Северная женщина

Морган Грим
 В глубинах леса, где совы зовут друг друга по имени, где болота загадывают загадки лешим, течет беззвучная река. Ее берега покрыты синим бархатным мхом, разукрашенным паутиной, на которой раскачиваются в пьяном танце длинноногие пауки. На берегу той реки стоит дом. Его бревенчатые стены всегда покрыты испариной росы, а тяжелая дубовая дверь поскрипывает на вековых петлях. Говорят в нем живет Северная женщина. Лицо ее бело, как молочный туман, а глаза зелены, как дыхание листвы. Выходит она каждое утро из своего дома на рассвете и идет на поляну поприветствовать брата – Солнце. Он скользит по ее щекам своим лучистым поцелуем и убегает скакать по верхушкам деревьев. Северная женщина улыбается и машет ему вслед, а после берет свою соломенную корзинку и идет в лес собирать голубику.

 И вот в один ясный день шла она, как обычно, извилистой тропкой меж булькающих болот и заслышала какой-то странный звук. То была не привычная возня белок под деревом, и не шелест подслеповатого глухаря, и даже не проказы ворон. Звук доносился с противоположной стороны болота из-под ольхи. Северная женщина насторожилась, но решила пойти и разведать что там. Не доходя шагов десять до намеченного места, она уже смогла различать глухое рычание вперемежку с поскуливанием. Осторожными, еле слышными шагами она приблизилась к дереву, аккуратно раздвинула кусты и тут же встретилась с парой волчьих глаз. Точнее будет сказать – с одним глазом, так как второй – заплыл, сдавленный проволокой, беспорядочно стянувшей морду и тело животного. Должно быть залез где-то в нее недалеко от человеческого жилья и потом, пытаясь освободиться, еще больше запутался. Раны и пятна крови на шерстке говорили, что не один день он так ходил, пока видимо совсем не стало больно передвигаться. Северная женщина и волк с минуту не шевелясь смотрели друг на друга. Ей очень хотелось помочь ему. Но едва она попыталась сделать несколько шагов, как он оскалился и принялся грозно рычать. Северная женщина свела сердито брови: «А ну-ка не дури!». Рычание стало глуше, как будто он понял ее. Но стоило ей сделать еще несколько шагов, как оно с новой силой возобновилось. Оказавшись совсем рядом с ним, она видела, как напряжено его тело, он готов был броситься на нее в любой момент, но видимо не было сил. Голод и боль совсем измотали его. С проволокой невозможно было охотиться, наверное с тех пор, как запутался так толком и не ел ничего, кроме чьих-то объедков, оставленных в лесу другими хищниками да ягод.  Северная женщина села рядом, волк приподнялся на лапах и не спускал с нее своих настороженных глаз. Может накинуться у него и не хватило бы сил, но вот смачно прикусить вполне бы смог. Северная женщина не смотрела на волка, а стала возиться в своей корзинке, перебирая собранную голубику. Вскоре волк устал и обессиленно опустил морду на лапы, но глазами еще следил за ней. Сколько они так просидели неизвестно. Солнце стало клониться к горизонту. Дни на севере короткие, даже летние. Пурпурный закат, как кисель, разливался сквозь листву и стволы деревьев. Лес постепенно стал стихать в полудреме. Северная женщина повернулась к волку и осторожно погладила его по шерстке. Он тут же поднял морду и был готов сразу зарычать, но она его опередила: «Шшшшшшш….» прошипела успокаивающе она. Рык его так и не успевший выйти наружу застрял где-то в груди. Она продолжала его осторожно гладить, стараясь не задевать проволоку, чтоб не причинить боли. Тьма стала сгущаться, совы встревоженно глазели с веток деревьев, новые звуки ночного мира стали заполнять воздух. Нужно было возвращаться. Северной женщине очень не хотелось оставлять волка. Он легко мог стать добычей какого-то другого более сильного хищника. Вряд ли он переживет эту ночь на опасных болотах. Она прекратила его гладить, он тут же опять поднял на нее свою морду. «Слушай меня внимательно, - проговорила она очень серьезно глядя на него, - я сейчас кое-то сделаю, только давай без фокусов». Просунув руки под его горячее тело, она попыталась его поднять. Волк тут же заерзал, зарычал, заскулил и снова зарычал. Каждое его движение заставляло проволоку еще больнее впиваться в глаз. «Не дергайся!» негромко прикрикнула она на него. То ли он послушался ее, то ли силы уже совсем были на исходе, но притих. В кромешной темноте Северная Женщина отыскала тропу и с волком на руках проделала нелегкий путь домой.
Дома она сбила в кучу снопы сухих трав и уложила волка на них, оставив ему воды и ягод. Им обоим надо хорошенько отдохнуть перед завтрашним днем.

