Дмитрий откликнулся на удивление скоро:
- Я слушаю тебя, Игорь!
- Дим, ты прости, я не смог прийти… Тут такие дела, понимаешь… Как там Лена? Что с ней и где она сейчас?
- Хват, я прямо у твоих дверей – открывай, есть разговор.
- Серьёзно?! Иду!
Через всего пару минут они оба сидели на кухне. Початая бутылка коньяка, нарезка, лимон… Плеснув в два невысоких бокала, Игорь предложил выпить за упокой души своей матери. Выпили молча, стоя и не чокаясь по обычаю… А потом Дмитрий спросил:
- Ты, что, правда не видел меня и в процессии, и за столом в ресторане?
- Нет… - покачал головой тот – Ты там был?
- Ты лучше спроси, кого там не было? Аллу Викуловну знали и любили в городе…
- Нет, я, конечно, видел людей, но лица… В какой-то момент лица просто перестали иметь значение, утратили свою конкретику. Честно говоря, я абсолютно ничего не помню из того, что происходило вокруг все эти кошмарно долгие три дня и ещё более ужасные ночи. А ты, значит, был, да?
- Был, конечно, был… Но не стал подходить. Впрочем, всё это теперь уже совсем не важно… - и, взяв бутылку, вновь наполнил бокалы почти на четверть – Давай выпьем за живых, Хват! Неизвестно кому лучше: им, находящимся уже где-то там, или нам, оставшимся горевать и помнить здесь.
Удивлённо посмотрев на друга, Игорь едва притронулся своим бокалом к тому, что был в руке Дмитрия, и, осушив одним глотком, положил в рот дольку лимона, когда-то успевшего пропитаться сахаром, совершенно не ощущая вкуса ни того, ни другого… И вновь повторил свой вопрос:
- Мить, что с Леной? Она в тюрьме?
- Нет, не в тюрьме… Она у меня в гостях, в тёщином доме, в деревне. Скажу больше: никому, кроме нас троих, я имею в виду тебя, себя и Санька, моего водилы, неизвестно о её задержании вовсе, хотя многие знают, что Елена Любимцева таки посещала наш с тобой городок.
- Откуда? А! – сразу же догадался тот – Камеры наблюдения, да?
- Да! К счастью для тебя, ты, словно нарочно, на всех кадрах там, на вокзале, стоишь либо спиной, либо боком, но так, что идентифицировать того, кто рядом с женщиной, с тем, чтобы потом предъявить хотя бы намёк на обвинение или даже просто причастность, нельзя. А иначе, даже несмотря на свалившееся горе, тебя уже замучили бы вызовами на допрос.
- Почему?
- Что – почему? Почему я так поступил, а не иначе? Это долгий разговор… Но пришёл я к тебе не только ради него, но ещё и за вещами Лены. Хотя… честно говоря, всё это лишь повод, понимаешь?
- Нет, не понимаю… К чему повод? К чемодану? Не смеши…
- Причём тут чемодан? Нет… просто я не мог оставить тебя одного в пустом доме в такой момент… Вспомнил, как мне было плохо, когда умерла жена... А чемодан… ну, да, он же у тебя остался, не так ли? Ты открывал его?
- С ума спрыгнул? С чего бы это мне вздумалось копаться в чужих вещах? Нет, конечно, нет! Как поставил его в той комнате, что предназначил для неё, так он там и стоит… Но, Птица, я всё равно не понимаю - почему?
- А чёрт его маму не любил… Просто поверил ей и всё! Вот ты, почему привёл её к себе в дом?
- Не знаю… Понравилась! Пожалел… Не знаю, честно!
- Вот и мне понравилась… И даже больше, чем понравилась…
- Мить, ты серьёзно? Чудно… просто поверить простительно и допустимо мне, но ты всё-таки мент! Прости, но твоё предназначение не доверять и сомневаться, тем более имея ориентировку на руках…
- А вот тут ты сильно заблуждаешься, о, гений компьютерных премудростей! Да, я мент, и не надо извиняться! Мент, и если хочешь знать, сильно горжусь своей профессией! Даже, наверное, не меньше, чем ты. И да – меня трудно разжалобить, увлечь красивостью построения фраз в разговорной речи или магией внешности – тут ты тоже прав! Но… - Дмитрий с глубокомысленным видом поднял палец вверх - Можешь сколь угодно ерничать, но я прежде всего – человек. Человек, обладающий некоторым особым чутьём, способностью видеть немного больше из того, что просто на виду. Давай-ка махнём ещё по одной и пойдём посмотрим на чемодан!
