Из цикла лихие 90-е
В соавторстве с Жаном Кристобалем Рене
Рассказ написан на "Эротический марафон", проводимый форумом ЭКСМО по теме "Крышу сорвало".
12 апреля 1996 года. Всеволод Бирюков
– Как мы видим, для стабилизации частоты гетеродина в схему включена цепочка отрицательной обратной связи, которая и обеспечивает так называемую...
Я замолчал, мгновенно забыв и о преподе, и о коряво начертанной на доске схеме. Пальцы крепко сжали мелок. В дверях стояла Она! Моя первая и последняя любовь в этой жизни.
– Камышина, когда вы, наконец, научитесь приходить на пары вовремя?
Олег Анатольевич неприязненно посмотрел на Владу поверх очков, и мне сразу захотелось запустить мелом в его обширную лысину. Как он смеет делать замечания моей мечте?! Старый козёл, для которого даже дочка ректора не указ. Хотя тут я загнул, конечно. Ворчать-то он ворчит, но ни разу не выставил Владу из аудитории.
– Ой, простите, Олег Анатольевич! Я каблук сломала! Водителю пришлось ехать целый квартал обратно по пробкам.
Влада потупилась, разглядывая носки ярко-красных новеньких туфель. Я буквально пожирал глазами её божественную фигуру. Сколько же в ней очарования! Прекрасная и...
– И как, позвольте спросить, можно сломать каблук в машине?
И всё-таки он старый козёл! Старый, самолюбивый, придирчивый, маразматичный козёл!
– Проходите на место, Камышина. И постарайтесь впредь не ломать каблуки перед занятиями.
По аудитории прокатились сдержанные смешки, а моя ненависть к Анатольевичу достигла апогея.
Влада понурившись прошла на третий ряд и уселась рядом с Сашкой. Александра – её лучшая подруга. Злые языки утверждают, что Влада пригрела её для того, чтобы выглядеть ещё краше на фоне Сашкиных соломенных волос, собранных в идиотскую чёлку, в меру упитанной фигуры и очков в минус три диоптрии. Подруга придвинула Владе стопку тетрадей. Верный оруженосец! Даже лекции за неё записывает. Ох, как же я хотел бы оказаться на месте Сашки!
– Продолжайте, Всевол од. И что нам обеспечивает цепочка обратной связи?
Я вздрогнул, приходя в себя. Ошалело посмотрел на доску. Кашлянул.
– Автоматическую стабилизацию частоты на выходе…
Препод благодушно кивнул и торжествующе посмотрел на скучающих студентов.
– Видите! Можно же выучить! Примитивная лекция на примитивную тему! Что с вами будет, когда перейдёте к расчётам? Камышина! Ты меня слышишь вообще?
Влада, ещё секунду назад шушукавшаяся с Сашкой, смущённо опустила глаза.
– Так… В конце концов я несу ответственность перед вашим уважаемым отцом. И с меня он будет спрашивать по полной программе. Всеволод! Надеюсь, вас не затруднит помочь этой безответственной студентке?
Мне захотелось завыть от восторга, как какому-нибудь мультяшному волку, но я только поправил очки и преувеличенно уныло кивнул. Всё-таки Олег Анатольевич – неплохой человек. Добрый и отзывчивый. И специалист своего дела!
10 мая 1996 года
Павел Штырёв по прозвищу Штырь
Настроение у меня было паршивое. Только вчера днюху с пацанами справили, а сегодня с утреца ко мне военком заявился. Рожа сияет, ботиночки блестят, а в глазах такая радость, словно мешок бабла нашёл. Протягивает мне мятую бумажку и говорит: «Вот и вы дождались, Павел Арсеньевич, своего звёздного часа. Пора Родине послужить. Ждём вас на призывном пункте ровно через неделю». Честь мне, сука, отдал и побежал вниз по лестнице, весело насвистывая. У меня аж матка опустилась. Такие дела намечаются, а меня в грёбаную армию. Со вчерашнего похмелья башка ещё в норму не пришла, а тут новый удар судьбы. Созвонился с корешами, надо чего-то решать. Не плющит меня строем в столовую ходить. Еле вечера дождался. Гляжу, все наши уже на месте. Сидят на скамеечке, портвишок лакают. Бивень, как всегда, гитару мучает и вопит что-то про Афган. Это у него больная тема, брата в цинке в 1989 привезли. У меня и без этого кошки на душе скребут, а тут этот бард нервы трепит.
– Хорош бренчать, – говорю, – мне сегодня повестку всучили.
Бивень заржал и тут же выдал:
Мне форму новую дадут!
Научат бить из автомата!