  Не успела заря заняться розовым румянцем, как Северная Женщина уже стояла на крыльце, внимая утренней ленивой дремоте леса. Беззвучными шагами она спустилась с крыльца, обогнула дом и зашла в маленький покосившийся сарай. До самого потолка сарай был увешан пучками сухих трав, кореньев и грибов. Свеже собранные травы были аккуратно разложены на полу. Маленький хлипкий столик был заставлен небольшими глиняными чашами, похожими на ступки, а по краям был засален огарками восковых свеч. Северная женщина сняла несколько пучков сухой травы, зачерпнула небольшой посудиной родниковую воду из ведерка и принялась за работу. Менее чем через час две смеси были готовы. Одна была жидкая и прозрачная с желтоватым оттенком и без запаха. Вторая напоминала густую темную пасту с резким запахом отдающим эфирным маслом шалфея. Взяв обе смеси, мешочек с каким-то белым порошком, кожаный шнурок и острые кусачи, Северная женщина направилась к дому. Волк лежал на том же месте, где она его оставила вчера. Рядом блестела пустая тарелка, видимо жажда его ночью замучила. Он рывком поднял морду вверх, когда Северная женщина зашла в дверь. Она аккуратно разложила все необходимые вещи на столе, подошла к волку и наполнила его тарелку водой. Он тут же стал снова жадно пить, следя за каждым ее движением здоровым глазом. Первым в дело пошел кожаный шнурок. Северная женщина завязала узел на одном конце, смастерила петлю и второй конец продела через эту петлю. Взяв с собой прозрачную смесь, ремешок и несколько тряпок, она опустилась на пол к волку. В ожидании он навострил уши. «Не бойся, милый»,- сказала она ему, глядя прямо в глаза и подливая еще воды. Северная женщина легонько провела рукой по его шерсти, он на секунду прекратил питье, обернувшись на ее руку, но, видимо, почувствовав, что ему ничего не угрожает, продолжил хлебать воду. Одной рукой она продолжала его гладить, а второй смачивала тряпку и прикладывала к местам, где проволока до крови разодрала кожу. Волк совсем успокоился и положил морду на лапы. Правый глаз его совсем припух. Если сейчас не снять железку и не сделать лечебный компресс, то последствия могут быть очень плачевными. Северная женщина стала аккуратно гладить его по голове, и когда его глаза стали прикрываться от дремоты, накинула ему на пасть шнурок и затянула несильно. Он тут же открыл глаза и стал пытаться лапами стащить шнурок. «Я знаю, что ты не хочешь меня кусать, но от боли можешь цапнуть, а потом от стыда убежишь в лес. А тебе пока в лес нельзя, надо чтоб рана зажила сначала». Пока волк возился со шнурком, толстые кусачи быстро перерезали проволоку в нескольких местах. Волк вздрогнул и замер. Осторожно и быстро снять железку с головы не получилось. Животное стало отчаянно брыкаться и скулить сквозь стиснутые зубы, пришлось навалиться на него всем телом, чтоб не дать ему убежать. «Я знаю, что больно, мой хороший, но потерпи еще немного, совсем чуть чуть», - прошептала она ему на ухо и перекусила прут над его глазом. Волк дернул от боли головой и проволока отлетела под стол. Холодный компресс накрыл его глаз. Второй его глаз рефлекторно закрылся. Через минуту напряжение в его теле стало спадать и он обмяк. Компресс делал свое дело и снимал острую боль. Пару раз волк пытался  снять мешающую тряпку, но Северная женщина удерживала его лапу. Позже один компресс сменил другой. Длинными кусками тряпки она обвязала его голову, чтоб он не мог еще больше разодрать рану, и не отходила от него ни на минуту. «Ты, главное, не бойся. Я знаю толк в том, что делаю. Вон, однажды поп из соседней деревушки по-пьяни на гвоздь глазом напоролся. Я тогда еще среди людей жила. Принесли его ко мне без сознания. Глаз почти вытек. Так я его за неделю на ноги поставила. Вон, до сих пор брюхо себе отъедает. Отплатил он мне правда за это сполна. Рассказал всем, что я чертей позвала и заставляли они его от бога отречься. Даже пытали горячими углями! Хех, черти! Может и приходили к нему эти чертяки. Кто знает? Но я причем тут? Хех, вот ведь осел. А меня все подмывало спросить, а следы от пыток где? Следы где? Или ты до пыток на все их условия согласился, раз живехонкой ходишь? Ну и спросила при всем честном народе. А он как завопит окаянный «Диавол! Изыди!». Ну я со смеху и покатилась. Народ тоже хихикал. А ночью все таки пришли двое и сказали, чтоб по добру пожитки собирала и уходила из деревни. Вот ведь благодарность какая. Пришлось уйти. Хотя после такого и оставаться было тошно». Последние слова прозвучали как выкованное железо, твердо и без тени грусти. Грустят, когда о чем-то жалеют, а Северная женщина никогда ни о чем не жалела. Как говорится, тогда пляши, когда играют. Волк лежал не шевелясь и только медленно горячо дышал на деревянный пол. Так они и просидели до самого захода. И весь следующий день. И день после него.

