я.
И мы двинулись в сторону кремля.
- Надо у кого-то спросить дорогу, - сказал я.
- У кого? Тут пусто на улицах.
- Да, этому виной может служить лишь только то, что мы умахали далеко от центра, или то, что мы не в Москве.
Навстречу нам шел мужчина, на вид лет семидесяти пяти примерно. «Вот он-то нам и нужен» - подумал я.
- Скажите, пожалуйста, как нам пройти к кремлю? – спросил я его.
Мужчина в задумчивости остановился и почему-то, как-то таинственно улыбнулся, смотря куда-то вдаль, а затем сказал:
- Это вам надо прямо и потом чуть-чуть левее.
Он был одет как-то не по современному. Точнее так мог бы одеваться сельский учитель начала прошлого века. Но откуда он мог взять в современных магазинах такую одежду? Такое шинелиподобное пальто, с каракулевым воротником, шапку, на подобии той, которые носят до сих пор генералы, только черного, а не коричневого цвета. Ему не хватало лишь трости в руках. Но ее можно было представить для полного слияния со стариной восприятия действительности. На его лице были старомодные очки в толстой роговой оправе из семидесятых годов. Такие же точно, я помню, были у моего отца.
- А долго идти? – спросил я его.
- Это как посмотреть, - загадочно произнес он.
И я в его словах увидел намек на то, что он видел, как мы выходили из припаркованной машины с Московскими номерами и возможно понимал, что людям из машины тяжело объяснить то расстояние, которое предстоит пройти простыми человеческими ногами.
- Ну, минут десять идти? Или пятнадцать? – попытался я с помощью его реакции на мои простые вопросы, определить, насколько я прав в своих временных предположениях.
Наконец, долго размышляя о чем-то и прикидывая где-то в глубине себя ответ на мой достаточно сложный вопрос -  он произнес.
- Не долго идти совсем.
- Спасибо вам огромное! С наступающим прошедшим новым годом! – поблагодарил его я и мы пошли дальше.
- Пожалуйста! И вас так же, - уже где-то позади себя услышал я его запоздалую реакцию.
- Ты знаешь Егор, по моему у них здесь просто не то время.
- В каком смысле?
- Не так оно здесь идет. То есть гораздо медленнее что ли. И от этого все расстояния неопределимыми становятся. Ибо зачем их определять если время не так важно. Его здесь очень много. И все это только от того, что они здесь никуда не спешат. Им некуда спешить. Ты знаешь, это мечта всей моей жизни – позволить себе никуда не спешить. Для этого надо отказаться полностью от времени, а это невозможно. Вот и получается какой-то замкнутый круг. Как из него вырваться? Ты не знаешь?
- Нет. Не знаю.
Разговаривая таким образом мы продвигались в глубь исторического центра города. И вот уже где-то вдали забрезжила верхушка колокольни кремля, которую я узнал по просмотренным заранее компьютерным картинкам.
- Нам туда, - уверенно я указал направление нашего движения.
И действительно через каких-то пятнадцать минут мы с сыном оказались на площади перед Вологодским кремлем. Каким-то непостижимым образом мне удалось почувствовать тот временной срок, который был угадан мною в словах и в выражении лица Вологодского прохожего.
- Ну, что будем делать? – спросил я в нерешительности сына.
Как будто надеясь на то, что он сам придумает план посещение местных достопримечательностей, о которых мы ничего не могли знать.
- Не знаю, - как и следовало ожидать, ответил Егор.
- Тогда пойдем налево. Когда не знаешь, что делать всегда надо идти налево, - сказал я.
И мы вошли в Вологодский музей вышивки, который стоял по левую руку от нас в стороне от кремля. Здание явно совершенно недавно отреконструированно и отделано внутри по первому разряду, как мы сразу же обнаружили, переступив его порог. И гардероб и туалеты и ограждения лестниц, и само кафе, в которое мы зашли после – блестели новизной и качеством отделки. Где-то лежал совершенно еще новый мрамор, где-то блистали своей вычурностью кованные перила свежеотремонтированных лестниц. Складывалось впечатление того, что огромное значение у нас в стране уделяется именно Вологодской вышивке, а точнее месту ее качественного хранения в сих парадных апартаментах.
