Утро встретило Сашу холодом. Несмотря на то, что спать он улёгся в верхней одежде, заранее предвидя лютый холод, озноб всё равно пробрался под его одежду.
Нестепрпимо хотелось в туалет.
Рядом спала Нина и Костя. Он знал, что им было тепло и от этого совесть его была чиста. Данное обстоятельство радовало. Собравшись с силами и вылезая из спального мешка, он понял, что носки его, промокшие вчера во время плавания, слегка согрелись на ногах, но, при этом ничуть не стали суше, находясь всю ночь внутри спальника, прикрытого ещё сверху Костиной, тёплой курткой. Он потянулся за своими сапогами, которые стояли в самом углу палатки. Те так же обдали его холодом, даже и не пытаясь подсохнуть ночью, скорее наоборот впитав в себя конденсат, вырабатываемый холодным и влажным воздухом внутри палатки.
Кое, как надев на ноги обувь и застегнув свою куртку, он вышел из палатки слегка поборовшись с молнией на её двери.
Пройдя несколько шагов в сторону оврага, образовавшегося на месте старого окопа он на мгновение остановился, анализируя местность, с целью выбрать лучшее для утреннего туалета место. Где-то, чуть в сторонке, в разветвлении оврага-окопа журчала вода. Наверное, ручей. Подумал Саша.
Слева от него был уже покрывшийся листьями, плотный кустарник черёмухи, которая собиралась зацвести в ближайшие дни. Он сел подле неё. И почувствовав некое облегчение, после того, как проделал то, ради чего он собственно и пришёл в этот овражек, он скорее почувствовал, нежели чем заметил присутствие здесь, рядом с ним, кого-то постороннего.
Тот, от кого его разделял всего лишь куст черёмухи издал долгий и продолжительный звук, выпускаемого воздуха.
И теперь, сомнений быть уже не могло. Рядом с ним сидит такой же, как и он человек. И Саша, ещё несколько минут назад сдерживающийся от подобных звуков со стороны своего организма, предоставил ему возможность насладиться тем же.
- Вы из тех, кто на катамаранах? – спросили его мужским голосом из-за кустов.
- Да. С праздником вас! – не растерялся Саша.
- Спасибо большое! А я ваш сосед. Мы на байдарках тут, метрах в тридцати стоим своими палатками, - признался его невольный сосед.
- Замечательная встреча! – отметил Саша, надевая свои штаны.
- Не скрою, так же было очень приятно, - ответили любезностью за кустом.
Слава Богу, ещё не женщина. Подумал Саша и зашагал обратно, в свой лагерь.
Возле кухни уже кипела жизнь. Костёр горел, а на нём закипала вода под макароны с сосисками и чай. Рядом с костром стоял огромный котелок с недоеденным вчера детьми супом. Народ медленно просыпался в палатках. Первыми выходили мужчины. Паша старший и Паша младший давно уже бодрствовали. Миша же, поднявшись раньше всех, разжёг костёр и поставил на него котелки.
На какое-то время Саше показалось, что уши его перестали гореть. И он поспешил обрадоваться данному ощущению. Но, прошло какое-то время, и он начал постепенно убеждаться в обратном. Ушной жар постепенно просыпался вместе с его организмом.
Утро не предвещало ничего нового. Завтрак, сборка палаток, погрузка, а затем сплав по реке дальше. На реке было пока ещё спокойно. Лёгкий туман уже рассеивался на её поверхности. Те, кто встал лагерем ниже их по течению, так же, как и они просыпались в своих разношёрстных палатках, в тёплых спальных мешках, нежась в тепле.
Где-то в течении получаса все, за исключением Нины и Кости с Игорем, не только проснулись, оделись и умылись, успев сменить партию высохшей за ночь мокрой одежды на новую, не поместившуюся вечером над костром.
- Завтрак готов! – прокричала Лида и подле неё, как-то сразу, в течении нескольких секунд, выстроилась очередь из желающих наполнить свои походные миски макаронами с сосисками.
Из Сашиной палатки показалась Нина. А за ней и сонный Костя, со своими мисками в руках.
Саша быстро снял с себя тёплые носки и повесил их на освободившиеся с утра колышки перед костром, в надежде всё же высушить их перед началом сегодняшнего плавания.
Вскоре все стояли за стареньким, перекошенным от времени, деревянным столом, накрытом заботлимвой рукой Лиды, выцветшей, походной скатёркой.
- А вот интересно, как же Конюхову удаётся так плавать!? – жадно поглащая макароны с сосисками, спросил, как бы у всех Саша.
- Как это так? – не понял вопроса Паша младший.
- Ну, вот так вот на вёсельной лодке. Он же гребёт с утра до вечера, с маленькими перерывами! Я смотрел его видео в ютьюбе, - пояснил Саша.
- А, что тут такого!? Ну, гребёт себе и гребёт, - не удивившись вопросу, сказал Паша старший.
- Но многие считают, что это невозможно, - сказал Саша.
- Кто это многие? Может они ещё и про землю говорят, что она плоская! – с насмешливой улыбочкой, спросил Миша.
- Саш, а вот посмотри, как у меня ладони потрескались! – сказала Нина, таким образом ввязавшись в тему разговора, пытаясь защитить Сашу.
- Ух, ты! А это всего лишь за один день! От воды и вёсел! А Конюхов так уже несколько месяцев! – удивился Саша.
- А, что ему!? У него руки, как ковши у экскаватора наверно! – сказал Паша младший.
- Ну, да! Ещё скажи, что у него ладони волосатые! Ну, как моя борода! – пошёл в нападение Саша.
- Ну ты даёшь! Как это волосатые!? Скажешь тоже! – улыбнулся уже по-доброму Миша.
- А вот так вот, как у меня лицо, - с гордостью произнёс Саша, взяв свою покладистую, седую бороду в правую руку, пропуская через сжимаемую по мере продвижения по ней вниз, кисть, тем самым как бы поглаживая её.
Закончив завтрак все, словно бы сговорившись заранее, молча пошли к своим палаткам и стали складывать их обратно в мешки. Одним словом, лагерь собирался двигаться дальше в путь.
- Надо бы воды набрать где-то, а то той, что мы купили похоже не хватит до конца плавания, - сказал Миша.
- Так тут же родник, кажется есть! – вспомнил утренний овражек Саша.
- Кажется, или есть? – заинтересовался Миша.
- Кажется. Или есть? Точно есть! – решительно двинулся к пустым пятилитровым бутылкам Саша.
Выбрав там парочку, он подумал о том, что надо бы ещё прихватить и кружку.
Миша продолжил сварачивать походную кухню, откручивая верёвку крепления матерчатого навеса над ней.
Спустившись в овраг Саша действительно обнаружил там ручей, который, померещившись ему с утра, теперь оказался настоящим. Перебравшись по узкому мостку в виде переброшенной через него чьей-то заботливой рукой доски, слегка прогнившей по бокам, Саша прошёл по противоположному его бережку около пары метров, для того, чтобы найти место, где дно было почище и состояло из одного песка, без примесей веточек, прошлогодней листвы и шышек.
Найдя подобное место Саша углубил его с помощью кружки, используя её, как ковш экскаватора, вычерпав ею пару раз песчаное дно ручья. И, когда муть была унесена быстрым течением в сторону, опустил в образовавшийся «омуток» кружку, для того, чтобы таким образом наполнить пятилитровые бутылки, которые он взял у костра.
Они заполнялись водой быстро, так, как металлическая кружка была обьёмистой и черпала благодаря хорошему углублению в ручье много воды. Наполнив две бутылки, он принёс их к костру и с гордым видом поставил подле парочки других, ещё не открытых, со словами:
- Вот пару бутылок набрал!
