Часть первая. Предыстория к истории.
История, о которой я хочу вам рассказать, началось в самом конце марта 1991 года, но, чтобы лучше в ней разобраться, придется вначале заглянуть в то, что происходило двумя годами ранее. Почти всю осень 1989 года я провел в непрерывных разъездах, с головой погрузившись в одну сложную проблему, так, что у меня не было времени, чтобы мотануться по-быстрому в Казань и отдать Майе деньги за ее посылку.
Об этой посылке я уже упоминал в рассказе "Поторгуем?". А сама история началась с одного неожиданного телефонного звонка. В тот зимний вечер я явился домой от Ильи, в квартире которого было выгружено все то, что мы парой часов ранее привезли из Стамбула. Надя поставила на стол обед и присела рядом в полной готовности выслушать повествование об очередной моей одиссее. Я не спешил исповедоваться, с аппетитом съел и первое и второе, но только взял в руки чашку с ароматным свежезаваренным чаем, как зазвонил телефон. Супруга вскочила и пошла в комнату, я услышал, что она с кем-то разговаривает, и спокойно отпил большой глоток все еще горячего, но уже терпимого чая, как она вернулась явно раздраженная:
- Иди, Анатолий, иди скорей, это твоя Майка любимая. Я ей говорю, человек только, что явился домой, сидит, ест, перезвоните через полчасика, так нет, неймется ей. "Извините, Надя, но мне он нужен очень срочно, а позже я не смогу позвонить, вы же знаете, что дома у меня телефона пока нет" – передразнила она Майку, - Вот и иди теперь, разбаловал ты ее.
Для тех, кто забыл, напоминаю, что Анатолий это я, мою любимую супругу родители назвали Надеждой, а Майя - это моя бывшая однокурсница, проживающая в Казани, когда-то я вместе с ней учился в Заочном институте текстильной и легкой промышленности.
- Толя, у меня к тебе огромная просьба, - даже не поздоровавшись, быстро - быстро начала говорить Майя, - встреть меня послезавтра, я на "Татарстане" приеду, только обязательно встреть, у меня вагон десятый, и машину не забудь, а кроме того постарайся на вечер взять два билета на обратную дорогу в "СВ". У нас их не продают, говорят только в Москве купить можно – проговорила она все, неожиданно всхлипнула даже, а затем сразу же трубку положила.
Через день утром я стоял на перроне и смотрел, как длинная зеленая змея поезда втягивалась в узкое пространство между платформами. До сих пор в такой момент у меня возникает какое-то странное предчувствие. Вот сейчас он промахнется, поезд этот, и пойдет по прямой, сметая все на своем пути. Каждый раз я вот так стою, смотрю, а сам глазом кошу в ту сторону, куда бежать придется, если все так, как мне видится произойдет. Потом всегда даже пот со лба стираю, от напряжения выступивший. Вот и в тот раз я с облегчением выдохнул, когда поезд, сделав пару сложных переходов со стрелки на стрелку и, извиваясь изо всех сил, наконец, остановился. Не совсем угадал я со своим местом ожидания, нужный вагон уехал куда-то вперед, и мне пришлось почти бегом миновать пару вагонов, поэтому, когда я добрался до десятого, моя подруга уже стояла на перроне, крутя во все стороны своей изящной головкой.
- Майя, какая ты красивая, - почти прошептал я ей в ухо, мне удалось подобраться к ней вплотную, не ждала она меня с этой стороны.
- Толя, всегда ты шутишь, а я спешу очень, побежали скорей, нам еще надо на Киевский успеть.
Уже в машине, пока мы выбирались к вечно забитому Садовому кольцу, она мне коротко так заявила:
- В Югославию я съездила, почти месяц там прожила, все так здорово было, что я решилась туда переехать, в четвертый раз замуж собралась, на этот раз там– при этих словах она так на меня посмотрела, что аж сердце как рукой своей сдавила, защемило очень.
- Заявление на развод я подала на следующий день после возвращения, - продолжила она через пару минут, ждала, наверное, пока я сигарету раскурю, - детей у нас нет, поэтому нас и развели уже, муж не очень возражал, он какой-то неадекватный стал.
А вот сегодня в Москву приезжает жених мой. Милошем его зовут. Поэтому нам надо успеть на Киевский вокзал, куда приходит поезд из Белграда. Вечером мы в Казань отправляемся, знакомиться с родителями, - и она так вопросительно на меня посмотрела, что мне со вздохом, но пришлось согласиться, правда и дел-то у меня особых на этот день намечено не было.
К Киевскому вокзалу мы подъехали уже на грани опоздания, Майка побежала вперед, а я еще пару минут на стоянке прождал, пока какой-то "чайник" выбирался из длиннющей шеренги машин, припаркованных около вокзального здания, зато своего "жигуленка" я поставил почти у самых ступенек, по которым в само здание подниматься надобно. Майю я догнал уже при выходе на платформу, быстро же она умудряется ножками перебирать в узкой юбке и на каблуках-шпильках в десяток сантиметров высотой, если не больше. По радио объявили, что поезд "Александр Пушкин" из Белграда, прибывает на такой-то перрон. В этот момент Майкин каблук застрял в какой-то щели, она рванулась, и каблук с треском отвалился в сторону. А теперь представьте себе – одна нога стоит всей подошвой на земле, а другая на цыпочках, туфель-то не снимешь, чтобы босиком побежать, зима все-таки на улице, а расстояние до вагона метров сто с лишним, удовольствие выше крыши. А тут еще радио это вокзальное добавило:
- Нумерация состава с хвоста поезда, - а вагон, в котором незнакомый мне Милош едет, второй, то есть он там будет в конце платформы, значит, еще дальше получается, чем я сначала подумал.
Майка чуть не плачет:
- Толь, беги скорей, ты его узнаешь, он такой высокий и красивый очень, скажи, что я иду, ковыляю то есть, - и даже слезу пустила.
Терпеть женских слез не могу, готов на все, только бы их, слез этих, не видеть, всю жизнь из-за этого мучаюсь, бабы мои очень ловко эту мою нелюбовь в своих корыстных целях использовали. Побежал я, и хотя делать это умею не хило, в молодости даже спринт бегал, но по перрону не разгонишься, народ валом валит, поэтому, когда я до второго номера добежал, все уже из вагонов повылезали и бодро так по платформе на выход топали. А у второго вагона целая толпа стоит, с ноги на ногу переминается. Смотрю - в центре знакомая личность возвышается – Милош Станкович, с которым мы целую неделю по Москве шатались, правда, это давненько было, я еще наукой занимался тогда.
Я как-то сразу не врубился даже, что это одно и тоже лицо, мой давний знакомец и Майкин любимый, что это два в одном получилось, поэтому обращаюсь к своему Милошу, а глазами Майкиного пытаюсь отыскать:
- Милош, привет, а ты…, - но договорить не успел, поскольку пелена с глаз спала, и все вдруг сложилось, а тут и он меня перебил, а уж затем окружающие добили.
- Толя, мне не до тебя, я свою Марианну жду, - и столько при этом любви на волю прорвалось, описать невозможно, но я еще не совсем в ситуацию врубился, еще где-то на самом краешке барахтался, а тут услышал со всех сторон голоса и сник окончательно.
- Подожди парень, не приставай к нему, он нам двое суток рассказывал о своей любимой, вот мы ее и ждем, чтобы посмотреть, кому так повезло, - все это какой-то молодой югослав говорил, а остальные поддакивали, - да вот не спешит что-то красавица.
