Живой труп

Виктор Ахманов 3
               
 Шел 2017 год.  Июньская  непогода заперла меня  под Казанью, в домике, из окна которого был хорошо виден «золотой» купол церкви Николая Святителя  и  «обезглавленная»  большевиками  колокольня.  День за днем лил дождь, и  от непрерывного его стука  по металлической черепице пухла  моя голова. Утро отмечалось перезвоном колоколов, на который неизменно откликалась протяжным воем соседская собака породы Хаски.  Около десяти  часов на улице появлялся   сосед  Михаил,   мужчина лет пятидесяти от роду и приличной еще наружности, озабоченный необходимостью раздобыть  денег на стограммовый стаканчик водки.  Я знал, что его  семья переселилась   в  тупиковый переулок  полтора года назад, благодаря активному содействию риэлторов, наобещавших стандартный пакет для загородной жизни: удобные подъездные пути, парковку, отдых на воде, ягоды-грибы и чистый воздух. Раскисшую по весне  дорогу пришлось засыпать несколько раз битым кирпичом и щебнем  за свой счет. С  парковкой и вовсе вышло недоразумение: когда сделали повторное межевание, выяснилось, что большая часть земли под предполагаемую стоянку принадлежит соседям.   Вообще, «семнадцатый» год  для  Михаила складывался  трудно: он по пьяному делу потерял права, а его  разменявшая девятый десяток теща, ответственная за кухню,  умудрилась сломать у дома  руку. 
  В одно ненастное утро, проводив глазами в добрый путь его поджарую фигуру, я, отложив пожелтевший журнал «Юность» с «Непридуманным», вышел в огород и наткнулся на  «уснувшую» в сырой траве сойку. Я не верю в приметы, но обнаружив через пару дней у крыльца бездыханное тело щегла, упал духом.  А после того, как мне сунули в дверь поздравительный конверт с изображением Пасхального кулича и крашеных яиц, в который была вложена  квитанция и предупреждение об отключении электроэнергии (строители, гонявшие всю зиму, без особой надобности, тепловую пушку, израсходовали электроэнергии на 25 тысяч рублей), запас моего оптимизма опустился до нулевой отметки. В дом не был заведен газ, и,  учитывая местную специфику ведения подобных дел, голубого топлива на своем веку можно было и не дождаться вовсе. И все потому, что какое-то «ООО»,  газифицировав  свои новостройки,  «уронило» давление в трубе.  А там, как говорят, расшибись хоть в лепешку. Я хорошо усвоил показанный по местному каналу  сюжет, где для жителей другого села газ стал недосягаемой мечтой. Но в их случае какой-то расторопный частник провел трубу (а вторую трубу уже рядом не проложишь)  и установил свой тариф на подключение, сопоставимый разве что с министерскими пенсиями. ( Здесь не лишним было бы  сообщить, что я уже настроился обрести тихую пристань в какой-нибудь  избе с русской печкой.)   
  С уходом циклона  настроение мое пошло на поправку, и я стал выходить к речке, явившей в конце июня 1897 года, после сильной грозы,  крестьянам села Куюки чудотворный образок, положивший начало строительству храма. Оба  берега речушки   равномерно распределились между домовладениями с беседками и банями, дотягивающимися своими садами-огородами  до самой воды. Небольшой пляж, стихийно образовавшийся у дамбы, сохранил    немного серого,  помеченного прошлогодними кострищами песка.   
    Сразу после десяти часов на «пляже»  появлялся Михаил  и, присев у закрытого, плотно взятого в кольцо крапивой павильона на какой-нибудь обрезок бревна или ящик из-под тары, открывал заветный стаканчик.  Водка уходила в его закаленное нутро разом, почитай одним глотком.  «Скорей бы сдохнуть», – приговаривал он, вытирая пшеничные усы и доставал смятую пачку сигарет (Михаил никогда не закусывал). Я ни разу не поинтересовался у него о причинах такого пессимизма и наплевательского отношения к своему здоровью, полагая, что они крылись в семейных отношениях:  его супруга Фарида  около года назад обзавелась (через интернет) пожилым ухажером-татарином и стала приглашать его в гости. 
  Тем временем мне выдали техусловия на газификацию дома, и я заплатил подрядной организации аванс.   Воодушевленный, я стал ежедневно совершать походы на природу. 