- Дим, нам с тобой уже, пожалуй, хватит… Как бы преждевременно не выпасть в осадок…
- Ну, как знаешь, а я махну ещё соточку, с вашего позволения или вовсе без оного, так сказать! – и решительно налил чуть ли не вдвое больше тех раз, что были до этого – Знаешь, я собираюсь остаться у тебя ночевать, не прогонишь старого друга?
- Даже так?! Да ради Бога! Хоть перебирайся на совсем с одним только условием: уважать порядки этого дома! На, закуси хоть бутером, Птица странной породы, которая только пьёт, но совсем-совсем не клюёт…
- Птица… Смешно! Так меня уже давным-давно никто не обзывает… Ты – последний! Помнишь, как я тебе представился при знакомстве? Не по-о-омнишь, а я вот помню…
- Нет, почему это я не помню? Помню! – возмутился Игорь – Ты тогда сказал: я птица Грач! Отличаюсь умом и исключительной сообразительностью!
- Браво-браво! Но не совсем точно… Я всегда говорил, что я птица-говорун, а не грач… Это потом так всё трансформировалось... фу, какое длинное слово я сейчас произнёс... И не без твоей подачи, как я уже тогда подозревал. Но не суть важно… Ботаник…
- Ну, а вот так меня называть кроме тебя мало кто осмеливался.
- Да уж… кулаки - весомый аргумент! Хват, как давно всё это было, да и было ли вообще, а? Впрочем, я готов к осмотру вещественных доказательств – пошли?
Ничего не отвечая, Игорь молча пошёл вверх по лестнице, предлагая тем самым своему гостю сделать то же самое.
Выдвинув чемодан на середину комнаты, Грачёв сделал несколько кругов вокруг него, словно тот был новогодней ёлкой, а потом решительно убрал вазу с цветами со стола на подоконник и водрузил его прямо на столешницу. Оглянувшись на внимательно наблюдавшего за его манипуляциями хозяина дома, неожиданно предложил:
- Ну, что, дружище, поиграем в Шерлока Холмса и доктора Ватсона?
Игорь снова промолчал и присел на кровать, и лишь спустя пару минут всё же произнёс терпеливо ожидавшему ответа Дмитрию:
- Вряд ли у меня что-то получится… Никогда не увлекался детективами даже в юношестве, а уж теперь-то и подавно…
- А ты не спеши отказываться! – загадочно улыбнулся Митька – Опыт – дело наживное… Да, и как говорится, не Боги горшки обжигают, а гончары, не так ли? Для начала, что ты можешь сказать про вот этот предмет? – и указал на злополучный, весьма внушительных размеров чемодан.
- Ничего не могу сказать… По мне, так он самый что ни на есть обыкновенный!
- Не торопись с ответом-то – подумай сперва хорошенько!
- Что ты пристал ко мне, Пинкертон доморощенный? – уже с долей раздражения пробурчал Игорь – Сам-то ты, что можешь про него сказать, кроме того, что он чёрного цвета, достаточно новый и на колёсиках?
- Браво-браво, дружище! Визуальный осмотр произведён достаточно грамотно, хотя и не совсем профессионально, на уровне способного практиканта. Но мне хотелось бы ещё услышать от тебя хотя бы несколько слов о владельце данного аксессуара!
- Владелице, ты хотел сказать? – поправил Игорь.
- Нет, ты не ослышался – именно владельце! Не понимаешь? Поясню. Сей чемодан был куплен именно мужчиной и, скорее всего, для себя, или же кем-то по распоряжению, но, повторюсь, именно для мужчины, и довольно давно - вот, смотри, эти царапины на боках и крышке говорят о том, что его много раз швыряли не очень аккуратные грузчики или носильщики! Что касаемо женщины, то она никогда не выбрала бы и подобной расцветки, да и размера тоже.
- Не хочешь ли ты сказать, что Лена украла его? Уж не из-за этого ли на неё объявили облаву?
- Не исключено, но не обязательно… И потом, совсем не обязательно что именно украла, могла просто взять первое, что попалось под руку из имеющихся в наличии с разрешения настоящего владельца или без оного. И, как я почти убеждён, нарочно не самый-самый, а бывший в употреблении и даже, возможно, обречённый на вышвыр, так что тут имеются варианты, так сказать. Если судить по манерам нашей с тобой общей знакомой, ей бы больше подошло нечто совершенно другое, чем этот видавший виды сундук. Ты так не считаешь? Она же что-то рассказывала тебе о своих последних годах жизни, как я понял из её же слов.