Когда по городу пройду,
Умрут от зависти ребята!
– Заткнись, сука! – меня аж передёрнуло от злости.
– Да не кипишуйся, Штырь, – подмигнул мне Флакон, – я про тебя с Семёнычем базарил. Берёт тебя в бригаду. У тебя же разряд по боксу. Ему такие нужны. Будем с тобой барыг потрошить, лавэ делать, баб длинноногих трахать!
– А с повесткой чего делать?
– А давайте военкома отловим и эту повестку ему в задницу запихнём? – предложил Гном.
Все заржали. Только мне не до смеха.
Флакон припал губами к горлышку бутылки, сделал несколько больших глотков, потом шумно выдохнул и утёрся рукавом.
– Блин, Штырь, мы вчера у тебя так нажрались, что я в подъезде уснул. Домой только утром попал. Семёныч этого не любит. У него в бригаде не пьют и план не курят. Так что бухать будем только по выходным.
– А с повесткой чего? – напоминаю я.
– Она у тебя с собой?
– Вот она, – протягиваю мятую бумажку.
Флакон брезгливо взял её двумя пальцами, чиркнул зажигалкой. Жадное пламя обхватило прямоугольный листок с круглой синей печатью.
– Всё, ты больше не призывник. Семёныч такие дела за секунду решает. Один звонок, и дело в шляпе.
– Точно?
– Зуб даю, – осклабился Флакон. – У него такие связи, что тебе и не снились.
– Сейчас стрёмно в армию идти, – вздохнул Гном, – могут в Ичкерию заслать. Чехи уже столько наших пацанов завалили – прорва.
– Верняк, – подтвердил Бивень и ударил по струнам:
Черное небо, тусклые звёзды,
Дым и пожары в городе Грозный,
Здесь как наркотик пьянит тишина,
Разве нужна нам с Чечнёю война?
Война, война, война-а-а-а!
– Да заткнись ты, падла! – я сунул кулак в нос Бивню.
– А чё? – насупился тот. – Песня клёвая.
– Глотни, Штырь, – Гном протянул мне бутылку, – сразу полегчает, а потом я косяк забью. Вы с Флаконом пока ещё не бандиты – можете позволить.
Я приложился к портвишку, и в этот момент к нам во двор завернула шикарная тачка.
– Глянь, братва! – взвизгнул Гном. – Да это же шестисотый мерин! Хера у нас тут зажиточные появились!
Двери машины открылись. Вылез мужик в белом костюме с пластиковым пакетом в руке. Что-то отрывисто сказал водителю и неторопливо зашагал к подъезду.
– Бухло несёт, – предположил Бивень. – Слышали, как звякнуло?
– Небось вискарик фирменный, – усмехнулся я, – или коньячишко дорогущий. Это не наш портвейн «три топора».
– Мы скоро лучше пить будем, ¬– процедил Флакон. – Таких вот уродов на счётчик поставим.
– А может, сегодня этого хмыря щипнем? – загорелись глаза у Гнома. – Магнитолку возьмём?
– Цыц, мелочь! – прикрикнул на него Флакон. – В своём районе только конченые дебилы работают!
– Смотрите! – присвистнул Бивень. – Тёлка какая!
Действительно, из авто неторопливо вылезла девчонка. Наклонилась, что-то вынимая с сиденья и продемонстрировав нам великолепную попку в обтягивающих розовых лосинах.
– Вот это жопа! – радостно завопил Гном. – Знатная срака! Блин, у меня аж шишка встала!
Похоже, девочка услышала его дурацкие вопли. Обернулась. Пристально на нас посмотрела и быстро зашагала к мужику в костюме. Тот держал для неё открытой дверь подъезда.
Щёлкнул замок.
– Видели, видели! – не унимался Гном. – У неё и губки рабочие. Если её на круг поставить, то я бы ей первым в рот дал!
Не знаю почему, но я отвесил ему затрещину. В этой девахе было что-то такое… Не знаю, как сказать. Только мне было неприятно слушать похабство в её адрес.
– Ты чего, Штырь?! – обиделся Гном. – Чего дерешься?! Сам, что ли, не хотел бы с такой центровой красючкой перепихнуться?!
«Хотел бы, – подумал я, – ещё как хотел бы». Вслух же сказал:
– Гном, тебе уже семнадцать, а ведёшь себя, как десятилетний сопляк. Мне уже не по кайфу с тобой тусоваться. Стыдно.
– Ой, ой, – скривился тот, – стыдливый ты наш! Как срать в подъезде – ему не стыдно!
– Кто срал?! – набычился я. – Базар фильтруй!