В этот момент Милош сорвался с места и бросился навстречу ковыляющей по перрону фигуре, схватил ее на руки и бегом к нам вернулся:
- Вот видите, я же говорил, - он путал русские слова с сербскими, но все вс; понимали и так. Народ, пожелав им счастья, потихоньку расходился, вскоре мы остались одни. Милош снял с Майкиной ноги целый туфель, попытался отломать и второй каблук, но он был приделан на совесть, и нам так и пришлось доковыливать до машины. Я шел, молча, эта влюбленная парочка общалась на каком-то птичьем языке, встрять туда не было ни малейшей возможности, да честно говоря, и не малейшего желания. Что-то внутри меня оборвалось, и осталось только чувство непоправимости произошедшего, оказалось, что Майка-то для меня не просто подружка, вот ведь как бывает.
Обедать мы отправились в кафе "Хрустальное", есть такое там неподалеку. Мне уже пришлось не так давно его посетить, понравилось, вот я и не стал задумываться, куда податься. Через часик, сидя в удобном кресле в ожидании кофе, мы фактически впервые начали разговаривать втроем, до этого вначале они никак успокоиться не могли, все щебетали о чем-то, только им двоим на всем белом свете известном, а потом также энергично налегали на еду, проголодались мои гости основательно по поездам едучи, да и я, глядя на них, тоже от еды отказываться не стал. И только потом, когда чувства голода любовного, и того что желудок нам навязывает, были слегка приглушены, Майка вдруг сказала:
- Ребята, а я ведь вас и не познакомила даже.
Я даже рассмеялся, с некоей горечью, правда, но все равно рассмеялся:
- Нет, вот тут ты, Майя, наверное, впервые с момента нашего с тобой знакомства ошиблась, давай-ка лучше я вас на правах старого Милошева знакомца представлю друг другу, - и, глядя на изумленную мою, теперь уже бывшую, подругу, начал рассказывать историю с самого начала.
Работал я тогда в меховом институте, и вот как-то из министерства позвонили да попросили одного иностранного специалиста принять. Приемом подобных гостей мой отдел должен заниматься, вот мне это дело и поручили. Гость любопытным и неожиданным совсем оказался, молодой инженер из Югославии приехал в Союз попытаться продукцию своего предприятия к нам куда-нибудь пристроить. Парень оказался весьма настырным и прежде чем он в Министерство легкой промышленности попал, он уже с десяток разнообразных ведомств обежать успел. Дело в том, что завод, на котором он работал, красители разные производил, они их даже на экспорт поставляли, а Милош, так этого инженера звали, как раз в экспортном отделе и работал. Директор завода, со слов Милоша, весьма энергичный и пробивной человек, решил и в Союз начать поставки хоть чего-нибудь из обширной номенклатуры выпускаемой предприятием продукции, вот он и выбил в своем министерстве зарубежную командировку на две с лишним недели в Советский Союз для своего специалиста, благо тот по-русски общаться может, хорошо в школе учился, наверное. Я послушал про его блуждания по бюрократическим всяким лестницам и решил, что надо и мне участие в этом разговоре принять:
- Слушай, мил человек, ты мне скажи, прежде чем я совсем не запутаюсь, слушая, где ты был или не был, как тебе Москва-то, понравилась или так, не очень?
А надо сказать, что в то время был я ярым патриотом Москвы, любил я ее очень, да и до сих пор люблю.
Оказалось, что Милош Москву совсем не видел, нет, он, конечно, в московском транспорте покатался, но вот, скажите вы мне, много ли можно в окно автобуса или троллейбуса, а тем паче из окошка поезда, который под землей в темноте бегает и метро называется, увидеть? Вот то-то. Я считаю, что, прежде всего, человек должен на Москву посмотреть с какой-то такой точки, чтобы сразу все ее величие постичь, одним махом. Возможно, точек таких несколько, не знаю, и спорить не буду, но для меня существует только одна – смотровая площадка на Ленинских горах.
Я на часы посмотрел и говорю:
- Так, до обеда времени осталось около часа, толку вести серьезный разговор на голодный желудок немного. Давай-ка мы соберем всех, кто нам для беседы подходит часа в четыре, рабочий день к концу будет идти, но до шести, когда он закончиться должен, еще времени достаточно будет, а все неприятности, связанные с несварением, которое обычно у большинства случается сразу же после обеда в нашей столовой, уже пройдут. Так что, попробуем договориться на четыре?
Милош только кивнуть успел, а я уже с директором разговариваю и прошу разрешения совещание у него провести, с его, естественно, участием, да совета прошу, кого на эту говорильню лучше пригласить. Через минутку список был согласован, а директор любезно так даже предложил своего секретаря к сбору всех к означенному времени подключить.
- Йес, - взмахнул я рукой и мы довольные, что все так ладно получается, вышли на улицу.
Ехать от работы до Комсомольского проспекта минут десять, да по пустому в любое время суток проспекту еще пять, так что минут через двадцать мы уже стояли у бетонного парапета и смотрели вперед и вниз, а затем снова вперед, и снова вниз. Я рассказывал, где что стоит, да что это для нас значит, видно-то оттуда все очень хорошо, благо и погода нас не подвела. Постояли мы там с полчасика, и поехали куда-нибудь перекусить по-человечески, знал я одно кафе на Комсомольском.
В кафе народа было не много, мы что-то заказали вкусненькое, съели, а когда я категорически отказался у Милоша деньги взять, чтобы с официантом расплатиться:
- Это ты у себя там командовать будешь, а здесь ты гость, вот я приеду к вам, ты и платить будешь, а уж там я сильно постараюсь чего-нибудь такого подороже, да побольше назаказывать, - он и пригласил меня к себе домой.
Посидели, обсмеяли это предложение искреннее, до самого не могу, поскольку понимали прекрасно, что попасть мне в Югославию, скорее всего, не суждено будет, если только сегодня не удастся мне наших специалистов раскрутить, да и то моей кандидатуре не в первых рядах, желающих поехать туда, стоять придется.
В четыре часа мы сидели вокруг длинного стола для совещаний в директорском кабинете. Милош рассказал все, что он знал и даже больше, образцов красителей, которые нам могли подойти, он с собой не привез, поэтому все на пальцах объяснять пришлось. Посидели, "Боржоми" попили да разошлись с наказом Милошу доставить к нам кучу образцов красителей, он целый лист в своем блокноте исписал, такой большой список получился. Потом я его в гостиницу отвез, его в "Украине" жить разместили.
Я, он еще из машины выйти не успел, говорю:
- Слушай, днем ты на Москву посмотрел, давай туда же еще разок съездим, ты ей вечерней полюбуешься, - сказал я это потому, что самому очень захотелось ее, Москву то есть, увидеть, вот сейчас, когда еще уличные светильники не успели зажечь и дождаться того момента, когда город полностью преобразится.
Я сказать-то сказал, но на его согласие совсем даже не надеялся, думал, что одному придется ехать. А он вдруг согласился и даже не раздумывал ни секундочки.
