…Вечером, когда смерть приблизилась вплотную, точнее, с трудом поднявшись и включив телевизор после долгой утомительной болезни, а, если быть предельно точным, увидев, как только загорелся экран, портрет того Красивого Мужчины в черной рамке и с черной лентой, услышав бередящие душу завывания кларнета, поняв, что охватившая ее печаль, возможно, касается ее более, чем других, у нее екнуло сердце, и в ту же секунду она ощутила, как что-то внутри нее рухнуло, и взамен руин воцарилась бесконечная пустота, но ей и самой показалось удивительным, что стенать она не стала, лишь вырвался нежданный стон из глубин той самой пустоты и встал поперек горла, и в этом стоне заключалась вся ее невезучая судьба, предначертанная ей еще до рождения, невезучесть по части родителей, мужа, любви, сладкая горечь по своим считанным счастливым дням, безответная любовь в зрелые годы, выпавшая ей на долю, словно, последняя милость Бога, возможно, этим стоном она выразила всё, что хотела швырнуть в лицо жизни, а потом, словно по какой-то мистической причине внезапно погас свет, и она, охваченная ознобом, осталась лицом к лицу с пустотой внутри и темнотой снаружи, теперь она даже не помнит, легла ли спать после того, как выключили свет или так и осталась сидеть на месте, во всяком случае, когда в окнах стало светло, она обнаружила себя сидящей на диване, думать сил не было, то есть, в ее памяти всё должно было быть разложено по полочкам, чтобы суметь подумать, чтобы извлечь оттуда что-нибудь и пройтись вокруг, да около, держась, словно, за поводок, а в этом состоянии копошиться в памяти было всё равно, что носить воду в решете, она прикладывала усилия, но память упорствовала, так и осталась сидеть и смотреть в окно как светает день, ощутила как чувство приближающейся смерти, охватившее ее вечером, мало-помалу заполняет пустоту внутри; она ни горевала, ни сожалела, что в пятьдесят четыре года (во всяком случае, в этом себе можно признаться) всё, то есть жизнь закончилась так легко и просто, точнее, втайне от всех, – кажется, на такие переживания сил у нее больше не осталось, все свои оставшиеся чувства, силы она исчерпала вечерним стоном, продлившемся то ли миг, то ли несколько дольше, взамен осталось пепелище, и, кроме нее самой и Бога никто не ведал, что она найдет и извлечет из этого пепелища, вдобавок, она знала, что отдалена от очей Всевышнего, нет ее имени в Его скрижалях, в противном случае за эти пятьдесят четыре года она хоть в ком-то нашла бы опору – в отце или матери, в муже или любимом человеке, если же она по этой части знала лишь неудачу, значит, не могла насильно считать себя любимым созданием Бога, это было бы самообманом, а обманывать себя дальше не имело смысла: ровно двадцать пять лет она мечтала о том Красивом Мужчине, она понимала, что обычная официантка может самое большее стать мимолетной любовницей такой знаменитости, но, тем не менее, двадцать пять лет надеялась непонятно на что, будто в один из прекрасных дней этот Красивый Мужчина прискачет верхом не белом коне (отчего-то она никогда не могла его представить в автомобиле, он всегда грезился ей верхом не коне) и признается ей в любви, затем посадит верхом и помчится в далекие края, в горной пещере он расстелет на земле свою бурку и они займутся любовью, от этой любви родится ясный, как месяц, ребенок, затем Красивый Мужчина – он может не бросать свою семью и жениться на ней – станет часто навещать своего сына (непременно должен родиться мальчик и к тому же походить на отца), ей и этого довольно, ничего другого от мира и судьбы она не требует, она просит всего лишь крохи удачи, которую другие грабастают пятернями, но она смирилась, ничего, значит, так ей предначертано, а что написано пером – того не вырубишь топором, как бы она ни убивалась – большего не добьется, да получи хоть эту кроху, будет на седьмом небе от счастья, но не вышло, тот Красивый Мужчина не прискакал на белом коне, и не прислал за ней своих подопечных, он ушел с головой в свои серьезные дела, общался с высокопоставленными людьми, часто бывал в зарубежных поездках, поднимался на высокие