По мере того, как время приближалось к полудню, берега Рессеты всё больше и больше заполнялись байдарочниками, привозимыми из Москвы небольшими партиями по десять пятнадцать человек. Их привозили небольшими, зафрахтованными заранее автобусами и высаживали на ещё совсем недавно пустынном берегу. Кто-то добирался к месту собственным транспортом. Но, в данном случае их ждал Козельск для последующего перегона в него своих машин на охраняемую стоянку, которая, возможно и была одной единственной на весь город.
Когда Саша, Миша и Паша старший с Пашей младшим подъезжали к своему месту стоянки у самой воды на такси из Козельска, пред их взором открывалась картина перегруженных туристами, копошащимися вокруг наивозможных конструкций байдарок и катамаранов – берегов.
На часах было уже около двух дня. И, несмотря на то, что сами они прибыли на место ещё вчера, сегодня они находились уже практичесски на тех же правах, что и все те, кто вырвался из Москвы сегодня, рано утром. И разница между остальными коллективами собирающимися, как и они начать сплав по реке именно сегодня, заключалаль лишь только в том, что они ночевали сегодня здесь, на берегу, вкушая завтрашний первый день путешествия.
Само то время, что было потеряно ими на установку палаток, ужин, а теперь ещё и обед, теперь оборачивалось против них самих, позволяя приехавшим сегодя на реку с общей целью, сплава по реке походникам, догнать их, практически сравнявшись по времени отплытия.
Наташа, Лида и Нина, ждали своих мужчин, не теряя времени даром. В их задачу входило приготовление быстрого обеда, что им удалось сделать за то, не такое уж и короткое время, что потребовалось для отгона машин в Козельск.
И, теперь они все обедали, дождавшись мужчин, за доставшимся им вчера по праву первенства, столом под голодными взглядами, только что прибывшей на место партией туристов, вовсю собирающими свои плавсредства, явно мечтая о том, что скоро костёр, да и сам аккупированный стол вот вот освободится.
Несколько мужчин и женщин, с огромными рюкзаками, подоходили от места высадки, к берегу реки под предвадительством, какого-то маленького, семенящего ногами, но явно знающего себе цену, человечка, с таким же небольшим, словно бы сшитым на заказ рюкзачком за его спиной.
Издалека казалось, что это их капитан, но, что-то всё же заставляло усомниться в этом Сашу.
- Смотрите, какой смешной у них предводитель! – указал он Паше и Мише рукой на приближающуюся к ним процессю, тщательно прожёвывая, при этом кусок сала с чёрным хлебом.
- Это ребёнок чей-то, - сделал вывод Паша младший, - оторвавшись на мгновение от обеденного процесса и повернув голову назад, в сторону дороги, к которой стоял спиной.
- Возможно. Никто и не говорит о том, что это взрослый человек! Но, сам факт того, что все взрослые словно бы подчиняются его желаниям, говорит о том, что ребёнок не прост, - без намёка на улыбку, продолжил Саша.
- Не исключено, что он самый опытный из всей их команды. Смотрите, как он уверенно ступает в сторону воды! Словно бы это именно он и собрал весь этот коллектив, объединив его вокруг себя, - уловив еле заметный тон, хорошо скрываемого Сашей юмора, заметил Паша старший.
- Если уже такие дети пришли на реку, нам надо спешить. Ведь от того, насколько рано мы выедем сегодня зависет наш сегодняшний ночлег. Если они нас всех обгонят, то найти хорошее место на берегу, будет, ой, как не просто! - заметил Миша, разливая всем по рюмкам Кальвадос.
- Смотрите! Смотрите! Вон те, что приехали сегодня утром, уже спускают на воду свои лодки! – слегка поддавшись панике, заметил Саша.
- Ерунда. Кто спешит, тот приходит последним. Ну! За удачное плавание! – предложил Миша тост, разлив всем свой напиток, лишь ненадолго задержавшись вопросительным взглядом на Саше.
Он не хотел предлагать ему своё самодельное изделие дважды, получив от него, ещё вчера вечером, отказ. Но, всё же, где-то в глубине души надеялся на то, что тот передумает и вернётся сегодня к нормальному температурному режиму, определяющему степень крепости горячительных напитков.
Но Саше было не до этого. Уши его горели страшным огнём. Так, словно бы этой ночью их набили стекловатой, а затем зашили сново, пока он спал. Сам он ничего не видел и поэтому не мог доказать остальным, что всё было именно так. Ведь никаких, хоть сколько-то заметных швов, на его ушах не наблюдалось. Более того, они не распухли и не покраснели. Жгучая, нестерпимая боль, распространялась откудато-то из глубины самого сознания. Она скорее была психологичесской, чем происходящей от какого-то физичесского воздействия.
Это безусловно аллергия. Но, какой-то редкой, не поддающейся формуллировке разновидности. Как и та, что не позволяла ему пить горячительные напитки, крепостью более двадцати градусов.
Он не понимал причину таких редких, можно было даже сказать аристократических заболеваний, постигших его за последние полгода. Но всё же хотел верить в то, что они исходят от Бога, любящего его и оберегающего от безпробудного пьянства, слегка умерив его стремление к алкоголю, ограничив его таким изощрённым, неподдающимся медицинскому обьяснению способом.
- Нет, я не буду, пожалуй, пить ничего, - жалобно, скорее простонал, чем ответил на Мишин взгляд, Саша, схватившись за свои ужи, словно бы стараясь спрятать их от взоров окружающих.
- И даже свой коктейль! – улыбнувшись и делая акцент на букве «О», произнёс Миша.
- Да, даже его. Уши! Горят! Никогда такого не было у меня, - пожаловался Саша.
- Это, кто-то тебя ругает! Ничего! Пройдёт! Вот сейчас спустим катамараны на реку и как рукой снимет, - успокоил его Паша старший.
- Думаешь!? – простонал Саша.
- Уверен.
- Слушай, а может быть это у тебя от твоего коктейля? – поинтересовался Миша, с некой, ещё большей силой, продолжая выделять букву «О», но, уже с ещё большей силой.
- Может и он! Но, мне уже, если честно, всё равно, - простонал Саша и положил к себе в рот увесистый кусок сала, закусив его луком с чесноком, даже и не подумав на этот раз, откусить чёрного хлеба.
Все выпили. Наступила некая тишина, во время которой всеобщее внимание привлекла мирно проплывающая мимо них по Рессете «эскадра».
Это была партия байдарочников, состоящяя примерно из семи плавсредств, по два человека на каждом. На некоторых из них сидели по центру дети, спрятавшись под наваленными рюкзаками.
- Надо закруглятся. Сегодня мы должны проплыть чуть-чуть, и успеть поставить лагерь на ночь, - проводив их взглядом, сказал Паша старший, смачно закусывая ломтем сала.
- Нин я наверно храпел сильно сегодня ночью? – тихо спросил Саша.
- Да, - ответила она.
- Извини. Наверно и в палатке у Наташи с Пашей слышно было, - предположил он, глядя на Наташу.
- Да, кто-то ночью храпел. Я слышала под утро. Но не знаю, кто, - ответила Наташа.
- Это я, - виновато признался Саша.
Все эти, время от времени проплывающие мимо них по реке группы байдарок, иногда и в одиночном составе, а иногда и целыми караванами, зарождали некую панику даже в сердцах таких бывалых путешественников, как Паша старший с Мишей.
Быстро свернув лагерь, они начали погрузку, в последний момент набросав в потухающий костёр остатки своей суточной жизнедеятельности в данном лагере. Это были пакеты, салфетки, банки от тушёнки и даже одна пластиковая, пятилитровая бутылка. Чёрный дымок стремительно поднялся тонкой струйкой к небу, на глазах у только обрадовавшихся освобождающемуся стойбищу, но теперь потерявших надежду на экологически чистый исход, соседей, собравших к этому времени свои байдарки и жаждущих обеда перед тем, как спустить их на воду.
