6
CHERCHEZ LA FEMME (ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ)
Жизнь любого человека делится на этапы, но ни время, когда они наступают, ни их количество никак не связаны с возрастом. Я имею в виду очень важные, очень личные отрезки времени, когда нам дается возможность что-то изменить в себе, преодолеть что-то (в себе в большей степени), понять что-то глобальное. В зависимости от того, насколько успешно мы это делаем, получаем награду. Но если ты пролетаешь этап поверхностно, ленишься или тупо держишься за свои принципы и свою якобы цельность, тогда награды не жди - наоборот.
Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что чаще всего была очень невнимательной ученицей, зацикленной и прямолинейной во всем, что касалось лично меня и личной моей жизни. Не знаю, как это случилось, но в меня будто вбито было или высечено, как в мраморе стихотворение «что такое хорошо и что такое плохо». И если бы только оно одно.
Экскурс в детство
Я очень рано научилась читать технически, а в пять лет уже читала бегло и выбирала книги осознанно, ибо под рукой всегда была библиотека, которую родители собирали для себя, а потом уже для меня, библиотеки у бабушек-дедушек и прочих родственников. Я не только заглатывала все детские журналы, но и обожала сунуть нос во взрослые «Новый мир», «Октябрь» и «Юность», который стал позднее моим любимым изданием.
В результате многое из прочитанного я в силу возраста понимала не до конца, но погружаться в чужую жизнь и проживать ее стало для меня любимейшим занятием. Каждый день, вернувшись из школы в пустую квартиру (мама-папа на работе, брат во дворе) я пачкала тарелку приготовленным мамой супом, аккуратно выливая содержимое в раковину, выстраивала на журнальном столике башню из буттербродов с колбасой и плюхалась в кресло с очередной, иногда в пятый раз читанной, книгой.
Надо ли говорить, что я прошла все этапы: сказки, библиотеку пионера, фантастику, библиотеку приключений и детективы. Надо ли говорить, что дессидентские издания и самиздаты в нашем доме тогда не водились, а иностранной литературы было немного, и она меня не трогала. Надо ли говорить, что моим сердцем целиком и полностью овладела русская классическая и советская литература и ее модель благородного, романтического, духовного, самоотверженного, цельного героя, который если и рефлексирует, то все равно выплывает в правильное русло, потому что он – идеальный.
***
При всей своей высочайшей художественной ценности русская литература – это определенные рамки, она не требует от человека раздумья, она все расставляет по полочкам, ценности неоспоримы, остается только согласиться: это правильно, то – нет.
Да и вообще теперь я понимаю, что художественное слово – вещь опасная. Я – за книгу, всецело, я за то, чтобы дети читали и много. Я – за грамотность и интеллект, которые без книги не разовьешь. Но я против того, чтобы беллетристика воспринималась слишком серьезно. В любом случае это чужие мысли, чужой взгляд на вещи, выдуманная, часто подогнанная, часто упрощенная или, еще хуже, приглаженная, модель жизни. Иногда, понимая это, автор кидается в крайности, в натурализм, но для того, чтобы от такой литературы не несло тухлятиной, надо быть гением или Набоковым.
Вот почему я – за чтение без фанатизма, который убивает в человеке гибкость. Вот почему я, не навязывая ничего, с интерсом наблюдаю, как формируется читательский вкус моих внуков.
Например мой старший внук Дагнис с малышового возраста терпеть не мог сказки, его просто бесили истории про летающие ковры, бритоголовых дядек, лезущих из узкого горлышка кувшина, говорящих рыб и сдобного колобка, который болтается по лесу, распевая песни. Все это казалось ему каким-то бредом. Сейчас мальчишке ближе всего хорошая приключенческая литература.
Жоселин достаточно толерантна к романтическим сказкам, но к нашему с Никой глубочайшему унынию, абсолютно равнодушна к истории про Малыша и Карлсона да и вообще к историям про жизнь выдуманных мальчиков и девочек. При этом она с удовольствием читает автобиографические повести Марселя Паньоля, но предпочтение все-таки отдает детской научно-популярной литературе.
Самой младшей Инночке читают много книжек дидактического содержания из популярной сейчас в Литве серии. Она вся такая умненькая-разумненькая, и во взгляде уже сквозит некое превосходство: она-то уж точно знает, как надо, и что такое хорошо и что такое плохо...
