ВИК ч. 2

Максим Гурбанов
В.И.К
(часть вторая)


Разговоры обычных людей

1

      - Ты думаешь, что все мы обычные, но считаем себя особенными? Нет, не так. – задумалась Констанция. - Ты думаешь, что ты обычный?
      - Ты видела надпись под названием нашей клиники? Ту, что мелким шрифтом? – спросил в ответ Том.
      - Видела.
      - И ты до сих пор задаешь такие вопросы?
Констанция замолчала, не зная, что ответить, а Том еще раз поднял глаза и прочитал:

       Реабилитационная клиника В.И.К. - «Мы не лечим, мы меняем мир»

      - Думаю, я обычная, - ответила Констанция спустя какое-то время и протянула ему очищенный мандарин. - Я просто хочу себя считать необычной, понимаешь? - Я хочу верить, что я могу что-то сделать в этом мире, что-то сделать для этого мира. Иначе что мы здесь делаем? Мне хочется считать, что мне мало моей улицы, моего города, моей страны. Я хочу весь мир, но не знаю, как его хотеть.
      - Я прекрасно тебя понимаю. Я иногда читаю биографии знаменитых, талантливых людей и ищу у себя такие же болезни – сказал Том, ничуть не смущаясь своего признания. - Мне кажется, это приближает меня к ним. С другой стороны, мне уже 35, а я веду себя как подросток.
      - Да, весь наш мир состоит из подростков. Мы все просто скрываемся за ростом, возрастом, морщинами и лишним весом на поясе.
      - Интересно, я не думал об этом с такой стороны – сказал Том и положил в рот последнюю дольку мандарина.
      - А ты только представь. Однажды какой-то подросток придумал эту маскировку и предложил ее другим. Все радостно приняли нее и начали использовать. Но какое-то время спустя, все забыли про то, что прятали. Люди забыли, что давным-давно планету населяли одни подростки. Кто-то старше, кто-то младше. И вот посмотри, всего каких-то сто лет забытья, а у нас на земле и дети, и подростки, и взрослые, и старики. Чудеса, да и только, скажу я вам! Вот только счастья нет. – удрученно резюмировала Констанция.
      Они сидели на скамейке у центрального здания с большим пакетов чипсов, двумя бутылками воды и кетчупом.

2

      А зачем вообще оно нужно это счастье, задумалась Констанция той же ночью, лежа на своей кровати. Что даёт людям эта погоня за счастьем. Утренний разговор с Томом не давал ей покоя. Ей казалось, что если она найдет ответ на вопрос, то все в ее жизни разложиться бы по полочкам.

      Констанция и Том встретились рано утром на своем обычном месте. Деревянная скамейка перед центральным корпусом была пуста, на часах было пять тридцать утра. Он взял с собой холодный чай, она табак и мандарины - единственное съедобное, что осталось в ее комнате.
      - Мне кажется, в нашем мире счастье это кем-то хорошо навязанная идея. Желание иметь желание транслируется нашему мозгу двадцать четыре часа в сутки. Счастье как хорошо спланированный маркетинговый ход и, нам как подросткам, легче всего это навязать. – сказала Констанция, словно они не прерывали вчерашнюю беседу.
      - Всё это давно не новость, - сказал Том. - Просто, мы все стараемся этого не замечать. А может это именно погоня за счастьем держит наш мозг в подростковом возрасте?! Погоня не даёт нам развиваться, она забирает все время и не позволяет анализировать. Мы думаем, что мы выбираем. Мы думаем, что управляем. На самом деле, мы просто мечтаем, скучаем, страдаем.
      - Что ты хочешь этим сказать? – спросила она, скручивая утреннюю сигарету.
      - Я хочу сказать, что всё у нас в голове. У тебя, у меня, у нашей новой соседки Эммы.
      Они выкурили по первой сигарете, съели по мандарину и запили все это приторно сладким холодным чаем.

      На дворе стоял январь. По утрам было свежо и безлюдно, только охранники прогуливались по периметру и изредка бросали на них взгляды. Охранники знали их в лицо. Знали, что они едят фрукты по утрам, курят скрученные сигареты и корчат из себя философов.
      Сотрудников клиники было не много. Это была частная клиника, служащая нуждам государства, поэтому и персонал в ней был тщательно отобран. В основном выбирали людей с большим грузом на плечах и не легким прошлым. Такие люди не испытывали внутренний дискомфорт при работе, они были заняты своими проблемами, а не моральной стороной реабилитации.
      Практически никто из пациентов никогда не жаловался на жизнь. Словно сговорившись они приняли эту данность и старались адаптироваться к новым условиям. Многие понимали причину их помещения в реабилитационную клинику, но были и те, кто всячески отвергал окружающую их реальность.