- На красный катамаран пойдёт Паша младший с Наташей и детьми, и я с дочкой, огласил список пассажиров, перед погрузкой Паша старший.
- Значит мы все остальные на голубом? – растерянно поинтересовался у Миши Саша, интуитивно догадываясь о том, что именно он и есть его капитан.
- Именно так и есть. Всё, вяжем рюкзаки, каждый свой, так, чтобы на них сидеть и грести, - слегка улыбаясь, словно бывалый путешественник и моряк, ответил Миша, беря в руки свой рюкзак, тем самым, как бы показывая пример всем остальным.
- А куда вязать-то их? – спросил Саша.
- Ну ты с Ниной, сядешь по левому борту, а я с Лидой по правому. А Костя на корме. Игорь же посередине, а Лида спереди, справа, - объяснил всё Миша.
Саша принялся привязывать резинками, купленными ими заранее рюкзаки, которых у них было два, на те места, которые указал ему Миша. Длины резинок хватало впритык и от этого, рюкзаки, будучи плотно притянутыми к катамарану, словно бы сливались с его лодками, словно они были одним единым телом.
Миша, закончив с привязыванием своих рюкзаков, проверил прочность прикреплённых Сашей и даже кое-что переделал за него.
- А, где мы будем спускать их на воду? – спросил Саша у Мишы, не понимая того, что такой крутой обрыв, который ограничивал весь их берег способен пропустить через себя к воде их плавсредства.
- А здесь и будем, - спокойно заверил Сашу Миша.
- Прям здесь!? – удивился Саша.
- Да. Нук берись слева и помогай, - тут же, не дав ему опомниться, скомандовал Миша.
Катамаран, несмотря на то, что к нему были прикручены все их вещи, включая и кухню, состоящую из трёх котелков, складного металлического очага и множества бутылок с водой, медленно, но уверенно пошёл к воде под углом, близким к сорока пяти градусам.
Наконец, плюхнувшись в воду носом и слегка прогнувшись алюминиевыми трубками своего каркаса, он был оставлен в таком положении, частично в воде, частично на берегу.
- Садимся все, - скомандовал Миша. И добавил, было метнувшемуся, как и остальные на плавсредство Саше:
- А ты, погоди. Мы с тобой его оттолкнём.
Паралельно, метрах в трёх от них, происходила абсолютно такая же посадка на катамаран красного цвета, под руководством Паши старшего, который, как и Миша с Сашей, собирался сесть на задние гребные места, но уже с Пашей младшим, посадив на вёсла спереди Наташу и Петра. Игнат же и Даша, уселись на правой и левой лодках посередине, оставив центр катамарана без пассажиров, с прикрученными бутылками с водой, водонипроницаемыми мешками с продуктами и палатками.
Мимо проплыла группа байдарок, и Саша подумал, а не будет ли впереди пробок, таких же, как и в Москве, откуда они так решительно и организованно убежали вчера днём.
Первым от берега отошёл красный катамаран. Когда все уселись, одним стремительным рывков, оторвал его от берега Паша старший, успев запрыгнуть в последний момент на своё место, держа в руке весло.
Затем, так же стремительно, за ними проделал практичесски те же движения и Миша, запустив перед собой на борт, помогавшему при последнем рывке Сашу.
Река приняла в своё быстрое течение их плавсредства, наряду с многими другими, подхватив своими водами и раскручивая по часовой стрелке, унося вперёд к новым открытиям и тайнам, не давая время на то, чтобы гребцы, опомнившись от такой быстрой потери тверди земной, успели взять в руки свои вёсла и выровнять катамараны.
- И раз! И два! И раз! И два! И раз!.... – командовал, словно рабами на галерах Миша.
- И раз! И два! И раз! И два!... – вторил где-то впереди, ему Паша старший.
- Навались! – кричал Миша.
- Давай! Давай, правый борт, - отвечал Паша старший.
И река, постепенно отступила, прекратив свои игры с надувными суднами, которые для неё были словно игрушки для ребёнка. Она поняла, что имеет права в первый же день показывать себя во всей красе, словно женщина, не открывающая своих тайн сразу.
Они плыли по реке.
Саша, только сейчас понял то, что он сидит на рюкзаке, в катамаране и сплавляется по реке, словно ему не пятьдесят, а всего лишь, каких-то двадцать лет. И все его сомнения, и вопросы, постепенно, словно утренний, речной туман, рассеялись над водой, будучи разогнаными мерными движениями весла в ржавой, наполненной железом, речной воде.
- Табань! Табань! Табань! Табань! – командовал Миша, которого он не понимал, словно бы тот говорил не на Русском языке, но, почему-то тормозя своим веслом, скорее от страха, чем от желания исправить положение катамарана на реке, выравнивая ни с того, ни с сего разворачивающийся в воде катамаран.
- Табанить – это веслом грести против течения, - пояснил тот, скорее уже так, на всякий случай, автоматичесски, видя, что хоть и не в полную силу, но всё же с пониманием дела, Саша и сам разгадал то, что таилось под этим таинственным и незнакомым городскому жителю словом, оставшемся теперь, наверно лишь в фильмах, романах и рассказах.
Течение стремительно несло их катамараны, словно плоты в петляющую своими изгибами речную даль. Отплыв всего около ста метров и завернув за угол пред их взорами открылась следующая картина:
Вдоль берегов реки массово собирались байдарки, катамараны и надувались различные плавсредства, начиная от простых двухместных лодок и кончая безмоторными шлюпками и баркасами.
Вокруг копошились люди, собирая каркасы, накачивая воздух, связывая верёвками все составляющие своих, купленных, добытых, взятых на прокат или доставшихся по наследству от родителей, «кораблей».
Саше показалось, словно бы все эти люди решили вернуться обратно в детство, когда они представляли себя морскими пиратами, или капитанами огромных кораблей, бороздящих мировые океаны.
- И это всё сегодня нас догонит, перегонит и займёт все самые лучшие места на берегу? – спросил Саша у Мишы.
- А, как ты думал!? Все хотят жить! – ответил он ему и, затем, обратившись к тем, кто оставался пока ещё на берегу, произнёс:
- Добрый день товарищи! Всех с началом речного сезона!
- Спасибо!
- С праздником!
- С первым мая!
- С днём победы! – послышались множественные ответы с двух берегов.
И Саша вспомнил, что так же с ним здоровались раньше, когда он ездил на простом пятидесятикубиковом скутере, а затем пересел на максискутер, все встречающиеся ему, такие же, как и он, участники дорожного движения, так же, как и он, передвигающиеся по свету на двух колёсах. И вовсе не имело значения то, какого размера их транспортное средство. Мотоцикл это, или всего лишь простой, маленький, одноместный, или полуторный скутер. Все были равны на дороге. Достаточно было всего лишь надеть шлем и ты становился таким же, как и все те, кто не побоялся сесть за руль такого беззащитного и опасного по сравнение с джипами средства передвижения.
Но, главное, что тогда и сейчас объединяло всех этих, несколько отличающихся от остальных водоплавающих – это отсутствие закомплексованности и стремление к упрощению.
По реке плыли взрослые дети! Догадался он. Те, кто не смирился с возрастом со своим положением городского жителя и не хотел навеки оставаться в плену у этого разростающегося, каждый день на карте России, нелепого и страшного, в своей безпощадности гиганта.
Уже через час пути ему было обсолютно ясно, что гребля – это дело не для него.
Саша искал различные позы, сидя у себя на рюкзаке. Он закидывал ноги на левую лодку катамарана, на которой сидел, опускал их в воду, благо, что они были в сапогах, купленных им с Ниной заранее из-за лени тащиться на дачу за старыми. Но, ничего не спасало его от монотонности одинаковых движений.
Невольно он стал наблюдать за остальными, в надежде увидеть и у них ту усталость, что настигла его и не собиралась уже отдавать достигнутых результатов. Но, никто не подавал повода думать о себе, как о человеке, утомлённом речным отдыхом.