Их бабушка с удовольствием покупает им книги, но, конечно, не говорит о том, что с некоторых пор в слове «начитанный» ей слышится не комплимент, а неприятный диагноз.
Ах, как важно, как сейчас я это понимаю, учиться различать оттенки, видеть боковым зрением, не бояться лабиринтов, уметь хитро обезоружить зло, чуять опасность, принимать очевидность, интуитивно угадывать. Всему этому может научить только опыт общения, с родителями, близкими, друзьями и врагами, коллегами и просто случайно встреченными людьми, высокими и упавшими, истинно прекрасными и негодяями. Не уверена, что это важно мужчине; я здесь говорю о женщине, которой гибкость просто необходима, именно для того, чтобы ею быть и чтобы не калечить себя. И своих детей.
Внутренне очень неуверенный в себе человек, я знаю, что всегда производила обратное впечатление на окружающих. Просто потому, что прилагала к этому максимум усилий, при этом в результате ухитрялась выглядеть излишне уверенной или даже самоуверенной. И только я знала, чего мне это стоило, и как это меня ломало.
Я боюсь незнакомых мест, неважно – в чужой стране или в
родном городе. Это следствие негибкости. Лет до сорока я быстрее верила сочиненной истории (ведь она так близка книжной), чем реальности, которая была очевиднейшей. Уперто утверждая, что «этого не может быть, это исключено», уничтожала саму себя. Я приносила в жертву самое дорогое, тупо тратя время и силы на то, чтобы заработать одобрение подчинившего меня человека; старалась соответствовать, быть хорошей, правильной, искренне недоумевала, почему все время промахиваюсь, бью мимо цели, и только много лет спустя поняла, что ей все это было ненужно, а нужно совсем другое. Возможно, я могла бы ей это дать. Следствие негибкости – да, но есть и еще одна причина.
Когда нашей Линуське исполнилось пять лет, родители стали подыскивать ей activite. Слово это во Франции в частности означает дополнительные занятия во внешкольном учереждении. Общеобразовательная школа, если только она не какая-нибудь крутая и дорогущая, никаких таких занятий не предлагает, разделение сфер влияния, так сказать. Для меня же удивлением стало не это, а тот факт, что ни одно из этих учереждений не работает во время каникул, то есть те, кто берут приличные деньги за организацию досуга детей, благополучно закрываются на очередной отпуск как раз тогда, когда больше всего нужны. Это поразительно, но очень по-французски. Поверьте мне, француз-трудоголик – это абсолютный нонсенс.
Не строя никаких далеко идущих планов, для начала мы выбрали художественную гимнастику, исходя из внешних данных, артистичности и любви к танцевальным импровизациям.
Несколько месяцев спустя, мы уже аплодировали нашей начинающей гимнастке на показательных выступлениях, которые устраиваются для родителей перед Рождественскими праздниками.
И то, что я увидела там, стало для меня очередной информацией к размышлению.
Гимнастки выступали возрастными группами, от малышовой до восемнадцатилетних. На одну способную девочку приходилось пять неуклюжих, но все старались, и дело не в этом.
Среди выступающих было довольно много обладательниц весьма округлых форм, а расстояние от зрителей до ковра, где танцевали девочки, от силы метра два: зал небольшой. И, конечно, никому из присутствующих не приходило в голову то, что бродило и болело в моей голове.
Наблюдая, как без тени смущения от близости публики, абсолютно свободно, без оглядки, без страха демонстрируют себя эти милые толстушечки, я думала о том, что в обществе, в котором я выросла и которое хорошо знаю, ни одна такая девушка или девочка не разденется и не решится показать свою фигуру, как делают эти юные mesdemoiselles. Ни одна. Потому что она знает, как безжалостно и немедленно будет исхлестана насмешками, издевательствами, едкими комментариями. И этот страх, забитость сидят в нас также глубоко, как у француженки в крови, с молоком матери впитанная уверенность в себе.
Толстая или стройная, красавица или страшненькая, одетая дорого или простенько – ЛЮБАЯ женщина здесь уверена в себе. Взгляд, манера держаться свободно и без ужимок, одеваться неброско и так, как хочется ей, не лезть из кожи ( в век нано-технологий уже в прямом смысле слова), чтобы понравиться – все это француженка.