трибуны, – всё это она видела по телевизору, читала в газетах, слышала от людей, и чувствовала, что постепенно Красивый Мужчина становится всё дальше, недостижимей, чувствовала, что горе, повисшее тяжким камнем на сердце, становится чуть ли не зримой массой, которую можно взять в руки, и еще, она не знала, как дальше жить с таким тяжким горем, но по какой-то таинственной причине с вечера эта тяжесть прошла, по сути, она больше не ощущала физической боли, ее плоть стала легкой и невесомой, как пустота внутри, теперь вот, продолжая сидеть где сидела, она хотела кое-что вспомнить: пыталась вызвать перед глазами смерть матери, лица которой толком и не помнила, пыталась разобраться что в такую минуту могло пронестись сквозь сознание трехлетнего ребенка, потом предприняла попытку разобраться почему однажды в их доме появилась чужая женщина, почему эта чужая женщина каждый Божий день ругала и била ее, и будто этого мало, почему кричал отец, когда она плакала, и по какой причине спустя некоторое время они стали нянчить и миловать новорожденного мальчика, вслед за всем этим она открыла глаза и обнаружила себя в другом доме, среди толпы детей, с тех пор ни отца, ни эту чужую женщину не видела, взамен ее ругала и била другая чужая женщина, к месту и не к месту наказывала, ставила в угол, потом ей встретился человек, которого она звала мужем и с которым прожила вместе всего три месяца; точнее, не встретился, он работал шофером в том месте, где она жила и училась, каждый раз при встрече с ней этот человек, который чуть ли не в отцы ей годился, смотрел с видом знатока на ее тело, грудь, в глаза, лихорадочно улыбался, и от этих взглядов ее созревшую плоть охватывал жар, а в душе поднимались непонятные чувства, которые она была не в силах укротить, жертвой этих чувств и пала, то есть однажды обнаружила себя в машине того человека, не зная куда же едет, не понимая что ожидает ее в конце этой поездки, а когда узнала – всё было уже поздно, вот с тех пор она и жила в двухкомнатной квартире этого человека, испытывала к нему смутные чувства, но он, надо быть правдивой, клялся ей в любви, говорил, что женится на ней по всем правилам, как только ей исполнится восемнадцать, но не обращала на это особого внимания, ведь отец-то родной предпочел ей чужую женщину, а от другой женщины в том месте, где она никак не могла прижиться, натерпелась чудовищных мук, так что была согласна и с текущим положением дел, ей не было предначертано достигнуть большего – да, в ту пору думала именно так, но, оказывается, и этого ей было много, ибо ровно через три месяца умер в страшной аварии тот человек, которого звала мужем, и не успела она очухаться от всего этого, как родственники покойного стали выживать ее из квартиры, но во время этих склок ей раз в жизни повезло, среди орущих и размахивающих кулаками нашелся-таки один порядочный человек, сказал, что невестка уже ждет ребенка и поставил всех на место, а она стала благодарить Бога, надеясь, что у нее в жизни появится хоть ребенок, но судьбе было угодно иначе - ребенок оказался мертворожденным, оборвалась еще одна ниточка надежды, но появись отец в эту сложную минуту и, выполни он свой отцовский долг, она бы всё простила, думая, что и у нее есть защита и оборона, но отец не пришел и даже не дал о себе знать, видимо не было у него продыху задуматься о совести и тому подобных вещах, быть может, даже вспоминать не хотел о существовании дочери, она прождала месяц, желая в этом удостовериться, потом еще один и в начале третьего пошла искать работу; куда бы ни шла, на ее тело и лицо смотрели оценивающим взглядом, бросали двусмысленные реплики, делали завуалированные предложения, загоняли в угол, а знав, что живет одна, они стали захаживать к ней домой, она терпела, а когда стало невмоготу – постучалась в другую дверь, надеялась встретить человека совестливого, который будет смотреть на нее не как на любовницу, а как на свою женщину, но не вышло, точнее, ей самой не понравились те, кто так думал, один не понравился из-за характера, другой из-за того, что хотел прибрать к рукам ее квартиру, а