- Пойду-ка и я ещё одну попробую налить, - сказал Миша и тут же, прихватив последнюю пустую бутылку пошел к тому месту у ручья, где набирал воду Саша. Он был настоящим походником и ему не надо было обьяснять, где вода набирается лучше.
Уже через пару минут он поставил полную бутылку воды, из ручья, рядом с теми, что принёс Саша.
- Вы, что это воду в разных местах что ли набирали? – удивлённо спросил Паша старший, проходя мимо с топором.
- Нет. Почему? В одном ручье и том же самом месте, - возмущённо ответил Саша, и сам уже понимая в чём дело. Бутылки, которые принёс он, были желтоватого оттенка. Та же, что набирал Миша – обсолютно прозрачной, практичесски неотличимой от тех, что были купллены ими в магазине в Козельске.
- А у меня всегда так! Что бы я не делал, всё со второго, или даже с третьего раза! – вздохнув, признался Саша.
- Да нет Саш, не прибедняйся. Просто пластик бутылок разного оттенка, - догадался Миша.
Утро было дождливым, но не холодным. Моросил мелкий дождик.
Саша разбирал палатку, несмотря на то, что внутри неё возилась Нина, собирая рюкзаки и сворачивая, слегка просушенные на утреннем костре коврики. Он уже знал, что, то время, которое требовалось Нине на сборы, как раз достаточно ему для того, чтобы подобраться в последовательных действиях по сборке палатки к самому главному – её складыванию. Когда он вытащил из земли все колышки, смотал верёвки и снял верхнюю, накидную часть палатки, Нина, как раз вытащила из неё последний рюкзак.
- Складываем! – скомандовал он.
- Да, и просуши её чуточку, – предложила она и помогла ему снять верхнюю часть палатки.
- Хорошо, я повешу её на дерево минут на пятнадцать хотя бы, пока Паша с Наташей собирают свою «квартиру», - согласился он.
Повесив верхнюю часть палатки на одном из помостов, предназначенных для охотников на кабанов, стоящем всего метров в двадцати от их палатки, он сложил с Ниной внутреннюю часть палатки, отложив её в сторону, так, как она была практичесски сухой. И поднял с земли целофан, который был мокрым сверху, но под ним лежали севершенно сухие осенние листья, плотно придавленные к земле весом палатки. Они сильно контрастирорвали по отношению к окружающей лужайке, усыпанной шуршащими под ногами, но абсолютно мокрыми их собратьями.
- Да. Видимо целофан под полатку нужен только лишь для того, чтобы земля под ней оставалась сухой, а вовсе не для того, чтобы в самой палатке было сухо, - задумчиво произнёс он.
- И его давай слегка просушим? – предложила Нина.
Саша повесил его на другой охотничьий помост, стоящий уже метрах в тридцати от них.
Он прислушался к утренней тишине и ему показалось, что, все они, кто ночевал сегодня в этом лагере, словно бы древние жители этих мест, жизнь, которых проходила на берегу реки, постигали их быт, тонкости восприятия окружающего мира, со всеми его страхами внезапного нападения, в любой момент, но и радостью от свободы, преподносимой им самой природой. Они жили у реки, и в то же время плыли по ней, каждый раз останавливаясь на новом месте, словно бы она была их жизнью. Так, будто бы она несла их в своих водах не строго по течению, вперёд, а переносила с одной точки жизни в другую, вне времени, пространства и расстояния. Они выпали из той жизни, в которой находились прежде, еще так недавно.
Река несла их в своих водах, к чему-то новому и непостижимому. Но они были в начале пути и это ничуть не пугало их. Утреннее туманное спокойствие окружающей природы, всецело обволакивало их, укутывая в своей мягкой утренней влажности небытия.
Саша стоял в сторонке от лагеря и прислушивался к звукам природы, которые еле слышно давали понять ему что он сейчас может быть и не в двадцать первом веке, легко перенесясь в любой другой, что был прежде. И сто, и двести, и триста лет назад. А ведь тогда всё было по-другому, не так стремительно и безкомпромисно, как сейчас. Он ощущал это спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, словно, и не знал ранее всего того ужаса современной жизни, из которого он попал сюда.
Здесь жили люди. Но их было очень мало. Небольшие племена. Они рождались и умирали у реки. Их сжигали в лодках на берегу, отправляя тем самым в вечное плавание, а пепел высыпали в реку. И как бы он хотел так же быть похоронен не на городском кладбище, на десятки тысячь мест, а вот так вот, словно настоящий человек, развеян над рекой.
Его дядя по маминой линии так и завещал. И после смерти его прах развеяли в горах, где он и родился. И, если у каждого человека есть, то место, где лежат его родственники, то почему бы и не быть у кого-то этим местом простой рекой. Ведь реки вечны, или почти вечны. Но их явно хватает ещё на много, много человечесских поколений, постепенно забывающих свои корни с веками, как и пересыхающие, одновременно с этим русла рек.
Он стоял вот так вот задумавшись на высоком, крутом берегу, глядя в утренний туман над рекой.
И сейчас ему казалось, что вот-вот из-за берега покажется старинная ладья с древними людьми и те тоже увидят его, но будут грести дальше, не останавливаясь, лениво перебирая своими вёслами, густую утреннюю воду. Он не привлечёт их внимание своим, таким неуместным для того времени, внешним видом. Или они не смогут понять в утреннем тумане, что он одет по-другому, не так, как они, видя лишь его лицо, глаза, и длинную, бороду. И его взгляд покажется таким современным им, тем людям, мыслящим по-иному, видящим главное, не ищащим уединения от всего мира, так как он, их мир, уже сам по себе не многолюден, а от этого глубок и подробен в своих открытых для их понимания уголках.
Уже через полчаса все сидели в катамаранах, спущенных с крутого берега на воду, с прикрученными на свои места рюкзаками. Но, только их катамаран по команде Миши, претерпел некоторую передислокацию гребцов. Саша с Ниной должны были теперь грести по правому борту. И это было абсолютно понятно ему. Ведь, таким образом они гребли теперь с большим усилием на левую руку, давая тем самым отдохнуть правой.
Красный катамаран не последовал их примеру, отчалив от берега первым.
- Они опять впереди, - с завистью в голосе, сказал Саша.
- Ничего! Ещё сто раз их перегоним! – обнадёжил Миша.
Пока они грузились и собирались в путь, мимо них проплыло много байдарочников, и даже парочка катамаранов. С кем-то они здоровались первыми, кто-то опережал их в приветствии. И, несмотря на некую зависть с их стороны по отношению к тем, кто пустился в плавание сегодня утром раньше всех, Саша и Миша и все остальные члены их экипажа, понимали, что тут ничего не поделаешь, ведь река не куплена ими на все пять дней, которые в этом году были выделены стране на празднования первомая.
Саша уже знал, сколько времени уходит на утренние сборы, умывание, завтрак. Сколько на погрузку и отплытие. Он понимал, что, если они выплыли вчера в половине третьего дня, а сегодня в половине первого, то это означает только одно - обедать они будут где-то по пути, причалив на пустой от остальных «моряков» участок суши.
* * *
Сегодня Саша грёб уже несколько лучше, да и уши его, во всяком случае с утра, не так сильно горели. Но монотонность движений веслом ничуть не отвлекала от мыслей о сыне. Ведь он не смог поехать с ними и теперь сидел дома с мамой. Много планов было у неё на эти праздники. Но ни её планы поехать с Игорем в путешествие на машине, которыми она поступилась ради того, чтобы он пошёл в поход с ними на катамаранах, ни надежда Саши взять сына с собой – не сбылись.
