Марии-Антуанетте отрубили голову

Валерия Марчук
«Марии-Антуанетте отрубили голову»
- робко сказал Виктор незнакомой красивой девушке.

В строй «неженатиков» Виктор вступил, а точнее, вернулся восемь месяцев и девять дней назад. Почему такой - для кого-то прямо смехотворный - тщательный подсчёт? Да потому, что всё это время он был весел, открыт, лёгок и сам, кстати, смеялся: «Зеки считают дни до выхода на волю, а я - после». Господи, какая же тяжесть рухнула с плеч, когда после невыносимых скандалов и ругани - собственно, Виктор в этих семейных «бойнях» всего лишь вяло огрызался, чтобы совсем уж не потерять достоинства, - Лиза демонстративно «покинула помещение». Он подозревал, что огонька в бранные слова, которые его теперь уже бывшая жена, некрасиво ощерившись, полными горстями швыряла ему в лицо, незримо добавляла драгоценная тёща Екатерина Константиновна. Виктор никогда - а уж тем более, если волновался - не мог сразу выговорить её имя-отчество правильно, вызывая ехидную усмешку. Тёща, как выяснилось, была страшно недовольна его весьма средней зарплатой, а самое главное - низкими амбициями, то есть полным отсутствием высокой цели стать со временем если и не набитым под завязку «денежным мешком», то хотя бы уважаемым богатым человеком. Так и заявила:

- Зря я на тебя понадеялась, Виктор. Ты совершенно безответственный и бесперспективный. Тебя ждёт абсолютно бесславное будущее. Ты будешь всегда в задних рядах, нищий и никому не нужный, потому что у тебя слабые локти. Да и ума, видимо, маловато.

Виктор поначалу ошалел от столь жёсткого и, скорее всего, не подлежащего пересмотру приговора и, не подумав, брякнул:

- Вы-то тут вообще при чём? Я ж не на вас женился.

Но Лиза, видимо, заранее подвергшаяся мощной обработке «за кулисами» семейного очага, поддакнула матери:

- Мама права, не смей грубить ей и спорить! Я не для того выходила замуж, чтобы...

И понеслась привычная осточертевшая песня. Он терпел до хорошо знакомого куплета: «У других денег навалом... машина... домработница...» Потом с олимпийским спокойствием сказал:

- Я согласен.

- На что? - хором спросили и переглянулись раскрасневшиеся

от обвинительных речей мама с дочкой.

- На развод, - и так буднично произнёс, будто согласился на магазинные вареники с картошкой к ужину.

- Я ж говорила, что он в душе подлец. И не любит тебя, - с пафосом отчеканила Екатерина Константиновна. - Немедленно собирайся. Едем домой. За вещами потом папу отправим.

Лиза одарила Виктора презрительно-испепеляющим взглядом и деловито протопала каблучками к платяному шкафу.

Он вроде бы рассеянно и даже безразлично наблюдал за паковкой одежды и прочего барахла по сумкам, пытаясь понять, серьёзно это или так, предупредительный спектакль. Даже не заметил, как испытующие глаза тёщи то и дело тормозили на его невозмутимом лице. И аж подскочил, когда Екатерина Константиновна громко выпалила:

- Ты глянь, Лизочка, этому голодранцу всё равно!

Наверное, рассчитывала, что Виктор сдуру погорячился, а теперь должен упасть на колени, умолять и, может быть, даже валяться у них в ногах. Не дождётесь! Устал он за два года скоропалительного - вот уж действительно сдуру! - брака от попрёков и подгоняющих неизвестно к чему криков. Вдруг припомнилось, как однажды Лиза в разгар ссоры - ясно односторонней - хлестанула фразой: «Не воображай, что ты единственный мужчина на свете, ясно?». Ясно. И он - уже сейчас - каким-то хозяйственным голосом спросил у Екатерины Константиновны:

- Разрешите полюбопытствовать, нашли Лизоньке богатенького женишка или ещё в процессе?

- Наглец, - процедила то ли тёща, то ли уже нет. - Мы сами подадим заявление о разводе. Хорошо, что родить никого не успели, без хлопот от тебя избавимся.

«Хорошо» было не только это. Квартира принадлежала Виктору. Будь иначе, теперь он бы запихивал рубахи-свитера в свой спортивный баул. И отправился бы в никуда. А чуть позже, когда всё утряслось и они с Лизой простились навсегда, а она даже изобразила улыбку на красивеньком - что уж скрывать! - личике, Виктор сделал для себя удивительное открытие. После неприятной процедуры женщины уходят в белый свет со званием «разведёнки», а мужчина превращается в свободного человека.