  На четвертый день его глаз был уже гораздо лучше и явно шел на поправку. «Сегодня мне надо уйти в лес и добыть какой-то еды для тебя. Ты останешься дома и будешь его караулить. Со мной пока тебе нельзя еще» - наказала ему и ушла. Вернулась она с небольшим зайцем в руке, когда солнце уже садилось за колючие верхушки елей. Волк с жадностью впился в свежую тушку. Видимо, уже давно ему приходилось перебиваться ягодами, грибами и дикими яблоками, которые он мог подобрать в лесу с земли и которыми его подкармливала первое время Северная женщина. Через несколько дней она выпустила его из дома. Волк носился по всему лесу, пугал белок и гонял тетеревов. Поймать ему ничего не удалось. Она знала, что после захода солнца он вернется. И он каждый раз возвращался.

  Через неделю он поймал первого зайца. Но не стал есть. Принес его в дом и положил у ног Северной женщины. Она захохотала, потрепала его за ухо и вернула ему зайца. Так шли дни, Луна старела. Каждый день в хорошую погоду они ходили в лес, а если лил дождь – сидели у печки. Северная женщина раскладывала свои травы или плела для них мешочки, волк – тихонько лежал и смотрел на нее или дремал.

   За день до новолуния Северную женщину объяла непонятная тревога. Все из ее рук валилось, ломалось и билось. Она заметила, что и волк ничего не ест, в лес не идет и только лежит весь день. «Не заболел ли ты, братец?» - нахмурив брови, присела она к нему и стала разглядывать почти заживший глаз. «Или глаз опять беспокоит? Небось опять его чесал лапой!». Волк тоскливо посмотрел на нее и уткнулся носом в пол. Она погладила его по голове, успокаивая саму себя, и ушла спать.
На утро он ушел. Свернул петлю за замке и выскользнул сквозь щель.
  Она всегда в глубине души знала, что этот день наступит. Но как бы ты ни был к этому готов, все равно оно настигает тебя врасплох и сжимает в судороге твое сердце. В этот день Северная женщина не пошла в лес, а осталась перебирать сухие грибы и ягоды. Жизненный цикл не дано никому разорвать. Волк вечно будет рваться в лес, поляны будут зеленеть, а сухие листья опадать. Ждала ли она, что он вернется? Она продолжала свои лесные дела, подставляла свои щеки Солнцу и свой нос Морозу, собирала голубику и полынь и каждый день наливала свежей воды в тарелочку на полу возле печи.