Мы разделись в гардеробе и подошли к кассе.
- Сколько у вас стоит билет? – спросил я, ленясь считать в уме представленные на всеобщее обозрение тарифы.
- Взрослый и школьный, вместе будут стоить пятьсот рублей. Но, после того, как вы пройдете основную экспозицию, советую вам посетить выставку на первом этаже нашей известной местной вышивальщицы, - произнесла ненавязчив очень приветливая женщина – кассир.
- Хорошо, мы подумаем, - ответил я.
И мы прошли наверх, в залы так умело переделанной под дворец чьей-то усадьбы.
Это был праздник детства. Кругом, на стенах были представлены Вологодские узоры. Первые на нашем пути залы представляли историю вышивки и чем дальше мы продвигались вглубь, тем больше погружались в историю самой страны, представленной ярче всего периодом развитого социализма. И как нам показалось, именно это и был период рассвета данного местного народного промысла. Некоторые полотна имели до трех метров в диаметре и были созданы не за один год целым коллективом художниц и вышивальщиц.
Наконец, в одном из залов мы увидели людей. Это были не просто люди, это были такие же, как и мы, посетители музея. Они все столпились вокруг двух девушек, вышивающих что-то прямо в центре огромного зала. Одна из них была пошустрее и поопытнее, так как в ее руках виднелось уже что-то явно сформировавшееся в отличие от другой, более медлительной, но не менее трудолюбивой.
- Наверно это студенты Вологодского художественного училища? – предположил я.
И мы подошли с сыном к ним поближе.
- Скажите пожалуйста, а сколько может стоить эта ваша работа? – терзал допросом одну из девушек, у которой уже было выткано довольно много – мужчина нахального вида.
На вид ему было лет пятьдесят. Со стороны действительно казалось, что он и впрямь собирается что-то приобрести себе здесь на память. Но, что-то все же подсказывало мне, что это по большей части игра на публику, чем торг за лучшую цену. Возможно, он являлся лидером в этой экскурсионной группировке, окружившей мастериц.
- Я не знаю, сколько может стоить моя работа. Мне очень сложно ее оценить, - произнесла уверенно, совсем еще молоденькая можно было бы сказать девочка, если бы не глубина ее взгляда и осмысленность каждого неспешно произнесенного слова, звучащего не как стихийно прицепленные друг к другу вагоны длиннющего железнодорожного состава, а выстроенные в стройные ряды осмысленно глубоких фраз.
- Ну, вот предыдущая работа у вас была какая-то? – настаивал на своих интересах мужчина, явно работая больше на публику, нежели на экономию своего личного бюджета.
- Да. Была.
- Вы ее продали?
- Да.
- И за сколько? – обрадовано спросил мужчина, понимая, что очень близок к победе.
- За пять тысяч, - невозмутимо и лаконично произнесла девушка.
- А что это было?
- Это был рушничок.
- А какого размера?
- Восемьдесят на десять сантиметров.
Мужчина на мгновение потерял дар речи, а затем быстро справившись с собой – продолжил.
- Так это очень хорошие цены, хочу я вам сказать, - выкрутился он.
- Возможно, - без улыбки на лице ответила девушка.
И возможно все же догадываясь, что за этим стоит, мужчина продолжил допрос:
- А сколько часов ушло на него?
- Восемьдесят, недолго думая, ответила девушка.
В воздухе зависла тишина. Все как-то одновременно и не сговариваясь прекратили свои переговоры в неком замешательстве.
- Вы знаете цена у вас очень доступная, но я не смогу за эти деньги покупать такое, - произнес ошеломленно мужчина.
- Почему? – невозмутимо ответила девушка.
- Потому что это грабеж.
Мне показалось, что все как-то одновременно поняли причину неулыбчивости этой совсем еще юной, но очень упрямой девушки, которая нашла себя еще в самом начале жизненного пути и уже столкнувшись с невостребованностью этим миром быстрой, сиюминутной наживы.

- Да, Егор, а промысел-то еще жив, - сказал я сыну. И добавил – Ну, что пойдем на другую выставку на первом этаже?
- Да, - коротко ответил он.
Мы спустились на первый этаж, и подошли к кассе.
