Традиционное собрание коллектива перед открытием сезона началось в концертном зале как обычно, в два часа пополудни. С самого утра там были уставлены три огромных кондиционера, которые со стрекотом и треском нагоняли в помещение холодный воздух. К тому времени, когда первые оркестранты начали входить в зал, температура в нём понизилась до пятнадцати градусов. Ничего подобного в Филармонии раньше не практиковалось, и холод, буквально бросавшийся в лицо уже в дверях, вызывал недоумённые взгляды и перешёптывания. Женщины, в большинстве своём одетые легко, по-летнему, начинали ёжиться и покашливать. Мужчины хмурились. Настроение у всех сразу испортилось.
– Однако! – воскликнул Марк, занимая место рядом с Полиной. – Здесь совершенный Северный полюс. Ума не приложу, что это Палыч опять задумал.
– Не знаю, – медленно проговорила Полина, пряча ладони в рукава кофты. – Не уверена, что это он.
– Ну а кому же ещё могла прийти в голову такая странная идея? Хорошо хоть пианино ещё тут не стоит, а то оно легко могло бы пострадать.
– Да, наверное.
Сейчас ей не хотелось поддерживать разговор. Обходительно-рыцарские манеры Марка сегодня её раздражали. Лучше всего было бы вообще не приходить на собрание. Остаться дома и собраться с мыслями перед завтрашним выступлением. Ещё раз отрепетировать тот сложный финал. Но она должна была прийти. Не столько потому, что эти ставшие уже традиционными собрания считались почти обязательными. Нет, ей нужно было прийти, чтобы поговорить с Михаилом Павловичем. С того самого момента, как она вышла из его кабинета, Полина находилась в подвешенном состоянии. Она даже не была уверена, что всё ещё является шестой скрипкой. Не было бы ничего удивительного, если бы сегодня ей отдали трудовую книжку и распрощались. Хотя это – крайний случай. Вряд ли, думала она, Михаил Павлович будет действовать подобным образом. Это совсем не в его стиле. Нет, он ждёт, когда она придёт сама. Хочет, чтобы поле боя осталось за ним. Что ж, она придёт, у неё нет выбора. Но Полина твёрдо решила, что позволит себе отступить только до определённой черты. Никакого даже намёка на возможность принять то самое предложение. И пусть делают, что хотят.
Неровный гул голосов внезапно стих. Все повернулись к главному входу. Михаил Павлович, одетый в длинное кремовое пальто, с небрежно повязанным на шее шарфом, вошёл в зал. Как только он появился, все три кондиционера, словно по команде, прекратили работу. В установившейся тишине было хорошо слышно, как скрипят при каждом шаге новенькие туфли руководителя оркестра. Пройдя между рядов, он взобрался на сцену, повернулся к собравшимся и внимательно оглядел их. Все были на месте, за исключением Юлии. Это его не удивило. Разумеется, пианистка сочла себя оскорблённой. Но на концерте она будет, тут сомневаться не приходится. Юлия бы ни за что не пропустила премьеру, в которой она – одно из главных действующих лиц. Поэтому в её отношении руководитель оркестра был спокоен.
– Добрый день, леди и джентльмены, – обратился он к аудитории, непринуждённо поглаживая шёлковую ленту шарфа. – Я должен извиниться перед вами за эти… штуковины, – он сделал неопределённый жест в сторону кондиционеров. – Однако таково было желание маэстро Доницетти.
Слова его были встречены напряжённым молчанием. Имя Доницетти в последнее время звучало слишком часто.
– Маэстро высказал пожелание, – пустился в объяснения Михаил Павлович, – чтобы перед завтрашним концертом зал… немного охладили. Он нашёл его довольно душным и жарким, а такая температура не слишком подходит для его манеры игры.
– И в чём заключается своеобразие его манеры? – подал голос Сурцов.
– Мне кажется, милейший Марк, что нам не стоит сейчас вдаваться в подробности. Маэстро Доницетти – наш гость, и нам следует уважать его желания. Надеюсь, новые условия его удовлетворят.
По залу пронёсся ропот недовольства.
– Леди и джентльмены! – возвысил голос Михаил Павлович, и снова погладил свой шарф. – Мы все с вами – одна команда, и нам нужно действовать в интересах команды. Да, у всех нас имеется своя точка зрения на ситуацию. Однако сейчас не время заниматься спорами о вкусах. Не забывайте, что завтра мы открываем сезон, и открываем его премьерой. Именно на этом должны быть сосредоточены все наши усилия. В истории нашей Филармонии наступает новая эпоха. Давайте войдём в неё с высоко поднятой головой! Давайте войдём в неё, взявшись за руки, единым строем! Оставим все наши разногласия в прошлом ради общей цели.