Толстая или стройная, красавица или дурнушка – наша женщина всегда в ощущении занесенного над спиной бича. Да еще извечный страх остаться одной, который имеет обратный эффект и, вот парадокс, порождает безумное количество одиноких женщин. Здесь, при отсутствии этого страха, почти нет женщин вне пары.
Я решила во что бы то ни стало разгадать эту энигму, и вот, что для себя нашла.
Прежде всего, причина уверенности женщины в себе – это мужчина. В нашем обществе принято считать так: чтобы женщина чувствовала себя женщиной, мужчина должен быть каменной стеной, опорой, плечом, силой, защитой и.т.д., и.т.п.
Нельзя сказать, что мужчина француз обладает всеми этими качествами богатыря былинного, он субтилен, не чужд самолюбования, мускулами не играет и мужественность свою не демонстрирует. Однако женщина, любая, для него – Женщина. Он умеет в ней, любой, разглядеть то, что только ей дано Богом, что делает ее, каждую, особенной, каждую достойной любви и восхищения. В паре таким мужчине и женщине просто хорошо друг с другом, как Адаму и Еве. Поэтому количество требований и взаимных претензий сведено к минимуму, но главное, нет этого дикого желания унижать или подвергнуть насилию.
Другая разгадка кроется, конечно же, в семье и воспитании. Ну о какой уверенности в себе может идти речь, если девочка- ребенок слышит в свой адрес оценки типа « дура набитая», «не найдется такого болвана, чтоб на тебя позарился», «чучело, пугало огородное» - отчего-то матери бывают особенно изобретательны в своих замечаниях. Ребенку с такой заниженной самооценкой очень тяжело самоутверждаться и в школе, и в карьере, и особенно в личной жизни. Следствие заниженной самооценки –та самая, проклята завышенная самокритичность, которую взрослые хладнокровно взращивают в дочерях, и которая заставляет их стыдиться самих себя, считать себя всегда и во всем виноватыми, выходить замуж за первого встречного, безропотно сносить унижения мужей, свекровей, начальников, обрекать себя и кодировать своих детей на безрадостную жизнь в отсутствии любви. Мы не умеем даже принимать комплименты в свой адрес, нам привычнее злобное осуждение. Больно, очень больно это признавать.
Я не рисую картинку, поделенной на черную и белую половины, прекрасно понимая, что на сто хороших примеров найдется и плохой и наоборот, но я говорю об общей ментальности, о том, что закладывалось в обществе веками и что невозможно изменить.
Я разговаривала с мамами, знакомилась с семьями, наблюдала поведение девочек. Не могла не видеть – они другие. Они не загнаны передозированной требовательностью в жесткие рамки, при этом они хорошо воспитаны, и девиантное поведение подростков встречается гораздо реже, чем у нас. Они свободны, но результат этой свободы есть тот, что в 13-14 лет они почему-то не испытывают неодолимого желания выкраситься с ног до головы и скорее окунуться во взрослую жизнь. Говоря о воспитании молодежи, я не имею в виду соблюдение какого-то особого этикета, теперешнее поколение выбирает комфортное существование вне его условностей , но их поведение абсолютно соответствует социальным нормам. Нигде и никогда я здесь не слышала от компаний молодых людей мерзкого, вызывающего гогота и грязных слов, блатной интонации, скрытой, но рвущейся наружу агрессии, таких привычных на нашем постсоветском пространстве.
Мы слишком прессуем наших девчонок, требуем подчинения, безоговорочного послушания там, где должны быть рефлексия, осмысление, выбор. Должна признаться, я сама довольно часто останавливаю себя, пытаюсь останавливать Нику. Мне становится не по себе, если я вдруг замечаю хотя бы намек на сжатые плечики и опасливую оглядку Линуськи: не одобрят, не позволят, запретят, накажут.
Да, мы живем в другом обществе, в другой культуре, но я также трезво осознаю, что мы никогда не станем французами, и, несмотря на все усилия, совершенно неожиданно вдруг просыпается внутри тебя какой-нибудь очень далекий твой предок и начинает тобой дирижировать.
Да, мы учимся у них, потому что нет смысла жить в чужой стране, если ты не принимаешь уклад и культуру народа. Взять из них самое лучшее – только в этом я вижу смысл эммиграции.