- Вы знаете, мы решили сходить на эту, дополнительную выставку, - сказал я женщине у кассы.
- Вот и замечательно. Взрослый пятьдесят рублей, а детский тридцать. Итого с вас всего восемьдесят рублей.
Я заплатил, и мы прошли вовнутрь трех, отдельно стоящих залов.
До Кириллова мы планировали добраться до темноты, и поэтому передвигались по музею довольно быстро. Я остановился около одного из произведений и зачитал вслух надпись под ним сыну.
- Творческая мастерская, под руководством А. П. Снежновой. А ты знаешь, что и у меня раньше была творческая мастерская?
- Да. Но, разве так это называлось?
- А как же еще. Везде, где есть творчество, должны быть мастерские. Но теперь пришло другое время и мастерские разрушают специально чтобы за ними погибло и творчество, когда-то рождаемое в них.
А дальше был кремль, с его музеями и выставками. Все было пройдено галопом, а что делать, такой уж я видимо не знающий цены времени человек. Стремящийся его ускорить и перегнать, а затем вдруг пытающийся его замедлить и порой вообще остановить и успокоив, уложить спать.
Поплутав по городу, мы выехали на дорогу и двинулись в сторону Кириллова. Мой навигатор вдруг отказался находить этот город, просто, по честному признавшись нам, что он его не знает и по сей причине не будет нас больше сопровождать далее. Но. Дорога уже была нам ясна, надо было только добраться до места до наступления темноты.
- А ты заметил, что чем дальше от Москвы, тем больше полей, и есть даже фермы, - спросил я.
- Да.
- Если честно, то я думал, что в России больше ничего нет. Ну, то есть, что она потеряла все свое сельское, и фермерское хозяйство, а оказывается я просто давно и никуда не ездил. Питер не в счет. Там мы не съезжали с трассы, а здесь начинается глухомань. Складывается такое впечатление, что для того чтобы элементарно выжить, нужно спрятаться где-то далеко в лесу, на севере, чтобы никто не мешал, и не уничтожал все твои достижения. А для этого необходимо, чтобы о тебе всего на всего знало, как можно меньше народу. Как все просто! И не нужно никакой известности и пиара. Просто тишина и уединение, и только уже от этого возникает некая необходимость в тебе. Поразительно! - предположил я вслух.
Наступали предвечерние, зимние сумерки. Надеяться добраться засветло становилось все меньше и ме5ньше. К тому же вдруг началась метель. Сначала она пришла в виде поземки, стелящейся вдоль самого асфальта и создающей подобие легкого снежного наката. Несмотря на то, что вдоль всех открытых участков заснеженных полей стояли деревянные снега заградительные конструкции, на подобие тех, что ставят на полях вдоль дорог в Норвегии. Снег все же пробивался на дорогу.
И как это и бывает в таких случаях – начались первые аварии. Попадают в них те, кто не смог перестроится на другой темп движения, с поправкой на изменения погодных условий. Казалось бы – это так легко, надо просто снизить слегка скорость. Но, как это сделать, если ты находишься в довольно плотном потоке, спешащих, как и ты машин, только, что обогнавших очередную фуру, и вдруг, на тебе, надо сбрасывать газ. Это практически невозможно, и, как правило, происходит уже после того, как кто-то не справится с управлением своим транспортным средством первым. Таковыми бывают обычно джипы. Да-да, именно эти, самые безопасные из всех видов транспорта - машины.
- Смотри пап! Вон джип развернуло!
- Где?
- Вон прямо по курсу. Метрах в двух ста от нас, - определился Егор, благо видимость на дороге позволяла это сделать на расстоянии до трехсот метров.
Я успел сбросить газ и плавно остановился, включив аварийку. Увидев, что все живы и джип не перевернулся, я плавно проехал этот участок и уже сам увидел, как перед нами метрах в двухстах, но уже со встречного движения в кювет, слетел другой джип, и не смотря на высоту откоса, составляющую метров пять, не меньше, так же остался стоять на своих колесах - не перевернувшись.
- Вот это да! - сказал Егор.
Ему раньше не приходилось со мной ездить на дальние расстояния зимой. А для ребенка это впечатления на всю жизнь.