Михаил Павлович говорил с жаром, и слова его звучали искренне. Однако музыканты отреагировали очень сдержанно. Раздалось лишь несколько разрозненных хлопков, и снова установилось напряжённое молчание. Казалось, все ждали, что будет сказано что-то ещё. Руководитель оркестра выдержал паузу, но, не дождавшись никаких вопросов, собрался уже объявить собрание закрытым, как вдруг дверь центрального входа растворилась и на пороге появилась Юлия. На ней было белое концертное платье, волосы тщательно уложены, лицо напудрено, – полное впечатление, что она пришла на премьеру, а вовсе не на техническое мероприятие. Все головы повернулись к ней. Одну бесконечно долгую секунду она стояла на месте, оглядывая собравшихся, затем неторопливо, выверяя каждый шаг, двинулась по проходу в сторону сцены. Голова её была вздёрнута вверх, но смотрела она не на Михаила Павловича, а куда-то мимо него. Дойдя до первого ряда, пианистка остановилась, словно в замешательстве, и, обратившись к руководителю, который наблюдал за её приближением с вежливой усмешкой, спросила:
– Мне так неловко! Прошу вас меня извинить! Надеюсь, я не пропустила ничего важного?
Михаил Павлович открыл было рот, чтобы ответить нечто язвительное, но тут же передумал. Сейчас совсем не подходящее для этого время, решил он. Да и что особенного он сможет сказать? У Юлии в руках были определённые козыри. Не стоило её провоцировать, ведь она могла их использовать. На короткий миг он даже испугался: а не решит ли она выложить карты на стол прямо сейчас? Но нет, вряд ли, это было бы глупо с её стороны, а Юлия вовсе не дура. Поэтому, снисходительно пожав плечами, руководитель оркестра промолвил:
– Нет, милейшая, ничего важного вы не пропустили. Собственно, я уже собирался заканчивать.
– Вот и хорошо, – улыбнулась пианистка. – Никогда не любила эти встречи перед открытием. По-моему, довольно неприятная традиция.
Все в зале замерли: на подобные прямые замечания, касавшиеся порядков в Филармонии, мало кто отваживался при Михаиле Павловиче. Казалось, вот-вот разразится глаза. Но Михаил Павлович, к удивлению многих, сдержался и никак не отреагировал на слова Юлии. Вместо этого он развёл руками, как бы говоря: ну что тут ещё можно добавить?
– Традиция есть традиция, – проговорил он. – А в этот раз открытие сезона совпадёт со столь знаменательным событием, как визит маэстро Доницетти. Посему позвольте мне закончить моё выступление и пригласить всех на торжественный фуршет в буфете. Но помните: завтра все должны быть как новенькие! И никаких опозданий!
“А всё-таки он испугался, – подумала Юлия. – Не подал виду, но испугался. Значит, не так уж он всё контролирует, как хочет показать. И у вас, Михаил Павлович, есть уязвимые места”.
Вот только что ей с этого? Она пока не знала, сможет ли использовать оружие, которым теперь обладала. И если да, то как? Всё это нужно было обдумать в спокойной обстановке, не торопясь, и тогда уже принять решение. Очевидно лишь, что молчание, которым Михаил Павлович встретил тогда, в кабинете, её вопрос о Полине, было равнозначно признанию. Право, что ему стоило сказать что-нибудь резкое, даже грубое? Почему он тут же не выставил её за дверь? Это было бы куда более естественно. И это не оставило бы ей никакого преимущества. А Михаил Павлович просто промолчал. Позволил ей уйти, так больше ничего и не сказав. Получается, итальянский маэстро и впрямь положил глаз на молодую скрипачку. “Не спеши, – сказала себе Юлия. – Сейчас тебе меньше всего нужно спешить”. Зал постепенно пустел, музыканты один за одним направлялись в буфет. Михаил Павлович подошёл к Полине и что-то ей тихонько сказал. Юлия напряглась, пытаясь что-нибудь прочесть на лице девушки. Но нет, слишком далеко. К тому же эта скрипачка умеет сохранять невозмутимое выражение лица. Нет, действовать надо тоньше, осмотрительнее. Не подавать виду, что ей интересны подробности. Если только у неё получится разыграть верную комбинацию… О, тут открывались интересные, весьма интересные перспективы. “Только не теряй головы, только не теряй головы, – повторяла она про себя, медленно спускаясь по лестнице. – Самое главное – не теряй головы”.