ОН И ОНА.
О любви немало песен сложено,
Я спою тебе о ней еще одну...
(Слова из песни к к/ф «Верные друзья»).
Старуха сидела на старой, покосившейся от долгих лет, позеленелой мягким мхом деревянной лавочке. Черный шерстяной платок бережно укутывал голову, скрывая пепельно-стального цвета волосы и одряблевшую морщинистую шею. Синяя бархатная, но уже залоснившаяся длинная юбка, цветастая рубашка и теплые, на меху сапоги, скрывали когда-то крепкое тело.
Тонкие руки со светлой, почти мраморной кожей, исчерченные причудливым рисунком синих вен, опирались на изящную, вырезанную чьей-то заботливой рукой клюку - палку. Лицо избороздили глубокие морщины, прежде курносый носик стал меньше. Зубы почти выпали и губы ввалились. Старуха! А когда-то первая красавица на деревне! Теперь же... Годы согнули спину, ноги хуже стали держать, но глаза!.. Глаза женщины - два зеленых изумруда, не смиренные старостью. В них светилась какая-то надежда. Надежда - на что?
Лишь живущие под крышей старухиного дома воробьи были невольными свидетелями того, как каждый день, закончив хлопоты по хозяйству, старая женщина садилась на лавочку и жадно, терпеливо смотрела на дорогу, а за ее спиной, разделяя чувства хозяйки, всматривался туда же и дом. Кого они ждут? Кто спешит к ним по дороге?
Странная эта дорога. Она шла от самой калитки, от самых ворот беленного из года в год дома с синими забором, крыльцом и окнами. Со временем дорога украсилась по краям новыми домами, деревьями, магазинами. Она будто выныривала из зданий и встречалась в лесу со своей старшей сестрой, называемой людьми «трассой», покрытой асфальтом. Но по прихоти судьбы дорога не смогла обогнуть или перескочить этого дома, так и оставив его своим тупиком. Создавалось впечатление, что и сам дом не желает какого бы то ни было соседства. А на углу «отшельника» укрепилась табличка: «Ручейный переулок», д. 1
В памяти старухи слабо отпечаталось детство, родительский дом, отец с матерью, братья, сестры. Стерлись воспоминания юности, а свадьба казалась вообще сказочным сном, но она помнила до мельчайших подробностей первую встречу с Ним и второй день свадьбы, когда он с друзьями уходил на войну. Она помнила, как задорно и весело выбивались рыжие вихры из-под его кепки с красным цветком, его лицо, золотисто-серые глаза, улыбку, ладную фигуру и сильные, ласковые руки. Она полюбила его с первого взгляда всей душой, всем сердцем, как и он ее.
Помнила, как прощались... Это воспоминание до сих пор бросало ее в дрожь и больно жгло в груди, щемило и хотелось кричать, но нежность и любовь к дорогому человеку душили крик и только ручейки слез скатывались по дряблым щекам.
Как много хотела она тогда сказать, как много он хотел сказать, но не нашли слов и долго мучительно молчали. Какими дорогими стали для нее в этот миг и навсегда его вихры, улыбка, ласковые сильные руки. Но особенно горело в ее сердце последнее слово - мольба любимого: «Жди!»
- Я буду ждать, - обещала она. И вдруг поняла, что не клятву дала, а нечто большее - свою жизнь.
Она забыла о том, как однажды на пороге появился военный и, смущенно - отчаянно ломая в грубых руках фуражку, рассказал при каких обстоятельствах он пропал без вести; забыла о своем тяжелом горе, о том, в каких лишениях и голоде налаживали они всем селом жизнь после войны; как пыталась отдать свое сердце другому... Не могла! Она ждала и любила! Не верила в то, что он мертв!
Когда спрашивали, почему она одна - в ответ слышалось тихое и твердое: «Я жду!» Поначалу все сочувственно вздыхали и помогали, чем могли. Шли годы. Люди менялись, черствели. Сочувствие из поколения в поколение исчезало, превратившись постепенно в иронию, а затем в полное равнодушие. Со временем она стала забывать и о людях. Злоба мира ее не касалась.
Старуха сидела и смотрела на дорогу. Было лето, конец июня, как и тогда, когда они расстались. Также шелестел ветер в ярко-зеленой листве, летали трудяги - пчелы с цветка на цветок, пахло пыльцой и молодыми травами... И вдруг... Что? Кто там идет?
Женщина слабо ахнула, вскочила с лавочки, прижала сухие ладони к груди, уронив в траву клюку. Исстрадавшееся сердце бешено, по-молодому, вдруг заколотилось. «Неужели... Нет! Он? Он!»
По дороге, вниз по косогору к дому, прихрамывая, неторопливо шел старик. У него были белые усы и борода, согнутая годами спина, в глубоких морщинах лицо. Это был он! Это его золотисто-серые глаза. Она даже издалека увидела их. У старухи на мгновение перехватило дыхание. Хотелось крикнуть, и не могла...
Старик встретился с ней взглядом и, словно путник, увидевший в пустыне оазис, бегом поспешил к ней. В двух шагах остановился.
- Любимая! - прошептал он.
- Мой милый! - шепотом ответила она.
- Я вернулся!
- Я ждала!
Кинулись в объятья и заплакали. Человек, проходивший мимо, посмотрел на них, вздрогнул и остановился, удивленный. Он увидел, как у старика рыжие волосы взмыли задорными вихрами, натянулась рубашка на могучих плечах. Из-под платка старухи выбились тугие - вороного крыла - косы, налилась под блузкой грудь, исчезли морщины, у обоих зарумянились лица... Миг! Перед прохожим молодая счастливая пара... Он испуганно перекрестился и протер глаза. Да нет! Показалось! Это - обычные старик со старухой! Вот они, тесно прижавшись, друг к другу, что-то нежно шепча, уходят в дом. Они - вместе. Вне времени!
Прохожий еще постоял, глядя им вслед, пустил скупую слезу, сердито ее смахнул со щеки и, словно страшась чего-то, ушел. А возле дома в густой траве осталась лежать старушечья клюка.