16 марта.
РозАцеа или розацЕа? Врач сказал с ударением на первую «а» – «розАцеа», сообщая мне диагноз и объясняя правила и распорядок дня в отделении. Слово странное: звучит уж очень по-медицински – «… заболевание кожи лица, характерное для женщин после тридцати…». В статьях в интернете ударения не ставят. Но тут врачи, наверное, лучше знают, всё-таки кожно-венерологическое отделение. Здание переполнено и кожными больными и венерическими, мужчинами и женщинами. Выдали бельё, проводили в палату в самом конце коридора. Как тут выжить? Пахнет хлоркой. Все такие чужие, мерзкие в выцветших халатах, нелепых штанах и потрёпанных тапках, надетых на ужасные фигуры, которые ходят странными походками. Сифилитички лежат в отдельной палате, но в столовой садятся рядом, я не могла есть. Жутко! Да и сам обед не вызвал аппетита: суп из подсолённой воды с крупными капустными листьями, прохладная пшеничная каша с непонятной котлетой и какао с пенкой в гранёном стакане. Скорее бы завтра, врач скажет, надолго ли я здесь. Хочу домой.
17 марта.
В зеркале у раковины – чудовище. Папулы и пустулы покрыли всё лицо. Что со мной? Какой ужас! Красивые у меня только губы, но кто на них смотрит, если всё остальное лицо в красных пятнах и бугорках, всё чешется. Сама виновата, запустила болезнь. Выдали цинковую мазь. Мазать 3 дня. Назначили уколы и капельницы. Надо продержаться тут 2 недели как-то. Но главное, надо вылечить лицо!
Много лежу, ничего не хочется. Хожу только по надобности: в туалет, в столовую, в процедурку на уколы и вечером позвонить из коридора. Не хочу, чтобы женщины в палате знали, как они меня раздражают. Пустые разговоры о семьях и своих болезнях. Две подруги-псориазницы каждый год тут лежат и всегда вместе. Им выдают мазь банками. От лекарств у них чёс. Псориаз осыпается от чёса хлопьями омертвевшей кожи, которые кружатся при дневном свете и опадают на пол в двух метрах от моей кровати дожидаться швабры утренней уборщицы. Закрываю глаза, чтобы этого не видеть. Ещё лежит бабушка с рожей на колене, болтает о своих орхидеях и кряхтит всё время. Скорее бы ночь. Моя кровать у окна единственное безопасное место в палате. Здесь можно притвориться спящей. Здесь нет зеркала.
18 марта.
Вернулась из процедурки. Сегодня делали аутокровь, больно. Мазали лицо жгучкой (смесь дегтя, салициловой, уксусной кислоты и спирта), чтобы сжечь верхний слой кожи. Очень больно, жжёт до слез. Лицо бордово-коричневое. Медсестра принесла капельницу. После неё тошнит, настроения вообще нет. Лежала, смотрела в окно, пока чистится кровь, там серое небо, серый город за высоким забором.
Вчера подружилась с Надей, ели вместе в столовой. На неё хоть смотреть не противно. А вот каково ей – не знаю. Наверное, я ей омерзительна. Но она меня утешает, странно! У неё склеродермия, на руке пятно, три года подряд посещает это заведение. И у меня, говорит, хроническое заболевание невыясненной этимологии, причины которого и в недостаточном количестве женских гормонов, и в заболевании жкт, и, возможно, в аллергической реакции на что-то. Из-за работы, медлила с лечением, дотянула до стационара, вот я дура! Ну ничего, вылечусь – буду соблюдать диету.
19 марта.
Сегодня суббота. Можно было сходить в город до семи часов. За забором другая жизнь. Надя предложила прогуляться, но я пошла одна. По улице ходят счастливые люди, с нормальными лицами. В «Пятёрочке» все смотрели на меня, как на заразную бомжиху. Стыдно. Ещё бы, противно, когда даже в зеркалах витрин-холодильников отражалось красное больное лицо, в пятнах, да ещё и пахло от меня дёгтем, (умываться нельзя). Купила детского питания, оно хоть не аллергенное, и огурец. Съела отвернувшись к окну, сидя на кровати. Сходила в душ.
20 марта.
Весь день читала «Гордость и предубеждение». Надя пыталась заговорить со мной несколько раз, но я была не настроена на беседу, увлеклась сюжетом, где героиня бедная, но гордая пытается найти своё счастье, несколько раз ошибаясь в людях, переживая предательства и насмешки, всё-таки его находит. А у меня есть счастье? Вот сейчас точно нет. Мне больно и горько от своей болезни, я сама себе неприятна, как я могу нравиться другим? Я не хотела обсуждать своё страшное лицо с Надей и слушать про её руку.
21 марта.