– Мне Бивень рассказывал, как тебя после ликёра прорвало! Ты весь подъезд обдристал! И что характерно, не в своём подъезде, а в моём! До сих пор воняет!
Я обернулся к Бивню:
– Ты чего этому придурку наплёл?!
– Да ладно, Штырь, – пожал плечами Бивень, – дело житейское. С кем не бывает.
– Братва! – радостно облапил нас с Гномом Флакон. – До чего мне хорошо с вами! Свои кореша – родные! Пошли прошвырнёмся? Репу кому-нибудь начистим? Уходят золотые годы. Завтра мы уже серьёзными людьми станем, а сегодня – гуляй, рванина!
И мы пошли. На свою беду два приозёрских на нашу территорию завалили. Один сразу бабки отдал. Другой не захотел – выкидуху вытащил. Хороший ножик, я его себе оставил. А девчонка в розовых штанах всё у меня из головы не выходила. Не такая она мне показалась, как мои лярвы Нинка и Светка. Те по первому кивку трусы снимали, а эта, похоже, не такая, гордая. И красивая. Не описать словами, какая красивая.
– Слышь, братуха, – обратился я к Гному, когда мы вдвоём домой возвращались. – Не обижайся на меня. Я же по-дружески. Ты всё про всех узнать можешь. Прозондируй почву, кто она и откуда. Имя, фамилия, где живёт. Возьми. – Сунул ему в руку десять баксов.
– О! – подмигнул Гном. – Да ты, гляжу, запал на эту тёлку! Всё понял. Любовь, она такая!
– Да какая любовь. Просто понравилась.
13 мая 1996 года. Всеволод Бирюков
Когда Влада подошла ко мне после пары и, смущаясь, продиктовала адрес, я почувствовал себя эдаким царём горы. Мне казалось, что на меня смотрят все. Однокурсники с завистью, а однокурсницы – оценивающе. Ещё в ушах звучали невидимые фанфары, а сердце трепетало от предвкушения долгих бесед наедине с объектом моих желаний и фантазий. И неважно, что говорить мы будем о системах АСУ. Главное – общение! Влада появилась в институте всего месяц назад. И влюбила меня в себя с первого взгляда. Тогда я ещё не знал, что она дочка ректора. С девчонками у меня не клеилось ещё со школы, да я особо и не стремился к общению. Если бы не вечно пьяная соседка из подъезда напротив - всё ещё ходил бы в девственниках. А тут красавица, при виде которой зашевелились даже самые зашуганные парни курса. Куда мне до неё...
Целый месяц в своих фантазиях я вытворял с Владой такое, что потом стеснялся поднять на неё глаза, словно она могла прочитать мои мысли. Целый месяц я бросал ей вслед восхищённые взгляды и "провожал" до машины, прячась за зданием спортзала и трансформаторной будкой. И вот - свершилось! Сбылась мечта идиота!
Дом Влады не впечатлил. Наверно, потому, что я внушил себе, что моя принцесса живёт как минимум во дворце. А тут – старый ДСК с нецензурными надписями на стенах и подозрительной шпаной, устроившейся на скамейке возле детской площадки. Отморозки! Я сразу представил себе, как отбиваю от них Владу, которую те собираются обидеть. Хоть я худой и высокий, как жердь, но у меня длинные руки. А это, говорят, признак профессионального боксёра. Я так раздухарился, что даже рискнул глянуть в сторону пацанов. Потом побыстрее юркнул в подъезд. В следующий раз, сопляки. Живите пока.
Дверь ректора – это дверь ректора. Стальная, с глазком, размером с оптику приличного телескопа, и огромной кнопкой звонка. Нажатие на эту пластмассовую махину разбудило в недрах квартиры совершенно неожиданный звук. Не привычный "длинь-длинь", а задорную соловьиную трель. Фирма! На наших фабриках такое не производят.
Загремели засовы, толстенная дверь провернулась на огромных петлях, и на пороге возникла... Сашка. Я икнул озадаченно. Буркнул что-то невнятное. Серая мышка приветливо кивнула и протиснулась между мной и косяком. Я даже не попрощался. Всё внимание – Владе.
Голубенький халатик, волосы собраны в косу, на щеках румянец. Я так и застыл на пороге, только и сумев выдавить из себя хриплое: "Здравствуй...те...". Объект моих мечтаний, похоже, смущён был не меньше меня.
– Здравствуйте, Всеволод. Надеюсь, что с вашей помощью я стану лучшей на курсе.
Я чуть не выдал фразу о том, что она и сейчас лучшая на курсе. Правда, в другом смысле. Хорошо, что вовремя остановился. Влада не абы какая уличная девка. Девушка из интеллигентной семьи. С высокими моральными устоями.
