Жила-была Принцесса. Обычная такая принцесса, среднестатистическая, в белом парчёвом платье и с фатой. И был у неё муж Медведь - красивый, мощный, с прекрасной шерстью. Они, в целом, хорошо жили, когда "хорошо" это среднее арифметическое между "очень хорошо" и "не хорошо". Принцессе такая жизнь в принципе даже нравилась, рядом с сильным мужем она чувствовала себя в относительной безопасности. Особенно хорошо было, когда Медведь впадал в спячку. Он засыпал, свернувшись калачом в дальнем углу берлоги, а она устраивалась рядом и зарывалась поглубже в мех. "Мы созданы друг для друга" думала она. Её тонкое парчёвое платье было совершенно холодным и к зиме Принцесса успевала основательно продрогнуть, а Медведь грел её своим мехом, когда спал. Принцесса очень любила читать и сладкое. Она брала книгу, банку варенья или мёда, устраивалась поудобнее где-нибудь подмышкой у мужа и читала, читала. Отогревшись, начитавшись и наевшись, она начинала мечтать и строить планы. Сначала про себя, потом шепотом, потом в полный голос. Она говорила о том, как будет прекрасно, когда медведь проснётся - они будут гулять по лесу, останавливаться на полянках, чтобы послушать пение птиц и поесть земляники. Или устроят перестановку в берлоге, а может даже ремонт, поставят полки для книг и сделают нишу для запасов - она уже придумала, как. И повесят картинки на стенах. А вечером будут пить чай с малиной на крылечке и смотреть на закат, тихо переговариваясь время от времени. Медведь утвердительно похрапывал и это её очень вдохновляло. Она с нетерпением ждала, когда он проснётся. Иногда, переполненная предвкушением радости, она начинала кружиться по берлоге и танцевать, тихонечко напевая. И, когда он, наконец, начинал подавать признаки жизни, бросалась к нему на шею с радостным визгом. Он, спросонья размякший, сгребал её в охапку и рычал, что соскучился и любит её безмерно. Она тихо млела в его объятьях, хихикала и чувствовала себя совершенно счастливой. Она начинала рассказывать, о чём намечтала за зиму, а он удовлетворённо угукал и чесал пузо. "Ну что, пойдём?" в конце концов спрашивала она, "давай поваляемся, успеем ещё" отвечал Медведь, расслаблено глядя в потолок. Через какое-то время она спрашивала опять, потом ещё и ещё. Медведь потихоньку раздражался, она поджимала губы, выбиралась с его объятий, и чтобы хоть чем-то себя занять, нервно тасовала банки и горшки. Там, на верху шла весна, пели птицы, дул свежий ветер, пахло новыми листьями, жизнью... Она бы пошла сама, но страдала топографическим кретинизмом и боялась заблудиться, да и Медведь не одобрял, всё-таки они семья, должны держаться вместе. День проходил за днём, напряжение росло и, наконец, Медведь вставал и выходил из берлоги, по дороге пнув пару пустых банок лапой. Принцесса выскакивала следом и, испытывая смешанные чувства, пыталась его догнать, а догнав, говорила что ну вот, здорово ведь, такая красота вокруг. Медведь молчал и не сбавлял скорость. Принцесса цеплялась подолом парчёвого платья за кусты и ветки, и чтобы оно окончательно не порвалось, подбирала подол, но тогда царапались ноги. Плача от боли и разачарования, она просила "остановитесь, прошу вас, мы же хотели просто погулять", но он на ходу ей бурчал, что ничего такого не хотел, а если сейчас не начать запасы делать, то она останется без еды на зиму. Вечером они не разговаривали, молча пили чай у входа в берлогу. Изредка она робко предлагала разные варианты совместных дел, он фыркал "вот ещё, на закорках в лес её носи" и окончательного ответа не давал. Так проходили дни, лето сменяло весну, Принцесса в одиночестве гуляла вокруг берлоги, Медведь приходил усталый, разговоры не клеились. Осенью он смягчался, говорил "ну давай не будем" и "следующим летом сделаем, как ты хочешь" и "мы же любим друг друга, что ещё нужно". Она слушала, верила, прощала и надеялась, отвечала "я всё понимаю", "в этом есть и моя вина" и "да, любовь это самое важное". Они обнимались, расстроганные от чувств и признаний, он с облегчением засыпал, она брала книжку, варенье и всё начиналось сначала. Так прошло года три, и Принцесса стала замечать, что не успевает соскучиться за зиму, а