Он думал о том, как Игорь, уже будучи выписанным из больницы напугал его опять. Но, уже не так, как это ему удалось в тот день, когда Саша приехал к нему первый раз в реанимацию.
- Игорь, осталось три дня. Я знаю, что тебе нельзя поднимать тяжести. Но тебе и не придётся. Только ответь мне – поедешь ли ты с нами, или всё же нет? – написал он последний раз Игорю, ещё до отъезда на сплав по реке, чтобы быть самому уверенным в том, что он прав в том, что теперь едет без него, затеяв всю эту поездку только лишь ради сына.
- У меня температура, - пришел практически сразу ответ от него.
- Какая?
- Сегодня 37 и 5.
- А вчера!? – заподозрил, что-то недоброе Саша.
- А вчера 38 была.
- Мама знает?
- Нет, бабушка ей просила не говорить.
- Это конечно хорошо, что бабушка не хочет маму расстраивать. Но ты же понимаешь, что это может быть всё, что угодно после операции. Любое воспаление. И вообще я не хочу об этом говорить и тем более думать! Пусть срочно вызывает врача.
- Угу.
- Игорь. Хорошо. Я сам сейчас напишу бабушке.
Саша тут же написал бывшей тёще о том, что всё может быть очень серьёзно и о том, что такая нелепость, как упущенный аппендицит, вполне может повториться, но, уже в виде воспаления кишечника.
- Я вызвала врача. Ждём, - пришёл ответ от бабушки.
- Слава Богу! Подумал Саша и на пол дня успокоился в ожидании ответа по результатам визита врача.
Он, к пятидесяти годам научился отключаться от проблем, которые сопровождали его на каждом шагу по работе, до того момента, пока не наступал тот момент, когда решение требовалось неотлогательно. И, только тогда нервничал по-полной. Но, таким образом ему удавалось несколько защитить свой организм от всеразрушающего чувства катастрофы. Так и сейчас, обстрагировавшись от возможно нарастающей проблемы до того момента, когда может быть придётся принимать решение, он просто ждал второй половины дня.
И она наступила. Саша не хотел писать сыну первым, выжидая сообщения от него. Но, его всё не было и не было.
Наконец, примерно часам к четырём пришёл ответ:
- ОРЗ. Прописали таблетки. Но температуры уже почти нет.
- Молодец. Завтра напиши мне, как дела. И ближе к вечеру дай знать, если температура поднимется, - попросил Саша Игоря, а сам выпил водки перед сном.
Оставалось всего ничего до их отплытия и он не хотел быть в неведении. Ведь теперь ситуация складывалась таким образом, что он мог оказаться в роли предателя, ещё совершенно недавно являясь спасателем.
- Вечером и ночью температуры не было. И утром нет, - пришло сообщение от сына.
- Зачем мне всё это!? Для чего я плыву в это ненужное мне путешествие? Кому я там нужен! Но, теперь уже невозможно отказаться, - говорил в нём первый внутренний голос.
- А затем, что ты плывёшь с Ниной. Любимой женщиной. Той, что готова для тебя сделать многое! Забыл ли ты, что много лет искал такого человека, которого ты сможешь хоть чуточку заинтересовать собой!? Который готов сделать для тебя многое. И сделает это от всей души, а не с расчётом на то, что всё вернётся ему сторицей, словно бы ты плодородная земля, в которую можно сажать всё, что угодно и потом постоянно получать замечательный по своему объёму урожай!
Ты, который метался все эти восемь с небольшим лет от одной крайности к другой, не в силах найти себе пристанища. Ты, который разочаровался в конце концов окончательно и закрылся сам в себе не имея уже никакого желания и надежды на вторую половинку!
И, теперь, когда рядом с тобой именно та женщина, которая открыта перед тобой так, словно ты её продолжение, которая готова для тебя практичесски на всё, ты не хочешь сделать такую малость для неё, как вместе с ней провести пять дней, в сплаве по реке! - уже не говорил, а кричал в ответ первому, второй, разумный его внутренний голос, принадлежащий здравому смыслу.
- Но, зачем же, зачем у меня угоняли машину? Кому, и для чего нужно было такое предостережение, или искушение. Ведь её попытались угнать перед самым их отъездом. До этого, за двадцать пять лет, у тебя было много машин и ты даже не помнишь точного их колличества. Но, ни одну из них, никогда не пытались угонять! Зачем же потребовалось, ещё и это двойное совпадение!? - опять спрашивал первый голос
- А, может быть так всегда бывает перед чем-то серьёзным? И только для того, чтобы лучше и крепче получился сам раствор, на котором строятся все взаимоотношения двух непростых индивидуальностей? Может быть так и должно быть в природе, когда трудности и лишения, рождают зависимость друг от друга? Когда каждая новая проблема превращается в общую и решается совместно. Когда дыхание становится общим и высокие горы уже кажутся просто холмами, - отвечал второй.
* * *
Они плыли по середине реки, обогнав красный катамаран, опять именно в тот момент, когда его экипаж слегка расслабился и не успел увести судно от очередного затопленного бревна. Сначала вырвавшись вперёд на пару корпусов, а затем за счёт ещё парочки таких неудач со стороны отстающего, теперь метров на сто виднеющегося далеко позади, красного катамарана, они отрывались вперёд всё дальше и дальше.
Сегодня их двигал вперёд уже не дух соревнования, а только ряд неудач одного из участников сплава. Ни Миша, ни, тем более Саша, не спешили. Нина и Лида так же гребли спокойно, в меру сил, словно бы мешали огромную кастрюлю с закипающим борщём.
Игорь лежал на круглой палатке, как морская звезда, растопырив руки и ноги, слушая припасённые Мишей специально для похода сказки, записанные им в переносную музыкальную колонку.
Хабенский читал маленького принца, Антуана Де Сент-Экзюпери.
-…«Скучная у меня жизнь. Я охочусь за курами, а люди охотятся за мною. Все куры одинаковы и люди все одинаковы. И живется мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка и я выйду из своего убежища»
Не очень высоко над ним, кружился сокол. Взлетев с ветки сосны, он сначала взметнул в высь, а затем, двумя, тремя полными кругами, спланировал ближе к воде, так, что находился буквально метрах в пятнадцати над ними. Затем резко спикировав в прибрежную травяную поросль, поймав там кого-то. Птица масштабно и обьёмно взмахнув крыльями, подминая под себя влажный, речной воздух, стала взбираться по нему всё выше и выше к небу. Затем, сменив направление своего подъёма с практичесски вертикального на более пологое, сокол перешёл на спироалевидную глисаду взлёта, проходя на этот раз прямо над их катамараном.
Сашин телефон был у Нины и она, воспользовавшись случаем, включила его и ждала пока тот загрузится, чтобы сфотографировать хищную птицу. Саша выключал телефон в целях экономии заряда.
И, как раз именно в тот момент, когда сокол находился над ними телефон полностью загрузился, приобретя возможность фотографирования.
Глаза хищной птицы, заволакивались вторым веком, и потом, тут же открывались вновь. Лапы были растопырены и несколько отодвинуты назад. Мускулы не шевелились, держа крылья, лапы, голову, и туловище в одном положении. Кончики перьев крыльев слегка загибались на спокойном, безветренном, речном воздухе и толко они управляли всем полётом.
Сокол наклонил голову слегка влево и посмотрел на них сверху, так, словно бы презирая их, вместе со всеми их, стремлениями, идеями, желаниями, и помыслами.
Никто не грёб в этот момент, подняв вёсла над водой. Все смотрели на огромную, свободную от всяческих земных условностей птицу. И, каждый думал при этом о чём-то своём. Саша о сыне. Нина о Саше. Миша о дикой природе, своём доме, который он строил сам. Лида о дочери, которая давно уже жила отдельно. Игорь о маленьком принце.