Квартира ректора не обманула мои ожидания. Всё здесь отвечало статусу хозяина. Обстановка дорогая, но без излишней роскоши. Чего стоила одна импортная стереосистема. Наверно, настоящий восторг – слушать Баха или Моцарта через огромные, в метр высотой, динамики. А видеомагнитофон! Не отечественная смесь холодильника и пылесоса, а настоящий «Шарп»!
Впрочем, все эти наблюдения длились ровно до того момента, пока Влада не устроилась напротив, целомудренно прикрыв коленки краями халатика. Я пододвинул стул поближе и задохнулся от восторга. Наивная домашняя девочка! Позаботившись о ножках, она совершенно позабыла об отогнувшемся отвороте. Грудь Влады была прекрасна! Напряжённые соски в обрамлении нежно-розовых кружочков вызвали неудержимое желание припасть к ним губами.
– С чего начнём, Всеволод?
Ох… Сказал бы я, с чего начну… Я встряхнул головой, отгоняя картинки из засмотренных до дыр фотокарточек, и притянул поближе видавший виды дипломат. Книги были тяжеленные и такие глупые в ситуации, когда рядом хмурит брови и пытается разобраться в тонкостях электронных схем прекрасная девушка. Мы провели за занятиями часа два. Похоже, усталость дала о себе знать, потому что Влада расслабилась и не замечала, как халат бесстыдно продемонстрировал бёдра, почти до самых трусиков. Возможно, что я преувеличиваю, но к тому, что я увидел, дорисовало подробности воображение. Уж не знаю, чему я смог выучить в этот день мою подопечную, но уходил я от неё счастливый, словно слон после дождя.
17 мая 1996 года
Павел Штырёв по прозвищу Штырь
Очко не железное. Всю неделю ждал неприятностей от военкомата. Но не обманул старый кореш. Выходит, этот Семёныч и впрямь крутой чел. Наш военком, встретив меня на улице, сделал вид, что не признал. Морду в сторону отвернул. Вот и нормалёк, не пойдёт мне зелёное х/б. На мне малиновый пиджак лучше смотреться будет.
Настроение по кайфу. А тут и Гном нарисовался.
– Всё узнал. Имечко у тёлки дурацкое, Влада. Фамилия Камышина.
– Влада? Это чего, Владислава?
– Типа того.
– Ну?
– Неделю назад в наш дом переехала. Папашка у неё какой-то профессор сильно навороченный, при бабках. Хату трёхкомнатную купил. Живёт на два этажа выше тебя, в семьдесят пятой квартире.
– Соседка, значит…
– Ага. Сосётка.
– Чего ещё узнал?
– Студентка она. На третьем курсе. А папашка в этом институте, типа, за главного. Я тебе расписание её занятий притаранил, – Гном сунул мне в руку бумажку. – Тут все эти пары-шмары обозначены, когда заканчиваются…
– Ну, ты пронырливый малый, – похвалил я.
– Чего для братухи влюблённого не сделаешь. Ты бы за оперативность червончик добавил…
В тот же день я сделал попытку познакомиться с девахой. Встретил у подъезда, распахнул дверь:
– Здравствуйте!
– Здрасьте, – буркнула она и мимо меня прошмыгнула.
Потом я её на лестничной клетке подловил. Спецом этажом ниже лифт заклинил – кирпич подложил. Опять вежливо поздоровался. Только она мне даже не ответила. По лестнице побежала, только каблучки зацокали.
Ещё пару раз потом встречал и здоровался. Никакого эффекта. Губки надует и мимо чешет. Нет, думаю, тут надо конкретно быка за рога брать. Собрал совет. Бивень предложил её в ресторан отвести. Только какой ресторан, если она даже не здоровается.
– Ты должен её заинтересовать, – сказал Флакон. – Ну, чтобы она заметила тебя и заценила.
Легко сказать, чтобы заметила.
– Я знаю! – заорал Гном. – Надо её от хулиганов спасти!
– Я сам хулиган, – сплюнул я.
– Но она же не знает! Надо от других спасти! Я в Ералаше видел. Там один чувак попросил корешей тёлку напугать. А потом появился такой весь герой, бац-бац им по рогам, и тёлка в отпаде. Штырь, я ваша навек!
– Хорошая мысля, – одобрил Бивень. – Мы с Флаконом можем хулиганов изобразить.
– Не пойдет, – не согласился я, – мы с одной улицы, она нас всех видела.
– А мы маски оденем, – обрадовался Бивень, – и банданы чёрные!