третий оказался подлец, он пропал с концами, когда отношения между ними стали принимать серьезный оборот, ровно через шесть месяцев она узнала, что у этого беглеца жена и целая орава детишек в районе, а потом встретила завмага, точнее, один ее знакомый приходился знакомым завмагу, а директор гостиничного ресторана был другом завмага, именно знакомый слышал от директора, что тот ищет молодую женщину для работы в баре, вот он и повел ее чуть ли не силой к завмагу, а тот к директору, и вот с тех пор она свыклась с атмосферой бара и обжилась там, кстати, зарабатывала хорошо, потому и не искала другого места, с тех же пор потихоньку-полегоньку, даже сама этого не заметив, стала любовницей завмага, но принуждения в этом деле не было, наверно, смирилась с судьбой, или взамен великодушия завмага осуществила его пожелание, и в то же время захотела хоть какого-то мужчину рядом, таким вот образом они три или четыре года состояли в близких отношениях, то есть завмаг пару раз в месяц захаживал к ней, или отвозил на своей машине в укромные местечки, иногда покупал хорошие подарки, но вместе с тем никогда не отдалялся от своей семьи, видать, умным был человеком, точно знал приходы и расходы, не давал ей повода почувствовать себя кем-то больше любовницы, и она место свое знала, не просила ни у Бога, ни у завмага того, что ей не предназначено и не предначертано, так и жила сегодняшним днем, плыла по течению, днем была занята на работе, ближе к полуночи вытряхивала из себя алчные взгляды, двусмысленные реплики, прикрытые и неприкрытые предложения клиентов, которым прислуживала, и отправлялась домой, оставалась наедине с собой в четырех стенах, а по утрам снова шла на работу, заранее предвидя все эти взгляды, реплики и предложения, но ни директору, ни завмагу ничего об этом не говорила, знала, что там, где она работает, иначе не бывает, клиенты приходят сюда сбросить груз забот и проблем, с жаждой побывать в чуть другой атмосфере, и то, что они делают – неписанные законы данной среды, точнее, в том случае, когда они прекрасно понимают, что вероятность работы семейной, домашней женщины в баре исключена, и если дело обстоит именно таким образом, значит, каждому, кто сюда приходит, должна достаться хотя бы кроха ее независимости и свободы; но тот Красивый Мужчина, который часто захаживал в компании с двумя-тремя приятелями, ничего от нее не требовал и не ждал, наоборот, женщина сама с безграничной щедростью уделяла ему внимание, то есть с первого же дня этот высокий, со вкусом одетый, стройный Красивый Мужчина с чуть поседевшими висками, чьи умные глаза за толстыми стеклами очков будоражили всю душу, заглянул с милосердием ей в лицо, и этим взглядом низвергнул ее в бездонную пропасть, отнял всю волю, превратил в добровольную рабу, то есть, в то же мгновение она поняла, что это – конец, дальше уже некуда, когда Красивый Мужчина, чуть заикаясь, заказал дорогого коньяку и закуски, озвучил заказ с изысканным аристократизмом, который так шел ему к лицу, у нее в голове стоял шум, а внутри бушевал ураган, сердце готово было выскочить из груди, даже глаза застлало пеленой, она изо всех сил старалась разложить заказ на подносе аккуратно, но руки не слушались ее, и это ее состояние уловили и спутники Красивого Мужчины, когда она расставляла коньяк и закуску на столе, тот, кто был маленького роста, с всклокоченными волосами и чертенятами в глазах посмотрел на нее плотоядно, другой – среднего роста, лысый и попыхивающий сигаретой с долей вежливости выразил свою благодарность, сказал, что вкушать еду, поданную прекрасной женщиной, доставляет вдвойне наслаждение, а Красивый Мужчина только улыбнулся, взглянул с прежним состраданием в ее покрасневшее от смущения лицо с выступившими каплями пота, и легонько кивнул головой, и этот взгляд пробрал ее до самых душевных глубин, так что она вконец растерялась – не зная толком кому и как прислуживает, всё поглядывала одним глазком на столик Красивого Мужчины – может, что-нибудь еще понадобится, но Красивый Мужчина подозвал ее еще раз, когда захотел расплатиться, а она впервые не задумалась