Ему было стыдно, что он, мужчина и не способен держаться, как все остальные члены экипажа, сидящие на вёслах. А ведь это, если не считать Мишу, лихо гребущего, словно он на соревнованиях – женщины.
Нет, не может такого быть! Наверно тут дело в чём-то другом. Усиленно искал причину своего раннего безсилия Саша. Но находил лишь изнуряющую его изнутри, не дающую ни на минуту покоя – ушную боль.
Уши, возраст, накопившаяся усталость и всё то, пережитое, что он оставил там, позади, теперь цеплялось за него и не давало развернуться в полную силу, так, как было позволительно ему раньше, всего лишь несколько лет назад. Он сильно постарел за эти последние годы.
Да, уши его явно говорили о чём-то том, что не давало покоя в его поступках и поведении кому-то, кто существовал в этом земном, реальном мире. Но, кто же это мог быть? Он перебирал в голове всех, кого мог хоть как-то обидеть в последние месяцы, недели, дни, перед своим походом.
Сын? Нет, не может быть такого! Ведь он с самого первого дня особо и не стремился в поход.
Первая жена? Она вполне могла быть зла на него, как зол тот человек, которому он больше не подвластен. В попытке найти замену ему, она пробовала различные варианты и теперь осталась одна. Добровольно выбрав этот путь, как самый простой и спокойный для неё. И теперь её злость к Саше, как к тому человеку, с которого началась её свобода, о которой она ни раз говорила ему перед разводом стала монотонной, не яркой, но и не блеклой, а какой-то ровной и постоянной, не скачущей то вверх, то вниз, будто затухающая зубная боль. И сама степень её концентрации, словно радиация в радиусе двадцати километров от атомной станции в Чернобыле, была не опасна, но и не особо приятна ему. Саша теперь, скорее знал о ней, что та существует, но не мог её ощущать на себе по причине её малой активности. И, если он не лез в сам реактор, то и не мог получить своей дозы радиации. А желание лезть в него у Саши уже давно не было.
Вторая жена? Нет она просто не имела повода быть злой на него. Он старался не злить её, всегда вовремя перечисляя алименты и не попадаясь ей на глаза лишний раз. Но, что-то холодное видел он всегда в её поступках, словах, намерениях. Она была похитрее первой и никогда не показывала то, что творилось у неё на душе. Он ни разу не видел слёз в её глазах. В тот день, когда они разводились, он сам готов, был заплакать, но сдержался. Ведь именно он и был инициатором развода, решив закончить ту неопределённость в отношениях, что была между ними.
Это был тот человек, который не способен устраивать истерики и скандалы. Холодный расчёт и немногословие были её коньком. Это-то и пугало его сейчас больше всего. Но, за что же она могла так ругать его в эти дни? Причём, начав именно с сегодняшнего утра? Ведь он не давал никакого повода! Именно это настораживало его сейчас и не оставляло в покое ни на миг.
Каждый взмах весла отдавался жаром в его ушах. Каждый метр холодной, весенней, реки, отражался в нём так, словно он плыл не ради удовольствия, как все остальные участники этого похода, а так, будто река несла его к какому-то решению. Словно бы он продвигался вперёд к постижению окружающего мира со всеми его постоянными, становящимися с годами всё сложнее и невозможнее в своём разрешении – проблемами.
Вообще, надо сказать, он боялся своих жён. Нет, не как женщин. Именно в таком виде они переставали существовать для него через какое-то время после развода. Он боялся их как людей, знавших все его слабые стороны, способных сделать больно, используя свои знания максимально жёстко и непредсказуемо.
Но, больше всего ему было страшно от того непонимания, которое возникало между ним и его прошлым, которое двигалось за ним бледной тенью, словно призрак его ошибок, необдуманных, принятых с горяча поступков. И самым ярким напоминанием о том, что творилось с ним ранее, были они, его жёны, с которыми он был связан невидимой нитью через своих детей, любящих его, но живущих не с ним.
- Левый борт! Навались! – скомандовал ненавязчиво Миша.
И Саша понял, что он совсем уже не гребёт, окунувшись в свои мысли и ушной жар.
- Табань! Саша, Табань! – неумолимо процитировал приговор Миша, дополнив и усложнив предыдущую команду.
Катамаран разворачивало.
Саша, вспохватившись, начал бешенно грести, вернув плавсредство в правильное, паралельное берегам положение.
- Нам никогда их не догнать! - вздохнув, словно бы мы все плывём за призом, а кое-кто явно не имеет желание его заработать, произнесла Лида, лениво помешивая воду за правым бортом, в носовой части правой лодки катамарана, так, словно бы она перемешивала закипающий на костре суп.
- Уши горят сильно, - виновато сказал Саша.
- Потому, что дрянь всякую пъёшь! – констатировал капитан, словно робот, орудующий своим веслом.
- Да дело не в этом. Просто кто-то меня очень сильно ругает, - попытался защититься Саша, понимая, что тем самым делает себя смешным, не имея других аргументов.
- А ты будь добрее! Не зли людей! – улыбаясь доброй улыбкой спортсмена, идущего на рекорд, посоветовал Миша.
- Папа, а можно мне погрести? – поинтересовался, развалившийся на упакованной в виде круга, палатке, Мишин сын Игорь.
- Погоди ещё. Вот мама устанет и сменишь её, - обнадёжил ребёнка отец, понимая, что тот не сможет грести, как взрослый и ему постоянно придётся табанить катамаран на своём месте имея слабыми передний правый и задний левый углы.
- Ну, пааа! – проявил упорство будущего первопроходца Игорь.
- Ты читал сегодня книжку? – поинтересовалась Лида.
- Нет, - как-то сразу сник Игорь.
- Почитай чуть-чуть. Минут двадцать хотя бы и сядешь на вёсла, - схватился за Лидину идею Миша.
- Десять! – начял торг Игорь.
- Что десять? – не поняла Лида.
- Минут, - пояснил будущий мореплаватель.
- Пятнадцать, - втянулся в торг Миша.
Игорь ничего не ответил, а только перевернулся на спину лёжа на палатке, словно морская звезда и уставился на проплывающие по небу девственно белые облака, отражающиеся в ржавой речной воде.
- Саш, дай мне телефон? – попросила Нина.
- Как? – не зная, как это сделать не сбивая, при этом темпа гребли, Саша. Ведь, как только он на мгновение приостанавливал работу веслом их тут дже разворачивало. Да и вставать со своего места на ноги было не просто и довольно длительно.
- Кидай? – подсказала Нина.
- Тогда лучше Саш его сразу в воду бросай! Дальше легче будет! - предложил капитан.
- Зачем тебе Нин? – всё же захотел понять причину просьбы Саша, прежде чем совершить безрассудный поступок.
- Посмотри, какое небо! – ответила Нина, радостно, словно ребёнок. улыбаясь.
- Ладно, - смирился Саша, перестав грести и винимая весло из воды. Положив на него свой телефон, он осторожно передал его на весле Нине. Та, так же аккуратно приняла его у себя за спиной, обернувшись в Сашину сторону.
- Экстремалы! – улыбаясь, констатировал Миша.
- Ничего, пройдёт со временем, - так же отвечая в ответ мужу улыбкой, повернув голову назад, прокоментировала Лида, одновременно вытаскивая из непромокаемого мешка книгу для Игоря.
Попав в состав «экспедиции» Саша не хотел, и даже, если честно, то просто боялся задавать лишние вопросы. Такие, как, например:
- Скажите пожалуйста, а сколько километров мы должны будем пройти за день?
Или.
- А из скольки блюд будет состоять обед?
Или.
- А во сколько у нас намечается ужин?
Он, что называется – не хотел искушать судьбу, в попытке узнать что-то, что могло бы его расстроить раньше времени, ибо обрадоваться чему-либо в походе не надеялся. Уши его горели несщадно, руки отказывались грести, а ноги сильно мешали, постоянно цепляясь за воду.
