Гносеус. Глава 10

Александр Крутеев
                Закон - это повод к греху.
             (Canimus surdis - мы поем глухим, лат.)

      Солдат стоял боком,  отвернув лицо, хотя сумрак уже скрадывал очертания, да и шлем закрывал верхнюю часть лица.  Нет,  он стоял так не потому, что боялся быть узнанным.
      - Почему ты опоздал? - спросил он.
      - Он не отпускал, - шепотом сказал Иуда.
      - Он не подозревает?
      - Нет, нет, я осторожен.
      - Ладно,  иди за мной. - Солдат двинулся вверх по склону.  Его кованые железом сандалии гремели по камням. Иуда шел за ним, держа руки  перед  лицом:  он боялся не только выколоть глаза,  но и просто поранить лицо - как потом объяснить это Ему?
      Наконец солдат вошел в пещеру.
      - Проходи дальше, - сказал он,  а сам остался у  входа.  Когда Иуда про-шел  в конец пещеры,  она не была  глубокой,  солдат сел  у  входа лицом к Иуде.  Иуда сел напротив. Лица солдата он не видел, но профиль вооруженного человека  вселял в него страх.
      - Мы давно не виделись, -  начал  солдат. -  Расскажи  мне,  не встречался ли Он с теми, кто борется с нами не словом, а оружием, с пастухом Афронгом или Симоном,  рабом Ирода, а может и с самим, не обижайся, Иудой из Галилеи? И что Он думает по поводу их борьбы?
      - Нет,  я уверен, что он не связан ни с кем, кого вы упомянули. Правда,  я теперь думаю, не странно ли, что ни разу он не заговорил о них?
      - Прощупай Его,  но только забудь прежде об этом хотя  бы  на несколько дней.
      - Почему?
      - Сейчас  у  Него фарисеи.  Я послал их задать несколько вопросов, может, они спросят его и об этом. Нехорошо, если ты затронешь эту тему повторно в тот же день.
      - Я буду осторожен.
      - Надеюсь. Ты же не веришь в Его миролюбивость?
      - Я знаю Его возможности, поэтому...
      - Ты веришь в Него? - солдат повысил голос.
      Иуда молчал.
      - Я знаю,  что Он может многое, - наконец сказал он. - Он может убить, не прибегая к оружию...
      - Но  с оружием вернее! - перебил его солдат и рассмеялся.  Он почувствовал, что Иуду ведет страх,  и сейчас более  сильным  был страх  не перед римским солдатом. - Было бы интересно,  если бы Он встретился с теми,  кто борется с нами обычным  оружием.  Как  ты считаешь?
      Иуда понял его.
      - Мы ходим за Ним послушным стадом.
      - Хорошо.  Я буду следить за вами. Мы скоро встретимся снова. И ты мне поможешь. Все, можешь идти.

      Фарисеи шли к дому Учителя.  Они представляли собой величественное зрелище:  длинные одежды из белого шелка, легкие шальвары, шитые золотом и серебром,  пояса, унизанные драгоценными камнями, тюрбаны с павлиньими перьями,  на пальцах - кольца с драгоценными камнями.
      Люди с почтением расступались перед ними,  но,  оборачиваясь, смеялись им вслед, показывая пальцами.
      - Смотрите, "косолапый" идет.
     Действительно, один из них так неуклюже волочил ноги, что постоянно спотыкался о камни.
      - А вот "широкоплечий" здесь, -  смеялись  мальчишки  над  худосочным священником,  ходившим вечно с согнутой спиной, то ли от тяжести закона,  которому он служил, то ли от великой важности, а может, от тяжести своего великолепного тюрбана, украшенного крупными драгоценными камнями.
      - И  "пьяница"  с ними. - Все знали,  что этот человек не пьет вина даже на свадьбе,  но его лицо,  в особенности синюшный  нос, говорило обратное,  и невозможно было бы переубедить того человека, который его не знал.
      Всеобщее удовольствие вызывал "фарисей -  кровавый  лоб".  Он ходил, закрыв глаза, чтобы не лицезреть женщин, от гордости он не пользовался чьей-либо поддержкой и часто из-за этого разбивал лоб о стены.
      Замыкал процессию всегда отстающий "торопыга".  Он лихо семенил ногами,  но при этом ухитрялся почти стоять на месте.  Он так пыхтел,  прилагая неимоверные усилия к тому, чтобы двигаться вперед, что казалось, он вот-вот упадет от потери сил и дыхания,  при этом потное лицо его оставалось смертельно бледным.