Всё-таки, если честно, потужил, конечно. Перебирал вечерами фотографии, где они такие счастливые то у фонтана, то на колесе обозрения. Смотались «дикарями» и на Чёрное море, жили у какой-то бабки чуть ли не в курятнике - и как же славно им было! Хотел порвать эти цветные «памятники прошлого», но не решился, вложил в какую-то книгу и задвинул подальше на нижнюю полку стеллажа.

На работу в компьютерный центр, где Виктор собирал «железо» из новых запчастей, и с работы он ездил на маршрутке. И вот как-то раз на остановке вошла и села рядом с ним девушка, скажем так, «средних лет», явно за двадцать пять. Внутренним чутьём Виктор сразу понял, что она не замужем. Искоса рассматривал точёный - хоть на монеты чекань - профиль, нос с чуть заметной горбинкой, длинные - вроде свои - ресницы. Тёмно-каштановые блестящие волосы волной выбивались из-под берета. Он мысленно поблагодарил судьбу, что едет домой, а не на службу, и... да, вышел за ней - раньше, чем самому было нужно. И двинулся следом, спрашивая себя, зачем он это делает. А девушка вдруг резко обернулась и грубовато расхохоталась:

- Познакомиться, что ли, хочешь? Но мне такие, как ты, не нравятся.

Виктор ошеломлённо заморгал:

- Я... ничего, просто шёл - и всё.

- Врёшь ведь, а? - она в упор смотрела карими глазами. - Врёшь! За мной тащишься. В маршрутке же пялился?

- Пялился, - покорно кивнул он. - И познакомиться хочу. Меня зовут Виктор.

- Ух ты! А я думала, что Леопольд. Или Эдуард. Ну, на худой конец, Роберт. А ты Ви-итя, - она смеялась и смеялась, а Виктор то краснел, то бледнел, но плёлся рядом.

- У меня, в отличие от тебя, очень красивое имя - Гортензия, -

продолжала девушка. - Или Жозефина. Или Мария-Антуанетта.

- Марии-Антуанетте революционеры отрубили голову, - робко встрял Виктор.

- Грамотный, что ли? Ладно, меня зовут Анисья. Или Агриппина. А может, Варвара. Или Агафья?

Он смеялся, ненавидя себя за это подобострастное подхихикиванье, однако поделать с собой ничего не мог.

- Всё, надоело, - оборвала игру девушка. - По-настоящему - Светлана. В этом доме я живу. Не приглашаю. Незачем. А номер телефона дам. Позвони, погадаем, сколько мне лет.

Весь вечер Виктор в смятении прошагал по квартире, тиская в руках мобильник и не смея набрать цифры, чтобы не показаться навязчивым. Еле дожил до утра и возликовал, услышав голос, показавшийся музыкой:

- Приезжай вечерком - поболтаем.

Таких «вечерков» потом стало много, и каждый из них был похож на предыдущий. Виктор каждый раз тщательно выбирал наряд, но Света критически качала головой:

- Джинсы коротковаты. Свитер прошломодный.

Пиджак оказывался старым, галстук скучным, ботинки ужасными, причёска - не высказать словами...

Сидя в кресле, откуда ему нельзя было подниматься под страхом смерти, глотая жидкий кофе без сахара, Виктор изнемогал от стыда и унижения - и опять был не в силах возразить или просто встать и попрощаться. Карий смешливый взгляд приковывал его к месту. Ну мистика просто!

- У тебя высшее образование? - Света презрительно кривила губы. - И чего было мучиться? Да вообще-то по тебе и не скажешь... А я девять классов со справкой окончила.

Виктор верил и не верил. Но снова и снова ехал «поболтать». А потом она позвала его в гастролировавший в городе передвижной зоопарк - и он очень обрадовался, что можно будет погулять, а не торчать у неё дома в кресле. Они шли вдоль вольеров. Увидев грустного, понурого ослика, Света воскликнула:

- О, вот твоя копия! Такой же глупый. А уши вырастут. Я позабочусь, - и она больно дёрнула его за мочку уха.

Лев спал, прислонившись спиной к решётке. Света достала несколько мелких монеток и стала ловко кидать в него через отгороженную зону безопасности. Зверь подёргивал шкурой, но и только.

- Зачем тревожить? Пусть отдыхает, - сказал Виктор.

- Тебя не спросила! А зверюга пусть не думает, что он прямо царь-царь. Хочу - и проснётся. А ты чего застыл? Дай монеток. У меня кончились.

Виктор повернулся и пошёл к выходу. Хотелось выругаться, сбросить с себя какую-то липкую паутину. Разочарование накрыло душной волной. Он уже не слушал, что кричала ему вслед «девушка из маршрутки».