Девочка должна быть любима. Любовью и закладывается основа той самой уверенности в себе и перспективы стать настоящей женщиной. Абсолютное обожание – это то, что я наблюдаю здесь в отношениях дочери и отца.
«Papa!» - без конца звенит голосок маленькой соседки из дома напротив. У нее очень хорошая, заботливая мама, но слышу раз по двадцать на дню только этот призыв.
Папа пришел забрать из школы – два счастливых лица. Папа лежит на пуфике в детской читалке, рядом на полу кроха, оба углублены в книжку, и взаимное удовольствие может растянуться на часы.
Если от папы зависит купить или нет первые серёжки, покрасить ли в немыслимый цвет волосы, разрешение будет получено, ведь этого хочет ЖЕНЩИНА.
Еще один папа и еще одна дочка. Матьё Фарис, отважный марсельский полицейский, никогда не упустит случая показать новым знакомым фотографию шестнадцатилетней красавицы-дочери. А потом делает вид, что забывается, и показывает и еще раз, и еще. У него второй брак, девочка живет с матерью в соседнем регионе, но проводит все каникулы у отца, а теперешней его жене Элоди не кажется ни странным, ни обидным то, что не ее образ красуется на смартфоне мужа заглавным фото.
Вообще во Франции очень много повторных браков, но развод не драматизируется, отношение к нему спокойное. И это не пофигизм или эгоизм взрослых по отношению к детям. Дети здесь ничего не теряют, наоборот – приобретают. Новую семью, новые отношения, дружбу и еще больше любви.
Во- первых, родители всегда договариваются о том, чтобы ребенок проводил с мамой и папой равное количество времени. Это могут быть определенные дни, выходные или каникулы, но чаще всего дети просто живут то с матерью, то с отцом, точнее в новых их семьях. И для новоприобретенных жен или мужей это абсолютно естественно, точнее по-другому просто не бывает. Так строится французская семья, уклад которой я просто обожаю. Здесь нет родительских обязанностей по принуждению, я ни разу не видела ни у школы, ни на детской площадке, стадионе, библиотеке недовольной или скучающей физиономии отца, который нетерпеливо бьет копытом, отбывая срок, или беспрерывно тычет пальцем в мобильник. Количество мам и пап, приводящих и забирающих детей из школы или детсада равное. И им всем так нравится, им так хочется, они свободны, поэтому и живут вместе, дружат, любят и счастливы.
- Я обожаю Тити, - сияет улыбкой Паола, вторая жена Кристофа, bell-mere (мачеха) двоих его детей, пятнадцатилетнего Тити и семнадцатилетней Кристель, - мы такие друзья. Она обнимает мальчишку, через несколько минут тот прижимается к отцу. Те же объятия, та же любовь в глазах. Такие отношения невозможно сыграть, да им это и не нужно.
Сегодня вечером они у нас в гостях. Младшая Атина, общий ребенок, играет с Жоселин. Девчушка с характером, маму с папой слушается не всегда, но старший брат для нее авторитет, а тот очень переживает за нее. Если сестра плачет, у брата на лице появляется страдальческое выражение, видно, что ему на самом деле больно.
Эти дети никогда не будут задумываться о степени родства. Они – одна семья. Так было всегда, это их взгляд, их уклад, их нравственный уровень.
То, что извергается из бывших супругов у нас: неприязнь или вражда, скандальные дележки детей или разделы сфер влияния, нежелание поддерживать собственных детей материально, - здесь непонятно и дико. Но это и в самом деле дикость, дикость и еще раз дикость.
Эва, дочь Матьё, для дальнейшей учебы выбирает дорогой престижный лицей, которы оплачивать будет отец, - Элоди размышляет о том, как расширить свой крошечный бизнес, чтобы помочь в этом мужу. Она не впадает в истерику, не унижает себя и любимого мужчину попреками – она просто уверена и в будущем их общего сына Энзо тоже.
- Вряд ли я буду еще рожать, у меня уже трое детей, - говорит Паола, и мы воспринимаем эту информацию так, как она подается, без тени иронии, досады или недовольства, да, У НЕЁ трое детей.
Вот и снова, и снова вижу я эту уверенность и отсутствие страха у француженки и не могу не сказать «Bravo!» этому обществу, его истинной цивилизованности.
