Парадокс Алана Тьюринга, не искавшего спасения во лжи.
Наблюдая на протяжении нескольких десятилетий нравы разных слоев населения, дифференцированных этнически, гендерно, социально и на многих иных основаниях, я даю себе отчет в том, что мне интересны два потока сознательной работы: от реальности к языку описания и от создания смыслов к реальности. Для меня аксиома, что создание смыслов – главное назначение человека. Как это происходит вполне доступно наблюдению. И поскольку главное в очеловечивании людей устная и письменная речь, объект моего наблюдения речевой текст. В данном случае роман Давида Лагеркранца « Искушение Тьюринга».
«Я лгу! – рассуждал инспектор. – Высказывание само по себе правдиво, поскольку человек сознается во лжи. И в то же время лживо, поскольку, сознаваясь во лжи, он говорит правду». С точки зрения лингвистики этот парадокс, сыгравший в романе сюжетообразующую роль, содержит вовсе недвусмысленное высказывание. Наше мерцающее, или пульсирующее, сознание находит в математике более адекватное описание, игнорируя принцип неопределенности. Парадокс лжеца требует алгоритма.
Однако вне этого принципа смыслы не возникают. Роман можно перевести в цифру, но прежде его надо написать.
У Лагеркранца двойная оптика, иначе говоря, говоря, две повествовательных инстанции. Автор и придуманный им романный герой-полицейский. Для меня квантовая теория важнейшее интеллектуальное достижение ХХ-го века. Пользуясь ее языком, можно сказать, что так выполняется принцип дополнительности.
Жанрово перед нами детектив, и с неопределенностью все понятно. Я говорю о интеллектуальной структуре текста не ради его исследования, а потому что смысл текста в описании феномена человека, большинству людей абсолютно непонятного.
Леонард Корелл – человек незаурядный и для автора в романе фигура не менее значимая, чем главный герой. Сын человека, рядом с которым выглядели тускло отцы всех его приятелей, Леонард в юности из-за финансовых неурядиц теряет и отца, и возможность завершить хорошее образование. Карьера полицейского и обыденность тяготят его, сослуживцы раздражают. Дело о смерти жителя городка увлекает Леонарда и обстоятельствами самоубийства, и личностью погибшего.
Уж если в социально униженном Мюррее Алан Тьюринг увидел «человека с тонкой душой, живого и любознательного», то Леонарда он буквально возродил к жизни.
Бунт полицейского на брифинге о завершении дела мотивирован тем, что не исследованы причины самоубийства. Читателю они уже известны из предыдущих глав. Это травля ученого и насилие над ним от имени государства. Самый глупый и жестокий страх – это страх государства. Государство – это власть, представленная конкретными людьми, создающими смыслы в интересах собственной неуязвимости. Отсюда государственные тайны, манипуляции массами, репрессии. Государству необходим внешний враг, а еще чаще внутренний. Оно создает или поощряет уже существующие стигмы. Гомосексуальность – одна из таких стигм. Я с недоверием отношусь к генетической теории гомосексуальности, явления распространенного повсеместно и во все времена. Тотально она его не покрывает. Стигма устойчива и особенно интенсивно насаждается религиями, полагающими телесные практики своей вотчиной. Государство может быть лояльным к ним, а может быть и суровым. По потребности. Британские послевоенные потребности в романе описаны. У Леонарда нет причин не доверять им до тех пор, пока он не разберется в личности Алана Тьюринга. Его коробят подробности сексуальной жизни, описанные в протоколах. Он воспитанный человек и привык к интимной сокрытости сексуальной жизни. Тьюринг тоже пытается уклониться от откровенности, но его вынуждают к подробностям. Оказывается, что он не считает предосудительным свое сексуальное поведение. Вынуждающая мужская физиология ментально направляет мужчину к женщине вовсе не для обретения потомства. Цель – достижение оргазма. Ученому нет нужды лицемерить, если его менталитет для достижения цели из множества сексуальных практик позволяет ему выбрать ту, которая соответствует его человеческим ценностям. «Человек с тонкой душой, живой и любознательный» - этого достаточно для описания ценностной ориентации Тьюринга. Это не означает, что всякая гомосексуальная практика коррелируется с такими ментальными ценностями, но это означает, что всякая сексуальная практика коррелируется с определенными ментальными ценностями.