Мы продолжили свой путь. Многочисленные, обрабатываемые поля, местами даже и с фермами, постепенно сошли на нет, и началась плотная стена леса по обе стороны от дороги. Но это не улучшило ситуацию со снежными заносами, а скорее наоборот ее усугубило. Более того, дорога стала ухудшаться, постепенно превратившись из разрознено лежащих на ней, в одну сплошную, многослойную заплату.
- Хорошо еще ям нет, - сказал я Егору.
И тут же пожалел о сказанном, испугавшись того, что могу сглазить. Ехать, держа скорость девяносто километров в час становилось опасно. Я не знал состояние впереди лежащей дороги, а дворники моего автомобиля не справлялись со всей этой снежной жижей, заплевывающей мое лобовое стекло.
- Надо пропускать «караваны», - сказал я Егору.
И мы стали постепенно, время от времени, съезжать на обочину, пропуская быстро идущие машины, которые видимо хорошо знали эту дорогу в отличие от меня. Таким образом, мы скорее интуитивно, чем с пониманием места и расстояния – приближались к цели.
Снег то превращался в дождь, то опять становился снегом, то таял на дороге, то притворялся снежным накатом, и вот, наконец показался долгожданный указатель, говорящий нам о том, что до съезда на Кириллов осталось всего каких-то пятьсот метров.
Но не тут-то было. Подъехав к «Т» – образному перекрестку, мы увидели одиноко припаркованную ДПСную «калину» у самой обочины, возле которой стояли двое, каких-то жалких, маленьких и наверно, как мне почему-то тогда показалось – голодных ДПСника. Один из них посмотрел в нашу сторону голодным взглядом, явно не умея придумать какой-либо причины для нашего торможения. Другой же просто от беспомощности первого – повернулся к нам спиной
Съехав на девятнадцати километровый участок дороги, перед Кирилловым, мы обнаружили, что снег на ней не тает, а состояние ее только хуже всего того, что нам уже удалось преодолеть. Я знал, что дорога обратно всегда легче, но сейчас надо было все для того чтобы обратно был смысл возвращаться. На этом участке скоростной режим был уже гораздо меньше чем на предыдущих и от меня уже требовалось просто, не выпендриваясь двигаться в толпе никого не обгоняя.
- Почему они нас не остановили? – спросил Егор.
- Сам не знаю Егорка. Наверно потому что нельзя теперь останавливать просто так. А мы ничего не нарушали, вот они и не стали нас останавливать.
- Но в исключительных случаях они все равно имеют право? - предположил Егор.
- Да. Имеют. Но, надеюсь, что его не произойдет, - сказал я.
и потом долго еще посматривал в зеркало заднего вида, в котором мне постоянно мерещилась погоня и яркие, жадные фары лады калина. и ведь действительно, та машина, что шла за нами, постоянно пыталась нас обогнать и мигала фарами, может быть от того, что дорога вся была покрыта оврагами и холмами, а может быть мне просто все  это казалось.
Но, вдруг она каким-то непостижимым образом исчезла и свет ее фар сменился на другой, менее агрессивный и не такой голодный в этой северной Русской ночи.
Мы подъезжали к городу. И вот неожиданно из-за поворота показался дорожный указатель с надписью черными буквами на белом фоне – «КИРИЛЛОВ»
Мы с сыном молча посмотрели друг на друга и поняли каждый то, что было не сказано только лишь по взгляду.
Но, надо было теперь искать нашу гостиницу, которая, не смотря на свое название «Луманская заводь», располагалось в самом центре города. Но, что-то пошло не так. То ли карта в моей голове встала вверх ногами, то ли само здание гостиницы спешно перетащили куда-то в другое, не знакомое мне место, но ее нигде почему-то не было видно. И в тот момент, когда мы пошли на второй круг, мне стало совершенно отчетливо ясно, что пришло время воспользоваться посторонней помощью. Но на улицах города не было не только машин, которые все сразу же куда-то исчезали, лишь переступив черту его границы, но и людей.
Вдруг из –за плотной стены идущего во всю снегопада, возник серебристый силуэт какого-то огромного человека в шароварах и свободном пиджаке, на голове которого почему-то была надета размашистая кепка.