Сумасшедший дом. Врачи и медсёстры маршируют по коридору, как солдаты армии «белых халатов». Шумно. Надя с утра заняла мне очередь на уколы, а я и не знала, вот хорошо, я быстро прошла. Сегодня солнышко показалось и долго освещало коридор. Цветы на подоконниках стали зеленее стен. Спатифиллум красивый. Весь день общалась с Надей, сначала шутили. Она из деревни, забавный говор! Потом она рассказывала о себе и своей семье: оказывается она поцарапала руку, когда набирала воду в бочку в огороде несколько лет назад, с тех пор лечится пенициллином, который нужно покупать за свой счёт. А её склеродермия неизлечима. Дома у неё муж-пьяница и вечные проблемы с сыном, который требует денег на квартиру в городе. А откуда у неё такие деньги, она работает почтальоном. Она знает всех бабушек в своей деревне и к каждой заходит, иногда помогает по хозяйству, одной даже уколы делает абсолютно бесплатно. Разве есть такие люди сейчас?
После обхода врачей мне стало полегче. Обнадёжили. Привыкаю к обстановке. Выздоравливаю, наверное. Кожа на лице постепенно очищается от коростин. Лицо не чешется. Назначили крем «Солантра».
22 марта.
После процедур съездила на такси в аптеку, купила крем, потом в книжный магазин, купила ещё одну книгу Джейн Остен – «Эмма». Намазала лицо. Читала с удовольствием о том, как Эмма, дочь дворянина всем одиноким знакомым помогала найти свою вторую половинку, и, в итоге, нашла себе. Так хочется жить в 19 веке, гулять в парках, целыми днями читать и одеваться к ужину. Нашла в сумке зеркальце. Капельницы и уколы помогают. Кожа выравнивается и цветом, и фактурой. Надя принесла из магазина йогурты, угостила меня. Приятно.
23 марта.
Проводила Генриетту Михайловну, её выписали. Удивительно, старушке 92 года, а такая жизнерадостная, добрая. В гости пригласила. А подруги Валентина и Галина, сделали мне комплимент, я стала лучше выглядеть. Надя предложила делать гимнастику по утрам, а то всё лежим да лежим.
24 марта.
Сегодня заселилась очередная псориазница-ипохондрик. Всё ей не так, от всего ей плохо и она надоела со своим умиранием. Все слушали её нытьё и жалобы целый день. У неё вены раздулись на ногах, ещё бы, она килограмм 120! Просила меня приносить ей еду из столовой. Я отказалась, (Надя ей носит). Наверное, она начальницей была до пенсии. Голос командный. На меня её приказы не действуют, а Надя, наверное, просто добрая. Пока заберёт свои тарелки и этой симулянтки, потом отнесёт ей – а своё уже всё остынет. А потом, когда та доест, Надя несёт её тарелки обратно на кухню. Жалко её как-то.
25 марта.
Вымыла голову под краном в раковине. Приятно. Сделали с Надей гимнастику у кроватей. В столовой была греча с гуляшом, вкусно. Компот понравился тоже: люблю из сухофруктов, как в детском садике когда-то. Поваров что ли специально учат готовить блюда с одинаковым вкусом? 30 лет прошло, а вкус тот же, хоть и в другом городе. Почему-то у меня каждый раз суп разный. Вот приеду домой и буду готовить сама. Сделаю гуляш. Поспала днём. Всё думаю о счастье: сначала было очень плохо здесь, ненавижу больницы, теперь даже жалко, что Генриетта Михайловна выписалась. Поливает дома теперь свои орхидеи. С ней было весело.
26 марта.
После процедур сходили с Надей в торговый центр. Я купила фруктов зелёного цвета, (красные фрукты запрещены), футболку и кроссворды. Угостила всех в палате зелёными яблоками. Весь вечер разгадывали вместе кроссворды. Хохотали. Я звонила домой и радовалась улучшению состояния лица, радовалась весне, и что скоро выпишут. Как же всё-таки хорошо, что я ни с кем не поссорилась, а даже подружилась. Будет грустно расставаться с Надей. Она умеет насмешить. Я снова становлюсь красивой, а она меня смешила, даже когда мне было совсем не до смеха и хотелось плакать.
27 марта
В палате все только и говорили, как мне повезло, что я выздоравливаю, и что скоро буду дома. Собирала вещи. Дочитала «Эмму». Очень понравилось, что счастье есть в милых пустяках дружбы, заботы и доброты.
28 марта.
После обхода, врач меня выписал. Пригласил в следующем году снова полежать, так как может быть рецидив. Я согласилась. Надя пошла провожать до ворот. Плакала, когда обнимала. Я оставила ей свой кипятильник и журналы, ей ещё неделю лежать. Интересно, кого положат на мою кровать? Обещала, что приеду к Наде в гости когда-нибудь летом.