- Табань Саша! Табань! – то и дело будило Сашу в процессе их продвижения вперёд по реке Рессете, словно река была жизнью и состояла из множества дней и ночей.
Саша дремал, не успевая уснуть как следует, по-настоящему, из-за постоянных команд капитана.
Мимо них время от времени проплывали быстроходные суда, имеющие более оптекаемую форму и водоизмещение. Это были байдарки всевозможных конструкций.
Каждый раз, когда одна, две, или даже несколько байдарок обгоняли их катамаран, Миша приветствовал участников речного движения. И всегда его приветствия отличались от предыдущих.
Встретим первомай правильно!
С праздником дорогие друзья!
Всех с открытием сезона!
Но, самое интересное было то, что отвечали ему все и всегда. Даже, если сами гребцы в этих стремительных, снятых с пыльных полок в гаражах, вытащенные из дачных сараев, древних и не очень, надувных и сборных лодках были еще одной ногой в городе не сумев перестроиться на тему речного отдыха.
Люди здесь на реке, словно бы снимали с себя личину городской обособленности, превращаясь в людей искренних, открытых. И это выглядело не искуственно и наигранно, а что самое интересное – от всей души.
Саша не мог понять, что же тут происходит с людьми, явно вырвавшимися из шумного города за глотком свежего воздуха, такого необходимого всем этим измученным в уплотнённом до невозможности, перенаселённом, забитом вечными пробками городе.
То ли все эти люди били редким исключением из всего населения Москвы, то ли они сбрасывали здесь с себя личину лицемерия и лжи силой накинутую им городом, не боясь остаться незащищёнными и открытыми перед стихией, словно бы доверяя ей больше, чем самому городу, с его условным комфортом, состоящим из таких привычных им с детства благами.
Саша вглядывался в эти лица.
Вот мимо них, слева. прошла байдарка с молодыми родителями. Лёгкое движение там, где имелось пассажирское место по центру, говорило о том, что, что-то живое, не лишённое души, спряталось там в виде пассажира. И точно, слегка раздвинув пару огромных рюкзаков, на свет Божий показалось детское личико. Там, под рюкзаками, спал ребёнок. И именно в тот момент, когда Миша поздоровался с его родителями тот высунул из укрытия свою голову.
- Приветсвую молодую семью! – поздоровался Миша.
- И вам привет! – ответила мама, прячущегося за рюкзаками, сладко зевающего мальчика. Её лицо резко оживилось и стало добродушным, встрепенувшись от какой-то терзающей его мысли. Может быть она вспоминала город, а может и просто не могла никак перестроится на новый, не требующий агрессии, ритм речной жизни.
Справа, но уже гораздо медленнее и ленивее их обходила байдарка жёлтого цвета, в которой, между двух отчаянных гребцов, на пассажирском месте сидела, явно невыспавшаяся, и видимо живущая ещё в городском режиме девушка, с длинными, наклеенными ресницами.
- И вам привет с теплохода! – пошутил Миша.
- Добрый день, - ответили вяло гребущие молодые люди, словно бы у них уже кончался бензин и им нужно было хоть как-то дотянуть до заправки.
Когда они проплыли мимо, Саша спросил Мишу:
- Интересно, на какой день плавания они у неё отвалятся?
- Миша сразу понял, что имеет в виду Саша и ответил.
- Думаю, что уже сегодня вечером!
- Зато она самая красивая на реке! – поддержала разговор Лида.
В этот день они плыли очень долго, как показалось Саше, а может быть и его разгорячённым ушам, никак не хотевшим помогать ему в его тяжкой работе гребца.
И только ближе к вечеру, часам к семи зашел разговор о том, чтобы начинать искать место для ночлега.
Они плыли вдоль крутых берегов, с выжженной травой. В воздухе стоял запах гари. Все самые лучшие места кончились ещё около половины шестого вечера. Саша не понимал тогда, что такое занять для ночлега место первым и находился в борьбе с ушным жаром, не придавая особого значения так опрометчиво оставляемым ими красивейшим местам на пологих, песчаных склонах реки. Многие из них уже были заняты байдарочниками, но были и пустые.
Миша задавал ритм всем остальным, но Саша не мог думать ни о чём кроме своих ушей и весла. Ведь он боялся создавать помехи остальным тем самым, что мог грести не в полную силу, надеясь всё же ещё хоть как-то приноровиться к ритму остальных гребцов.
Спереди, справа на вёслах сидел маленький Игорь. Он грёб, как умел и от этого их катамаран постоянно разворачивало в реке. Табанили по очереди, то Саша, то Миша, который уже перестал подавать команды – «Табань!» так, как Саша работал на автомате, каждый раз выравнивая катамаран слева. И, если бы у них с собой был взят какой-нибудь Дрон, то, возможно засняв сверху траекторию своего катамарана они увидели бы некую волнистую линию, по которой они плыли, словно спасательный плот в безкрайнем океане, после кораблекрушения.
Видимо они теперь плыли мимо лугов, с редкими деревьями по берегам. Именно поэтому огонь так легко и быстро распространившись по ним, выжег всю прошлогоднюю траву, ополив низ деревьев, но так и не сумев их поджечь при этом.
- Унылая картина, - сказал Саша. Сама окружающая их природа, как бы вторила своей сухостью, жару его ушей. Он знал, что, пока они не выплывут из этого мёртвого, вызженного кем-то, участка, о его помиловании и уменьшении боли в ушах, не может быть и речи.
- Да. Надо уже место начинать искать для вечерней стоянки, а кругом всё выжжено, словно мы в пустыне, - ответил Миша.
- Может попробуем их догнать? – осторожно сказал Саша, понимая, что причина их малого хода, кроется прежде всего в нём и предложив некий бросок он, прежде всего может лишний раз получить замечание о своей некачественной гребле.
- Догнать, говоришь!? – многозначительно повторил за ним Миша, загадочно улыбаясь.
- Говорю, - посмотрев в воду, на своё отражение, слева по борту, подтвердил Саша.
Рядом с ним, в реке, плыл какой-то бородатый, измождённый старик, в вязанной шапочке, закатанной по краям и тем самым надетой на самую его макушку. Это был он сам. И, только небольшая рябь в реке разбивала его изображение, придавая ему некую волнистость на много кусочков, размывая сходство с оригиналом, создавая ему при этом сюреалистичный вид.
- Да. Надо догнать и посоветоваться, - согласился Миша.
- Они там расслабились все. Смотри вон Наташу заменил Игнат, и на пару с Петром они уже практичесски и не гребут, пользуясь тем, что само течение несёт их по реке, - точно подметил Саша.
- Ну! Давай, коль не шутишь! Только нужно Игоря на вёслах сменить. Побыстрее будет. Ну ка Лида, садись на вёсла! - скомандовал он жене.
- Не сяду, - ответила сонная жена, которая сладко уснула к тому моменту, лёжа на круглой палатке, животом вниз, положив голову на левый надувной баллон катамарана.
- Давайте Костика посадим! – предложила, не переставая грести Нина.
- Пойдёшь? – спросил застывшего в позе вперёдсмотрящего Константина, Миша.
- Тот, словно бы и ждал именно этого вопроса, ничуть не задумываясь, спокойно, но уверенно ответил:
- Да.
- Ну, вот и славно! – обрадовался Миша, понимая, что Лиде сегодня ещё готовить ужин.
Тем самым, произведя некую передислокацию на судне все приготовились к броску.
- И, раз! И два! – наконец прозвучала долгожданная команда от Миши.
До красного катамарана от них было примерно около ста метров. Он то и дело пропадал за поворотами реки, прячась за её крутыми берегами, появляясь потом снова, через какое-то время.
- Главное, чтобы они нас не услышали, пока мы не подплывём к ним поближе, - тихо сказал Мише Саша и тот перестал держать счёт гребле чересчур громко, перейдя на шопот.