      Они сидели вдоль стен, окружая его, а он был один против них, и, может быть,  впервые, у него родилась мысль, что это репетиция судилища.  И  на этом судилище он был один среди врагов.  Их лица источали благодушие, но глаза их были темны, и в них не было видно ничего. И он не стал ждать.
      - О каком Законе вы хотите говорить,  не о том ли,  какой  вы сами затоптали,  чтобы на его месте вырос чертополох ваших требований,  сладостных для вас,  но горьких для людей?  Чем более  он растет,  тем сложнее людям ступать,  чтобы не зацепиться за него, тем проще людям найти повод к греху,  тем более они  уязвимы  для вас,  и тем более могущественна ваша власть над ними.  К этому вы стремитесь и больше ни к чему!
      - Этот Закон дан не нам - он дан людям,  коих ведет Бог.  Непослушание ему может принести людям горе - Бог отвернется от них, и мы знаем тому немало примеров.
      - Не соблюдения Закона требует Бог,  а веры.  Веры в  Него  и презрения ко  всему  земному:  богатству,  кровной связи,  земной власти...
      - Постой,  но  не  ты  ли говорил:   "Чти отца твоего и матерь твою"?
      - Ваш  разум и ваша добродетель - это всего лишь путь к великому про-зрению.  Но не наступит оно для вас, ибо не любовь к Нему вами движет,  а любовь к себе.  И в том ваш величайший грех перед Ним. И дети этого греха так же уродливы.  Это ваша  торговля  милостями свыше, это безбожие и святотатство.
      - Значит нужно оправдать тех, кто поднял оружие против власти?
      Учитель вздрогнул.  Вопрос  был  задан прямо.  Они надеялись, что в запальчивости он столь же прямо им и ответит?
      - На все воля Господа. Он карает и он спасает. Тот, кто хочет распоряжаться чужой жизнью,  ставит себя выше Его.  Но я не  могу судить его, ибо суд есть право Господа.
      - Значит, смирение?
      - Да,  вера и смирение. Но истинная вера не есть раболепство, которое провозглашают римляне и которое поддерживаете  вы.  Впрочем, - Учитель усмехнулся, - это ваша работа. - Столько ненависти и яда он вложил в последнее слово,  что священники поняли бесполезность всяких уговоров.
      - Мы отдали свою жизнь служению Богу! - возмущенно воскликнули
несколько голосов.
      - Вы всего лишь надели драгоценные одежды и наблюдаете, смотрят ли  люди на вас.  Вы извергаете многословные молитвы,  словно боитесь, что Господь не поймет вас. Не обольщайтесь, он все знает и без  ваших слов.  Однажды два человека вошли в храм помолиться: один - фарисей,  а другой - мытарь.  Фарисей, став, молился сам в себе так:  "Боже,  благодарю Тебя, что я не такой, как прочие люди, - грабители,  обидчики, прелюбодеи или как этот мытарь; пощусь два раза в неделю,  даю десятую часть из всего,  что приобретаю". Мытарь же, стоя вдали,   не смел даже поднять глаз на небо, но, ударяя себя в грудь,  говорил:  "Боже, будь милостив ко мне, грешнику!" Сказываю вам,  что сей пошел оправданный в дом  свой  более, нежели тот.
      - Да он просто оскорбляет нас!
      - А мы сидим и покорно слушаем!
      - Да кто он такой?
      - Я сын Божий, - ответил Учитель.
      - Он  назвал  Господа  отцом своим.  Нельзя терпеть это богохульство. Пойдемте!
      Учитель напутствовал уходящих фарисеев словами:
      - Что ценится людьми,  то презренно в глазах  Божьих.  Идите, Бог вам судья.

      - Они шли взбешенные и изрыгали проклятья в твой адрес, - смеялся Иуда.
      - Они  слепы.  Соблюдать  и  хранить Закон,  потому что Закон
справедлив и соблюдение его приносит счастье, - вот и вся их  жалкая философия.
      - Но разве у тебя есть какая-то философия?
      - А она и не нужна. Вера и та нравственность, которую она дает, - этого вполне достаточно для человека.  Милость Божия не подчиняется законам.  Это то, что человеку не дано понять никогда. И чем раньше он это осознает, может быть, у него будет остаток дней для счастья.
      - Но каждый ощущает счастье по-своему.  Как его  ощущают  те, кто вою-ет с римлянами?
      - Я не знаю. Но почему ты об этом спросил?
      - Сам не знаю.  Может быть оттого, что полное представление о форме пирамиды дает взгляд на нее с разных сторон?
      - Однако странно.
      - Но позволь, они тоже борются за свободу!
      - Не  за  ту свободу они борются.  Их душа бродит в потемках. Этим путем она не найдет свободу.  Проси принести вина,  я устал. Когда я сталкиваюсь с глухой стеной непонимания,  силы быстро покидают меня.  В послед-нее время фарисеи все чаще  устраивают  мне пытки. Они как будто готовятся к судилищу.
      - Но разве у них есть на это право?
      - Прошу тебя, сходи за вином.