- Кто это? – несколько притворно и наигранно спросил я сына.
- Не знаю, - с легкой улыбкой на лице ответил он.
- А-а-а! Это ж Катин.
- Кто? – удивился сын, но буквально через мгновение понял мой юмор.
Он стоял на квадратном, покрашенном такой же серебристой краской постаменте,  окруженный старыми елями, слегка заснеженный, но такой же целеустремленный и смотрящий куда-то вдаль, в сторону башен монастыря, Белого озера, да и вообще севера.
Мы медленно, как завороженные, проехали мимо него, так и не заметив на нем ни одной щербинки, или скола, не смотря на столько уже прошедших лет со дня окончания существования СССР.
Припарковавшись перед обогнанным нами и подрезанным таким образом, чтобы он никуда не смог от нас деться, одним единственным на весь город - пешеходом, я, резко выскочив из машины бросился к нему с вопросом, при этом нисколечко не испугав его своим, таким неожиданным появлением на его пути.
- Извините, пожалуйста. Добрый вечер, – начал, запыхавшись я, тем самым смутив бы кого угодно, но только не жителя этих отдаленных и таких умиротворенных мест, - Вы не могли бы подсказать, где находится гостиница «Луманская заводь»?
- Так вы, знаете ли совсем рядом, - на каком-то не совсем понятном мне, но совершенно точно, на Русском языке, ответил мужчина.
Он был в «Аляске» с капюшоном на голове и каких-то древних и мне даже показалось в круглой оправе – очках. В руках у него, не смотря на довольно еще молодой возраст была почему-то полная старомодная авоська книг.
- Так вот и я это тоже чувствую, но не знаю с какой стороны от меня эта близость располагается, - ответил ему я.
- Это вам надо туда вперед и там прямо она и будет, - ничуть не смутившись, ответил он мне.
- А примерно сколько метров мне еще до нее ехать? Это там, вон за тем перекрестком? – спросил его я.
- Да, вам надо туда не много. И вы прямо в нее упретесь, - словно не понимая, что такое расстояние в сочетании с временем, ответил мне он.
- Спасибо вам огромное! – произнес я, понимая, что все равно не смогу добиться от него ничего более вразумительного чем то, что уже получил.
- «Какой же все же странный этот Русский север!» - подумалось мне тогда с непривычки. – «А может и вправду в нем не существует ни времени, ни расстояния?»
Мы поехали в том направлении, куда нам указал этот Русский человек, теперь уже нам в спину смотрел этот огромный северный, пятиметровый памятник, и действительно, практически сразу же, не проехав и сотни метров, уперлись в двухэтажное здание с мезонином, являющим из себя подобие третьего, мансардного этажа. У крыльца стояло две машины. Где-то между первым и вторым этажами, а точнее, как раз под его окнами красовалась надпись с названием размером букв около метра в высоту. Тут уж точно любой запоздалый путник в ночи найдет дорогу в эту заводь.
Мы припарковались в стороне, таким образом, чтобы не перекрыть закрытые ворота и пошли в гостиницу.
На рецепшене, если можно так назвать тот длинный прилавок, скорее напоминающий барную стойку в сельском пабе где-то в Норвежской глухомани, стояла, а точнее присутствовала какая-то женщина. При этом она была повернута к нам спиной по причине того, что в этот момент гладила утюгом пастельное белье, на другом, достаточно обширном, на половину заваленным уже отглаженными его стопками – столе.
На скрип открытой нами входной двери она даже и не повернула в нашу сторону голову, и только когда я поздоровался с ней, она посмотрела в нашу сторону.
- Здравствуйте.
- У нас заезд сегодня на шестнадцать ноль-ноль, но мы на час опоздали.
- Очень хорошо. Вот, возьмите, заполните анкету и давайте паспорт.