«Он воспринял все настолько серьезно, что увидел в этом повод для дискуссии о границах «да», «нет» и «собственно, нет», и обратил все в логический парадокс»,- говорит брат Алана (романный), характеризуя поведение ученого на суде. Реальность следствия из «логического парадокса» перед вами, если вы пользуетесь интернетом и компьютером, даже ничего не понимая во всей этой механике. Чего же удивляться тому, что люди совершают сексуальные отправления, дело более простое, пренебрегая парадоксами? Между тем множество сексуальных практик коррелируется с множеством ментальностей. Иначе не было бы сочинено столько стихов, прозы, музыки о любви.
Что касается деторождения, то здесь всего два варианта: случайное и запланированное (на радость производителям контрацептивов).
Словами брата Алана автор квалифицирует насилие над ученым как полностью идентичное тому, что практиковали нацисты в Германии. Мог ли сам ученый не понимать этого? Обесценивалось все, что он делал для победы. Ближайший пример такого потрясения – жизнь Андрея Сахарова. Вот такой характер носят гостайны. Смысловую доминанту автор усиливает переживанием Леонарда, представившего как разрушают его собственную идентичность. Он в плену стигмы-социального конструкта, потому бежит к магазину, чтобы увидеть девушку, на которую глаз положил, и утвердиться в собственной гетеросексуальности. Впрочем, топос разрушения его идентичности, которую надо восстанавливать и подтверждать, возник еще в школьные годы: «Пока Леонард бегал, оба истязателя наблюдали за ним с лестничной площадки. До сих пор у Корелла не было оснований стыдиться собственного тела. Он никогда не задумывался над тем, красивое оно или уродливое. В тот день он узнал, что у него девчоночий зад.
– Ой, какая попка! – цокал языком Грег.
И оба разве что не катались по полу от хохота.
Леонард так и не понял, большой у него зад или маленький. Иметь девчоночий намного позорнее, чем, скажем, прослыть идиотом или трусом, – это единственное, что он зарубил на носу в тот день».
В эпизоде полемики с тетей Вики он солгал:
«– Хорошо, хорошо… Ты только скажи мне, Лео, откуда у тебя такие проблемы с гомосексуалистами?
– Нет у меня с ними никаких проблем.
– С тобой что-то было? В «Мальборо», да?
– Ничего со мной не было. Тем не менее я считаю, что гомофилы вредят обществу, подрывают его моральные устои… Это противоестественно, в конце концов.
– Ты проповедуешь, как пастор. Хочешь, я тоже скажу тебе одну вещь?
– Конечно.
– Вот ты говорил о противоестественности. Это любимый конек христианских проповедников. «Мы должны жить согласно природе, – талдычат они. – Но не так, как собаки, свиньи или мухи». Однако представь себе, Лео: что, если природа создала гомофилию именно для продолжения рода человеческого? Что, если тем самым она открыла нам новые перспективы? Неужели ты не задумывался над тем, сколько новых идей исходит от людей с этой сексуальной ориентацией?
– Этого я не знаю».
Нет, гомосексуалом он не стал, но заблуждение приобрел именно в школе, не имея сил противиться жестоким подростковым сексуальным играм. Опыт из них был извлечен «не тот». Сейчас такой опыт называют гомофобией.
«Тетя всегда была на его стороне – его тылы, точка опоры. Как получилось, что она вдруг стала обвинять его в предвзятости и нетерпимости, причем обвинять несправедливо? Не он ли поддерживал ее, когда дело касалось феминизма? Не он ли поддакивал, когда она жаловалась на притеснения индусов и пакистанцев в Лондоне? Толерантность, даже его, имеет свои пределы. И тетя должна понимать, что оказывает медвежью услугу геям, выгораживая их. Господи боже мой, эти люди – добровольные, сознательные извращенцы. Можно закрыть глаза на разрушение моральных устоев, но нельзя игнорировать тот факт, что зло множится. Это так, одно грехопадение порождает другое – Кореллу это известно из собственного опыта. Сумма грехов не константна. На них не распространяются законы сохранения».
«Грех» - идеологема, позволяющая уклоняться от любых смыслов и чувствовать себя защищенным в любом лицемерии, воспринимая истину как парадокс.
