Глава сороковая. Браконьеры, агенты и оборотень

Аллиса
Третий. Четвертый и Седьмая решили сотворить аудит собственных работ. Итоги данной проверки показали, что, не смотря на молодость, б/н был(а) прав, что не позволяло ему(ей) делать скоропалительных выводов относительно пребывания данных номеров в мегалите. Были затребованы срочные курсы по переподготовке и усовершенствованию, согласованы сроки прочих практик в иных мегалитах. Таким образом б/н как бы становил(а)ся подменным номером. С данными выкладками согласились все. Мнения б/н не спрашивали, так как оно выводилось само собой.
Вечный дежурный по мегалиту №518 – Шестой.

Имел он счастливый характер
Что от пеленок до седин
Всегда всё сам такой вот мастер
один
Единственное произведение, сохранившееся от пребывания Ром-Дима в охотничей заимке, написанное им на стене дома за печкой.

Единицы измерения:
- 1 вер – около 10метров
- 1 тыд – около килограмма

    Это было суровое место, но по прибытию Ром-Дим в сопровождении браконьера природа стала совершенно невыносимой. Сперва ударила оттепелью, но уже к утру задул холодный ветер и принес ледяной дождь. Короткое обеденное затишье сменил очередной порывистый ветер, перешедший в натуральную поземку, после чего по крыше глухо забарабанил дождь. Это были очень объективные причины, не позволившие браконьеру выполнить обещание и посмотреть следы. В общем и целом, был он человеком обязательным в меру своей профессии, но привык к одиночеству и Ром-Дим его тяготил. Даже не столько Ром-Дим, с которым вполне можно было мирится, сколько две твари, которых тот величал кошками. Браконьер потому и был удачливым браконьером, что чуйкой обладал звериной и чуял от «кошек» явную угрозу, особенно когда к обеду обнаружил почти вчистую обглоданной тушу козла.
-Но козел – это же бонус, приятный сюрприз. Мы же на него совсем не рассчитывали? Так что, съели и съели, - пытался успокоить Ром-Дим.
  Но браконьер стал подозрительным сверх меры и успокоился только когда кошки ушли по своим делам. Браконьер очень надеялся, что, когда животные будут стоять на краю пропасти, их сметет очередным внезапным шкальным порывом, и он их больше не увидит. Мечты приподняли настроение. И всё же больше в отместку, чем по необходимости он погнал Ром-Дима «присмотреть за лошадьми». В сараюшке особенно делать было нечего, поэтому браконьер придумал помимо банальной смены воды и чистки земляного пола затыкать мелкие дыры в стенах, воду кипятить, гривы и хвосты лошадям чесать.  Ром-Дим старался вовсю, и даже недурно получалось, но был не так «сграбен», как хозяин заимки. Потому что ну-у-удно.  Под конец порезался травой. Тонкая ранка саднила и чутка кровоточила.
    А тут ещё браконьер оказался любителем поговорить сам с собой. Сам давал себе задания, сам объяснял ход выполнения, выполнял, сам себе отчитывался о проделанной работе и хвалил. Когда кто-то комментирует собственные действия, сложно вести беседу. И всё же Ром-Диму удалось. В зимовку возвращались почти товарищами, но на пороге сидели хмурые кошки. И не просто сидели, а рядом с тушей очередного козла. Это не был юный ещё не слишком вонючий пятидесятитыдовый козлик, как в прошлый раз, а матерый снежный козлище тыдов сто весом в густой белой слегка свалявшейся шубе с тонкими, но острыми, словно два кинжала, рожками и мощными мозолистыми ногами. Странно, как его вообще смогли завалить, а поди ж ты.