И только сокол думал о еде, которая, в виде какого-то лесного грызуна, находилась у него в клюве, время от времени попискивая и пытаясь вырваться из его крепкой хватки.
Вернувшееся на небо после длительного дождя солнце, озаряло их, вместе с рекой, сосновым лесом, своим тёплым, весенним блеском, сияя в небе, словно бы радуясь тому, что и оно, так же, как и они причастно к тому, что происходит в мире, согревая его и освещая собой.
Сокол резко, взмахнув крыльями, для того, чтобы взять ещё выше, повернул голову вправо и вдруг выронил из глюва что-то, напоминающее хорька. Тот, кувыркаясь в воздухе, как бы пытаясь схватиться за него лпками, стремительно летел вниз, в реку.
-…«И потом - смотри! Видишь, вон там, в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пшеничные поля ни о чем мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру... – разносилось из колонки.
Катамаран крутился вокруг своей оси, уносимый течением реки вдаль. Все молчали. Саша рискнул первым нарушить тишину своим вопросом:
- Успела снять?
- Не знаю, - виновато, сказала Нина.
- Успела, или нет, не так важно это. Главное – красиво и величественно! - успокоил её Саша.
Из-за поворота реки показалася красный катамаран, а за ним несколько байдарок, обгоняющих его.
- Гребём! Гребём! Гребём! – скомандовал Миша, и все дружно налегли на вёсла.
Впереди виднелся мост и что-то шумело, словно бы к нему приближался поезд. За мостом у берегов было много причаливших байдарок. Пройдя под ним и познакомившись с эхом, поселившимся под ним, гребцы, вместе с пассажирами катамарана несколько кочнулись от того, что Миша резко встал на ноги для того, чтобы обозреть открывающееся перед ними зрелище. Что-то говорило о том, что все те байдарки, что стояли у берега, не так просто накопились в таком колличесстве и именно в этом месте.
- Впереди порог! – крикнули с берега.
- Гребём к левому берегу! – скомандовал Миша, явно заранее почувствовавший преграду.
Они причалили.
- Потянем на верёвке по берегу, - сказал Миша.
Никто не выходил. Все ждали, что скажут с красного катамарана.
Наконец, Паша старший привёл свой катамаран и почему-то причалил к правому берегу.
- Гребите сюда! Отсюда сподручнее будет! – прокричал он Мише.
- На правый берег гребём, - скомандовал Миша и все налегли на вёсла.
Причалив паралельно с красным катамараном, уперевшись носом в берег - все сошли.
Впереди, всего лишь метрах в пятнадцати от крайнего, красного катамарана, был порог. Не очень широкий, всего лишь метров десять от силы. Но, достаточно бурный. Образовавшийся в том месте, где раньше был искуственно сделанный брод, насыпанный из огромных, колотых известняковых глыб. Местами они даже торчали из воды своими вершинами.
- Ну, что будем делать? – спросил Саша всех, кто уже стоял на суше, возле своего красного катамарана.
- Не знаем ничего. Вот, сами стоим ждём, - ответила Наташа.
Миша, тем временем пошёл с Пашей старшим к порогу, для того, чтобы взглянуть на степень его опасности.
Саша посмотрел на их задумчивые спины. Они стояли возле самого порога и что-то обсуждали, жестикулируя руками. Затем, практичесски одновременно повернувшись, пошли каждый к своему катамарану.
- Будем сплавлятся по два человека на катамаран. У них пойдёт Паша старший и младший, а мы вдвоём с тобой Саш, - рассказал о принятом решении Миша.
Саша видел, что сам порог не особо страшный. Более того, за то время, пока они принимали решение, пара смельчаков на байдарках, со всего маха, даже и не останавливаясь прошла его с ходу, словно бы знала наизусть все те камни, что торчали из воды, местами омываемые бурной рекой. Но, он боялся непредвиденных ситуаций. Ведь, в случае чего он бы нёс материальную ответственность за испорченное не без его помощи имущество. Да и намокнуть в реке, не имея сменки, ему не особо хотелось. Ведь от реки ещё тянуло холодом, так, как она не перешла на летний режим эксплуатации.
- Значит так, поскольку Паша, старший и младший пойдут первыми, мы сможем понаблюдать за тем, как они пройдут порог и сделать соответствующие выводы, - обьяснил Миша ситуацию Саше.
Красный катамаран прошёл порог стремительно, слегка подпрыгнув правым бортом на камне и уныло скрипнув каркасом от перегрузки, вызванной перекосом своего корпуса, на неравномерно разбросанных в воде камнях.
- Ну, пошли!? – спросил Саша у Миши.
- Погоди. Сейчас они причалят и Паша к нам сядет, для верности, - несколько отложил старт Миша.
Паша старший, пришвартовавшись за тем участком реки, что был уже за порогом, вернулся к ним и сходу запрыгнул на свободное место спереди, справа, сказав:
- Ну, поплыли!?
- Вперёд! – ответил ему Миша.
Саша же просто молча старался отталкиваться, что есть сил от берега веслом.
Они быстро и слаженно выровняли катамаран, а затем Паша принялся грести с такой силой, что Саша заподозрил Мишу в том, что тот пожаловался на него ему, посетовав на то, что он слабо гребёт, тогда, когда они стояли лицом к порогу, а спинами к ним.
А может быть Паша такой отчаянной греблей старался, что есть сил, максимально поднять катамаран над водой, для того, чтобы тот не пропорол своё брюхо об острые камни.
И действительно, нос их поднялся высоко над водой, подпрыгнув на камнях и со всей силы бултыхнулся в воду. Паша крепко сжал между ног бедный Нинин рюкзак, схватившись за него левой рукой и только благодаря этому не слетел в бурную речную воду, уже не так отчаянно работая веслом, скорее отталкиваясь от камней, чем пытаясь грести.
Они прошли порог.
Нина стояла в это время на берегу и фотографировала все самые отчаянные моменты.
Саша был мокрым от брызг из-под Пашиного весла, которым тот работал, словно колесо речного парохода, поднимая брызги на высоту до двух метров от поверхности реки.
- Саша, с первым порогом тебя! – обернувшись, сидя на рюкзаке, сказал Паша старший.
- Спасибо, - отозвался Саша, не успевший пока ещё понять, что они уже на той стороне реки, за порогом, бурлящим, где-то позади них...
Впереди ждал второй порог.
Паша, как человек подготовивший маршрут речного сплава, знал о нём, впрочем, как и о первом пороге. Просто его катамаран шёл позади, и он не успел всех предупредить заранее.
Второй же порог был ожидаем. Но, так же, как и к первому порогу они подошли ко второму перед красным катамараном.
О наличие впереди опасного участка реки говорило большое число накопившихся плавательных средств, причаливших у берега перед ним.
Второй порог не был таким страшным на вид, каким показался первый. То ли Саша уже знал, как он может выглядеть, то ли действительно был поспокойнее.
Сама же индивидуальность его состояла в том, что ширина бурного, речного участка на нём была гораздо уже чем на предыдущем. Более того, тут присутствовал еще обходной водный рукав, как могло показаться с первого взгляда, позволяющий обойти бурлящие буруны стороной. Но, тот, кто не поленился бы присмотреться к нему, понимал, что это обман. Речное ответвление вело в тихую, но тупиковую заводь, образованную в месте падения огромного, поваленного из-за подмытого берега, дерева, которое лежало в воде, расстопырив в стороны свои руки-ветви, словно бы взывая о помощи.
Но этого не было видно тем, кто подплывал к порогу и открывалось только метрах в десяти перед ним.