  Так прошли дни, недели, месяца. Луна то старела, то молодела, то будоража все вокруг, то погружая в немое оцепенение. В один из дней, возвращаясь со своего обычного дневного обхода, Северная женщина заметила старика у своего дома. Бродяга присел на крыльце и наматывал себе на палец отросшую бороду. Завидев хозяйку, он поспешно встал, отряхнулся и согнулся в приветственном поклоне.
- И тебя приветствую, путник! Какими попутными ветрами тебя ко мне занесло? Что-то ты далеко забрался от деревенских домов» - поприветствовала его Северная женщина.
- Приветствую, хозяйка! И не заметил как дошел. Брел, брел и набрел на твой дом.
- Ну заходи в дом. Я тебя обедом угощу, а ты мне поведаешь откуда и куда идешь.
- Благодарю. Мне бы водицы напиться…
Они поднялись на крыльцо и зашли в дом. Северная женщина зачерпнула чашей воду и протянула путнику. Он жадно выпил, а последних пару капель вылил на пол.
- Ты присаживайся на скамейку, я сейчас быстренько подсуечусь с обедом.
Путник прошел через всю кухню и сел в дальнем углу. Глаза его упали на тарелку с водой на полу.
- Собаку держишь?
Северная женщина повернула к нему голову, не совсем расслышав вопроса, но проследив за его взглядом, ответила:
- Нет, не держу. Ты лучше расскажи откуда идешь?
- И ниоткуда и отовсюду сразу. А если место назвать, то в последний раз был в Соловках. Кажись так называется…
- Да, есть тут такая деревня неподалеку. И что в Соловках? Чего интересного происходит?
- Да как и везде, сестрица. В одном доме свадьбу играют, в другом – попа хоронят.
- Попа говоришь хоронят? Неужто Митрофана?
- Да вроде его.
- От чего помер-то? Не от обжорства ли?
- Скорее от голода, - ехидно подметил гость.
- От голода? Вот уж никогда бы не подумала, что он может себе в чем-то отказать.
- Да вот не от своего голода. От волчьего. (Захохотал гость) Говорят, волк загрыз его.
- Волк говоришь? – заморгала она чаще. – Да где там волкам быть! В лесу полно пищи, зачем им окаянным к людям-то соваться?
- Не знаю, хозяюшка. Никогда не знаешь, где смерть тебя подстережет.
- Будешь по совести жить, то будешь знать. – резко ответила ему Северная женщина.
На несколько минут между ними воцарилось молчание.
- А где ее искать, совесть-то твою?
- В сердце, в сердце она, милок. Если от каждой твоей мысли и действия сильно бьется, значит по совести. А если трусливо притихает, то значит обманом живешь. И не кому-то, а себе обманом жизнь сластишь.
Гость еще минуту-другую поразмышлял над ее словами.
- Дело говоришь, хозяйка! А вот скажи мне вот еще что, где тут у тебя умыться можно, а то я чумазее пугала болотного.
- Во дворе стоит ушат с водой. Там можешь и умыться.
  Пока гость мылся, Северная женщина накрыла на стол чашу с жаренными грибами, свежеиспеченные лепешки из желудевой муки, лукошко с ягодами и отварные клубни картофеля. Самовар как раз начал кипеть, когда гость вернулся в дом. Лицо его было начисто вымыто и хоть борода и делала его старше, больше он не казался стариком. Они оба молча сели за стол и принялись за еду. Северная женщина то и дело пристально на него поглядывала. Была одна вещь, которая приковала ее внимание. Вся правая бровь была разделена напополам недавним шрамом. Раньше она не заметила его из-за отращенных волос, прилипших ко лбу, а сейчас ясно могла разглядеть.
- Что с глазом приключилось? – набралась смелости она спросить.
Гость перестал жевать и с минуту молча смотрел в свою тарелку. Она ждала.
- В западню попал. Но Матушка-Земля оберегла меня.
Он поднял на нее глаза и ей показалось, что они вспыхнули холодным животным блеском.
- Так по совести она поступила, - не отводя от него свой взгляд твердо проговорила она.
- Волк убивший попа, тоже должно быть по совести поступил.
- Должно быть.

  Солнце уже давно нырнуло в толщу горизонта, и густой мрак обозначил свои владения. Лес накрыло толстое одеяло тумана. Притихла вся ночная живность, даже лягушки на болотах только беззвучно открывали рты. На сотни километров вокруг не было ни искры света, и только в маленьком дубовом домике в мутном окне плясало пламя свечи. А новые звезды продолжали появляться на небе, не подозревая, что являются лишь отражением двух пар ясных глаз.