– Ты чего, тупой?! – заржал Флакон. – Гангстеры, что ли?! Мы не в Америке!
– Со стороны пацанов возьмём, – деловито сообщил Гном. – Есть у меня пара отморозков. За чирик зелени даже трахнуть смогут.
– Трахать не надо! – отрезал я. – Если тронут Владу – сам их на ремни порежу!
– Как скажешь, – кивнул Гном. – Готовь капусту и покупай гандоны!
Короче, получилось всё клёво. Есть у нас подворотня тёмная, там гномовы отморозки мою недотрогу и встретили. Лапы растопырили: «девочка, погуляем?». И появился я вовремя. Влада уже орать начала, когда они её лапать принялись. Даже на миг забыл, что это всё понарошку, в такой раж вошёл. Прямо в ярость впал от злости. Пришлось потом даже червонец добавить, потому что нос одному конкретно расквасил.
Девочка дрожит, глаза на мокром месте. А я весь такой смущённый. Извините, мол, у нас район неблагополучный, много всякой шпаны.
Одним словом – всё в цвет. Думал сначала до квартиры проводить, но Влада сама попросила:
«У тебя ничего выпить нет? Успокоиться не могу».
Поднялись ко мне в хату. Я с бабушкой живу, попросил ту на кухне посидеть и заодно нам чайку с печенюжками организовать, а сам Владу в комнату завёл, бокалы принёс, и понеслась душа в рай.
Глаза у неё, как два озера. Волосы словно спелая пшеница. А губы… такие мягкие и жаркие, что мне напрочь крышу сорвало. Втюрился я по самое небалуйся. Такая она доверчивая и нежная, что решил про себя: не причиню ей никакого насилия. Только она сама мне на шею бросилась. Прижимается мягкой грудкой, животиком трётся. У меня аж дыхание прерывается. Как сунул руку в трусики, как ощутил под пальцами упругую бархатную попку – так и понял: кончился холостяк Штырь. Горы сверну, а женюсь на этой богине!
19 мая 1996 года. Всеволод Бирюков
Наши встречи длились уже больше месяца, когда события приняли новый оборот. За эти тридцать дней, пока я, надо сказать, довольно безуспешно, пытался научить Владу тонкостям проектирования автоматических систем управления, мы очень сблизились. Перешли на «ты», часто отвлекались на посторонние темы. Влада много чего узнала обо мне, часто рассказывала о своём детстве, проведённом в соседнем городе, откуда они переехали. С грустью сообщила, что совершенно не помнит мать, умершую, когда ей было лет пять-шесть. У нас были общие предпочтения в музыке. Классика! Я впервые встретил девушку, которой нравилась классика! Мы слушали её через ту самую стереосистему. Вообще многое у нас вызывало одинаковый восторг и неприятие. Влада терпеть не могла хулиганов, читала Хемингуэя и знала наизусть стихи Есенина. С каждым днём я влюблялся всё сильнее. И вот настал день, перевернувший всю мою жизнь…
– Всеволод, я должна сознаться вам в… в одной вещи.
Влада ни разу не называла меня Севой или каким-нибудь другим производным от моего имени. Она подсознательно уловила, что мне это не нравится.
– Клянусь сохранить всё в тайне!
Любимая обожгла меня взглядом прекрасных зелёных глаз и прошептала:
– Я невинна…
Конечно, я был уверен в том, что Влада – девственница. Не успел я ещё раз заверить её в своём молчании, как она продолжила:
– Я хочу, чтобы это сделал именно ты…
22 мая 1996 года. Павел Штырёв по прозвищу Штырь
«Жизнь – говно». Так Бивень всегда говорит. А я, дурак, сомневался. Только эта самая жизнь мне такой сюрприз преподнесла, что я чуть с катушек не съехал. Но обо всём по порядку. Началось всё с того, что я Владу с другим увидел. Идёт под ручку, смеётся. А этот хмырь на неё такими глазами зырит, что и конченому дебилу ясно – втюрился, падла. Меня аж затрясло от злобы. Хотел рвануть к ним, порвать этого тощего очкарика на куски, кадык вырвать, но сдержался. Не хотел при ней месить недоноска. Но так оставлять нельзя – надо убирать конкурента. Хотел Гнома напрячь, чтобы выяснить, кто этот перец недоделанный и откуда взялся, но всё само собой получилось. В окошко я их увидел. Точнее, Владу углядел, с ней какая-то овца рядом шла. Откормленная и кривоногая. Одним словом – гусыня. Подружка, наверное. Только дело не в ней. Очкарик следом тащился. И не просто тащился, а, типа, следил. Видно было, что не хочет им на глаза показываться. Но мне-то по барабану, чего он хочет. Думаю, пора этого резвого мерина стреножить. Рубаху накинул и за дверь.