« Когда Леонард лежал на втором этаже в постели, в которую так стремился, неприятные воспоминания нахлынули снова. Корелл пытался их отогнать, но в результате проворочался с боку на бок без сна, пока часы в холле не пробили три ночи. Тогда он спустился по лестнице, остановил маятник, ощущавшийся в руке как тяжелое яйцо, и взглянул на свои ноги. Время как будто потекло вспять. Ночной холл напомнил ему темные залы колледжа «Мальборо». И не одни только оскорбления, побои да грязные ласки в спальне и ду;ше пришли ему на ум.
Все дело в том, что Леонард позволил произойти тому, что произошло.
Когда-то отец говорил, что в кризисных ситуациях человек либо принимает бой, либо бежит наутек. Джеймс Корелл упускал из виду третью возможность, о которой Леонард прочитал позже. Человек может притвориться мертвым, как это делают, к примеру, сибирские куницы. Обозревая много лет спустя годы обучения в колледже «Мальборо», Леонард Корелл приходил к выводу, что поступал именно так. Он ничего не предпринимал, словно был загипнотизирован или парализован, давал себе слово не мириться, обороняться, но в результате протест угасал внутри, и все оставалось по-прежнему. Иногда ему казалось, что в Уилмслоу с ним происходит то же самое». Эскапизм осложняется эмоциональной блокировкой (неврозом).
Эмоциональная блокировка становится фобией, если ее не преодолеть. Автор не может произвольно выстраивать свою концепцию в отношении Тьюринга, поскольку это историческое лицо, но Леонард полностью в его власти. И потому дерзкое заявление после суда и долгий разговор с Краузе, лекция которого прояснила сущность совершенного Тьюрингом: « Он первый понял – и это было само по себе удивительное открытие, – что все, что может быть подсчитано и логически выведено, может быть подсчитано и логически выведено машинами».
Далее из рассказа Робина Ганди мы узнаем: « Некоторое время Алан пробыл в США, а потом вернулся. Он не выглядел снобом, но уверенности в себе у Тьюринга заметно прибавилось. Такое чувство, что он перестал себя стыдиться». Так автор находит момент выхода из эмоциональной блокады, навязанной социальным конструктом-стигмой. Что касается гомосексуальности, то ей противостоит вовсе не гетеросексуальность, а массовая посредственность, на которой построена мощь религий и государств. Эта посредственность культивирует невообразимое множество сексуальных практик, включая и гомосексуальные. Она же создает безумные социальные конструкты. Но ведь кто-то же создает смыслы, позволяющие человечеству удержаться от энтропийной устремленности к небытию?
Общенациональная истерика, охватившая Британию на второй год войны, когда Гитлер уже господствовал в Европе и Атлантике, а вторжение на острова казалось неизбежным, не позволила бы Тьюрингу ничего изобрести, не окажись он в месте абсолютной несвободы (интеллектуальной резервации) внешней и полной свободы внутренней (свойство его личности). Чтобы об этом рассказать, автор вводит третью повествовательную инстанцию – свидетелей жизни ученого. Кстати, интеллектуальные резервации государства создают повсеместно. Сошлюсь на роман Солженицына «В круге первом».
Кажущееся нелепым и случайным саморазоблачение Тьюринга в суде над ним оборачивается единственной причиной его гибели. Что есть социализация личности как не беспрекословное требование конформизма? Чего хочет социум от личности всегда предустановлено. Чего хочет личность от социума ей каждый раз приходится решать заново на свой страх и риск. Полагаю, что иначе и быть не может.
Алан Тьюринг был геем, а мог бы оказаться цыганом, евреем, горбуном, альбиносом, хромым и т.п. – под знаком стигмы любой человек становится не от мира сего, т.е. уязвимым. Роман Давида Лагеркранца
«Искушение Тьюринга» интересен тем, что это замечательный образец биографического метода в антропологии.
Избегая пафоса, должен согласиться с тем смыслом, который в романе сформулирован от имени самого Тьюринга: со своей жизнью он не справился. И сразу уточню: зато справился с государством (посмертно). Об этом и эпилог романа, и реальность британских государственных актов.
30.05.19 Ертарский