Я развернулся побыстрей да на набережную, по Бережкам промчался, там с любой скоростью ездить не возбранялось, трасса-то правительственная все же, мимо дачек за высоким зеленым забором тоже, шинами шурша, прокатились, я, единственно, что и успел, так это свой любимый анекдот рассказать:
- Генерал с женой и дочкой на машине едут, вдруг шофер к генералу голову поворачивает и шепотом таким многозначительным говорит: "Товарищ генерал, проезжаем правительственные дачи". Генерал к жене обернулся и тоже шепотом ей повторил: "Милая, проезжаем правительственные дачи". Жена к уху дочки склонилась и ей прошептала: "Дорогая, проезжаем правительственные дачи". Дочка немного помолчала, информацию значит, переваривая, и так же тихо мать спрашивает: "А почему шепотом?" Ну, а дальше по цепочке, как в сказке про репку, жена мужа, а муж шофера, и тоже все шепотом. Шофер откашлялся вначале, а затем прошептал, хрипло так: "Товарищ генерал, вчера пива холодного выпил".
Боялся я, что Милош из-за языковых проблем понять его сразу не сможет, но, нет, он меня не подвел, недаром меня к нему прямо-таки потянуло, расхохотался он сразу и все повторял:
- Пивко холодное было, ха-ха-ха.
Еще постояли мы там, на верху самом. Действительно хорошо все получилось, сперва Москва начинает, как будто в дымке скрываться, это сумерки вечерние наступают, и вот она расплывается, расплывается, вначале задний вид пропадает, а вот уже и Новодевичий с Лужниками тоже скрыться пытаются, и лишь отдельные зажегшиеся окошки эту картину видоизменить пытаются и вдруг: "Бах", это огни побежали повсюду, минута - и все сияет, даже подсветка Останкинской башни и Московского Кремля со всеми Сталинскими высотками включилась, и они все ярко - ярко так осветились. Не первый раз я эту картину наблюдал, но снова и снова, как будто до того и не видел никогда, залюбовался я ей. Милош только большой палец вверх поднял, согласился, значит.
- Слушай Милош, а давай мы, не спеша так, по Москве вечерней прокатимся, быстро-то и не получится, пробки везде, но все же, а затем ко мне завалимся, что-нибудь смастерим поесть, да жена моя нам подсобит, посидим, поговорим, я тебе о том, как в 1970 году по вашей стране прекрасной ездил расскажу, фотки посмотрим.
- Ну, если я вам мешать не буду, то почему бы и нет. Мне в гостинице этой скучно совсем, знакомых нет, еле успеваю от ваших проституток отбиваться, настырные они такие, в дверь выгонишь одну, так другая уже прямо из телефона готова к тебе в постель запрыгнуть.
Поехали мы вначале почти со свистом, ну а как до Фрунзенской набережной добрались, движение стало оживленней. Мы все медленней начали продвигаться вперед, а я все показывал и рассказывал, и о новом аляповатом таком здании Академии наук, и о Парке культуры с Бураном навечно прикованным, чтоб не повадно было в космос летать. Крымский мост ему понравился, а что? Я его и сам очень люблю, чуть ли не первый в мире такой висячий мост через реку перекинулся, одна из московских всему миру известных достопримечательностей.
Показал я ему и фабрику "Красный Октябрь" бывшую Эйнема, со стрелкой вместе, где наши гребцы тренировались, да на бассейн "Москва" внимание гостя обратил со всей историей этого места. В общем, когда мы до дома моего добрались, времени много прошло, а желудок вел себя совсем неприлично, как будто я в него столько всего за обедом и не напихал совсем. Надя у меня женщина тихая и даже мирная, можно так сказать, встретила нас спокойно, видно, что не ожидала, что я не один припрусь, да и что иностранцем гость тот окажется, но по-быстрому все приготовила, нас даже на кухню не допустила, так мы в комнате и просидели, фотки рассматривая.
Вот там-то на мягком диване, нам и пришла с Милошем замечательная мысль, а что, если он, Милош то есть, до конца командировки более никуда соваться не будет, что толку без образцов разъезжать, а мы с ним по Москве погуляем, я даже придумал, как все это обставить, чтобы меня не хватились очень. Побывали мы много где, и в Мавзолей Ленина сходили, так что Милош потом сказал, что вот в Белграде он в Мавзолее Тито не был, а к Ленину поклониться сходил, и по Красной площади прогулялись, и все московское метро осмотрели, и на ВДНХ побывали, да мало ли что можно в Москве посетить за несколько дней, одних музеев масса имеется. Правда, потом Милош уже в Москве не появлялся, и даже обещанные образцы не прислал.
Вот все это я Майке, пардон, Марианне с этого дня, в красках рассказывал, а Милош довольный, в ее руку вцепившийся, будто кто отнять ее у него хочет, на все, что я рассказывал, только головой кивал.
Лишь под конец он некоторый свет на дальнейшее развитие, вернее не развитие событий, пролил.
Оказалось, что, когда он из командировки домой вернулся, директор у них на заводе сменился. Старого, который Милоша в Москву послал, перевели на другую работу, а на его место бывшего зама назначили, который был категорически против всех начинаний своего бывшего начальства и тут же всякие экспортные проекты потихоньку на нет свел. С Милошем же вообще совсем грубо поступил: сократил его должность и все тут. Вот Милош, без работы оставшийся, и не смог свои обещания в жизнь воплотить.
Время шло к вечеру, достал я из кармана два билета в вагон "СВ", Майка тут же подлетела, меня в щеку чмокнула, звонко так это получилось, смотрю Милош спокоен совсем, не дернулся даже, ну, а мне что беспокоиться, разве что подумать, а чем это они будут в поезде в отдельном купе заниматься, так не мое это дело, вот я и был спокойным, как сказал Маяковский в своей поэме "Облако в штанах": "Видите – спокоен как! Как пульс покойника", вот и я таким был тогда.
Уехали они в Казань, через дней сколько-то опять я их в Москве встретил, да на Киевский вокзал отвез, Милош домой уехал, а я Майку опять на поезд казанский посадил. А вот когда еще пара месяцев прошла, настала пора нам с Майей расстаться. Встретил я ее, как обычно, на одном вокзале, перевез на другой, в поезд, в честь великого поэта названный, посадил, с вещами помог в купе разобраться, тащила она с собой немало, да следом платочком от слез мокрым совсем помахал. Уехала она, не звонила и писем не писала долго, больше года, наверное, а затем вдруг прорезалась. Оказывается, решили они с Милошем обвенчаться, и меня пригласить на это событие, которое произойти должно 7 апреля, вот и позвонила она мне об этом сообщить. Я попросил, чтобы приглашений два было, и все данные на своего приятеля Виктора ей дал.
Приглашения безо всякой задержки пришли, и мы с Витей, оформив визы, отправились в Шереметьево - нечего на поездах ездить, когда самолеты летают.
Часть вторая. Загреб, Хорватия.
Инициатива в Югославию с товаром поехать исходила от Виктора: вспомнил он, как мы лихо порезвились на площади в городе Пула, что в солнечной Хорватии на морском берегу расположен, вот и решил это дело продолжить. В подобном источнике заработка он не нуждался, с деньгами у него все было в порядке, а вот адреналина ему явно не хватало, жизнь какая-то очень уж спокойная началась. Ну, пару слов, чтобы вы Виктора себе представить смогли получше, я, конечно, сказать должен. В ту пору он возглавлял в кооперативе строительное направление, а о его профессиональных качествах лучше всего свидетельствует перечень объектов, в строительстве которых он в последнее время принимал непосредственное участие: посольства СССР в Вашингтоне и Тегеране, а также олимпийский велотрек в Крылатском - впечатляет, не правда ли. Потом у него какие-то проблемы с непосредственным руководством начались, вот он от греха подальше и ушел от выполнения государственных заказов в кооператив.