Успел вовремя. Этот тощий богомол как раз шею жирафью вытянул, мою Владочку высматривая, когда я у него на пути нарисовался:
– Стоять, сука!
У него от неожиданности чуть очки с носа не слетели. А я ему опомниться не даю:
– Кто такой?!
– В чём дело? – лепечет он и пытается меня обойти. Только я его аккуратно двумя пальчиками за ворот беру и ласково спрашиваю:
– Ты не понял, сука? Я вопрос задал: Кто ты?
– Допустим, Бирюков Всеволод Евгеньевич, – с вызовом отвечает он.
А я его продолжаю авторитетом давить:
– Ты – говно, Всеволод Евгеньич. А вот фамилия у тебя прикольная. Только, если ты бирюк по жизни, какого фига в герои ломишься?
– Я не понимаю…
– Не понимаешь, падла? Я тебе объясню. Занята девочка. Ты понял, мудило? Так что сделай так, чтобы я тебя в этом дворе больше не видел. Подойдешь к Владе хоть раз – инвалидом сделаю.
Думал, он испугается, только очкарик на меня презрительно глянул и говорит:
– А ты, значит, Паша Штырь? Наслышан о тебе. Только не видать тебе Владу, как своих ушей.
Не понял, значит. Но я понятнее объяснять умею. Хуком слева пузо ему пробил, а потом со смаком в пятак зарядил. Полетел он, как фанера над Парижем, сам в одну сторону, а пенсне в другую. Хотел ещё малёк почеканить козла, да он вдруг заплакал. Да не просто заплакал, а зарыдал как баба. Сидит, кулачками по асфальту лупит, трясётся, как припадочный, и повторяет одно и то же:
– Ни мне, ни тебе! Ни мне, ни тебе!
Я аж офигел, смотрю на него, как на идиота, и спрашиваю:
– Ты чего, псих?
А у него вдруг в глазах такая ярость нарисовалась. Как вскочит, глаза бешеные:
– Кто псих?! Я не псих! Ты понял?! Я не псих!
Я аж попятился от него. Морда перекошенная, изо рта слюни текут. Тогда я не знал, что в самую точку попал. У паренька, оказывается, были проблемы. Он с четырнадцати лет на учёте у психиатра состоял. Только всё это выяснилось позже. А тогда я смотрел на него, и оторопь меня брала. Только ботаник вдруг резко успокоился и куда-то пальцем тычет:
– Вон, чья она!
Я посмотрел, куда он показывает, и вижу, как та жиртресина руку Владе на жопу положила и гладит. А потом и того хуже, развернула её к себе, голову наклонила и в губы губами впилась. И стоят, сосутся.
– Чего это они делают? – спрашиваю.
– Любовь у них, Паша, – отвечает Всеволод. – Знаешь, кто такие лесбиянки?
– Знаю. Не дурак.
– Обманывала она нас, Штырь. Я их разговор слышал. Они нас с тобой за людей не считают. Обзывают примитивными кобелями. Про тебя говорили, что ты тупой бычара с мозгом меньше, чем у динозавра. Смеялись, как ты нанял дружков, чтобы охмурить Владу. А про меня такое несли... А ведь я любил её, Паша, – Всеволод всхлипнул, – жениться хотел! Думал, я у неё первый! А она знаешь, что сделала?! Томатный сок на простынь плеснула, чтобы я подумал, что она целка! А потом за глаза хохотала надо мной!
– Значит, ты её трахал, – пробормотал я.
– Я её любил! – взвизгнул он. – Вон, кто её трахает! Саша! Подруга её и настоящий для неё партнёр!
Не знаю, что со мной от этих слов произошло. Перед глазами всё помутилось. И злость, и жалость к самому себе. И ощущение, что меня самого раком поставили и грубо отымели. Стою, как дурак, глазами хлопаю. Не знаю, что делать. А ботаник шепчет:
– Убью обоих. Ты со мной?
– Куда с тобой? – спрашиваю. Только он не отвечает, упрямо в сторону девчонок топает. Я за ним. А Влада с подружкой обнялись и в подъезд пошли.
– Пусть в квартиру зайдут, – злорадно говорит Всеволод, – а мы следом нагрянем. У меня ключ есть.
– Ключ? Откуда?
– Неважно.
Постояли мы минут пять, а потом пошли. Не знаю, зачем я на это подписался. Только я в тот момент какой-то чумной был. Прибить кого-то хотелось, порвать, в землю втоптать. Одним словом, снесло крышу.