Впереди шла юркая, байдарка, с довольно уверенным в себе экипажем. Спереди сидел подросток, мальчик. Лет четырнадцати, сзади возможно его близкий родственник, возможно двоюродный брат, так, как разница между ними была всего лет пятнадцать, шестнадцать, не больше. Они отчаянно и слаженно гребли.
На мужчине был надет шлем викинга.
Саша, как-то и не придал особого значения этому смелому экипажу, проскочившему мимо них на полном ходу, выбрав для себя то, правое, более спокойное место предстоящего порога.
- Гребём к правому берегу, - скомандовал Миша, надеясь проскочить за смелыми викингами, видя их уверенность в выбранном маршруте.
Что послужило принятием такого решения с его стороны? То ли осторожность;выработанная с годами, во время многих сплавов по бурным рекам, то ли просто желание, как и на предыдущем пороге, сперва увидеть всю ситуацию собственными глазами, Саша пока не понимал и просто безприкословно выполнял команды капитана, ставшего таковым по умолчанию, взвалив всю ответственность от принимаемых им решений на себя.
Берег был настолько крут, что затянуть катамаран на него не было никакой возможности. Поэтому привязав чалку к дереву, под утёсом, Миша моментально взобрался на самый его верх, который был примерно метрах в трёх над рекой, прихватив с собой запасную верёвку.
В этот момент, за ними, к тому же берегу, причалил Паша старший, так же привязав чалку к деревцу, но уже на верху небольшого утёса, у самого его края.
Саша пока не совсем ещё понимал, что происходит и куда побежали Миша с Пашей. Но он так же и не понимал, почему не показывается из-за дерева, перекрывшего более спокойный из-за своего течения, канал, та скоростная байдарка, что только, что обогнала их.
Саша взобрался на крутой берег и прошёл по нему метров пять в сторону порога. Подойдя к самому его краю, он посмотрел вниз и перед его взором открылась следующая картина:
Раскарячившись поперёк узкого канала и перекрыв его своим корпусом, стояла застрявшая в нём байдарка с викингом и подростком, так же принадлежавшим к данной нации.
И только тут Саша смог разглядеть сам шлем. Он был не простой, с приделанными к нему рогами. Его создатель обладал явно какими-то творчесскими задатками, так, как из самого того места, откуда росли рога, торчали еще грубые, всклокоченные, нахально-рыжие волосы.
Особенный контраст к шлему прибавляли велосипедные шорты в обтяжку, открывающие всеобщему обозрению покрытые такими же рыжими волосами, белые еще не успевшие загореть, ноги викинга.
- Ребят, верёвка у вас есть!? – громким, хорошо поставленным голосом спросил викинг, как только понял, что пришли его спасать.
И Саше показалось тогда, что он несколько на веселе.
- Есть! – показывая оную, сказал Миша.
- Тогда кидай конец к нам и вытягивай, - командовал своим спасением Викинг, словно военврачь, сам себе удаляющий осколок на операционном столе, на глазах у испуганных медсестёр.
- Ща, погоди! – ответил Миша, распутывая своё лассо и примеряясь к броску.
- Вы там поостороджнее на берегу, а то он незнамо на чём держится тут! Мне отсюда виднее, - отозвался снизу викинг.
Саше казалось, что всё, что происходит сейчас внизу, перед ним, он словно бы наблюдает в зрительном зале театра, стоя на очень высокой сцене.
Все чуть отошли от края утёса. Миша кинул верёвку, но та не долетела до байдарки.
- Сильней кидай! Не убьёшь! Я в шлеме! – дико улыбаясь, громогласно заявил из лодьи викинг.
Миша кинул второй раз и попал точно на его шлем. Верёвка посыпалась с него в воду и если бы не рога, в которых на мгновение притормозил самый её край, то викинг опять не упел бы поймать её. Но, на этот раз, схватившись за него своей уверенной рукой, он, намотав её на ладонь и зажав в кулак, радостно скомандовал своим спасателям, словно рабам:
- Тащи!
И они потащили его.
- Ну и кто виноват!? – возмущённо спросил его подросток, отталкивающийся своим веслом от берега, тем самым помогая своему, скорее всего старшему брату.
- А виноват всегда водитель, сынко! – явно показывая тем самым имеющуюся разницу в возрасте, потдел своего, попутчика викинг.
Но, кто его знает? Может быть это были настоящие отец с сыном, заплывшие в воды реки Рессеты, на пути из Варяг в Греки, на своей ладье, полной всяческих шкур диких зверей, взятых с собой для обмена в тёплых краях, на стеклянные бусы.
- Спасибо мужики! Век не забуду вашей милости! – поблагодарил он их.
- Давай греби уже к берегу! – огрызнулся на него подросток.
- Будем на другой берег переправляться, - сказал Паша старший.
Все сели в катамараны и переплыли реку перед самым порогом, для того, чтобы, сойдя на другой берег и опять по два гребца на каждый катамаран, переправить их сквозь узкий проём между наваленных на дно реки известняковых камней.
Перетащив таким образом красный катамаран, они перетащили и голубой, чаля их тут же в тихую заводь у берега.
- А может быть тут и пообедаем? – предложил острожно Саша.
- Тут и поедим. Да. Только отплывём чуть в сторону, - согласился с ним Миша.
- Все по местам! Плывём искать место под обеденную стоянку! - сказал Миша.
Проплыв всего около ста метров, они причалили.
Привязав чалки к деревьям, растущим у берега, Паша старший с Мишей, принялись с помощью Саши и Паши младшего подтягивать катамараны на берег, для того чтобы всем остальным было проще сойти с них.
Лида быстро готовила обед, в виде лёгкой закуски, из сала, колбасы, лука с чесноком и хлеба. На чай были закуплены конфеты и печенье.
Миша поставил газовую горелку, подключив к ней маленький балон с газом и закрыв огонь от ветра специальной, сделанной из фольги стенкой-укрытием.
Все разместились на разостланном на земле, вчерашнем навесе, небесно-голубого цвета.
Мимо изредка проплывали байдарки, катамараны, надувные лодки, различных конструкций.
Двое мужчин в тельняжках, возрастом примерно лет за пятьдесят, показались невдалеке в старенькой, сборной байдарке. Позади неё, на корме, красовался флаг военно-морского флота. А под ним на металличесском кронштейне, раскачивалась бронзовая рында, с какого-то небольшого, судя по её размерам, корабля или катера, горящая на солнце словно начищенный до блеска самовар. Они гребли вёслами слаженно, но неспешно, так, словно это доставляло им особое удовольствие, смакуя и растягивая каждый новый гребок.
По центру байдарки, там, где обыччно сажают ребёнка, или укладывают весь свой скарб, над запрятанными внутрь байдарки рюкзаками, красовался сборный, пластиковый, белый столик, на котором стояло самое главное. И это была серьёзно уже отпитая бутылка Смирновки, две рюмки, и тарелка с нарезанным чёрным хлебом и маленькими, но очень аппетитными кусочками породистого, отборного сала. Рюмки были уже наполнены и для того, чтобы выпить, прямо на ходу, не отвлекаясь надолго от гребли, нужно было всего лишь протянуть к ним руку заднему гребцу, который собственно и разливал каждый раз содержимое бутылки, когда это требовалось и слегка повернувшись, так же дотянуться до своей рюмки, гребцу переднему.
- С праздником, дорогие товарищи! – поздоровался с ними таким образом Миша.
- И вам повесилиться! – ответил задний гребец и взяв в руки свою рюмку, добавил:
- Ваше здоровье.
Передний же с недоумением, посмотрев на него, произнёс:
- Не части Петя!
- Так люди же хорошие Миш! – оправдался Петя и всё же чёкнувшись с Мишей, жадно и смачно, скорее проглотил, чем выпил ту живительную жидкость, что была приготовлена в его рюмке.