- И раз. И два, - уже более сдержанно, командовал он. И, если бы в этот момент их обгонял кто-то на байдарке, то они могли бы подумать о том, что на данном плавательном средстве происходит, что-то неладное.
Но, поблизости никого не было, и они плыли одни на достаточно большом, проглядываемом человечесским взором участке реки.
- Табань. Табань. Табань, - так же тихо, практичесски шепотом, попросил Сашу Миша. И ему показалось, что они осуществляют переправу в ночное время, под самым носом у немцев, позици которых раскинулись на противоположном берегу.
Какая-то непонятная тишина нависла над рекой и только всплеск воды от ритмично отталкивающихся от неё вёсел, раздавался на речной глади.
Флагманский катамаран скрылся за островком, разделяющим реку надвое. Когда же он появился вновь, все увидели, что его развернуло течением и, что он плывёт уже задом наперёд.
- Их развернуло! – так же шопотом, промолвил Саша.
- Ага. Теперь точно догоним, - радостным, заговорщицким шопотом, ответил ему Миша.
- Папа! Папа! Они от нас теперь точно не уйдут! – обрадовавшись намечающемуся успеху, звонким голоском, прокричал Игорь, который пока ещё не имел регулятора громкости в своём детском организме, по причине того, что тот у него ещё не вырос.
- Т-с-с! – прошипел на него папа.
Но, было поздно! Бдительный Пётр, уловил детский, пронзительный крик восторга, разобрав каждую его букву и громко, словно караульный у склада боеприпасов сказал:
- Они нас догоняют!
Эти слова разнеслись по всей реке. И, несмотря на то, что между ними было что-то около пятидесяти метров, все на голубом катамаране так же расслышали каждое Петино слово.
- Навались! – скомандовал Паша старший, практичесски одновременно с Мишей, который уже не шептал свои команды.
Они шли слаженно. И даже у Саши открылось нечто, вроде второго дыхания. Он грёб, как заводной и сейчас ему казалось, что даже сам жар в его ушах, помогал шевелить веслом быстрее!
- И раз! И два! И раз! И два! – командовал Миша. Костя грёб так, словно он совсем уже взрослый, несмотря на свой возраст. Ведь ему только исполнилось тринадцать лет.
- Их разворачивает! – радостно прокоментировал Саша.
Красный катамаран крутило теперь в другую сторону. То ли от того, что все его гребцы яростно взялись за вёсла, то ли от того, что они поздно заметили впереди себя бревно, торчащее из воды, которое теперь уже было практичесски невозможно обойти мирным путём и им оставалось только, напоровшись на него быть развёрнутыми течением реки.
Но их разворачивало, а это лишние секунды, потерянной скорости.
Теперь между ними было всего, каких-то двадцать метров. Миша грамотно обошёл торчащее из воды дерево и грёб изо всех сил, как мог. Саша не отсавал от него. Нина и Костя, работали так же слаженно и горячо.
- И раз! И два! – уже несколько спокойнее и увереннее, командовал Миша.
Как ни старались на красном катамаране, растояние между ними катастрофичесски сокращалось.
Наконец, когда нос голубого катамарана упёрся в корму синего, Миша зловеще произнёс:
- Ну, что устали грести! Ничего, скоро отдохнём! Паш, надо искать место уже; а то опять, как в прошлый раз под дождём и в темноте лагерь разбивать придётся.
- Но берег видишь, какой крутой, да и пожарище кругом! Гарью пахнет, - ответил Паша старший.
- Пахнет. Да, - согласился Миша.
- Знаешь, как давай сделаем? Первое более-менее хорошее место и мы высаживаемся! Хорошо? – явно намекая на то, что они пойдут первыми, предложил Паша старший.
- Договорились! – согласился Миша, хитро улыбаясь при этом.
- Ну, поплыли!? – обратился он к остальным членам экипажа.
- Гнать не будем? – спросил, утвердительным тоном Саша.
- Как пойдёт. – ответил Миша.
- Пап я хочу на вёсла, - попросился Игорь.
- Почитай лучше минут пятнадцать, - ответила Лида сыну.
- Десять, - начал торг Игорь.
- Хорошо, пусть десять читает, - согласился с ним Миша, хитро гляда в глаза Лиде, понимая, что к тому времени они уже точно найдут место под ночной лагерь.
Какое-то время они плыли рядом с красным катамараном, затем слегка приотстали от него на полкорпуса, а потом и вообще пустили его вперёд.
Игорь смиренно читал книгу по слогам вслух. Из чего Саша, впрочем, как и все на катамаране, мог сделать вывод о том, что именно он читает.
- На др… у… гой день Не не… знай… ка про… с нул ся по ра нь ше и на чал со ве совер ршать соверша-а-ть! Хо ро ш и е хорошие! По с ту п ки поступки! – читал Игорь.
Так он зарабатывал жалость к себе, выманивая возможность погрести, как взрослый. Но у него не получалось пробить некую стену жёсткости воспитания, воздвигнутую его родителями вокруг него.
Грёб же он ещё по-детски, плохо и неэффективно. Поэтому папа старался не злоупотреблять терпением остального экипажа, оставляя его на вёслах долго. Но всё же он знал и понимал, что сын должен пробовать, пусть и плохо, но обязательно грести. Тем самым родители Игоря умудрялись, что называется убить двух зайцев. Шантажируя таким образом сына, они приучали его к чтению.
- Ыбу з лит си чоп литсичоп! Окь неш о рох окьнешорох и алым ле лаж лелаж! Не мё чи р п пёчирп! – вдруг начал читать на каком-то непонятном землянам языке Игорь.
- Что это он такое опять придумал!? – спросил Игорь у Лиды, недоумевая.
- Не знаю, - удивлённо ответила та, так же ничего не понимая.
- А-а-а! Это ж он задом наперёд читает! – догадался Миша.
Лида ничего не ответила мужу, а только очень серьёзно посмотрела на Игоря, а потом на Мишу.
Игорь закрыл книжку, и откинувшись на спину, как видимо ему нравилось делать именно здесь, на палубе катамарана, сказал:
- Пап, можно я буду грести?
- Можно. Садись вон Костю смени, - ответил, еле сдерживая улыбку отец.
Игорь тут же, словно сжатая до предела пружина, вскочил на ноги и пошатываясь на мягкой палубе пошёл в сторону обрадовавшемуся, но не подающему вида Косте, уже пытающемуся встать, уступая место самому младшему члену экипажа.
- Может быть тут? – послышалось с красного катамарана.
Вставший на ноги Паша старший, указывал своим веслом на левый, пологий берег, кажущийся с данного ракурса пустынным.
- Давай, - согласился Миша.
Они причалили. И недовольный Игорь сказал:
- Ну, вот так всегда! Когда я только начинаю грести, всё хорошее кончается!
- Смотрите, а вон там вот, в кустах палатка какая-то стоит! – сказала Лида.
- Дальше плывём, - скомандовал Паша старший, и упруго упёрся своим веслом в песчаный берег.
- Да, точно! Смотрите, там в заводи ещё и байдарки на берегу лежат! – заметил Паша младший.
Все отчалили.
Саша видел, что силы на исходе были не только у него одного, но и у всей компании. И от этого ему было легко. Ведь именно всеобщая усталость и сулила ему скорый отдых. Но, до него надо было ещё дожить. Длинная дорога, которая отделяля всех участников путешествия от крепкого, сытого сна в своих палатках, только начиналась на берегу, после того, как катамараны должны были быть вытащены на берег на найденном пристанище. Ведь нужно было поставить палатки, натаскать и напилить дров, разжечь костёр и приготовить ужин.
- Всё, даже если берег будет крутым, всё равно чалимся! – крикнул, не поворачивая своей головы назад Паша старший.
За следующим изгибом реки показался хотя и несколько крутой берег, но наверху плоский и без частых деревьев и кустарника.