от лета ждёт ссор, а не чая с малиной. И, исходя из логики, что самое лучшее время в их семье, когда Медведь спит, она решила это время продлить. Раздобыла сонной травы, и как только медведь проснулся, и они наобнимались от души, напоила его специальным чаем. Запасов чая хватило до середины лета. Когда Медведь окончательно проснулся и понял, что проспал, он с диким рёвом, пошатываясь, выскочил из берлоги и побежал собирать ягоды и мёд. Долгое время не обращал на Принцессу никакого внимания и даже не заметил картинок на стенах, которые она нарисовала и развесила за весну. Уходил рано, приходил поздно, был недоволен и раздражен. К ноябрю, сделав нужное количество запасов, расслабился, одобрил картинки, чмокнул Принцессу в лоб и заснул, а Принцесса делавито забралась к нему под бок с книгой и банкой мёда. Книга была толстая, научная, длинной в три банки варенья и горшок мёда, про психологию семейной жизни. Принцесса читала её очень внимательно, делала пометки на полях, грызла кончик карандаша и в конце концов поняла, что была не права. Просто они мало проводят времени вместе и не успевают узнать друг друга как следует, чтобы найти что-то общее! Когда Медведь в очередную весну проснулся, она не приставала к нему со всякими романтическими предложениями, внимательно наблюдала за ним, и даже делала небольшие пометки в блокноте. Когда он уходил на сборы, она осматривала окрестности и даже научилась залезать на большое дерево неподалёку от берлоги. Оттуда ей было видно, когда муж возвращался с охоты и она успевала заварить чай, чему он несказанно удивлялся и радовался. Как только стало холодать, Принцесса потихоньку начала добавлять в чай бодрящих трав. По её расчётам, они должны были всю зиму провести вместе за разговорами, чтением книг вслух, а может быть даже сделали бы ремонт. Но Медведь повёл себя странно - он то ложился и пялился в потолок, долго ворочался, то потом вставал, бродил как привидение по берлоге, плохо соображал. Однажды решил выйти в лес, но увидев снег, испугался и с плачем прибежал обратно, успел простыть и все время трясся, то ли от холода, то ли от страха. К весне перестал узнавать Принцессу, и однажды, приняв её в белом парчёвом платье за сугроб, чуть не выкинул из берлоги. Такой поворот Принцессу не устроил, и когда Медведь в конце февраля всё-таки уснул, она не стала его будить. Наступила весна, потом лето. Принцесса, хорошо изучив к тому времени лес, каждый день собирала ягоды и мёд, закатала на зиму банки с вареньем, насушила листьев малины и ежевики, и даже немного навялила рыбы, которую наловила фатой в ручье. Всё было хорошо, а когда с деревьев облетели листья, проснулся Медведь. Принцесса почему-то не бросилась ему на шею, а, гордая собой, показала внушительную горку банок и горшков с запасами. Медведь мутным взглядом исподлобья оглядел берлогу и мрачно поитересовался, какой сейчас день какого месяца. Услышав, сказал, что так и думал, тяжело поднялся и, нетвёрдым шагом вышел наружу. Принцесса бросилась за ним, схватила за лапу и стала говорить, что "что не так? куда же вы? ведь всё так хорошо, и поспал и еды полно, что ещё нужно?". Он сказал "да ну вас", вырвал лапу и добавил, что теперь совсем не чувствует себя Медведем и что бы её не убить и себя хозяном леса почувствовать пойдёт вон в деревню ближайшую и задерёт там кого-нибудь или хотя бы пирожков натырит, вон пахнет как изумительно, тьфу, слово-то какое. А потом добавил, что варенье её говно, он точно знает, потому что принцессы варенье варить не могут и не должны, небось забродит через пару месяцев, полопается и всю берлогу заляпает.
Принцесса никак не ожидала такого поворота дел и даже не нашлась, что ответить. На неё вдруг навалилась усталость, не стало даже сил, чтобы вернуться в берлогу. Она забралась в гамак, который сплела летом, не спрашивайте, как. Он был украшен бусинами и лентами от её платья и черепками от разбитых банок из под варенья. Гамак слегка раскачивался, Принцесса смотрела в осеннее небо, размышляла, потом решила, что сделала всё, что могла для сохранения семьи, успокоилась и впала в спячку.
Но это уже совсем другая сказка, хотя, пожалуй, даже две.