Рик наклонился к ее ушку и глухо, но нежно произнес:
— Только не пиши обо мне в своих книгах.
Элли улыбнулась и в ответ только мурлыкнула. Но через минуту нахмурилась – ей тут же на ум пришел сюжет для следующей повести. Ее история с Риком. Но как быть с его просьбой? Обмануть сознание. Пока уснуть, а потом – будет видно. Может быть, удастся как-то переиначить сюжет. Изменить имена. Или… Да все равно он не читает ее книжек! Какая тогда разница? – Элли уснула с этой мыслью. В последний сознательный миг она уже знала, что не сдержит слово.
Но о чем писать, когда ты уже одна дома. Том на работе, дети в школе, мама ушла в магазин, кошка слезла с колен и забралась на подоконник. Элли тоже посмотрела в окно. И попыталась вспомнить все, что успела услышать от Рика. Эти короткие три встречи. Стоят ли они того, чтобы о них помнить и тем более писать? Но она не хотела забывать. Ей нужно было выговориться. И выговориться именно так – через бумагу. Подумав, все же, Элли встала и пошла за кофе.
Память — дискретные стеклышки, все цветные, полупрозрачные. Сквозь них что-то видно, но все окрашено в свой цвет. Оттенок. Бывают и совсем мутные. Но что-то проглядывает. Вот-вот, например, она видит двух детей, карабкающихся по крутым скалам вверх. Внизу – на много-много метров от двух пар босых ног ярится морской зверь, врезаясь своим могучим телом в черные скользкие скалы. Его рев заглушает даже оглушающий свистом ветер. Вниз смотреть страшно, но Рик тоже смотрит, а значит нельзя сдаваться и ни в чем, абсолютно ни в чем, уступать ему. Если ты родилась девчонкой, это вовсе не значит, что ты должна в чем-то уступать таким, как Рик. И пусть он даже не догадывается, как ты завидуешь ему за то, что он родился сильным и ловким. А ты… а ты всего лишь девочка.
— Рик! Ты боишься?
— Нет.
На взгляд Элли он даже слишком быстро ответил. Она не доверчиво посмотрела на него, что Рика немного разозлило. Он дернул плечом и подошел ближе к краю. Элли заскулила:
— Рииик… ну пожалуйста, отойди от края!
Его стройная гибкая фигурка заслоняла ей солнце. Он упрямо стоял, не шевелясь и не оборачиваясь. Чуть вьющиеся короткие волосы лохматились от ветра и просвечивали яркими лучами. Элли еще не знала, что такое любовь. Но только лет через двадцать поняла, что так любить, как могла тогда, уже не сможет.
И эта встреча была случайной. Убогое кафе на краю города, куда ее занесло по работе. И из страха замерзнуть, ей нужно было где-то переждать время. Это он? Элли спрашивала себя минут десять, бесстыдно разглядывая в упор слегка обородаченного, но все такого же неуемно-ироничного бродягу Рика. Он заметил ее взгляд. Улыбнулся. Но улыбка показалась ей странной. Он не узнал ее?
Самое жуткое разочарование испытываешь, когда понимаешь, что пережитое тобой, по-настоящему только твоим и было. А Рик не помнил ни ее, ни их детской дружбы. Да мало ли что было в его детстве – он часто переезжал, безвозвратно утрачивая друзей и отношения. Но Элли – ему понравилась. И он долго пытался вспомнить, где мог ее видеть. Но так и не вспомнив, решил, что интрижка была мимолетной. Элли расхохоталась (хотя смех скорее был нервным и с горьким подтекстом), допила кофе и резко выпалила:
— Что между нами могло быть? В восемь-то лет!
— Аа… — Рик замялся и тоже рассмеялся, тихо, почти беззвучно, сузив до предела глаза так, как это въелось в память восьмилетней девчонке.
Но разговор не прервался. Каруселью их заносило все дальше. И она понимала очень четко, что ностальгия это только у нее. А Рик, с трудом вспоминавший-то те места, где они лазили над морем и их мрачную школу, просто увлечен был новой встречей и новой для него женщиной. Это Элли печалило больше всего.
— А знаешь, — сказала она на второй день их короткой гостиницы, мы ведь могли несколько раз встретиться по жизни. Ты говорил, что был в Ньюзленде на карнавале в 2002?
— Да.
— Так ведь и я тоже была там с родителями. Мы останавливались у маминой сестры. И видели это умопомрачительное шествие. Я помню, как случайно чуть не случился пожар.
— Я был там рядом. Мы с Чеком, моим тогдашним дружком сидели на заборе и кидали в толпу петарды. Ржали, как дураки. Чтобы не подумали на нас, при первом крике: «Пожар!» мы рванули как угорелые через дворы, так и не досмотрев карнавал.
— И университет…
— Что университет?
— Мы ведь учились в соседних корпусах.
— Точно. Я ходил в вашу столовую снимать девчонок.
— А я в этой столовой никогда не ела – там отвратная еда. Вот видишь – мы опять разминулись.
— Может и к лучшему? А? – я был не самым лучшим парнем. А ты… наверняка ты была отличница и умница, каких поискать.
— Не говори так… А знаешь… еще… ты ведь знаком с моим мужем.
— Как так? Элли?
— Ваши фирмы участвовали в одном проекте. Подготовка универсиады, помнишь?
— Как ты сказала, его зовут?
Элли держала в руках кружку с недопитым кофе. Он остыл. И прикасаться к нему даже просто губами было противно. Рик остался мальчиком, озорником навсегда, несмотря на бородку и небольшое расширение живота. Тот же бродяга и хулиган. Вот только чувства к нему остыли как этот кофе. Элли почувствовала, как холод проник внутрь. Безразличие – порок завершенности очередного этапа. Встреча эта ничего не дала кроме разочарования, глупой рефлексии и ощущения пустоты на месте чего-то доселе важного и лелеянного годами как ностальгия. Но, может быть, и она была нужна на этом этапе. Как знать…