Летели мы все-таки на свадьбу, поэтому с датой отъезда все было понятно, однако оказалось, что это торжественное событие в жизни моих друзей с Пасхой совпадает. Виктор подкованным оказался, знал он, что в Хорватии, где в основном католики проживают, Пасха празднуется на неделю раньше, чем в православной Сербии. Вот он и предложил, а давай мы вначале в Загреб полетим, там перед Пасхой поторгуем, чтобы друзей твоих не смущать, а уж затем в Нови Сад через Белград отправимся.
Мне это предложение разумным показалось, поэтому, как только мы штампы в паспорта получили с югославскими визами, тут же билеты и взяли. В этот раз мы первым классом решили лететь, желающих за места в самолете большие деньги платить оказалось не много, поэтому и проблем с билетами не было. Вроде все было в порядке, осталось только товар для продажи подобрать. По нашим старым предприятиям торговли, как официально назывались магазины в нашей стране, мы уже давно не ходили, там были одни только голые полки. Выражение это, конечно, фигуральное, в магазинах товары кое-какие были, но для продажи в Югославии они явно не годились. Пришлось искать дополнительные источники достойного товара. Витька пошел простейшим путем: его жена Зоя в последнее время постоянно то в Варшаву, то в Берлин моталась. Туда она возила нашу металлическую посуду: эмалированные кастрюли, чугунные сковородки, алюминиевые миски, тарелки, вилки с ложками - удивительно, но все это пользовалось там большим спросом. Одно мешало, уж очень объемным этот товар был и тяжелым неимоверно. Но Зою такие трудности не пугали, в дальнейшем я часто с ней сталкивался в Стамбуле, и видел, какие тяжести она через границу таскала. Вот Витя, глядя на жену, и набрал много всякой металлической посуды да постельное белье из натуральных льна и хлопка решил прихватить, а кроме того по сумкам распихал различную мелочевку, типа деревянных причиндалов кухонных, сувениров различных, и всего такого прочего.
Мне же, как я посчитал вначале, несказанно повезло.
Когда я уже всю голову сломал, что же кроме значков, да женских трусов теплых байковых в Югославию везти можно, попался мне на глаза рыболовный магазин, вот тут я свою давнюю знакомую, Веру Игоревну, вспомнил, директором, которого она работала, да к ней и направился.
Встретила она меня как родного:
- Толя, тыща лет, тыща зим, куда-то пропал ты совсем, на глаза не кажешься. Скорей проходи, сейчас чай поставлю.
Чай попили, обо всем поговорили, много чего за тео время, что не видились произошло и в стране, да и нашей с ней жизни. Магазин успешно был приватизирован, она акции у всех продавцов тут же выкупила и стала его полноправной владелицей, вот как это все тогда было. Узнав о моей идее в Югославию каких-нибудь рыболовецких товаров захватить, она это дело очень даже поприветствовала и повела меня свою сокровищницу разглядывать. А там было все, что только рыбацкой душе угодно, удилища разнообразнейшие и из всяческих материалов, от банального бамбука до высокопрочного углепластика, от обычных поплавочных до шикарных спиннингов, от летних до зимних, а уж поплавки, грузила, лески, поводки, крючки с тройниками и двойниками - перечислять устанешь, ну а воблерами и прочим псевдокормом сам бы питался безостановочно. Набрал я всего понемножку: вольфрамовых поводков, крючков разнообразных, катушек спиннинговых, лески японской, поплавков наикрасивейших, удилищ суперсовременных пару десятков прихватил, ну а из обмундирования только две пары болотных сапог да парочку костюмов типа химической легкой защиты в сумку засунул. В общем, экипировался, как будто сейчас на международные соревнования команду профессионалов по рыбной ловле вывозить буду. Упаковал я всю эту прелесть в три большие сумки, ну добавил, естественно, еще кое-чего - писанок пару сотен, больше достать не удалось; пейзажиков небольших в поллиста писчей бумаги, на оргалите написанных, в рамки тоненькие втиснутых; ложек расписных хохломских немного и простых длинных, которыми в кастрюлях мешать удобно, доски деревянные разделочные и тоже растительным орнаментом расписанные, да в общем вот и все. Удилища были в два таких длинных чехла завернуты.
Приехали мы Шереметьево заранее, часа на два раньше необходимого времени, с такой кучей всякого багажа, что даже самим страшно стало, как все это через таможню перетащить удастся. А там уже такое творилось, что у нас даже некоторые сомнения возникать стали, когда мы на одном месте застряли, а на огромном табло, висящем почти перед глазами, строчка с названием пункта нашего назначения поднималась медленно, но неуклонно, все выше и выше.
- Слушай, так ведь и опоздать можно, - кому из нас эта здравая мысль в голову пришла, я уже не помню, но именно она привела в действие сложный механизм нашего продвижения на встречу к таможеннику.
Крупный такой мужчина с побитым оспинами лицом внешне никуда спешить не желал, он лениво засовывал свои огромные руки в предусмотрительно открытые пассажирами сумки и чемоданы, долго там, по-моему, даже не заглядывая вовнутрь, шарил, наверное, пытаясь таким образом найти, что-нибудь запрещенное к перевозке.
Иногда впрочем, он вылавливал какие-нибудь странные вещи, так у одной гражданки в чемодане обнаружил пакет с металлическими юбилейными рублями, и даже собрался их пересчитать, но девушка показала ему бумажку, лежащую на самом верху прозрачного пакета, цифра 200 там оказалась, он улыбнулся, и, заявив "К вывозу запрещено", отдал ей, посоветовав, чтобы она провожающим передала, что и было тут же сделано.
Потом он долго вчитывался в таможенную декларацию, после чего разрешал идти на регистрацию. Мы всеми правдами и неправдами, тыча в лица впереди стоящих нашими билетами, методично продвигались к заветной цели, пока, буквально перед самым таможенником, не уткнулись в спины двух мужчин, которые тоже должны были лететь тем же рейсом в Загреб. Мужчины оказались в разных возрастных категориях, один уже явно достиг пенсионного возраста, в то время как другой был совсем еще молодым, лет двадцати пяти или немногим больше. Багажа у них было очень много, сумок по пять, а то и по шесть на каждого. Таможню они прошли быстро и мелкими перебежками помчались на регистрацию билетов. Подошла и наша очередь, я шел первым, уверенно поставил на длинный металлический стол пару сумок и уже хотел положить длинные чехлы с удочками, как таможенник неожиданно сказал:
- С этим все ясно, не надо, а вот сумочки эти откройте.
Я не стал говорить, что у меня еще одна сумка в ногах стоит, и начал открывать те две, что на столе засветились. Таможенник лениво, так же как и у предыдущих пассажиров, засунул свои руки вначале в одну сумку, затем в другую и милостиво кивнул головой. Я, не мешкая, подтолкнул третью сумку ногой, схватил те, что на столе стояли, и оттащил все в сторону. Оставалось переместить их на регистрацию и сдать все вещи в багаж, чем я и занялся. В это время Виктор вывалил на стол прямо перед таможенником свою разномастную поклажу. Особенно хорошо смотрелись кастрюли, ручки которых были связаны простой сильно разлохмаченной веревкой.
- Это куда и зачем? – изумленно проговорил офицер.
- Да вот, кафе решил там открыть, в чисто русском стиле, для этого все это и понадобится.
- Что, и готовить в этом собрался?
- Да, нет, это только декорация.
- Упакуй вначале, как положено, а потом вези, - вдруг что-то не понравилось таможеннику и он решил свою власть показать, - это не пропущу, отдай провожающим.