-Пойдешь свежевать?
-Да ну, - отмахнулся Ром-Дим. – Если не хочешь возиться, оставь котам.
   Ага. Сейчас! Оставить котам прекрасную шкуру, да и для маринада у браконьера всё есть. Маринад – лучший способ отбить запах дичи.
    Сначала присутствие кошек, пришедших присмотреть за разделкой, потрясывало и подбешивало, но скоро оценил их молчаливость. Не то, что этот малахольный. Так и сыпет вопросами: «Что ты сказал? Что ты сказал?» Если уж и работать с кем, так это с кошками. Оставил им треть туши за хорошее поведение.
    Следующие сутки были похожи на предыдущие, только погода ухудшилась, да кошки обошлись без прогулок.
    Потом счет дням как-то пропал. Рифмы приходили к Ром-Диму стройными поэмами. Он их смаковал, старался запомнить и отпускал, потому что писать было нечем и не на чем. Единственный панегирик хозяину дома, накарябанный за печкой, тот не оценили. Так что в очередное пробуждение поэт твердо сообщил, мол, за окном почти распогодилось, и данный дом он намерен покинуть.
-Ага, - мрачно ответил браконьер.
Это было такое «ага», которое означало «вали куда хочешь, раз жизнь не дорога, а я тут останусь». Покладисто устно обрисовал строптивому подопечному основные вехи, которых надо придерживаться в пути с большой долей уверенности, что Ром-Дим их не запомнит. Затем с полным безразличием наблюдал за сборами.
-Ну, я пошел, - сказал от порога Ром-Дим, ожидая уговоров остаться и большое количество аргументов в пользу пережидания более приемлемых погодных условий.
-Ага, - буркнул браконьер.
   И это было такое «ага», которое означало «ну-ну, посмотрим, какой ты смелый».
-До встречи, если она будет и прощай, если не свидимся, - гордо взбрыкнулся Ром-Дим.
    Получив напутственное «ага», ушел.
    Браконьер с безразличием рыбы капли наблюдал, как Ром-Дим отвошкался в сарайчике, вывел кое-как навьюченную лошадь и скрылся за деревьями. Кошки, ясное дело, ушли с ним. Кражич впервые за последние полгода улыбнулся и завалился на кровать. Как же он по ней соскучился! К лошадям можно не ходить, наверняка Ром-Дим задал им и воды, и корму, так что сон и полный роздых.
    Хватило его на три четверти суток. А потом, словно так и было задумано, деловито собрался, цугом сцепил лошадей и тронулся следом. Тревожило, что напрочь забыл на восьмую или третью зимовку отправил поэта, но успокаивал себя, что тот вряд ли шел по рассказанным меткам. Надо искать по следам. Может, не Ром-Дима, так хоть лошадь удастся спасти.
    Если бы браконьер провалялся в кровати ещё часов восемь, то вполне мог устроить торжественную встречу спецагентам иПОпа (института Потенциальной Опасности).  Восемь спортивных трех и четырехруких парней с полной выкладкой и амуницией «тихой сапаю» подкрались к домику, красиво ворвались, чтобы убедиться в порожняке. Коротко посовещались и тоже решили идти по следу. Передохнут с ударением на «у», перекусят, и – в путь.
     Ром-Дим все вехи, указанные проводником, зарифмовал и почти до вечера шел без проблем.
-От камня красного
Вправо прими
И между двух сосен
Протиснись, пройди.