Мне вспомнилось, как в Москве я бронировал наш номер, если вообще это можно назвать номером. Начнем с того, что гостиницы не было на «Озоне. Ру», впрочем, как и всех тех, других Кирилловских гостиниц, в которых были забиты все места, но имелись хотя бы раковины в номерах. В этой же был всего один туалет на этаже и одна душевая кабина. Но самое интересное это то, что договариваться можно было просто по резервированию под честное слово на электронном адресе гостиницы, даже без предоплаты.  Это меня очень удивило, но когда вечером того же дня ко мне пришло сообщение следующего содержания: - «Я администратор гостиницы «Луманская заводь» Построева Ольга Валентиновна. Перечислите мне на номер моей карты одну тысячу рублей в знак вашего согласия на бронирование номера» - я даже испугался по причине того, что боялся такого рода заявления. Позвонив на следующий день, утром на телефон Ольги Валентиновны, я был ей полностью уверен в отсутствии каких-либо проблем связанных с такого рода телефонными кражами.
- «Что вы, как можно? У нас такого никогда не бывало! Ведь тут деревня, приедете, увидите сами» - было сказано мне по телефону.
Я перечислил деньги тогда сразу, почему-то поверив на слово. И вот сейчас убеждался в том, что ничего при этом не потерял, а скорее наоборот, приобрел «замечательный» двухместный номер на втором этаже, с окнами на центральную площадь славного города Кириллова заснеженной зимней ночью.

Из темноты коридора подошла другая женщина, и только уже по одному ее силуэту я сразу понял, что это видимо и есть та самая управляющая, с которой я и говорил по телефону на днях.
- Погладила белье то? – спросила она похозяйски свою напарницу, делая особое ударение на «О».
- Погладила, - так же особенно подчеркивая букву «О», ответила та.
- Добрый день, - поздоровался с ней я.
- Здравствуйте. Вы двое из Москвы? – уточнила она, присаживаясь за стойкой на уютном деревенском стуле.
- Да. Вот добрались до вас, - ответил я.
- Ну, и слава Богу. Отдыхайте. Голодные небось?
- Да. Голодные. А у вас, что ужин есть?
- Осталось что-то наверно. Пройдите вниз, в столовую. Надежда вас накормит. У нас борщ с обеда остался да греча с котлетами. Устроит?
- Да! Еще как устроит, - сказал я, одновременно бросив взгляд в сторону сына. Он не возражал.
- Вот и славно. Спускайтесь минут через десять. Все будет готово.
- Хорошо, - сказал я и мы с сыном, взяв вещи, пошли наверх, в свой номер придти  в себя.
Мы с сыном прошли наверх, в свой номер. Это была достаточно большая, шестнадцатиметровая, комната, как и было, написано на сайте гостиницы, аж с двумя деревянными окнами из не спаренной столярки.
- А где вешалки? – удивленно спросил я сам не зная кого.
- Нету, - спокойно сказал сын.
Он ничему не удивлялся, воспринимая все так, как будто, так и должно было здесь выглядеть. Гостиница была построена явно не более пяти, или от силы десяти лет назад, но всеми своими закутками, дверями, обоями, всей своей начинкой, включая даже тарелки и вилки, как мы поняли уже буквально через час – напоминала советский союз.
- Тут все так, как было при СССР. Тебя тогда еще не было на свете, да и я был совсем еще молодой, но им удалось каким-то непостижимым образом передать ту атмосферу, причем, что самое интересное, они и не пытались к этому стремиться.
- А где туалет? – спросил Егор.
- Вот! Это вопрос! – торжественно сказал я.
- Я хочу в туалет.
- Пойдем его искать, - предложил я.
Мы вышли в коридор, в котором почему-то сразу, автоматически зажигался свет, и в конце его обнаружили две, естественно занятые кабинки. Одна из них видимо была туалетом, а вторая – душем.
- Занимай очередь, - сказал я сыну.
И тем самым вызвал какую-то нервную возню за дверью, теперь уже точно определяемую, как дверь туалета.
Буквально через полминуты из него вышла довольно полная мамаша лет тридцати с детским горшком в руках и пошла в сторону соседнего с нашим номера.
- Добрый вечер, - сказал я.
- Добрый, - устало ответила она.
И я услышал радостные детские крики из открываемой ее двери.

Мы спустились вниз, на первый этаж.
- Скажите, а музей в Монастыре завтра в девять открывается? – спросил я управляющую.
- Да в девять. Но вы идите раньше на службу в храм. Постоите там, к мощам Преподобного Кирилла приложитесь, а потом уже и дальше пойдете. Знаете, какие они сильные? Да смотрите не заблудитесь там в монастыре, он огромный у нас, – ответила она.