о дополнительных чаевых, а Красивый Мужчина расплатился так щедро и аристократично, что она не нашлась как вернуть сдачу, схватил за руку низкорослого спутника с всклокоченными волосами и чертенятами в глазах, который от коньяка стал раскованным и попытался полезть к ней, дал знак другому лысому спутнику среднего роста с дымящейся сигаретой в зубах, который пытался что-то сказать, затем томно улыбнулся и протягивая слоги сказал «спасибо», вот так они и ушли, а она осталась совсем одна в шумном и прокуренном баре, и в ту же ночь впервые всеми правдами и неправдами дала от ворот-поворот завмагу, заявившемуся с целым ворохом подарков и до самой глубокой ночи пыталась вспомнить, где же видела того Красивого Мужчину, наконец, вспомнила, что видела по телевизору, даже имя его вспомнила, но обрадоваться не смогла, наоборот, на сердце повис тяжкий камень, возросшая недосягаемость такого знаменитого, уважаемого, прославленного человека заполнила мраком ее душу, вместе с тем и в последующие дни она с утра до ночи не отводила глаз от дверей в ожидании Красивого Мужчины, а тот заходил пару-тройку раз в неделю, иногда в окружении тех же двоих, а порой с другими, и каждый раз заказывал и рассчитывался именно он, его спутники заглядывали ей в лицо, не подавали виду, но еле-еле удерживались от реплик, будто согласились меж собой, что эта молодая женщина принадлежит лишь Красивому Мужчине, ибо когда в третий свой визит Красивый Мужчина, делая заказ, взял ее за руку (в этот момент ее пробила дрожь и чуть не подогнулись колени), и, уходя, обнял за шею, в следующий раз провел ладонью по щеке, а однажды с ощущением полного на то права обнял за талию и прижал к себе – всё это было столь естественно, что ни спутники Красивого Мужчины, ни клиенты в баре (его знали почти все, они оборачивались в его сторону и кивали в знак приветствия) не видели тут ничего необычного, взамен всю боль от прикосновений Красивого Мужчины терпела лишь она одна – по ночам в одиночестве, очистив память от всех посторонних, сохраняла в ней его одного, приводила в свою двухкомнатную квартирку, целовала и ласкала, занималась любовью, миллиметр за миллиметром изучала его тело, которое доселе не видела, а когда они встречались с ним лицом к лицу одного прикосновения Красивого Мужчины хватало, чтобы воскресить в ней то, что испытывала с ним по ночам, ибо за все эти несколько лет человек, который находился столь близко, которому она столь легко себя подчинила, одного слова которого было бы достаточно, чтобы последовала за ним, ни разу не произнес двусмысленного слова, не предложил интима, видимо, либо оставался верен своей семье, либо слишком устал от женщин, как бы там ни было, в его прикосновениях отсутствовала грубая мужская похоть, но целиком присутствовала ошеломительная любовь к женщине, она ощущала эту любовь даже когда Красивый Мужчина не заходил неделями, совершал дальние поездки, или отдыхал летом у себя на даче (она это знала по его загоревшему лицу, исходящему от него запаху моря, когда он появился в один из осенних дней), чтобы не видеть голое тело завмага, которого она порой к себе подпускала за его прежнюю доброту, всегда от начала и до конца крепко-накрепко зажмуривалась, а после того, как дело было сделано, на протяжении нескольких дней брезговала собой, стеснялась себя за то, что изменяет Красивому Мужчине, задумывалась, что и он всё это понимает, и при встрече не могла твердо взглянуть ему в лицо, вдобавок, не хотела подпускать к себе мысль, что ее отношения с завмагом не касаются Красивого Мужчины, то есть невозможно, что человек, столь трепетно любящий женщину, не мог предположить о вероятности ее столкновения с грубой похотью; ьесяцы и годы сменяли друг друга, круг Красивого Мужчины то расширялся, то сужался, но его отношение к ней оставалось неизменным, будто принял безо всяких задних мыслей, что о его изумленном взгляде и предназначенной лишь ей улыбке, божественной любви между ними знают все, и не надо тут выискивать чего-то другого, будто он вовсе не знал, как печалят женщину его стремительно седеющие виски, седеющие усы и