- Хорошо мужики отдыхают! – порадовался за них Миша.
- Да, но мы не хуже! Наливай! – сказал Паша старший.
Миша достал неиссякаемую Текиллу и начал разливать её аккуратно в свои маленькие рюмочки, в кожанных макинтошах, вопросительно, скорее по привычке, чем с надеждой, что тот всё же согласится, посмотрев на Сашу.
- И мне, пожалуй, если можно, - сломался Саша.
- Вот это я понимаю! А то уши! Уши! Пить просто надо знать, что! – обрадовался изменениям Миша, произошедшим в Саше.
- Ну, с боевым крещением! – предложил тост Паша старший.
Все выпили, шумно вспоминая подробности прохождения порогов.
Ели с удовольствием, понимая, что до ужина ещё грести и грести. И дождавшись закипевшего чая, так же смаковали горячим напитком, отпивая по маленькому глотку из кружек и закусывая конфетами.
- Я вот припоминаю один случай, когда мы на Кольском по Варзуге сплавлялись, - начал рассказ Паша старший, оглядев всех. Его никто не перебивал и тогда он продолжил:
- Там тоже пороги были. И вот в одном месте довольно сильные, скажу я вам, повстречались нам. И там, так же, как и здесь сегодня многие у берега чалились для того, чтобы дух перевести, как перед порогом, так и сразу после его. Мы тогда на байдарках, помню шли. Небольшой группой, человек шесть кажется.
Так вот прошли мы порог тогда и сразу к берегу, метрах в пятидесяти от него пристали, а он там скалистый. Затащили байдарки и решили передохнуть чуток. Разожгли костёр, сидим, отдыхаем и на пороги смотрим. Кто, как по ним сплавляется.
Надо сказать, все серьёзно к ним подходили. По-взрослому, без шалостей и лихачества. Да и пороги-то не самые, что называется лёгкие были. Опасные я бы даже сказал. Лето в разгаре стояло. Много, кто тогда по реке шёл на катамаранах, лодках разных, байдарках. И вот смотрю я, а по реке несётся спасательный плот корабельный. Знаешь такой, человек на пять, шесть, герметичный весь, с маленькими окошками, пластиковыми и дверь у него наглухо закрыта.
- Так через окна им не видно, что ли было, куда их несёт? – поинтересовался Паша младший.
- Не видно ни хрена через них. Запотевшие они все у них были от перегара, - ответил Паша старший и продолжил:
- Так вот несёт его, что есть дури, кидает на всех бурунах, из стороны в сторону, благо, что он хоть круглый, подбрасывает на камнях, и обратно в воду плюхает. А был там один, уж больно большой камень. Его все обходить, как могли пытались. А этих прямо на него, так и несёт, только ещё крутит по часовой и напротив.
Все так и повставали от напряжения, кто на берегу отдыхал. В воздухе застыло напряжённое молчание.
- Ща накроет! – сказал мой приятель. Вместе мы на одной байдарке с ним шли. Опытный сплавщик, скажу я вам.
Я ничего ему не ответил, так, как и сам понимал, что конец ребяткам настал. И точно! Плот прямо на каменюку эту и несёт, со всей дури. А перед ней два поменьше, да так они лежат ещё, что на них тебя как бы разгоняет, пару раз подбрасывает, а уж потом на самый огромный камень и кидает, что есть мочи!
Так и с ними всё, как по написанному!
- И раз! И два! И… Эх! – непроизвольно отсчитывал мой приятель.
Плот, подпрыгнув на камнях два раза, что есть мочи налетел на третий камень. От сильного удара его, как бы сложило пополам, промяв мягкую, брезентовую крышу, а затем снова распрямило и продолжило крутить в бурунах направо и налеве, унося дальше по течению.
И в этот самый момент, его, застёгнутая на молнию дверца открылась и из неё показалась всклокоченная голова, с давно не бритым, довольно таки пропитым и, что самое важное ничуть не испуганным лицом, фиолетового цвета, которая лениво, словно бы через силу, произнесла:
- Кажись прошли.
Затем, слегка зачерпнув рукою воды из реки и умыв измятое долгой пьянкой лицо, уже более уверенно и с некой настойчивостью в интонации, голова добавила:
- Колесо!
- В покер режутся! На деньги скорее всего, - разгадал смысл сказанного мной друг.
Дверца на плоту закрылась снова и его понесло вниз по течению так же нещадно раскручивая и кидая от одного берега к другому.
- Вот так вот люди отдыхали раньше! От всей души! - закончил своё повествование Паша старший.
Обед закончился. Оставалось ещё время на отдых.
Дети полезли на деревья, обдирая себе штаны, взрослые же развалились на постеленном на землю, сложенным вдвое тенте навеса, допивая уже вторую, или третью кружки чая.
- Саша, лезь! – сказала Нина.
- Зачем? – не понял он.
- Ну, давай! Лезь! – настаивала Нина. Она, словно ребёнок, играла с ним.
- Ну, хорошо. Я залезу! Только, если упаду, меня уже никто не соберёт, - стремительно встав, сказал Саша.
Он подощёл к дереву, на котором висели все дети, пару мгновений посмотрел на него снизу и, наконец, приняв решение, обхватил руками, а затем зацепился ногами за массивную его ветвь, отходящую в сторону, примерно в двух метрах над землёй, для того, чтобы, затем перевернуться на неё так, чтобы она осталась под ним и продолжить свой подъём.
Он с огромным трудом проделал весь этот манёвр и, когда ему всё же, с трудом, удалось это сделать, встал на ветку и гордо распрямившись во весь рост, сказал всем тем, кто оставался внизу, у его подножья, продолжая свой послеобеденный отдых:
- Я тоже, когда-то был человеком и лазил по деревьям!
Выше его на одну ветку, стоял Петя, над ним, пристроились Игнат и Костя, сидя выше всех, на огромной ветке, спустив свои ноги вниз и качая ими, держась руками за другую, ветку потоньше.
Дерево, словно бы ожило от всего этого обезьяннего племени, облепившего его. Оно росло уже много лет на берегу Рессеты и видело много туристов, на байдарках, катамаранах, или просто рыбаков, приехавших на джипах, за рыбой. Возможно, кто-то и залезал на его могучие ветви раньше. Но, чтобы столько и сразу – такого в его жизние ещё никогда не было.
Саша смотрел в даль, на реку. По ней плыли байдарки. Светило солнце. Пахло костром. Земля просыпалась после зимней спячки. Жизнь продолжалась. Ему важно было залесть на самую нижнюю ветку, а это оказалось для него, вовсе не так просто, как он думал. И, теперь он не хотел лезть выше, ведь самое важное для него препятствие на этом дереве было уже позади. Его глаза находились всего в четырёх метрах от земли, но этого было вполне достаточно для того, чтобы он мог сказать себе: - «Да, я сделал это!» и спрыгнуть вниз, с чувством победителя.
Что он и сделал.
Нина стояла около ствола, этой не молодой сосны и смотрела на него. Он сделал шаг к ней и притянув к себе обнял ее и поцеловал в губы.
- Вот, - сказал она, как только он освободил её губы от своих.
Паша младший подобрал прут, срубленный топором и задумчиво, сказал:
- Это явно бобры!
- «Да, только саблезубые! У них не зубы, а клыки и, когда они зевают, то даже друг друга могут повредить! Так и ходят по белу свету все изрезанные и в шрамах! – ответил ему Саша, не вставая со своего лежбища и запивая вкусную конфету чаем.
Через двадцать минут все уже сидели на своих местах и гребли дальше по реке Рессете в сторону своего сегодняшнего ночлега.
- Пап, поставь Алису, - попросил Игорь отца.