До меня ни одного звука не доносилось, я как немое кино наблюдал, что там, на таможне происходило, и только по меняющемуся лицу моего приятеля я понимал, что не все так ладно, как он хотел.
Регистрация заканчивалась, об этом уже даже не по трансляции объявили, а просто вслух девушки в ладной синенькой такой униформе громогласно сказали, но я-то ничего сделать не мог, билеты были у Витьки, а вот о том, чтобы сказать это регистраторшам, я почему-то не подумал.
В этот момент, воспользовавшись тем, что таможенник занялся следующим пассажиром, Витька схватил свои все вещи и рванул к стойке регистрации. Все бы ничего, но кастрюли загремели ужасно, а на их шум и таможенник своего добавил:
- Вернитесь сейчас же, а то я вас вообще не пропущу.
Пришлось Витьке все остальные вещи бросить и с кастрюлями несчастными назад к таможеннику возвратиться. О чем они там переговаривали я так и не узнал, забыл потом спросить, а сразу не до него было, поскольку пока Витька туда-сюда бегал, регистрацию прошла высокая фигуристая такая девица, которая подсадки на свободное место дожидалась. Тут как раз и Витька со своими кастрюлями подоспел, уговорил он таможенника все-таки. Достал мой приятель билеты и девушке, за стойкой стоящей, подал. Та, не глядя даже, заявила:
- Место только одно осталось, вы опоздали на регистрацию, и по принятому порядку незарегистрированное вовремя место отдано ожидавшему его пассажиру.
- Простите, как это опоздали, если я все это время рядом с вами стоял?
- Вас я видела, но одного, на лбу же вашем не написано, что вас двое лететь собралось. Языка у вас, по-видимому, нет, стоит, понимаешь, молча, а потом права начинает качать.
Мы, обалдевшие слегка, стояли и глазами хлопали, в этот момент мужчина, тоже в форме аэрофлотовской, на шум подошел, билеты у Витьки, которые ему девушка насильно воткнула, взял, затем, что-то гневно этой подруге сказал, по ее лицу видно было, что очень неприятное что-то это было, и она стремительно в сторону пропускного пункта помчалась.
- Извините, пожалуйста, недоразумение вышло, сейчас все исправим.
Потом все разъяснилось и оказалось, что правило это, о котором девица нам с таким удовольствием рассказывала, к первому классу ни малейшего отношения не имеет. Таких уважаемых товарищей, которые на привилегированных местах сидеть желают, и в компанию которых мы с Витькой и его кастрюлями случайно затесались, положено ждать до самой последней минуты. Думаю, что подобная ошибка могла бы для этой девицы плохо закончиться, но тут сразу несколько событий произошло и все к общему удовлетворению завершилось благополучно. Прежде всего, девица в форме вернулась, ведя за собой ту самую пассажирку, которую я хорошенько успел рассмотреть, пока мы оба там, у стойки ошивались, я Витьку с билетами поджидая, а она, как оказалось, просто время выжидая, чтобы место свободное ухватить. Пассажирка эта, как потом нам представитель Аэрофлота, так вовремя к стойке подошедший, объяснил, всем здесь прекрасно известной была. С завидной регулярность раз в месяц она в Загреб летала, интимные услуги, как нам шепотом представитель объяснил, она там, в Загребе оказывала, на платной естественно основе, поэтому денег у нее всегда много было и она, не скупясь, их всем ей пособляющим раздавала. Визу тогда лишь на месяц частным лицам открывали, вот, когда виза заканчивалась, ей приходилось в Москву возвращаться, но уже через пару дней она вновь у стойки регистрации появлялась, видать все хорошо у нее было схвачено где-то там, в верхушке ОВИР'овской, что визу ей так быстро выдавали, а билет да Загреба она брала на любой день, зная, что кто-нибудь к концу регистрации обязательно опоздает, а благоволящая ей, возможно и не так уж бескорыстно, как она нас всех с жаром убеждала, девица обязательно ее быстренько оформит, так как это и в нашем случае произошло. Небольшую проблему только скрывшийся в недрах аэропортовских багаж пассажирки создавал, но и тут представитель трубочку переговорную в руки взял и что-то внушительно начал туда рассказывать. Вот тут и произошло все то, что ситуацию разрулило. Явился пожилой товарищ из пары, на таможне перед нами стоявшей, что-то у него неправильно в документах оформлено было и граница перед ним оказалась на замке, вот и вернулся он, чтобы узнать, как же ему деньги назад за неиспользованный билет получить.
- Ну, вот и еще одно место нашлось, - радостно выдохнув, заявила девица, которая у стойки регистрации стояла.
Сразу на выходе с пограничного контроля нас встретил молодой попутчик снятого пассажира.
- Товарищи, жду вас, не дождусь. Понимаете, сняли моего директора, а вещи-то его уже в самолете, мы с ним успели перемолвиться, и он мне велел его вещи продать в первую очередь, а уж потом - своими заниматься. Помогите мне, пожалуйста, а я вам тоже, чем смогу, помогу.
- И чем это вы можете нам помочь?
- Меня будет встречать с машиной хозяин дома, в котором я комнату арендую. Комната большая, в ней и человек шесть поместиться смогут. Рынок там совсем рядом, минуты две-три идти. Кормит хозяйка очень хорошо и вкусно, и много, я ни разу доесть не смог.
Мы вопросительно посмотрели друг на друга и одновременно кивнули головами.
В суматохе мы не обменяли посадочные талоны с той шустрой девицей, особо заморачиваться сейчас не стали, а кинули с Витькой жребий, кому первым классом лететь. Мне никогда не везло в различных лотереях, розыгрышах и прочих подобных мероприятиях, вот и здесь Витька пошел в первый класс, а я в хвост самолета. По прибытии в Загреб от моего приятеля попахивало спиртным, которое им без ограничений давали, ну а я вполне был удовлетворен беседой со случайным знакомым. Звали его Николаем, оказался он учителем физики одной из московских школ, слетал в Загреб уже несколько раз, каждый раз оформляя себе больничный, жена у него врачом в районной поликлинике работала, так что никаких проблем не было. Откуда-то обо всем этом стало известно директору, и он буквально начал шантажировать молодого учителя – или тот берет его с собой или он пойдет в милицию, ну а что будет дальше – очевидно. Денег на товар директор, правда, дал, а вот паспорт и визу пошел оформлять к каким-то надежным людям, ну а как это получилось, мы с Виктором очевидцами были.
-До конца учебного года доработаю, выпущу свой первый десятый, да уволюсь к чертовой матери.
- Ну, а того, что он в милицию обратится, не боишься?
- У жены в поликлинике главный врач умница большая. Моя к ней сходила, повинилась, а та ей и говорит, не обращай внимания и не бери в голову, у нас такие варианты не проходят. Вот мы и решили, пока такая возможность заработать есть, надо ей пользоваться. Хочу денег побольше накопить, да сюда перебраться насовсем. Квартирку здесь купим, язык близкий, выучим быстро, а врачи и учителя везде нужны.
Слушал я его, смотрел на спокойное лицо и понимал, что парень серьезно о своем будущем задумался и на многое готов решиться. Мне, конечно, было совсем не понятно, как это можно родную землю покинуть и навсегда уехать в неизвестность, но осознавал я, что это его решение, и мне нечего сюда вмешиваться.
В Загребе, когда мы из здания аэропорта четыре тяжеленные, огромные телеги с трудом вытащили, к нам подошел молчаливый пожилой югослав, который помог дотащить их до своей машины и все вещи погрузить в фургон. Машина оказалась американским армейским грузовиком, по-видимому, с военных времен еще осталась. В кабине могло спокойно человек шесть ехать, ну, а о фургоне я уже сказал.