22 мая 1996 года. Всеволод Бирюков
Мне знаком каждый сантиметр этой двери. Сколько раз за последние два месяца я стоял перед ней, переминаясь с ноги на ногу и ожидая, когда щёлкнет замок и в проёме появится моя любимая девушка. "Врата рая"– так я их назвал, не подозревая, что за массивными стальными листами притаился до срока ад. Начало конца для меня настало в тот день, когда я, выкрав из сумочки Сашки ключ, сделал дубликат. Влада доверяла в полной мере только своей подружке. Мне, несмотря на нашу интимную близость, она ключи не передавала, а вот лучшая подруга могла приходить в квартиру даже в отсутствие хозяев. Если бы Сашка была парнем, я бы уже сходил с ума от ревности. А тут просто слегка завидовал. И ключ выкрал лишь в преддверии дня рождения любимой. Хотел пронести в дом сюрприз – целую гору цветов, на которую собирался пожертвовать стипендию за целый месяц. Если бы я знал...
Едва успев спрятаться в кабинете, я подслушал то, что в одночасье разрушило моё счастье, превратило мир в юдоль боли.
"Тупой ботаник".
"Я так кричала, типа от боли, что он чуть не обосрался".
"Не ревнуй, сладкая, они для разнообразия. По-настоящему мне хорошо только с тобой".
Я высокомерно глянул на Пашку. Воплощение затасканного: «Сила есть – ума не надо». Что нашла Влада в этом мешке перебродившего тестостерона? Я даже не ревновал его. Вот он вполне годился на роль «для разнообразия». Но не я!
Иди, придурок, посмотри, чем занята твоя мнимая любовь.
Я широко распахнул дверь, сделал приглашающий жест рукой, пропуская бычару вперёд себя и не забыв приложить палец к губам. Не стоит пугать милующихся клушек раньше времени.
Мы осторожно заглянули из прихожей в гостиную. Впрочем, можно было смело войти и встать посреди комнаты – увлечённые подружки нас бы не заметили. При виде полураздетой Влады и абсолютно голой Саши у хулигана, похоже, отнялись ноги и язык. Переводил выпученные, словно у лягушонка, глаза с лесбиянок на меня и обратно и беззвучно разевал рот. А поглядеть было на что. Центром панорамы служил немаленький зад Сашки. Она наклонилась над усевшейся в кресло и расставившей ноги Владой, и мы во всех подробностях могли рассмотреть влажные прелести самой некрасивой моей однокурсницы. Впрочем, несмотря на то, что у меня сердце обливалось кровью, парочка вызвала у меня возбуждение. Влада закрыла глаза и сладострастно стонала. Сашка уверенно, явно не в первый раз, удовлетворяла её пальцами – локоть так и ходил вверх-вниз.
Из прострации меня вывел очнувшийся хулиган. Взвыл так, что я от неожиданности приложился лбом о косяк. Что уж говорить о лесбиянках. Сашка мыкнула коровой и спряталась за кресло, а Влада сразу свела ноги вместе и ладонями рот прикрыла, словно визг удерживая. Я остался на месте, наблюдая сцену ревности и осмысливая увиденное. До последнего момента я не верил в услышанное тогда. Не верил, пока не увидел всё воочию.
22 мая 1996 года. Павел Штырёв по прозвищу Штырь
Сам не ожидал, что способен издать такой бизоний рёв. Слова мне долго не давались, я только рычал и грозил двум этим потаскухам кулаком. Как же мне хотелось грохнуть их обеих.
А Влада, та самая Влада, которую я боготворил и уже видел своей невестой, смотрела на меня с ненавистью. Такого гадкого оскаленного лица я сроду не видел. Она встала с кресла, сделала к нам шаг и прошипела:
– Пошли нахрен отсюда, козлы!
И тут меня прорвало. Я обкладывал её трехэтажным матом, грозился придушить и вообще, похоже, нёс какую-то околесицу.
Злость на её лице сменилось презрением.
– Ты всё сказал, урод?
От этого спокойного холодного голоса меня вновь начало плющить.
– Ты… Ты… – я чувствовал, как тяжело даются слова. – Ты с этой…А я? Как же я?
– А что ты? – Влада насмешливо положила руки на бёдра. – Ты жалкий импотент. Ничтожество и тупица. Видела, как ты пускаешь слюни, вот и пожалела. Думала, побалую дурачка, а то подохнет от спермотоксикоза. А ты чего притих, отличник?! – неожиданно переключилась она на Всеволода. – Ты ещё хуже этого быка! У него хоть член толстый, а у тебя горошина! Что, дебил, думал, нашёл принцессу на свою горошину?! Ха-ха!