Ты же Маленького принца так и не дослушал? – встряла Лида.
- Ну и, что!? – сопротивлялся сын.
- Я потом дослушаю, а пока Алису давай поставим, - настаивал Игорь.
- Хорошо. Ставлю. Только потом почитаешь чуть-чуть, - согласился Миша, тут же применив хитрость.
- Ладно, - без особого энтузиазма, согласился Игорь.
Миша поковырялся в своей колонке и, найдя сказку, нажал на плей.
Долго гребли молча, слушая радиопостановку с песнями Высоцкого.
- Скоро впереди будет деревня, - прервал вдруг тишину Миша.
Река сделапла крутой поворот и перед глазами открылся длинный и прямой участок, с низкими берегами. На левом береге, с довольно большим отступом от воды виднелись первые дворы.
… «Много неясного в странной стране,
Можно запутаться и заблудиться.
Даже мурашки ползут по спине,
Если представить, что может случиться.
Вдруг будет пропасть и нужен прыжок.
Струсишь ли сразу? Прыгнешь ли смело?
А? э... так-то, дружок,
В этом-то все и дело.
Добро и зло в стране чудес - как и везде встречаются,
Но только здесь они живут на разных берегах.
Здесь по дорогам всякие истории скитаются,
И бегают фантазии на тоненьких ногах» … – на всю реку раздовались волшебные звуки песенки из сказки, вперемежку с шелестом волн от попеременно работающих вёсел.
Спереди, слева, на одном из деревьев у реки собралось множество местных детей. Они, как и городские жители, Игнат с Дашей и Костей, так же любили это дело - лазить по деревьям.
Где-то, примерно метрах в ста, впереди, к реке подъехал УАЗик, на огромных колёсах и медленно, словно бы опасаясь глубины, стал въезжать в реку, постепенно погружаясь в её воды всё больше и больше.
- Ура-а-а! – громогласно, в один голос, закричали деревенские детишки на дереве, так, словно это была стая воробьев, которых кто-то спугнул. Они раскачивали ветки дерева и старались залезть ещё выше, для того, чтобы получше разглядеть то, как может переехать реку местный водитель, да и к тому же на Русской машине. Сучья под их ногами трещали, но всё же выдерживали их детские тела.
УАЗик же, тем временем продолжал своё движение к центру реки, погрузившись пока не больше чем по свой порог, а это было что-то около шестидесяти сантиметров в высоту, учитывая его огромные, явно нестандартные колёса.
- Тут наверно брод у них, - догадался Миша.
- Наверно, - согласился с ним Саша.
УАЗик, тем временем, уже переехал середину реки и выезжал из неё, так и не замочив своих порогов, не говоря уже о самом моторе.
…«Спасите, спасите! Хочу я, как прежде,
В нору, на диван из сухих камышей.
Здесь плавают девочки в верхней одежде,
Которые очень не любят мышей»...- доносилось тем временем из колонки.
- Это, как же надо обкуриться, чтобы написать такое своей любимой дочке! – сказала Лида.
- Так ведь это ж радиопостановка, с текстами Владимира Высоцкого. Это не Льюис Керол написал, - пояснил Саша, как он сам это понимал. Музыкальная радиопостановка была настолько удачна и мелодична и не удивительно, что она вызвала эффект веры в авторство писателя.
- А, так вот оно, что! Теперь понятно почему у него такие тексты! На наркотиках и не такое напишешь! – с улыбкой поддержал разговор Миша.
- Ой! Смотрите! Аисты летят! – вдруг сменила тему Лида, указывая на небо.
И действительно, по небу летели три аиста. Это безусловно были они. Изредка взмахивая своими крыльями, они скорее планировали над рекой, перемещаясь с одного берега на другой, выпрямив ноги, которые выглядели, словно бы это продолжение туловища.
– Ага, две жены и муж! - уточнил Саша.
– Нет, три! - ответил Миша.
– А, чьи? – поинтересовался Саша.
- Мужа! - сказал Миша.
– А, муж, где? - спросила Лида.
– Муж дома! - успокоил Миша.
– Значит, тогда они безхозные! – вздохнув, констатировала Лида.
– Тут раньше у всех было много жён, у язычников. И муж не имел право жену выгонять. А, вот жёны сговаривались порой и выгоняли мужей! - пошутил с улыбкой Саша.
- Саша, смотри вон там какой странный храм, прямо к дому с двухскатной крышей крест приделали! – указала на странное здание Нина, прервав тем самым шуточную тему.
- Наверное снесли свой храм ещё в тридцатые годы и вот теперь маются, - предположил Миша.
- Скорее всего. Пока не построили новый решили в бывшем клубе церковь устроить, - предположил Саша. Ведь здание своей архитектурой напоминало прежде всего бывший клуб, или магазин. А без магазина в селе никак нельзя, а вот без клуба в наши дни – легко!
- Когда храмы в деревнях взрывали все иконы по домам забирали, кому какая достанется. Спасали их так люди. Храм не могли спасти, так хоть иконы спасали - сказала Нина.
- Церкви ушли в людей, - сказал Саша.
- Да, а люди теперь побросали свои дома и ушли в города, - добавил Миша.
- Ну, не все! Здесь, подальше от Москвы есть ещё жизнь. Вон там, например, дальше, какая-то фабрика даже имеется, - не согласился с ним Саша.
Они плыли теперь вдоль высокого берега по левую от них сторону, с разбросанными по нему щепками, свалявшимися в толстый слой грунта, местами даже проросшего высокими сорняками, отдалённо напоминающими Коноплю. Но где-то виднелись и аккуратно сложенные стеллажи из примерно полуторометровых, очищенных от коры брёвен. Торцами к реке стояли огромные, метра два в диаметре, круглые бочки, с открытыми, дверями-люками.
- Что это такое Саш? – спросила Нина.
- Не знаю Нин, но думаю, что это печи такие. А в них делают уголь искуственный вон из этих брёвен, - предположил Саша.
- Да, уголь обжигают тут, - подтвердил Миша.
- Вот видишь! Значит есть ещё какая-то работа в деревне! Ещё не всё потеряно! – обрадовавшись увиденному, сказал Саша.
- А, что ты думаешь!? Очень выгодное дело – искусственный уголь. И стоит дешевле чем настоящий и делается быстро, - на этот раз согласился с ним Миша.
- Конечно! Настоящий, чтобы появился, миллионы лет нужны, а этот вон, один день всего и всё готово! – с видом знатока, понимающего в угольном деле, потдержал его Саша.
- «Приподнимем занавес за краешек -
Такая старая, тяжелая кулиса:
Вот какое время было раньше,
Такое ровное - взгляни, Алиса!» - раздавалось из динамика.
- И раз! И два! И раз! И два! Навались! – улыбаясь сам себе, скомандовал Миша, словно бы тем самым закрывая тему. А может быть и не желая сдавать свои флагманские позиции по отношению к догоняющему их красному катамарану.
Река нескончаемой, пёстрой лентой, кружилась среди сосновых лесов, оголяя свои песчание берега, то вздымая их метров на десять над водой, то опуская, словно бы это были её лёгкие, которыми она дышала вместе со всеми, остановившимися на них походниками.
- Смотрите, там на левом берегу, в огромном котле, на самом краю обрыва, что-то варят. – показал Саша на очередной рыбацкий бивуак.
Несмотря на большую высоту берега, метрах в десяти от его края, виднелся серебристый радиатор огромного, белого лексуса. Рядом с ним, так же припаркованный мордой к реке, стоял уже чёрный Лендкруизёр, словно бы выставляя всем на показ, ярко горящие на солнце шилдики своих производителей.