Мы все разместились в машине и куда-то поехали.
Часть третья. На Загребском рынке
Пришли в себя мы уже в большой комнате, когда сидели за столом и ели, обжигаясь - ждать, когда еда хоть немного охладится, никаких сил не было, проголодались просто безумно. Смели все, что поставила на стол перед нами симпатичная не высокая, очень такая ладная немолодая уже женщина, жена хозяина. Вот так и получилось, что остались мы в этом доме. Когда отдохнули, стали наши вещи перебирать да по разным кучкам их раскладывать, ну а прежде всего с самого края положили то, что нам на завтра с собой взять нужно.
Каждому хозяйка приготовила по кровати, поэтому мы долго не стали засиживаться, а закончили вещи на продажу готовить да спать легли.
Утром нас накормили вкусным завтраком; хозяин дал арбу, так он называл двухколесную телегу, сколоченную из струганных досок, в которую можно впрячься и тянуть ее за собой. Нагрузили мы на нее по две сумки, всего, значит, шесть получилось, да я еще сбоку связку удилищ приспособил, и пошли на базар. Действительно, он совсем рядышком оказался, минут через пятнадцать мы уже между его рядами пробирались. Вначале шли нормальные торговые ряды с большими прилавками, вокруг которых уже вовсю толпился народ, но там, в основном продуктами торговали, нам же надо было пробраться в тот конец, где вещи продавали. Там оказался хорошо вытоптанный пустырь, где ни о каких удобствах типа прилавков, скамеек, навесов и прочего и речи не было. Вот там мы нашли незанятую еще площадку и начали располагаться. Николаю по праву мы арбу в качестве прилавка оставили, он какими-то камнями с коробками ее подпер да начал свои товары выкладывать, ну а мы клееночки расстелили, которые нам жены предусмотрительно с собой дали, и тоже принялись товар раскладывать. Сразу же покупатели подошли - еще бы, три новых продавца появилось, да еще из-за границы, интересно всем было, что же мы привезли? Людей вокруг набралось немало, человек по десять около каждого из нас, все стояли, молча, и терпеливо ждали, пока мы спины натруженные от постоянного стояния в согнутом положении не выпрямим, да и потом никто не толкался, не хватал вещи, а среди них какая-то очередь, по-видимому, образовалась, потому что порядок был замечательный просто. Дела сразу же пошли очень весело, у меня опять быстро раскупили все теплые женские трусы с лифчиками, а с "писанками" так вообще интересная штука получилась. Какая-то пожилая женщина, узнав цену, решила их все оптом купить, но среди собравшихся нашлись еще желающие по паре, тройке их себе лично купить; так она дождалась, когда остальные себе те, что им глянулись, выберут, а потом все остальное забрала. Я через несколько часов, когда мы уже начали сами по рынку по очереди бродить, увидел ее с моими "писанками". Она на них накрутила больше чем вдвое, и они у нее тоже потихоньку продавались. Быстро продаваться начали и прочие деревяшки, особенно ложки, и не только расписные, они-то как раз хуже шли, а вот обычные нелаченные с длинной ручкой, которыми удобно в кастрюлях мешать, разлетелись мигом. Ну и все остальное, чем Виктор торговал и что из дерева было сотворено – тарелки, доски разделочные, лопаточки, миски, плошки - на все это нашлись любительницы. Именно такой состав покупателей был часа два, одни лишь немолодые женщины вокруг нас, да и вообще по всему рынку крутились, а вот потом и молодежь, и мужчины тоже появляться стали. Наверное, именно поэтому первое время никто на мои рыболовные товары внимания не обращал. Я уж даже хотел сразу же за отложенными на завтра вещами сбегать, я их разделил на две части и с собой только половину взял. Речь идет о женских шмотках, да о деревянных кухонных принадлежностях. Но поленился, не поленился, - покупателей много было, и ребята могли с моим оставшимся товаром не справиться. Потом-то я об этом сильно пожалел, но это потом было, мы же не можем предугадать, как все дальше сложится, а в то утро я надеялся, что уж на следующий день торговля еще лучше пойдет. Хорошо оказалось, что я все "писанки" с собой взял, ну да этому основная причина была: на следующий день пасха, яйца, даже деревянные, нужны к этому дню, а не позже. А пока я стоял около своего импровизированного прилавка, торговал, и даже не всегда успевал посмотреть, что у ребят делалось. А у них тоже весело было. Все гремящие Витькины кастрюли, миски и сковородки продались очень быстро, а уж постельное белье, которое разложил Николай, пользовалось таким спросом, что он целых два раза сходил за добавкой, распродав в тот день более четырех из своих сумок.
То, что меня первоначально очень беспокоило, а это были рыболовные принадлежности, которые никак продаваться не желали, начали потихоньку находить своих любителей. Молодые и пожилые мужчины все чаще останавливались около меня. В первую очередь с прилавка исчезли все поводки, изготовленные из вольфрамовой проволоки, активно продавались катушечки с японской леской, поплавки, блесны, воблеры и прочая оснастка, а вот к удилищам никто даже не присматривался, прошло еще часа два, мы все уже устали, но торговля шла, хотя вещей оставалось все меньше и меньше. И вот, когда начинало смеркаться, вдруг появился покупатель, который немного поторговался, прилично сбив цену на все удилища и часть различных принадлежностей, но если последние лежали все перед ним, то половина удилищ еще дома находилась. Я собрался быстренько сбегать, но Виктор меня остановил:
- Прости Толя, можно я схожу? Надо мне туда прогуляться.
Он ушел, покупатель отсчитал деньги за все, что он выбрал и присел неподалеку, подождать, когда принесут остальные удилища. Шло время, десять, двадцать минут, вот уже и почти час закончился. Покупатель, немолодой уже человек, начал нервничать, я предложил ему дойти со мной вместе, но он отказался, объяснив, что ему затем идти в другую сторону, а много ходить ему тяжело. Я попросил еще немного подождать и бегом отправился к тому дому, где мы остановились. Какого было мое удивление и возмущение, когда я увидел Виктора, спящего на своей кровати. Я растолкал его, а когда он, наконец, проснулся, то с удивлением спросил:
- Слушай, а что случилось-то? Устал я, и никуда больше идти не собираюсь.
Плюнул я на него, схватил связку удилищ, небольшой тючок с предметами женского туалета и пошел обратно. Но когда я добрался до рынка, покупателя уже не было, он расплатился за то, что отобрал себе и ушел. Как же я ругал про себя Витьку, ну надо же было так поступить! Хорошо, что одна из местных профессионалок – рыночных торговок у меня забрала почти все содержимое того тючка, который я притащил вместе с удилищами.
Еще через час мы с Николаем, собрав все, что осталось не проданным и, уложив по сумкам, потянули арбу за собой. Устали мы здорово:
- Завтра побольше возьмем с собой еды, да и водой запасемся, легче стоять будет, - решили мы с Николаем по дороге.
В доме мы даже есть ничего не могли, заснули сразу же, как убитые.
На следующее утро мы после завтрака опять впряглись в арбу и потянулись на базар. К нашему изумлению все было закрыто, оказалось, что в праздник рынки не работают и откроются только через три дня. Перед нами встала дилемма: ждать три дня здесь, еще один день торговать или перебираться в Белград и попытаться продать там остатки. Николай надумал продолжить торговлю в Загребе, вещей у него было еще очень много, тащить никаких рук не хватит, ну а мы решили отправиться в Белград. Осталось у нас три сумки на двоих да связка удилищ, на которые я даже смотреть не хотел: именно из-за них я сделал большую скидку на остальной товар, который купил пожилой мужчина.