Мой товарищ по несчастью дёрнулся у меня за спиной, но я придержал его рукой и сам шагнул к Владе. Мой кулак прочертил короткую дугу и врезался ей в челюсть. Она упала в кресло, высоко задрав ноги. Я тупо смотрел на розовую и такую притягательную щелку между роскошных бёдер и дрожал, как осиновый лист.
Влада зашевелилась, потрогала разбитую губу и зло прошипела:
– Ты пожалеешь об этом, сволочь. Саша, звони в милицию. К нам ворвались в квартиру, избили и хотели изнасиловать.
– Ну и тварь же ты, – сказал я ей. Развернулся и вышел из квартиры. Прислонился потной спиной к стене. Дрожащими пальцами вытащил сигарету, закурил. Я не плакал, это едкий дым щипал глаза.
22 мая 1996 года. Всеволод Бирюков
Хлопок двери. Ушёл! Я так надеялся, что он сделает то, что мысленно я уже проделал с этими ненавистными шалавами уже раз десять. Кто сказал, что нельзя убить несколько раз? Вот, Владе удалось.
Сашка стояла у телефона, лихорадочно тыкая в клавиши и совершенно позабыв о том, что щеголяет без одежды. Влада торчала на той стороне комнаты, возле зеркала. Разглядывала свою начинающую опухать физиономию. В голове словно что-то щёлкнуло. Я понял, как сделать ей больно! Всё очень просто!
Когда я шагнул к Сашке, та взвыла и метнула в меня трубку. Промахнулась, конечно, а через секунду я уже завалил её на то самое кресло, где она несколько минут назад миловалась с моей мнимой любовью. Влада была тут как тут. Подскочила сзади, ногтями в лицо вцепилась. Ну и получила в рыло во второй раз. Сейчас посмотрим, кто из нас импотент. Даже такую страхолюдину, на которую меня променяли – как два пальца…
22 мая 1996 года. Павел Штырёв по прозвищу Штырь
Я поперхнулся дымом, когда по ушам резанул истошный женский визг.
Ворвавшись в квартиру - замер. Влада, свернувшись калачиком на полу, тихо всхлипывала. А ботаник, завернув толстухе руку за спину и вдавив её лицом в кресло, остервенело насиловал.
– На, тварь! На! На!
– Всеволод! Прекрати! – закричал я. – Ты что творишь?!
Но он меня не слышал. Морда красная, с губ стекает слюна, а в глазах натуральное безумие.
Подлетев к нему, я ухватил его за волосы.
– Я сказал, прекрати, псих!
И тут он бросился на меня.
– Я не псих! Я не псих! Я не псих!
Его пальца сомкнулись на моей шее, а зубы лязгнули. Такой силищи от тщедушного ботаника я не ожидал. Мы упали на пол. И я почувствовал, что начинаю задыхаться. Перед глазами поплыл кровавый туман. Прежде чем потерять сознание, я вспомнил о выкидухе в моём кармане, той, что отобрал у приозёрского паренька. Наборная рукоятка скользнула в руку. Палец надавил на кнопку. Получи, сука!
А потом багровый туман сменился чернотой ночи, густой и вязкой, в которой я беспомощно плыл подобно лодке, потерявшей гребца.
Я пришел в себя от звуков мужских голосов и женского плача. С трудом разлепил тяжёлые веки. Голова кружилась. Оказалось, что я сижу, прислонившись к стене. На руках железные браслеты, а вокруг мусоров, что грязи.
– А потом они ворвались в квартиру и стали нас грабить, бить и насиловать! – услышал я плаксивый голос Влады. – Это было так страшно!
В глазах прояснилось. Я смотрел на лицо любимой и горько сожалел, что ударил её. Её нижняя губка посинела и распухла. Как же я так? Не рассчитал удара. Прости меня, Владочка.
– Из-за чего они подрались? – хрипло спросил один из ментов.
– Вот из-за этого кулона! – в руках Влады блеснула цепочка с какой-то висюлькой. – Это настоящий бриллиант. Вон тот, – она указала пальцем на лежащего без движения Всеволода, – сказал, что забирает его себе, а этот вытащил нож и ударил.
Какой кулон? Что за бред? О чём она говорит? И почему ботаник валяется на полу? Что за чёрная лужа под ним? Кровь? Я что, убил Всеволода?!
Голова моя вновь пошла кругом. Я пытался взять себя в руки, сосредоточиться, но в сознании навязчиво крутились лишь пара глупых мыслей: «Лучше бы я пошёл в армию», и другая: "Прав был Бивень. Жизнь – говно… ".