Из двух валунов
Один мОхом порос
От мха продвинься
До старых берез

У поваленой сосны
К еле стань спиною ты…

    Он встал. Взгляд упал на другую поваленную сосну, где среди ещё не потерявшей зелени хвои сидел человек. Кряжистый мужичок в неброском серо-зеленом зипуне, подбитом шерстью яков, с башлыком поверх мягкой вязанной шапочки и в войлочных сапогах с кожаными высокими галошами. Сидел уютно, выглядел безобидно, улыбался приветливо:
-Ты на какую заимку идешь? Номер какой?
-А вот номера я не запомнил, - огорчился Ром-Дим. И больше его огорчало, что беседа вымывала из головы строки о следующих вехах, а их было ещё как минимум шесть. –И вам здравствовать.
-Не надо туда идти. Мы тебя давно в гости ждем.
  И Ром-Дим с радостью забыл ставшие ненужными рифмы, хоть и понимал необходимость некоторых формальностей, но есть хотелось очень:
-С радостью принимаю предложение… а мы – это кто?
-Жена моя, дети, сосед-бобыль, бабка-веда, оба охотника, молодуха-горюха, мамаша с тремя разными детьми. У нас уговор, кто тебя первым встретит, того гость и будешь. Мне повезло.
-А про меня вообще откуда…
-Обижаешь. Что до нас дошло, то и к нам пришло. Немножко яковы, множко кражичи наши местные иПоповские. А нам только в радость уполномоченным под хвост подсолить. Совсем озверели. Прислали намедни календарь охоты. Что ж я зайца себе не добуду, когда дети голодают?
-У меня котики тоже охотой могут побаловаться.
-Эти? – сумеречно спросил местный житель. – Эти могут. Про них тут уже сказки сказывают. Как кто? Охотник наш. Кодим. Мы ему не верили. Выходит зря.
-Выходит – да. У вас как-бы стойбище?
-Какое стойбище, - удивился мужичок. – Поселок. У нас культурно. И магазин есть, жена моя держит. И школа начальная, это уже бабка-веда. Про охотников говорил. Сам я старатель. Управа - гостиница…, - тут старожил засмущался и более пространно добавил, - как бы. 
   Ром-Дим чуть не прослезился. Надо же – старатель. Повеяло Задрюком, который оказался «полным».
-Всё-таки, наверное, стойбище, - пробормотал Ром-Дим, разглядывая десять дворов разной степени добротности.
  Впечатление о поселке изменил, когда посмотреть на гостя набилось целая уйма народа. Приходили чинно, со своим, рассаживались вдоль стен и вели неспешную беседу, при этом ненавязчиво вовлекая в разговор. Только обсудили падение нравов в современном обществе, и следом вопрос: как там в других местах?
-Суетно, - с готовностью включался Ром-Дим. – В Гниче не был, а Порчион полон соблазнов. Мне в этом плане понравился якский шатель. Младшие уважают старших, старшие прислушиваются к мнению младших. Гармонично.
     Кошки за это время потерлись об ноги почти всей аудитории и были совершенно счастливы. Да и Ром-Дим наслаждался обществом. Как же он по нему соскучился! Но усталость брала своё.
-Пущай гость отдохнет, - поднялся хозяин дома. – Завтра договорим.
     И как только за последним закрылась дверь, достал из-под лавки бутыль с мутной жидкостью:
-Мы щас силы восстановим, и сразу на боковую.
   Ром-Дим, который мысленно на этой боковой уже был, вздрогнул. Нет, он решительно возражал против пьянства.
-Да что тут пить? А потом, это ж не какая-то там химия, чистой воды собственный продукт. Горные источники и кедровые орешки. Когда ещё жена разрешит? А тут такой повод.
   Ром-Дим проникся мужской солидарностью, но взял обещание, что мероприятие пройдет быстро. Не рассчитал. За разговором время потерялось, а усталость отступила. Тема оказалась весьма актуальной. Он, по-хорошему, должен был её проговорить ещё в начале пути у Дануны, но лучше поздно, чем никогда.
-Вы чаусы или кражичи?
-Мы – ошибка природы, так что ближе к чаусам. Ведь кражич, кто он такой? Субъект, созданный искусственно с заданным набором качеств и параметрами. Кто такой чаус? Да все остальные. Но, если у чауса появляется дитя с талантом, то генетические вурдалаки, это мы так инженеров из иРОРа и иПЗиКа зовем, тут же его разберут на запчасти. В переносном смысле, но всякие там наследственные цепочки разложат-расплетут только в путь. Так они хотят вникнуть в природную тайну.
*- иРОР – институт Работы Организмов Репродукции, иПЗиК – институт Переподготовки Здоровья и Коррекции.
     Ром-Дим не понимал разницы между чаусами и местным населением.
-Мы породы… народы аборигенные, типа яков, но не яки, потому что у них устойчивые народные признаки, а мы навроде салата. Но нас трогать нельзя. Мы- какой-то там фонд на случай массового мора. Но если чаус или кражич с отклонениями, нам тут без разницы, мы всех примем, решит, что не хочет меняться, так сразу бежит к нам. А тут уже как карта ляжет. У нас тут чудо-людов просто вот все подряд.
    У хозяина язык ворочался с трудом, речь становилась всё менее внятной, но останавливаться он не собирался:
-Жена моя, видишь? Гений математики. Хотели её на какую-то там текстильную фигню подкорректировать, а она сбежала. В головной управе сейчас работает бухгалтером, - тут он перешел на громкий шепот. – Только между нами, как хозяйка – полная катастрофа.