Лодей у воды, или на краю крутого склона, не было видно. Но, у самой воды, на рогатинах, воткнутых в песчаное дно, скорее для отвода глаз, чем для истинного предназначения, стояли две одинокие удочки, на рогатинах, воткнутых в дно реки, без рыбаков. Под ними, в прибрежной траве, была тщательно замаскирована сеть.
Над рекой распостранялся приятный и такой аппетитный запах баранины и ещё чего-то такого знакомого, но чего именно Саше было сложно вспомнить.
- Это явно рыбаки, - констатировал Саша.
- Да. У них лодок нет нигде. Да и машины дорогие, - согласился с ним Миша.
- Это, что-же-то такое вкусное у вас там готовиться!? – поинтересовалась Лида у подошедшего к котлу с половником в руках, полного миужика в тельняжке и шортах, издалека похожих на семейные трусы, с короткой стрижкой, ёжиком.
- А это всё сразу! Но очень вкусно! Милости просим! - сказал он, снимая крышку с котла и в клубах плотного пара, помешивая половником его содержимое.
- Тогда мы причаливаем? – спросил из вежливости разрешения Миша.
- Давайте, тут на всех хватит! – всё же, несколько смутившись, ответил моряк, решив попробовать на вкус содержимое котла, зачерпнув из него малость своим огромным, видавшим виды половником.
- С праздником вас! – закругляясь и, как бы говоря тем самым, что они пошутили и конечно же не будут столоваться у их, такого радушного стола, крикнул Миша.
- И всё же, как-то неестественно тут, на берегу, смотрятся все эти новенькие, да ещё и такие до неприличия чистые джипы! – когда они отплыли уже метров на пятьдесят в сторону, сказал Миша.
…«Смажь колеса Времени –
Не для первой премии,-
Ему ведь очень больно от тренья!
Обижать не следует Время,-
Плохо и тоскливо жить без Времени»… - доносилось из динамика.
- Какие же хорошие были раньше сказки! Всё для детей! – не поворачивая головы назад, к остальным членам экипажа, сказала Лида.
- Да и машины совсем другие были, а уж те, кто на них ездил – вообще не подлежит обсуждению, - поддержал жену Миша.
- Да, только вот одно мне непонятно. Почему мы никак не дослушаем Маленького принца!? – поинтересовался Саша.
- То есть, как это не дослушаем? Его вроде бы, ещё вчера дослушали? – поправил Сашу Миша.
- Нет, не дослушали. Вчера, после прирученного Лиса мы сразу поставили «Вечера на хуторе близ Диканьки».
- Ах, ну, да! – вспомнил Миша и, посмотрев на сына, добавил:
- Может поставим Маленького принца сейчас?
- Нет! Хочу Алису! – упёрся сын.
- Хорошо! Хорошо! Но скоро будешь читать, - предупредила его мама.
- Нет, я хочу грести!
- Тем более, после чтения.
- Нет! Сейчас!
- Игорь, а вот расскажи нам, о чём ты там вчера читал? – как бы невзначай поинтересовался папа.
И ребёнок замолчал.
Впереди, на крутом берегу, высился небольшой, фанерный обелиск. Такой, какие ставят над могилкой бойцов, погибших во время великой отечественной войны. Снизу, под довольно-таки высоким утёсом, была привязана к дереву, пара байдарок.
- Причалим? – спросил Мишу Саша.
- Да. Надо, - коротко ответил тот.
Привязав катамаран к дереву, торчащему прямо из откоса крутого берега, Миша помог привязать причаливший за ними красный катамаран и все, постепенно сойдя на узкую, всего около полуметира, полоску берега, стали подниматься наверх по еле заметной тропинке с проделанными в ней ступенями.
У самого края, постоянно, каждую весну, подмываемого обрыва, всего лишь уже в двух метрах от него и стоял на перевёрнутом дренажном кольце с бетонным дном, кажущийся таким высоким с реки, абелиск.
На крышке кольца, лежали всевозможные находки, принесённые сюда с ближайших окопов. Это были куски мин от миномётов, не разорвавшиеся рубашки от гранат, ржавые патроны, каски, остатки патронных цынков.
Те, кто стоял у памятника, дождавшись пока освободится тропинка, спустились вниз, к своим байдаркам и тепенрь двенадцать человек походников с двух катамаранов, остались у памятника в составе своего коллектива, без посторонних.
Окопы, изрезавшие берег зигзагами своих путей, кое-где обрывались выходя прямо к реке из-за постоянно меняющегося ею русла. Огромная воронка от авиационной бомбы, своим краем, так же уже постепенно начинала пропадать в реке, просыпаясь в неё вместе с подмываемым берегом.
- Тут наверно была переправа противника и наши бойцы держали линию обороны на подступах к Москве, - предположил Паша младший.
- Скорее всего. Да, - согласился с ним Саша.
С края берега открывался замечательный вид на долину, раскинувшуюся на том берегу, которая, скорее всего была ещё каких-то семьдесят пять лет назад совершенно без деревьев. Сейчас же она вся заполнилась лесом, пусть и не таким старым, но уже довольно-таки густым и разномастным. И только тот берег, на котором они стояли, состоял по большей части из сосен, в своём обхвате, явно превышающих данный возраст.
- Они явно стояли тут во время войны и являются свидетелями всего сражения, - похлопывая один из массивных стволов сосен, разбросанных на ровном, как столешница берегу, сказал Паша старший.
Лесная дорога уходила от памятника в глубину соснового бора, изчезая там, повернув слегка в сторону. Это был даже не просёлок. Скорее она походила на просеку, используемую изредка джипами. Именно по ней, видимо и отступали тогда, осенью сорок первого года, наши бойцы, оставляя данную, выгодную для обороны позицию.
Сколько было их, этих точек на карте средней полосы России! Одному Богу известно. Но, то, что сама долина реки Жиздра, со всеми втекающими в неё малыми речушками и ручьями, включая и Рессету, являлась самой, что ни на есть линией фронта, видно было невооружённым взглядом. Для этого не требовалось карт боевых действий, с множеством разноцветных стрелок, обозначающих направления наступлений. Всё, что происходило здесь, в этих, довольно-таки глухих и по сей день местах, лежало прямо на поверхности, вымываемое дождями, самим руслом реки, и вынимаемое из земли чёрными копателями.
Наташа стояла подле памятника, поднимая с его подножия, просыпавшиеся дубовые листочки, сделанные из синтетической, плотной ткани и раскладывала их на свои места на самом фанерном, окрашенном в красный цвет, конусе памятника, там, где они были приклеены заботливой рукой следопытов. Дети помогали ей, как могли.
И сам факт того, что всё их плавание проходило через бывшую линию фронта, стихийно образовавшуюся именно здесь наводил на мысли о чём-то вечном и от этого таинственном и непостижимом.
Сколько освободившихся человеческих душ унесла в прошлое эта извилистая река? Сколько судеб изменило своё направление? Сколько несбывшихся желаний и помыслов осталось в этом местном песке, из которого состоят здесь поля, берега реки и само её дно? И, только очень тоненький слой земли, на его поверхности, словно свежая, наросшая кожа, прикрывает собой все раны, нанесённые временем этому месту.
Саша верил в переселение душ, и он чувствовал своими ногами пульс крови земли через тонкую её кожу. И, вместе с этим ритмом ему казалось, что передавались и все пережитые здесь мысли, желания и несбывшиеся мечты, превратившиеся в густой сироп сконцентрированного во времени отрезка прошлого.
Они сплавлялись по реке, омывающей собой те, уже давно забытые раны, нанесённые этой земле много лет назад. И тёмная, наполненная железом, вода её несла их катамараны в будущее по своим крутым поворотам, словно жизнь, перезагружая их сознание.