- Давай туда! – предложил Миша.
- Туда и гребу, - согласился Паша старший.
Они уже подходили к берегу, как на самой его вершине, примерно метрах в шести над рекой, показалась верхушка, сначала одной, а затем уже второй, и третьей палаток. Лодки же были вытащены на берег чуть дальше и поэтому не сразу бросились уставшим путешественникам в глаза.
- Отбой! И тут занято! – скомандовал Паша младший.
- Глядишь, так и вообще на катамаранах заночуем! –сказал Миша, многозначительно улыбнувшись.
- Идём дальше! – донеслось с красного катамарана.
И, хоть больше всех был рад сложившейся ситуации Игорь, никто не разделял его радости.
- Послушайте, а давайте на острове высадимся! – предложил Саша, когда перед ними опять на коряге, торчащей из воды, перед самым необитаемым, намытым из песка острове, по центру реки, разворачивало красный катамаран.
Миша многозначительным взглядом пробежался по Саше, так ничего и не сказав.
- А, что такого!? Высадимся там, как Робинзоны. Разожгём костёр, поставим палатки, как на необитаемом острове. Никто даже и не додумается до такого. А мы вот, на тебе – первые! – продолжил, Саша.
- Табань Саша! Табань, - ответил Миша.
- Нин, ты, как там, ещё жива? – поинтересовался Саша, резко табаня своим веслом.
- Да. Но силы мои уже на исходе, - ответила она, слегка повернув голову в его сторону.
- Я вижу землю! – донеслось с крутящегося посреди бурной в этом месте реки, красного катамарана.
Они плыли в абсолютном одиночестве. То ли время было уже позднее для того, чтобы их кто-то догонял, или обгонял, в надежде пройти чуточку больше чем удалось им за день, то ли все ушли далеко вперёд, и они плелись в самом конце всей этой пёстрой публики на всевозможных плавательных средствах, которая, как и они, сегодня, начала своё плавание.
Лёгкий дождь покрыл речную гладь еле заметной зыбью.
Пассажаиры красного катамарана вдруг, неожиданно сменили свой достаточно пёстрый внешний вид, на однотонный, одновременно позеленев. Сначала Саша даже и не понял, что именно там произошло, и только потом догадался о том; что это всего лишь непромокаемые плащи, купленные где-то явно оптом.
Дождь всё больше и больше набирал свою силу.
Миша надел плащь, Лида надевала другой на Игоря, а затем и сама облачилась в следующий, заранее уложенный в непромокаемый мешок с самого его края. Да, это были настоящие походники, не то, что Саша с Ниной и Костей! Они только учились и, поэтому не знали, как надо укладывать рюкзаки, в последнюю очередь засовывая в них то, что может потребоваться в пути в первую очередь.
Катамаран крутило по реке. Саша с Ниной не могли справиться со стремительным течением на этом участке Рессеты.
- Ты не помнишь, где они у нас лежат? – спросил Нину он.
- Нет Сашенька, я не подумала. Извини, - ответила она ему.
- На вот запасной у нас есть, - сказала, протягивая Косте жёлтый, одноразовый плащь, Лида.
Костя надел его неспеша, словно бы и не боясь этого колючего и холодного, весеннего дождя, так и стремящегося промочить всю одежду до самого тела.
- Всё, вон там, за поворотом будем чалиться, - крикнул Паша старший и все на его катамаране принялись усиленно грести.
Красный катамаран шел уже слегка накренившись, так, как левый его баллон, явно спускал воздух и от этого вид его был ещё более уставшим и таинственным.
Саше показалось тогда, что это вовсе не катамаран, а плот с красноармейцами переправляется через реку под неумолимым огнём противника. Плащи зелёного цвета напоминали издалека армейские плащи-палатки, а руки под ними словно бы были заняты автоматами у тех, кто не сидел на вёслах. Что-то нервное, отдающее войной, с её душераздирающими буднями зависло в воздухе, над рекой.
Красный катамаран причалил к крутому берегу.
- А не очень там крутой бережок будет? – спросил Миша, задумавшись.
И в этот момент, мужская фигура, внезапно появившаяся на берегу, словно бы следившая за ними, в процессе поиска места для ночлега, произнесла.
- Останавливайтесь здесь! Тут наверху очень хорошее место! Даже и не сомневайтесь! Мы тут рядом стоим, вы нам не помешаете!
И тут Саша заметил, что всего лишь метрах в пятидесяти перед выбранным ими местом, на высоком берегу, стоят палатки. Он понял, что они действительно не помешают тем, кто уже устроил лагерь на крутом берегу. Ведь их стоянка намечалась на хорошем расстоянии от уже существующей.
- Спасибо огромное! С прадником! – ответил мужчине Миша.
- И вас также, - сказал тот и исчез в береговом кустарнике, явно продолжив то занятие, ради которого он и отошёл в сторону реки от своего лагеря, в поисках уединения.
Место, куда они причалили не отличалось особым гостеприимством, и было довольно-таки тесным для двух катамаранов. Но выбора у них не было.
- А ведь наверняка, метрах в ста выше по течению есть совершенно пустой, роскошный пляж, с поляной для палаток, - сказал Паша младший.
- Да. Именно так и бывает всегда. Помнишь Мишь, как мы в прошлом году!? – согласился Паша старший.
- Да, помню. Ещё бы! Так всегда случается! Но, ничего не поделаешь! Если мы поплывём сегодня дальше, то, как назло, ничего там не найдём! А, вот если останемся здесь, то обязательно завтра с утра пожалеем, - согласился Миша.
Слегка сплющившись своей мордой, их катамаран причалил к берегу, упёршись в бок своего красного товарища.
Первым спрыгнул Миша с чалкой, прикручивая конец верёвки к стоящему на высоком берегу дереву, моментально взобравшись к его подножию.
- Сначала отвязываем крупные вещи, - сказал Паша старший.
- А потом поднимаем катамаран наверх, - добавил Миша.
Хотя Саша и мечтал весь день о том моменте, как он будет ставить палатку на ночь, у него уже не оставалось никаких сил на то, чтобы отвязывать рюкзаки. Но, пересилив свою усталость, подгоняемый дождём и огнём в ушах, он, вместе с Мишей открутил четыре рюкзака, тем самым облегчив катамаран, вдвое.
- Ну, ка, давай попробуем его слегка подтянуть! – предложил Миша.
Тем временем соседний катамаран вытягивали на самый верх крутого берега Паша старший, младший, Пётр и Игнат. И получалось это у них легко и задорно. Вскоре красный катамаран лежал уже на самом верху высокого песчаного, речного берега.
Затем, ту же операцию проделали и Саша с Мишей вдвоём, так, как их катамаран был легче красного по причине того, что они отвязали с него все рюкзаки в отличие от своих товарищей.
И только теперь, перед Сашей открылась картина всего побережья. Это явно было бывшее поле боя. Кое-где в земле зияли огромные воронки взрывов бомб, с аккуратными краями, в виде довольно-таки высоких валов. Благо, что грунт тут был кругом песчаный. Именно поэтому сами взрывы проделывали в нём такие аккуратные и красивые углубления, не потерявшие своей геометрии и по сегодняшний день. В глубине, дальше от берега виднелись остатки окоп. Они уже были не так выражены, частично, местами превратившись в овражки, по одному из которых стекал в реку ручей.
Паша старший в это время, вместе с командой своего катамарана, перетаскивал вещи метров на тридцать в глубь леса, посчитав, что именно там и есть то, самое лучшее место для очага, о котором и говорил им мужчина с высокого берега.
- Где будем палатку ставить? – спросил Саша Нину.
Та стояла несколько в стороне от того места, которое было выбрано под очаг, рядом с огромной воронкой от авиационной бомбы.
- Не знаю Саш, - ответила она.
- А может быть здесь, за воронкой? – предположил Саша.
- А не очень ли далеко от всех остальных? – засомневалась она.