Вот так и получилось, что мы вечером, с целой сумки еды, которую нам гостеприимная хозяйка положила, сели в вагон второго класса поезда Загреб – Белград и отправились в столицу страны.
Часть четвертая. В Сербии.
Не привыкли мы ездить в таких поездах. Он оказался сидячим, да не просто сидячим, а таким, где каждое длинное сидение имеет отдельные перегородки, превращаясь при этом в трехместное. Перегородки, правда, имеют дырку посередине, в которую при большом желании можно засунуть ноги. Неудобно, разумеется, но все равно как-то спать можно. Нашли мы пустое купе, оно оказалось самым последним, да попробовали прилечь таким образом, как я вам только что описал. Виктор пониже меня, чуток похудее, вот он и смог, не знаю даже как, залезть на это сидение. Мне при всем желании это не удалось, поэтому я решил спать сидя, и правильно, как оказалось, решил. Минут через десять после отправления из Загреба, я еще даже задремать толком не сумел, в стеклянной двери купе возникли две фигуры, а затем к нам заглянуло усатое лицо в форменной фуражке, которое произнесло какую-то совершенно непонятную фразу.
Наверно, я очень догадливым оказался, потому что хотя ничего из сказанного не понял, билеты этому человеку протянул, он их прокомпостировал, а затем толкнул Витьку, который вовсю храпел, и заявил тому, что лежа спать нельзя. Причем, поскольку Виктор никак не мог понять, что от него хотят, ревизор просто-напросто начал выдергивать ноги из той дыры, в которую мой приятель смог их засунуть, чем доставил тому явную боль. Витька терпеть не может, когда ему мешают спать, а уж когда ему делают больно, вообще звереть начинает, а так как парень он здоровый, то это приводит иногда к крупным неприятностям. Я его еле удержал, когда он собрался врезать, как следует, зарвавшемуся ревизору. Тот взглянул на Виктора, как на больного, но, молча, вышел из купе. Я решил понять, куда же они пойдут, выглянул за дверь и заметил, что они дошли до конца вагона, достали ключ из кармана, дверь открыли, затем замок щелкнул, и тишина наступила, поезд в этот момент стоял на какой-то станции.
- Ну, а если он сейчас с полицией придет, что мы делать будем. Страна чужая, язык только, что похож, а так совсем другой, никто нас не поймет, а на пару суток можно загреметь в их каталажку. Тебе это нужно?
Витька сидел злой, как черт, и только косился на меня:
- Пойдем в соседний вагон.
- Вить, окстись, там первый класс, нас туда не пустят, у них-то ключи имеются, а мы как замки откроем? Ну, а если поймают, не знаю даже, что в этом случае с нами сделают.
Кое-как дожили мы до рассвета, а там поезд и в Белград пришел. Вылезли мы из вагона, стоим на перроне, пытаемся понять, что же нам теперь делать. Раннее утро, часов пять или около того, спать бы еще да спать, а тут надо куда-то ехать. Эта мысль ни малейшего желания в нас не возбудила. К вокзалу мы перебрались, там вещи бросили, да решили немного подождать. Было не по-апрельски тепло, солнышко грело так ласково и нежно, что мы на свои сумки присели, да задремали.
Сквозь сон мне показалось, что где-то рядышком как будто по-русски кто-то разговаривает. Сплю я очень чутко, поэтому сразу же глаза открыл и вижу, стоят две молодые девчонки, в какие-то черные одежды одетые и обе в слезах. Прислушался я, точно наши они. Я Витьку растолкал, мы к ним подошли и спрашиваем:
- Подруги, кто вас обидел-то?
Девушки сразу же замолчали, и так настороженно на нас посмотрели.
- Да не опасайтесь нас, мы свои, из Москвы. Голодные, наверное, давайте мы вас покормим, у нас столько, что за год съесть невозможно. Сейчас я только чай организую, - Витька унесся куда-то, а я остался на месте и начал как бы незаметно девушек рассматривать.
Симпатичные, ладненькие такие, все при них, стоят молча, насупились, явно подвоха ожидают, но все-таки не убегают, вдруг, что дельное получится.
Вскоре появился Виктор с двумя стаканчиками горячего чая. Девушки оживились, перестали смотреть исподлобья, у одной по лицу даже какое-то подобие улыбки пробежало. По-видимому, здорово они проголодались, но ели, не торопясь, спокойно и степенно. Мы присели рядышком на свои сумки и терпеливо ждали, хотя самим есть тоже захотелось, ужас как.
- Девчата, а вы не будете против, если мы рядышком с вами тоже перекусим?
Наш вопрос вызвал некое смятение, а затем взрыв смеха:
- Кушайте дорогие хозяева, не стесняйтесь.
Лед был сломан. Девушки поели, раскрепостились и начали рассказывать нам печальную историю. Они из Донецка, подруги, дружат еще со школы, одна пару лет назад вышла замуж за хорошего парня, его брат, на год младше, ухаживал за другой, собирались пожениться, но с деньгами было плоховато. Вот братья и решили съездить в Югославию, поторговать. Набрали всякой всячины и поехали. Быстро все распродали, домой вернулись, старенькие Жигули на пару купили и надумали еще пару раз к югам смотаться, да и за дело дома приняться. Машину товаром набили, да еще прошлой осенью в дальнюю дорогу отправились. Пару звонков от них девчонки дождались и все, тишина. Весной шторм выбросил на берег вначале одного, а затем и другой тоже нашелся неподалеку. По мнению югославских экспертов, трупы в море находились несколько месяцев. Опознать их не смогли, но подумали на тех, заявление о пропаже которых уже с осени в Главном управлении лежало. Вот кого-нибудь из родичей и вызвали на опознание. Поехали жена с невестой, то, что им показали на людей мало походило, все было обгрызено то ли крабами, то ли рыбами, но по каким-то приметам девушки опознали своих любимых. Теперь стоит вопрос о похоронах. Вчера они были в нашем посольстве, там обещали помочь. Всю ночь они на вокзале провели, денег осталось совсем мало, а надо еще сколько-то времени здесь провести, пока документы оформляться будут.
Я вспомнил того мальчишку из Приморья, который рассказывал о поезде, куда переночевать пускают, с девчатами поделился, да и решили мы к нему, к поезду этому то есть, сходить, с проводниками поговорить. Отстойные тупики неподалеку были, вот я с одной из девочек к ним и направился. Двери в вагонах были открыты, проводники наводили чистоту, встретили нас доброжелательно, порядок объяснили, поняли мы, когда туда приходить надо, да обратно поспешили.
Время нас уже поджимало, попрощались мы с девчонками, пожелали им счастья в дальнейшей жизни. Горе, конечно, большое, но ведь жизнь на этом не кончается, она же полосатая, так вот будет и на их пути светлая полоса. Сказали мы все это и, подняв сумки, побрели на привокзальную площадь, надо такси брать, а то мы даже адреса того рынка не знали, да в каком он конце этого большого города расположен не ведали.