  Сразу  за последней полосой  дач и коттеджей, возводимых силами трудолюбивых таджиков,  начинались свеженькие поля, расшитые  зелеными перелесками.  Путешествия по сельским дорогам ныне еще менее комфортны, чем во времена, когда по ним катались на тарантасах классики русской литературы:  с  них то и дело приходится уходить далеко за обочину, спасаясь от пыли самосвалов и бетономешалок. Да и  поле перейти не так уж просто: ноги путаются, как в проволочной сети, в стеблях ромашки и васильков, да голодные слепни  не дают разгуляться мыслям.    Несмотря на эти неудобства, я каждый день бороздил  зеленые просторы, бродил в перелесках, натыкаясь то на свалки строительного мусора, то на сваленные в кучу  коробки со «свежими» окорочками.
Не обошел я вниманием и  островок высоких берез, стерегущих  покой старого  кладбища.   От этого островка «усопших душ» рукой было подать  до другого острова забвения, навсегда приютившего жителей села Богородское, в котором хорошо сохранилась построенная в XVI веке церковь.   
Шли дни, заканчивались недели. В распорядок моего дня были внесены заплывы в верховье русла Куюковки. У места, где стояла часовня, и обосновалось небольшое аккуратное хозяйство попа, отгороженное с трех сторон высоким металлическим забором, я отдыхал на воде, зачастую наблюдая в голубом небе маленький стрекочущий вертолет, и река не брала мое тело. Где-то рядом, по словам местных жителей, располагалось родовое имение Чулпан Хаматовой. Впрочем, почти все прижившиеся на этом берегу дома  имели богатый  вид, а некоторые даже весьма, и «вычислить»  «гнездышко»  актрисы  было сложно. 
 В конце лета я получил ордер на проведение земляных работ, объездив за  семью печатями, с учетом приемных дней и часов, весь район и, прокопав по своему участку канаву,  стал ждать приезда бригады монтажников. Однако  газовщики не принимались за дело по той причине, что не все еще было подрядчиками согласовано по проекту. Траншея осыпалась, ее заливало дождями, а я, разувшись и раздевшись до трусов, отчаянно приводил ее в порядок, отчего она стала для меня едва ли не вторым домом. "Бог в помощь", - иногда останавливался возле меня Михаил и, покурив, шел на промысел.
     В один из дней над Куюками разразилась страшная гроза. Потоки мутной воды хлынули в реку, размыли берега, но никакого чуда не явили. А вот траншея моя обвалилась так, хоть плач.
 В назначенный для прокладки трубы день я, нанял таджиков и с их помощью за несколько часов «прогрыз» траншею через улицу до места врезки.   Когда трубу положили, я, не медля, закопал ее, оставив на стыке приличных размеров яму, основательно укрепив ее, как блиндаж, досками и обложив мешками с песком. 
 Наступил ноябрь.  Сведущие люди посоветовали мне чаще справляться о дате приезда  аварийной машины. По их словам, бригад, занимающихся врезками, было всего лишь две на весь район, и  заказчики буквально вылавливали их. Некоторые, в буквальном смысле слова, умоляли начальников  не оставлять без тепла маленьких детей. Я тоже звонил в ПТО каждый божий день, но телефон не отвечал или был занят. Однажды, я не выдержал и позвонил в приемную «Приволжскгаза». «Что за средневековье», – начал я высказывать секретарше наболевшее, но вовремя «остыл» и дипломатично попросил ускорения. После чего зашел в храм и, помолившись, поставил свечку Николаю Святителю. Через неделю  в газовом деле была поставлена точка.  Я засыпал «блиндаж» песком и Михаил утрамбовал его колесами Газели. Но это был еще не конец истории.  Начать пользование «золотым» топливом, можно было лишь после  опломбировки счетчика техником «райгаза». Документы ушли в «райгаз» курьером, но его «лошадь», видимо, затерялась где-то дорогой. Я поехал в район через Казань рейсовым автобусом и, наведя там «мосты», вернулся обнадеженный. 
В пятницу второй недели ноября, уже в сумерках, ко мне заехал техник. Мой адрес был последним в его заявке. Михаил (его по известным причинам трясло)  зашел посмотреть, как работает котел, и я оздоровил его нормальной водкой.     Узнав, что у меня нет телевизора, он принес  стопку коробок,  некоторые из которых были даже не распечатаны.  Перебрав  коллекцию, я   отложил лишь одну, выпадающую по жанру, картину – фильм   режиссера Питера Уира  «Путь домой».
 Покидал я тупиковый переулок в солнечный день марта.  Теща Михаила (она снова сломала руку) вышла провожать меня. Блудный зять в это время  слонялся около  рыбаков. Лицо его было бронзовым от загара. Я подошел к Михаилу попрощаться ( с близкого расстояния он выглядел как живой труп) и выяснил, что запой не прерывался с первого дня 2018-го года. 
(Казань 2018 год)