- Да. Далеко. Но, я же храплю. Вон и Наташа слышала, - аргументировал Саша своё предложение.
- Ну, давай здесь. Только вторую, наверное, не будем ставить, ладно? - согласилась Нина.
- Почему?
- Сил нет. Да и тревожно за Костика.
- Хорошо.
- А знаешь Саш, у воронки даже лучше, - сказала Нина.
- Почему же это? – удивился её такому быстрому согласию Саша.
- Потому, что второй раз в одну воронку вряд ли, что-нибудь уже попадёт, - сказала Нина, улыбнувшись.
- Вот! Именно! – обрадовался её пониманию Саша.
После такого тяжёлого для Сашиных ушей дня, только сейчас, когда его мозг не был занят постоянным расчётом, каждой последующей траекторией движения весла, он мог подумать о чём-то не менее важном чем гребля.
Неужели и у него началась ещё одна, такая необычная и не поддающаяся обьяснению, разновидность аллергии, как у его сына? Думал он, растёгивая под проливным дождём мешок с палаткой.
Как же он там в Москве?
Ведь перед самым отьездом Саша написал ему в вотсапе:
- Игорь, ты ещё можешь успеть с нами.
- Нет. У меня сильная аллергия, - ответил сын.
И даже тогда, Саша не поверил ему, так сильно было его желание взять Игоря с собой в поход. Сейчас же он начинал понимать, что такое настоящая аллергия и как она бывает коварна и безпощадна с людьми.
Сегодня ему предстоялдо ставить палатку второй раз в жизни, если не считать те случаи, когда он ставил палатки в армии.
И он был уверен в своих силах. Обнаружив, что вчера втыкал колышки не через предназначенную для этого пластмассовую вставку на верёвках, а зачем-то навязал сам петелек для этого. Ничего! Того и гляди, на третий раз, я вообще уже буду знать всё до мельчайших подробностей. Подумал он.
- Ты знаешь, палатка должна выглядеть так, словно бы она вся расправленна и натянута, - сказала Нина.
- Я знаю Нин! Но, вот только вчера не смог. Но, сегодня уверен, обязательно получится. Только вот, хоть убей, не пойму, откуда эти две алюминиевые стойки, которые всё время остаются после сборки, - улыбаясь через силу, ответил он, прикоснувшись правой ладонью к правому уху.
Дождь всё усиливался, и Нина нашла в непромокаемых мешках плащи, которые уже были безполезны, так, как он к тому времени с Ниной сильно промокли. Но, надев всё же плащи, которые имели явно непоходный вид, скорее для того, чтобы сохранить под ними влагу от намокшей одежды, нежели для того, чтобы защитить её от дождя, они выглядели смешно.
Нинин плащ был из ИКЕА и выглядел явно по-городскому в этом уголке, практичесски дикой природы.
Сашин же требовал срочно надеть шляпу, имея в своём кармане даже некую собранную по периметру резинкой конструкцию для защиты оной от влаги.
- Знаешь Нин, мне кажется сейчас, что на улице вовсе и не весна, а скорее наоборот – поздняя осень. И если не обращать особого внимания на молодые, ещё такие маленькие листочки на деревьях, то вполне может показаться, что их и восе на них нет! - сказал он, ставя нижнюю часть палатки, совместно, вместе с ней, перед этим, просунув в неё стержни каркаса.
- Да Саш. Нам с тобой, как всегда везёт, - согласилась она.
Как и нижняя часть палатки, так и целофан, подстилаемый под неё и её верхняя часть - всё было насквозь мокрым. А сама земля, усыпанная толстым слоем прошлогодней листвы вовсе и не собиралась держать в себе клинышки от натянутых верёвок палаточного крепежа.
Но победа, в итоге была за ними. Палатка стояла уже через каких-то двадцать минут. И вид у неё был уже более уверенный и жизнерадостный, чем вчера.
Нина нырнула в неё, и Саша подал ей один за другим оба рюкзака и сумку с мокрыми насквозь спальными ковриками.
- Ладно Нин, разбирайся тут, а я пойду дров наношу и помогу у костра остальным, - сказал Саша и пошёл в сторону импровизированной кухни, огибая воронку, подле которой красовалась их синяя палатка.
Саша вспомнил, как в армии, на вторую зиму, они жили в палатках, в тайге, около самой казармы, прямо за забором своей воинской части.
Тогда ему было всё равно, с какой целью их командование приняло данное решение, так, как знание и понимание её, всё равно никак не облегчило ему походные условия жизни.
Те, армейские палатки, в которых они жили по семь человек, представляли собой брезентовые шатры, размером в плане, пять на пять метров. Сначала ставились на расчищенную от снега замлю четыре деревянных стенки, которые составляли собой некий каркас, напоминающий цокольную часть будущего временного строения. Затем, на них уже устанавливалась сама палатка. Внутри, вдоль дальней её стенки, устанавливался некий деревянный настил, напоминающий полоти. На него уже стелились матрацы и пастельное бельё. В переднем правом углу устанавливалась металлическая печка-буржуйка, с длинной, ржавой трубой, которую постоянно надо было топить.
Истопниками были дневальные. Те бойцы, что отслужили не более полугода, а то и меньше. Намахавшись топором, или лопатой целый день, и устав от работы до изнеможения, они хотели спать ещё больше чем сами «дедушки», устроившиеся на ночлег на своих комфортабельных нарах, порою и на двух матрацах сразу.
Пока спал один дневальный, другой должен был следить за огнём. Дрова на ночь в палатку, заготавливали они же. Тот из них, что сидел подле печки, мог только дремать. Но усталость брала своё и ближе к двенадцати, дрёма переходила в безпропудный сон.
Как правило это мог быть любой тяжёлый предмет, попавший под руку стремительно замерзающему под своим одеялом «дедушке». Пилотка, ремень, с медной пряжкой, а то и сам керзовый сапог, с игриво подрезанной и заострённой подошвой и спущенным, по-дембельски, гормошкой, голенищем.
Дневальный, обычно тут же просыпался от прямого попадания по его голове одним из этих, перечисленных выше предметов.
Так было и в ту ночь, когда Саша был дежурным по полевой кухне, которая стояла рядом с палатками, так, как и сам лагерь не занимал много места, будучи компактным и небольшим. Он состоял всего из пяти палаток.
В его задачу входило - вымыть кухню, со всеми её котлами, а затем, приготовить её к утреннему розжигу. Когда Саша уже практичесски всё приготовил и собирался идти спать, перед его глазами предстала следующая картина. Сначала страшный мат, затем звук какого-то, отрекошетившего от голвы, металлического предмета, потом:
- Уй, бля!
И, как следствие всего яркая вспышка огня, озарившая всю палатку, сначало изнутри, а, затем и вырвавшись наружу, через щель, между ржавой трубой и полаткой, мгновенно расползжегося по её скатам до самой земли и поглотившего, буквально за несколько секунд весь её шатёр.
- Палатка горит всего четыре секунды! Запомните сукины дети! Если среди вас есть такой идиот, который будет разжигать печку бензином, я заставлю платить за испорченный инвентарь его родителеей, - предупреждал всех неоднократно их кусок, или попросту прапорщик, являющийся их старшиной.
Ровно на пятой секунде, когда ветром унесло в сторону, догорающую на лету часть палатки, перед Сашиными глазами предстала следующая картина.
Семь, еще крепко спящих, измученных безделием и нестерпимо долго тянущимся временем до дембеля тел и седьмое, явно уже не спящее. Это был сержант Булыгин. Он сидел на нарах в одной майке и трусах. Одеяло еле прикрывало его ноги, будучи откиното им во время попытки дотянуться до своих сапог, стоящих у его ног, для того чтобы метнуть одним из них в голову уснувшего, пригревшегося у печки бойца.