зачесанные назад волосы, появление морщин на лице, появившаяся в движениях тяжесть, но Красивый Мужчина, и вправду, не знал, что женщина накопила чаевые, которые он каждый раз ей давал, что на эти деньги нашла откуда-то его портрет и увеличила, повесила тот портрет на стену и затянула бархатной занавеской, по ночам отодвигала занавеску и вволю смотрела на любимого мужчину, плакала от охватывавших ее смутных чувств, он обо всём этом не знал и никогда не узнает, вдобавок, по мере того, как проходили годы она мечтала запричитать во время похорон Красивого Мужчины, обвязать его портрет черной лентой и проводить его в последний путь, ступая впереди гроба, надеть черное платье и стоять со скорбным видом у могилы, но не могла бы воплотить все эти желания кроме последнего, если даже считала себя вправе, то Красивый Мужчина такого права ей не давал, точнее, всем заправляла судьба, и она даровала Красивому Мужчине другую женщину, а ее судьба обделила, к тому же судьба свела их в такое время, когда надеяться на что-то большее было невозможно, если быть еще точнее, захоти того Красивый Мужчина, всё было бы так, как он скажет, но раз того не хотел, значит, имел на то основания, значит, так нужно и суждено, то есть и Красивый Мужчина прекрасно понимал – невозможно стереть то, что предначертано судьбой, именно поэтому, вплоть до самого конца, и когда перестал приходить в бар, сохранял ту невидимую дистанцию между ними, а за последние четыре года и вовсе не ступал сюда ногой; вспоминал ли он ее за эти последние четыре года, а если да, то чувствовал ли теплоту внутри, хотел ли наведаться в это местечко, куда приходил на протяжении двадцати пяти лет, отойдя на время от своих больших дел, личных забот и дальних поездок? – это знал лишь Бог и лишь он сам, но за эти четыре года не было и дня, чтобы женщина не ждала его прихода, она почувствовала, что стремительно постарела, ожидая его, что у нее больше не осталось сил жить прежними чувствами, когда в середине первого года отсутствия Красивого Мужчины страдающий от диабета завмаг отдал Богу душу, она даже не думала горевать, наверное, потому, что потеря души тяжелее потери тела, нестерпимей, плюс ко всему последние три месяца четвертого года его отсутствия она провела в постели - один месяц из трех в больнице, остальные два, лежа дома, и врачи не могли поставить толком диагноза, ее никто кроме пары знакомых и соседей не проведывал, и тогда, совсем растрогавшись, сказала самой близкой из них, что отложила деньги на свои поминки. Естественно, не стала говорить, что собрала те деньги за счет чаевых, которые на протяжении долгих лет давал Красивый Мужчина, по сути, даже одежду себе покупала на те деньги, убедив саму себя, что Красивый Мужчина дает чаевые именно по этой причине, значит, так правильно, так надо, если придет с подарком, могут неправильно истолковать, да и она станет надеяться на что-то большее, а расплата деньгами за ее прислуживание, за чарующую улыбку, теплое прикосновение, ни в ком лишних мыслей не вызовет, вдобавок, было бы настоящим чудом, если б Красивый Мужчина проведал ее во время болезни с букетом цветов в руках, даже она дала соседке денег из тех чаевых, которыми он ее одаривал, попросила купить цветы и поставила рядом с постелью, только вечером, включая телевизор, она заметила, что цветы пожухли и увяли, подумала, что так и сохранит букет до конца своей жизни, затем увидела портрет Красивого Мужчины в черной рамке и с черной лентой, услышала бередящие душу завывания кларнета и ее охватила печаль, но плакать она не стала, в тот момент почувствовав приближение смерти, лишь раз простонала, ощущая, что внутри всё начинает рушиться, затем так и осталась неподвижно сидеть, где сидела, сожалея лишь о том, что Бог не дал исполниться даже последнему ее желанию, что не смогла ни запричитать на похоронах Красивого Мужчины, ни взять в руки его портрет в черной рамке с черной лентой и идти впереди похоронной процессии, и, кажется, ей не суждено даже надеть черное платье и стоять со скорбным видом у его могилы, ибо смерть уже близка, совсем близка…
Август, 2011