Нам всем сейчас страшно, за детей наших в первую очередь. Возможно из чувства страха мы и загоняем наших девочек в жесткие рамки, так нам кажется безопаснее. Но здесь, во Франции, этот глобальный страх не усугубляется неадекватным поведением людей в целом.
Ничем другим, как адекватным поведением большинства, я не могу объяснить мое личное ощущение безопасности здесь, в южной французской провинции. Но должно было пройти немало времени, чтобы женщина, застрявшая во мне, перестала выходить на пробежку с газовым баллончиком в кармане, напрягаться, встречая человека с собакой, шарахаться и припускать бегом от затормозившего рядом автомобиля.
И даже когда во Франции прошли серии терактов, людям было больно, но общество не стало агрессивным, и на лице владельца собаки не появилось выражение «не подходи – порву», какое сплошь и рядом мы видим на наших улицах и в парках, а, как известно, какой хозяин – такая и собака.
Да, мне здесь очень хорошо, спокойно и радостно, и, хотя мне, конечно никак уже не удастся отыскать в себе женщину-француженку, меня очень радует надежда на то, что у моей дочери и моей внучки все будет по-другому.
Pardonnez-moi, мой читатель, глава получилась не очень-то позитивной, поэтому, заканчивая, я решила в качестве компенсации угостить вас чем-то вкусненьким. Вот почему мы отправимся сейчас искать женщину на кухне, а для начала скажу, что утверждение о тотальной худобе и изящности француженок -уже неправда и скорее касается старшего поколения. А молодежь с удовольствием поглощает фаст-фуд и успешно наедает американские животы и попы. Французы обожают McDonald’s – вот это парадоксальное утверждение, звучащее почти кощунственно, тем не менее верно.
Но нам-то с вами интересно совсем другое, поэтому мы будем готовить табуле, блюдо некалорийное, но сытное, можете подавать и как гарнир, и как холодную закуску.
Прежде всего вспомним, что по-французски жить надо с удовольствием, а значит и готовим также, поэтому для начала нальем себе полбокала холодного розового Beaujolais и быстро набросаем на тарелочку нехитрый apero (аперитиф, закусочка): кусочки сыра пармезан или рокфор, тостики с тапинадом, чипсы, оливки (только не консервированные, а бочковые), - а вообще что желаете и любите и что в данный момент есть в доме. Все это –приятный аккомпанимент процесса.
Табуле - вообще-то не французцкая, а арабская кухня, которую во Франции любят и принимают как свою, также как любимой и своей считают, в частности, африканскую культуру.
Табуле
1 бульонный кубик залить 1 ; стакана кипятка, размешать и засыпать в бульон 1 стакан кус-куса.Прикрыть посуду тарелкой и отставить в сторону, чтобы крупа набухла и остыла.
Очень мелко порезать
• 1 болгарский перец (красный или желтый,)
• Половину крупной луковицы-шалот,
• Большой пучок зелени петрушки,
• 2 ошпаренных кипятком помидора (кожицу снять, сердцевину вынуть)
Нарезанные овощи замариновать (маринад – пол-лимона, 3-4 столовых ложки оливкового масла, соль)
Смешать замаринованные овощи с запаренным кус-кусом,добавить мелко порезанные крабовые палочки или креветки или филе курицы по желанию. Выложить табуле в салатник, подавать холодным.
Bon appetit! С удовольствием едят и взрослые, и дети, особенно в летнюю жару.
***
И наконец самое последнее и абсолютно позитивное.
Когда я уезжала из Литвы во Францию, моей младшей внучке Инночке было полтора года. Когда мы с ней снова увиделись, ей исполнилось три с половиной, и малышка поразила меня так, что я не могла опомниться. Ее поведение, манера держаться, разговаривать и со взрослыми, и с детьми, играть или наблюдать за игрой, смотреть на мир – все было для меня загадкой. Я наблюдала ее буквально оглушенная той степенью уверенности и внутреннего спокойствия, которое излучала трехлетняя девчушка, которая в своем самосознании и самоощущении была на три головы выше меня, зрелой женщины, так и не сумевшей за всю жизнь обрести веры в себя. Без сомнения, думала я, эта девочка запрограмирована на успех и счастье. Я ловила себя на том, что учусь у нее, я восхищалась, радовалась и, конечно, понимала, что имя этой энигмы, как мне казалось французской, - бесконечная, открытая, волшебная мамина любовь. Bravo, дочка!
Продолжение следует