- Спасибо, обязательно с храма начнем, - сказал я.
- Знаете сюда к нам все приезжают перед тем, как на царствование пойти. И САМ приезжал. Вот увидите, как оно тут бывает. И вы сходите. Ну, идите вниз теперь. Там уже Надежда все уж приготовила наверно, - слово САМ, она произнесла неким таинственным голосом, при этом заговорщицки подмигнув мне.

Мы пошли еще ниже, в подвал столовой, где нас ждал обеденный ужин.
Столовая выглядела, как и подобает выглядеть столовой, причем еще той, оставшейся в моих воспоминаниях, и теперь пришедшей к нам из восьмидесятых, только в новых отделочных материалах, каким-то непостижимым образом пристроенных так, что они выглядели постарому не современно, хотя и были выполнены полностью с помощью современных технологий.
На столах, покрытых сказочными пластиковыми скатертями стояли вазочки с еловыми ветками, солонки, перечницы, и еще что-то, что я определил сразу, а Егор спросил:
- Папа, а что это?
- Это Егор, как Васаби в Якитории. Горчица такая Русская. Видимо она продается еще. Из нее горчичники делают.
Сын с недоверием посмотрел на меня.
- Да. Я не шучу. Вон намажь на хлеб и попробуй. Только тонким слоем, а то обожжёшся.
- А вот мужчины вам и борщ! – сказала Надежда и поставила к нам на стол две дымящиеся тарелки.
- Спасибо огромное.
Егор намазав на хлеб горчицу, попробовал ее, долго пережевывая кусок хлеба с ней, а потом сказал:
- Васаби слабее.

- Пойдем погуляем в город? – предложил я Егору, когда мы поднялись к себе в номер после ужина.
- Пойдем,  - ответил он.
И мы вышли в сторону памятника, который был уже знаком нам. За его спиной был небольшой скверик, вдоль которого шла улица, по которой мы сделав петлю, в поисках гостиницы возвращались обратно по указке местного жителя в сторону гостиницы. На этой улице располагались продуктовые магазины и кафе под названием «Пир горой».
Мы шли вдоль улицы. Народу на ней практически не было. Так же на нее своим торцом выходило какое-то унылое двухэтажное здание, в окнах которого горел свет и благодаря этому можно было разглядеть в одном из них, на первом этаже решетку «обезьянника»
- Наверно полиция, - предположил я и мы подошли к нему поближе, чтобы прочитать табличку при крыльце входа в него.
На ней было написано: «отделение ГИБДД отдела МВД России по Кирилловскому району»
-Так вот значит где все они здесь живут? – обрадовался я.
- А зачем им тогда там еще решетка? – спросил Егор.
- Не знаю, наверно, чтобы сажать туда плохих водителей. – пошутил я.
Здание уходил всей своей длинной в глубину двора и при этом правая его стена не имела на себе ни одного окна. Вместо них к ней прислонились две очень высокие и страшные металлические, черные трубы. Одна из которых выходила явно из кочегарки при этом здании, и из нее шел черный угольный дым.
- Какой сказочный город, - сказал я.
И Егор молча согласился со мной. Все его удивление было написано у него на лице. В здание все время входили, или выходили люди в полицейской, зимней форме, с надписями ДПС на спинах. У некоторых в руках были полосатые палочки. И в этот вечер все они были похожи на дедов морозов, забегающих вовнутрь своего склада за мешками с подарками, в то время, как их запряженные оленями роящими копытами снег - сани ждали их поодаль вдоль дороги.
- А может быть они никого и не сажают эту свою тюрьму? – предположил Егор.
- Скорее всего, они просто обязаны иметь у себя этот загончик по правилам безопасности, чтобы отдыхать там от внешнего мира время от времени, - согласился с сыном я.
Мы пошли дальше и свернули на другую улицу, на которой был рыбный магазин, аптека и пивной бар. Больше нам ничего не встретилось, а застройка при этом кончилась и начались огороды.
- Пошли обратно в гостиницу ложиться спать? Завтра нам предстоит тяжелый день, - предложил я.