      - А может счастье помогает людям жить – заговорила Констанция после десятиминутной паузы. - Для меня, например, счастье это совокупность маленьких радостей. – Ее лицо осветила детская улыбка - Этим и живу.
      - Ну скажешь тоже совокупность, – усмехнулся Том.
      - Согласна забавно звучит, но я люблю это слово с первого курса. А также субъективность, психопатия и соска.
      - А при чем тут детская соска?
      - «Пока человечество не придумает сигарете другую соску, оно так и будет продолжать курить», сказал как-то наш профессор по психиатрии, вертя в руках пачку сигарет. И это воспоминание то же моя маленькая радость.
      - Мдаааа, не думал, что радости твоего счастья состоят из психиатрии и детских сосок. - Том задумчиво глядел на догорающую в руках сигарету — В детстве, мне казалось, что когда я вырасту и буду иметь любимую работу, машину, дом, скутер, то буду счастлив. Это были мои маленькие радости. Однако наступила взрослость, а счастье так и не пришло.
      - Да? А я думала о таком мечтают только похожие мальчишки. Ну знаешь, я думала, что для них счастье — это обладание материальным благами, а для других ……. Хотя, если честно, за похожих я сказать не могу. Мне всегда, казалось, что я какая-то не такая.
      - Ну вот, ты и ответила на свой же вопрос. – Он не смог сдержать улыбку. — Значит и ты считаешь себя необычным человеком.
      - Да нет, не считаю. – сказала она и грустно посмотрела на подъезжающую машину Директора. - Я так же, как и ты, наверное, просто хочу им быть.


3

      - У вас когда-нибудь болела спина, не переставая? На протяжении многих-многих месяцев? Когда ты начинаешь терять вкус к жизни, когда тебе уже все равно, что есть, что пить, о чем говорить. Нет? Ну я за вас рад – выкрикнул Эрик и откинулся на спинку стула.
      - А я, а я стала очень сильно потеть по ночам – торопливо добавила Констанция. - Потею так сильно, что мокнет не только простынь и подушка, мокрым становится само одеяло. Я начинаю сильно мерзнуть и тогда просыпаюсь. Меняю одежду, переворачиваю подушку и одеяло, но, когда снова ложусь, холод от мокрой простыни не дает мне уснуть. И так почти каждую ночь.
      - Может из тебя что-то выходит? – сказал Эрик, улыбнувшись уголками глаз.
      - Конечно, что-то выходит – сказала Лиза, поправив вывалившийся локон и продолжая рассматривать свои красные ногти – ты посмотри сколько она пьет воды!
      Эрик недоуменно посмотрел на Лизу, но промолчал.
      
      В реабилитационной клинике В.И.К была очередная встреча под названием «А что у тебя?». Эти встречи проходили раз в неделю, и позволяли пациентам жаловаться на физические боли, недомогания и дискомфорт. Они говорили на них о каждой мелочи, мучавшей их организм, но молчали вне стен этой комнаты.
      Настал черед Тома, но он оказался. Он считал, что обсуждение его проблем приведет к еще большему разрушению, после которого он уже не сможет оправиться.         
      На предновогодней встрече «А что у тебя?» никто не хотел говорить. Сама доктор Рубенштейн, кажется, не была готова слушать. Она работала в клинике В.И.К уже полтора года, из которых год вела групповые встречи. Доктору эта терапия казалась бесполезной, по ее мнению, более продуктивными были бы прогулки в соседнем лесу и неторопливые разговоры. Она считала, что свежий воздух и окружающая среда помогут пациентам куда быстрее, чем ничем не подтвержденные методы лечения, применявшиеся в клинике. Но цель клиники заключалась не в помощи и совсем не в лечении. 

4

      В середине января, в одной из серых комнат четвертого корпуса Эрик и Эмма мыли и упаковывали картошку в фольгу . Несмотря на зимний мороз и выпавший два дня назад снег, ребята собирались посидеть у костра и послушать как Том играет на гитаре. В прилегающий к клинике лес им заходить не разрешалось, и они проводили у пруда все свободное время.
      - А мне нравится собираться с вами и болтать о всякой фигне, — сказала новенькая Эмма, открывая второй пакет с картошкой. – Раз в неделю или раз в две недели, но не чаще. Мне нравится болтать о политике или об экономике, или даже о футболе. Я, кстати, могу обсуждать регби и теорию всемирного заговора. Мне нужно это, порой, хоть я в этом и ничего не смыслю. Мне нужно иногда выпускать кровь, иногда разгружать свой мозг. Нет не использовать людей, понимаешь, а создавать взаимовыгодное общение. Как здесь с вами.
      — Вот чего я больше всего не люблю, так это использование. Прямо ненавижу, - сказал Эрик, вытирая полотенцем мокрую картошку, — некоторые начинают относиться к общению не как к благоприятному времяпровождению, а как к сеансам психотерапии. А некоторые умудряются сливать тебе свое дерьмо, словно ты туалет или ведро для отходов. Вы разговариваете, а они слушают тебя только для галочки, а ведь ты даже не говоришь им о своих проблемах. 
      - А даже если и говоришь?! Что тут страшного, если хочется поговорить о наболевшем?! – вставила Эмма.
      - А стоит тебе замолчать на пару секунд, - продолжал Эрик, не замечая ее слов, - как они тут же начинают удобрять тебя своими навозными отходами. – На его лбу между бровями снова собралась нервная гармошка - А так хочется общения равного и интересного. Непринужденных посиделок с гитарой у пруда, или на газоне.
      - Или на ступеньках!
      - Хотя, мне всё чаще и чаще кажется, что это я дурак и совсем не умею нормально общаться.
      Он сложил оставшуюся картошку в сумку, надел подштанники и они вышли на улицу.