Магическое слово "базар" все вопросы сняло, таксист сразу же понял, что русские хотят, и машина в путь отправилась. Ехать оказалось всего ничего, не успели мы в машине расположиться как следует, со всеми удобствами, значит, как уже выходить пришлось. Машина подъехала к тем воротам, какие нужны были нам, поэтому по рынку бродить и искать где встать нам не потребовалось. Сразу же, как вошли, так родную речь услышали:
- Куда же ты прешь, басурман! – толстая тетка, одетая в зимнее пальто и пуховый платок, в валенках на ногах, махала руками на какого-то щупленького и явно не вполне трезвого мужичонка лет пятидесяти по виду.
- Ты, что ирод, зеньки залил и не видишь, что здесь товар лежит? Ты мне все чуть не поломал, да не подавил. Сиди уж, может в себя придешь, помочь сможешь, - теткин голос все стихал и стихал, а последнюю фразу она вообще нормально произнесла.
Вот к этой даме мы и подошли, чтобы инструкциями обзавестись. Тетка, Полина Петровна ее звали, вовсе не обрадовалась, когда поняла что мы тоже из Союза сюда приехали.
- Едут, и едут, как будто здесь медом намазано. Одна только русская речь на рынке, покупателей столько нет, как таких как вы. Все удачу за хвост поймать хотите. Вон там, в углу место пока свободное имеется, бегите быстрей, пока кто другой не занял. Контролер подойдет, по пять динар отдадите, да торгуйте сегодня сколько хотите.
Пока она нам все это рассказывала, я рассмотрел, за что же она так переживала, когда мужика пьяного ругала. Весь прилавок у нее был завален "писанками", да такими искусными, что те, которые я в Загребе продал, и рядом положить было бы стыдно. Были они пустотелыми и состояли из двух хорошо пригнанных друг к другу половинок, так что их можно было использовать как шкатулочки маленькие. Роспись на них была настолько изящна и ярка, что взоры притягивала, поэтому и народ потихоньку подходил и подходил.
- Какая у вас красота-то, - не сумел я скрыть свое восхищение, - где же вы набрали-то столько?
- Все зиму он точил, пять тысяч заготовок сделал, - она кивнула на мужика, который улегся прямо на одну из сумок и храпел во всю мощь, - токарь он от Бога, все, что хочешь выточить может. Здесь же только количеством можно брать, в прошлые разы мы много чего привозили его руками сделанное, но эти вот "яйца" лучше всего идут.
- Да ладно, чтобы такую лабуду выточить, великим токарем быть не надо, а вот красоту невиданную на деревяшки эти навести – искусство великое.
- Ну, это я немного побаловалась, научили меня как грунт накладывать, да краски мешать, вот и я свои руки приложила. Плохо одно, товара этого много на рынке очень, чуть ли не у каждого нашего имеется. У тебя-то случаем нет?
- Было немного, но я их уже продал пару дней назад в Загребе.
- А сюда-то что приперлись, если в Загребе дела хорошо шли?
- Так, там Пасха вчера была, рынки все закрылись, мы сюда и решили перебраться.
- Это зазря может получиться, конкуренция здесь бешеная, сами увидите.
Действительно до обеда торговли практически не было, единственно, что пару удочек я продал, шесть штук еще осталось. Покупателей было совсем мало, более или менее они начали появляться только к вечеру. Всего за день мы еле-еле половину одной сумки распродали, ну а когда рынок закрываться начал, то задумались, куда податься, что делать-то дальше.
- Пойдем в наш поезд, надеюсь, места там будут, покушать чего-нибудь прикупим, поедим, да заодно обдумаем, как жить будем, - предложил я.
Взвалили мы сумки, чуток полегче они стали, да решили пешочком до вокзала дойти, на такси-то мы минут пять ехали не больше. Зашли в ближайший магазин, купили молока, еды у нас еще целая котомка была, загребская хозяйка от души нам всего навалила, да дальше побрели. На машине-то хорошо было ехать, а тут даже решили разделиться, я с одной небольшой сумкой пошел к поезду, а Виктор со всем остальным добром на улице остался, так он сам захотел:
- Буду потихоньку вещи перетаскивать, глядишь, быстрее получится, а то не дай Бог мест не будет. Устанем только вот и все.
С одной сумкой я быстренько вначале до вокзала, а затем и до отстойного тупика добрался, где поезд "Александр Пушкин" стоял. У ближайшего вагона стояли и курили знакомые девчата, с которыми мы утром на перроне познакомились:
- Ой, вы тоже сюда? А почему один, Виктор где?
Объяснил я все, да спрашиваю:
- Места-то в вагоне имеются? Нас примут?
Тут проводница на шум выглянула.
- Валечка, возьми ребят этих, пожалуйста, очень они нам сегодня утром помогли.
Проводница только головой кивнула. Я сумку в тамбур затащил и назад за Витькой пошел. Девчонки за мной увязились. Витька может метров на двести всего сумки подтащил, ну а вчетвером мы мигом добрались. Валентина нам купе свободное открыла, затащили мы все вещи, разбирать ничего не стали, только еды немного, да бутылку водки, которую мы на свадьбу везли, с собой прихватили, и в соседнее купе постучались.
Помянули ребят погибших, попечалились немного, поделились с нами девчата предложением, которое им посольские сделали, совета спросили. Варианта было три. Во-первых, похоронить за государственный счет ребят там же на побережье, где они погибли. Таким образом, югославы как бы признавали вину своих соотечественников в гибели наших граждан, хотя никто тех к себе в гости не звал, и ехали они на свой страх и риск. Второе предложение было очень близко к первому – покойных разрешили кремировать, а урны с прахом, привезти на родину, где и захоронить. В этом случае следовало оплатить стоимость урн, которая была чисто символической. Ну, а третье предложение оказалось самым затратным. Можно было получить разрешение на перевозку покойных в Советский Союз. Для этого следовало оплатить цинковые гробы, и перевозку их самолетом вначале в Москву, а затем в Донецк. В случае согласия с таким предложением все расходы, а они были просто огромными, ложились на семьи покойных. Сами девчата ничего решать не взялись, позвонили домой, все рассказали и остались ждать решения своих семей. Мы тоже не взялись ничего советовать, дело было личным, вторгаться в чужую жизнь не хотелось, хотя и мнение свое мы скрывать не стали, лично мы к первому варианту склонялись.
Затем выпитое языки развязало, разговорились все, даже развеселить немного девчат удалось.
Утром уже знакомой дорогой отправились мы на рынок, проторчали там до обеда, продали всякую мелочевку, хотя и цены скинули прилично. Покупателей было совсем мало, единственно, что хорошо, удалось мне все удочки и остатки обнаруженного рыболовного добра оптом отдать. Заработал я на нем всего ничего, но не таскать же с собой. Сбегал я на вокзал, позвонил Милошу, договорились, что вечером к ним приедем на поезде. Билеты я взял, да на базар вернулся, надо вещи собрать, да назад поспешать, так как времени до отправления поезда немного оставалось.
А тут вдруг неожиданно для нас Полина Петровна, вчерашняя наша знакомая подошла. Увидела, что мы собираться начали, да и пришла с интересным для нас предложением. Купить все наши остатки она решила. Цену предложила смешную, в убыток себе мы все ей должны были отдать, но мы спорить и торговаться не стали. Переглянулись только, да одновременно головами в знак согласия кивнули. Все одно пришлось бы нам оставшееся добро, где-нибудь бросить, не назад же его в Союз тащить. С радостью, да благодарностью мы от нее по тонюсенькой пачечке в динарах получили, да налегке в сторону вокзала отправились.
Жаль, с девчатами увидеться не пришлось, так и не знаем, чем у них все закончилось.