Что он и сделал и взяв в руки второй сапог, уже было приготовился применить в дело и его, как дневальный, вдруг, проснувшись от меткого попадания в голову, схватил в руки, припасённую им заранее, для экстремалного розжига, баночку с бензином, на тот случай, если печь потухнет и плеснул всё её содержимое до последней капли, да ещё и одним махом в печь.
Естественно та, в один миг выстрелила из всех своих щелей огнём.
И теперь горела, словно сопло ракеты, выстреливая в ночное, звёздное небо, факел пламени от разгоревшихся мгновенно дров. Но, вот палатки уже не было, её остатки догорали на снегу в стороне.
Вскоре начали просыпаться от холода все те остальные «дембеля», что ещё совсем недавно, так крепко спали на своих местах, на нарах.
Костёр уже не просто горел, но и на нём стояло два больших, походных котелка с водой, для приготовления супа и гречки с тушонкой. Только сейчас он понял, как голоден. И даже горящие уши и мокрая одежда не могли заглушить в нём чувство голода.
Над кухней Миша повесил тент, а Паша старший, тут же увеличил площадь защищённой от дождя территории, растянув подле него другой, поменьше, но тоже вполне себе полезный. Под тентами уже была натянута верёвка для сушки мокрой одежды и на колышках, вокруг костра сохла безчисленная обувь большого коллектива, чередуясь с носками разной масти и размера.
В воздухе пахло домом, едой и ночлегом.
Саша пристроил на верёвку и Нинину куртку, за которой сходил в палатку.
- А тут, что везде бои были что ли? – поинтересовался он, перед тем, как взять в руки пилу.
- Да, на одном береге Советские солдаты, а на другом Фашисты, - ответил ему Миша, только сейчас занявшийся установкой своей, упакованной в круг, быстроустанавливаемой палатки.
Одним лёгким, но уверенным движением, вытащив её из чехла, он дал ей развернуться таким образом, что она тут же, буквально на глазах у Саши, приняла практически окончательный свой объём.
- Кечуа, - прочитал Саша надпись на ней.
- Да. Есть такая фирма, - согласился Миша, уже на половину залезши в палатку.
- Слово странное какое-то, словно бы на Баскском языке , - предположил Саша.
Он понимал, что Миша в первую очередь поставил саму кухню, растянув над доставшимся им от предыдущих поколений туристов столом и скамейкой огромный, голубойго цвета навес из искусственного брезента, спрятав под ним жену и сына.
Лида тем временем резала салат. А Игорь ковырялся в костре.
Они все были сухими, впрочем, как и следовало ожидать от проффессиональных походников.
Палатка Паши старшего уже стояла по правую сторону от костра, Паша младший доустанавливал свою, по левую сторону. Миша поставил свою за кухней.
Что Мишина, то и Паши старшего, палатки отличались своим, особым видением их хозяев на данное чудо современной туристической индустрии. И, если Мишина была маленькой, лёгкой и быстрой в установке, то Пашина хоть и устанавливалась довольно быстро, но имела над собой огромный навес, размещаясь уже под ним, не соприкасаясь с его влажными поверхностями. Она была явно сшита на заказ, не имея нигде на себе ни одного фирменного знака. Да и сам лаз в неё не застёгивался на молнию, а был выполнен в виде собирающейся по кругу верёвки, продетой в специальный вышитый для неё тоннель.
- Кечуа, - Прочитал Саша надпись и на Наташиной с Пашей младшим палатке.
- Ну, что я могу с этим сделать! – неравно сказал Паша младший, выходя из своей огромной палатки, словно из трёхкомнатной квартиры, даже и не нагибая голову, хотя и был немалого роста.
Паша подошёл к Саше и встал подле костра, присматривая свободное место для развешивания промокших вещей.
- Коврики мокрые. Наташа растроилась совсем! - посетовал он Саше.
- У нас тоже мокрые совсем, - вздохнул Саша.
- И, что вы делать будете?
- А ничего. Спать на них. Других у нас нет.
- Эх! – только и сказал Паша младший.
Вокруг их лагеря между многих деревьев, растущих по-трое рядом, были сооружены некие помосты в виде треугольников в плане. Саша не мог самостоятельно догадаться, что же это такое может быть, и поэтому спросил Пашу старшего. Тот же сходу ответил ему:
- А это охотники делают. Они встают на них зимой и ждут, пока кабана на них выгонят. И потом стреляют.
- А, что, нельзя, что ли прямо с земли стрелять? – не поверил ему Саша.
- Нет. Нельзя. С земли опасно.
- Это почему же!
- Потому, что если промахнёшся, или не добьёшь с первого выстрела, то кабан тебя убьёт. А так он под помостом пробежит. Дикого кабана порою даже пуля не остановит, - разъяснил Паша старший.
Как только Миша поставил палатку и Лида растелила в ней коврики и разложила спальники, тут же с глаз долой пропал Игорь, так и не появившись больше в тот вечер. Почти сразу же за ним исчез и Костя, вместе с Ромкой, в недрах своих палаток. Но, зато из них вышли и приобщились к общему женскому делу, приготовления пищи, Нина с Наташей;закрыв палатки снаружи на молнии.
Саша пилил дрова. Сегодня вечером, он только этим смог внести свою лепту в общий труд. Он не спешил, но и не делал долгих перекуров. Его цель была работать до самого того момента, пока либо кончаться принесённые из леса дрова, либо приготовится ужин. Так он прятался от возможности быть повешенной на него личины бездельника, так, как ещё ни разу не помог в приготовлении ужина.
Ему было жарко в этот холодный вечер и не от того, что он разгорячился, работая пилой. А от того, что его грели органы слуха.
Наконец ужин был готов.
Суп пошёл на ура.
А, вот гречневая каша с тушёнкой!
Саша не любил гречку. Правильнее даже будет сказать – ненавидел. Ненависть к ней ему привила мама, в детстве, пичкая его ею в разнообразных видах. То с молоком и с сахаром, то с мясом и подливкой, то просто варёную с сосисками. В любом виде она вызывала у него только лишь раздражение. Особенно сами уговоры.
В армии же он круто переменил своё отношение к ней. Там она считалась чуть-ли не деликатесом и урвать добавки считалось чудом.
Вернувшись на гражданку, он забыл о гречки и о нелюбви к ней. И сейчас, когда он жил один, он мог позволить себе такую роскошь, как возможность не покупать её и не хранить дома.
Но, сегодня, её запах напомнил ему многое. Те дни в дали от дома, полевую кухню, растопленную, как этот, местный костёр, дровами и, конечно же отборную, армейскую тушёнку. И сегодня, впервые за последние тридцать лет, что прошли после того дня, как он демобилизовался, он впервые ощущал в себе желание попробовать её снова, стоя в очереди с миской, в ожидании своей порции.
- А где дети? – поинтересовался Паша старший, ведь его дочь, Светлана стояла подле него с миской, полной горячей и ароматной, гречневой каши.
- Костя вырубился, - сказала Нина.
- Игнат тоже уснул, - дополнила Наталия.
- Так они, что же не будут есть? – спросил всех Саша.
- Не будут наверно. Мой вообще без задних ног дрыхнет, - ответила за всех матерей Лида.
- Саш, тебе наливать? – спросил Миша, доставая из сумки с продуктами какую-то другую бутылку с прозрачной жидкостью.
- Ой нет! Я даже свою не смогу пить! – прикрыв ладонями уши, сказал Саша.
- Ну, как хочешь! А у нас сегодня Текилла домашняя! – уже обращаясь ко всем остальным, торжественно произнёс Миша.
- Нинка, сегодня ты в тёплом спальнике спишь! – сказал Саша, таким тоном, который не мог вызвать никаких возражений. Он чувствовал свою вину перед ней за то, что, мало того, что не разрешил Нине взять втрой холодный спальник, но ещё и за то, что спал вчера в тёплом, пока она замерзала рядом с ним.
Наевшись тёплой и вкусной еды, приготовленной на костре, они не боялись уснуть под практичесски проливным дождём, лёжа рядом друг с другом в палатке.