- Рассказывала! Мало и сквозь непрекращающиеся рыдания. А тебе?
- Мне тоже, правда без слёз. Мы с ней всю ночь тогда не сомкнули глаз… Кстати, а где тётя Аня?
- Аннушка?! А при каких делах тут она?
- Абсолютно ни при каких! Просто как-то странно быть здесь и ни единого раза не пересечься с нею…
- Уехала к подруге прямо из-за стола. Сказала, что к девяти дневной тризне непременно вернётся…
- Славная она. Повезло тебе стать для них обеих сыном!
- Для кого - для них?
- Ой, да не старайся ты казаться глупее, чем есть на самом деле, Егорушка! Я уже целый век знаю, что Алла Викуловна не была тебе родной матерью.
- От кого? Этот факт известен очень ограниченному кругу людей… Впрочем, как и о том, что при крещении мне дали имя Егор.
- Наивный… В нашем-то городе? Но лично я узнал от них обеих… Понимаешь, это произошло совершенно случайно. Однажды вечером я на спор согласился стащить из кухни сколь удастся и пирожков, которые Анна Алексеевна (это знал весь интернат) напекла к завтраку следующего дня. Однако совершить преступление у меня не получилось из-за того, что там находилась сама повариха, крепко обнявшись с Аллой Викуловной. Обе женщины очень эмоционально и громко говорили, перебивая одна другую об аварии, в которой, как было объявлено официально, погиб муж училки по русскому языку, то есть Аллы Викуловны и какая-то Ольга Хватова, у которой из-за этого осиротел сын. А потом появился ты… Вот я и соединил…
- Ты уже тогда знал, кем станешь, когда вырастешь?
- Да! Это у меня с детства… Но вот таким образом я и узнал, что ты её приёмный сын, то есть сын той, погибшей подруги. И потом, у вас же разные фамилии.
- Так-то оно так, но всё же и не совсем… Понимаешь какая штука? На самом деле я родной сын мужа Аллы Викуловны, а Ольга, моя биологическая мать, действительно была её подругой, во всяком случае считалась ею ещё со студенческих лет. Их там было трое подруг «не разлей вода» – две Ольги и Аллочка. Все трое окончили институт с красными дипломами и распределились сюда, чтобы и далее не расставаться, но… Жизнь – тётка со странностями! Вот для чего ей понадобилось так переплести между собой три отдельно взятые судьбы в одну тугую косичку, а потом… Аннушка, наверное, знает куда больше моего. Меня это как-то мало интересовало, честно говоря, хотя когда подрос мама Аля перестала скрывать от меня и то, кто я ей, и кем были мои настоящие родители, за что её саму не один раз ругала крёстная. Рассказала она и про то, как на их горизонте нарисовался мой папенька – Артур Аркадьевич Квитенко. Как там и что не знаю, но женился он на Але, а не на Оле, хотя ту, как я понял, соблазнил гораздо раньше и не отпускал от себя до самой смерти. Появился на свет я. Случайной беременность Ольги назвать можно с громадным натягом – скорее всего она таким образом надеялась на развод своего ненаглядного Артурчика, но он этого так и не сделал… Знала ли Аля об его измене? Безусловно! И, скорее всего, пыталась уйти, но он не дал ей развода. Конечно, если бы она уж сильно захотела, то добилась бы своего, но, как я понимаю, спустила ситуацию на тормозах. А потом произошла эта авария… Бог, как известно, терпит долго, но потом сильно бьёт… Так что подвиг, а я искренне называю жизнь Аллы подвигом, состоит не столько в том, что она подняла и приручила осиротевшего волчонка, каким я ей предстал, а в том, что всю жизнь смотря на меня, видела портрет того, предательство которого перевернуло всю её жизнь с ног на голову. Птица, вот на хрена ты столько наливал, а? Что я тут разоткровенничался перед тобой, как перед попом на исповеди?
- Да, ладно, не бери в голову – высказаться тоже нужно… Я молчать умею… Ну, что, вернёмся к нашим «баранам» и, достав из кармана набор каких-то приспособлений, одним движением раскрыл чемодан Елены…