   «Катастрофа» молча сняла со стола остатки водяры:
-Спать пора, совсем гостя заговорил.
     Гость же сосредоточенно смотрел на пятнышко на скатерти и формулировал очередной важный вопрос:
-А где в этом напитке горные источники и кедровые орешки?
-А я чо? Кедровые орешки на закусь не поставил? Упс, протупил. Прости, промашка вышла.
  Ром-Дим собрал остаток здравых мыслей с кучку:
-Так у вас тут заповедник? Может ты и про плоские елки знаешь?
-Да это первое, с чего пошли все кражичи. Пресловутый амбар номер четыре. Самая открытая часть заповедника. Проходной двор какой-то. И елки… они ж не совсем плоские, в плоские в одну плоскость для установки к стенке, в угол для установки в угол и плоские двусторонние для малогабаритных квартир. Считается достопримечательностью и базисом.
-А книга…такая специальная.
-Там только одна специальная книга. Под стеклом, охраной, сигнализацией… Туда внесены почетные имена первых подопытных.
-А будущих подопытных?
   Хозяин покачал головой. Зачем? Это раньше добровольцев не было, а теперь – хоть ложкой хлебай. Но обсуждается вопрос обмена. То есть не только брать материал из вне, но и отправлять туда. Тихая экспансия. Тема обсуждается, но сбор беженцев продолжается в основном для сбора информации. Есть светлые идем стать мировым правительством, чтобы нести свет в слаборазвитые страны.
-А если они этого не хотят?
-Как можно этого не хотеть? Мы ж умные.
-Если такие умные, чего ж в заповеднике сидите? И в чем превосходство?
  Как-то ненавязчиво дружеская беседа стала перерастать в пьяную разборку. Такого «катастрофа» допустить не могла. Почти молча взглядом разогнала собутыльников.
   Ром-Диму предоставили комнатку с маленьким оконцем и выдали ключ, наказав запереть и ни при каких условиях не открывать, пусть с неба хоть камни падают. То есть если камни, то особенно. Поэту было безразлично. Топчан с горой перин манил так, что рухнул на него поперек как был в одежде, оставив ноги на полу. 
   Подъем был поздним и тяжелым. Отвозившись толику времени с замком и засовами, удивился, как смог запереть всё это перед глубоким обмороком, так как назвать сном то состоянии язык не поворачивался.
   Выполз на свет, щуря глаза, как раз в аккурат разборки. Кажется, молодуха-горюха выставила предъяву за задавленного куренка.
-Я не мог. Я нынче был не в том состоянии, - слабо отбивался хозяин.
-Подтверждаю состояние, - сипло поддержал хозяина Ром-Дим. И неожиданно выдал:
– Прэлэстны вы, сомненья нету,
   И по утрам и вечерам,
   дарю я обществу приветы
    и вам, - со слюнявым чмоканьем ручки.
   Молодуха-горюха руку выдернула, но стоять с открытым ртом осталась. А Ром-Дим медленно развернулся, голова не позволяла резких движений, и гордо удалился.
-Во-от, - протянул офигевший хозяин. – Образование. Иди отседова, дура немытая. Сперва волосы уложи, а потом с жалобами лезь… в приличную семью.
-А где, ксссстати, мои кошшшечки? – наконец оторвался от жбана с квасом поэт. – Они того…
Голова лучше соображать не стала, но хотя бы признаки работы мозга обозначились, уже прогресс.
-Да, - быстро согласился хозяин. – Они могли.
    Хозяйка, она же «катастрофа» давно умотала на службу, оставив длинный список дел муженьку. Разбирать его было сплошным удовольствие.
-Парадоксальный подчерк. Она у аптекарей училась каллиграфии? Ни хрена не понимаю.
-Чего ж тут непонятного. Это однозначно означает «полить» или «полоть», но вот это точно «выбить» или «выпить», или «прибить».
-А пить я больше не могу.
-Опохмел – святое дело.
-Не-не-не. Я – атеист…. В данном вопросе.
-А-а-а. А атеист – это кто?
-Это? Как вегетарианец, только не с мясом, а с Гжутью и Ослей.
-Вегетарианец… Это кто?
-Тот, кто не верит в мясо.
    Разговоры работе не мешали. Работа же, разгоняя кровь по венам, мозги прочищала. И тут Ром-Дим задался вопросом, а чего это молодуха-горюха вообще пришла к уважаемому семейству с претензией.
-Так я ж, как бы оборотень, но в пьяном угаре – никогда. Это закон. Да попьяне даже толком и не перекинешься.
-И ты становишься волком?
-Не-не-не. Волк, он в другом поселке, у нас разные охотничьи зоны…угодья.
-Так в кого?
-Держи доску крепче… ровнее…от хорошо. Если я тебе скажу, ты сразу догадаешься, как меня зовут. Но подсказка: оборотни обычно десятка на два тяжелее своих перевертышей.
-Ирбис? 
-А мог быть тигром… правее подвинь…ещё…стоп… В поселке обязательно должны жить минимум два охотника. Егерь-охотника. Такое вот условие содержания. Зато я – староста. И не зови меня по имени, зови по-другому. Кейс, например. Мы тут редко кого по настоящим именам называем. Зато кошки меня любят.
-Не понял, так ты староста или старатель?
-У меня разрешение на старательные работы на сорок шесть дней в году. Сорок шесть дней в году я старатель, а остальное – староста. Если хочешь, я тебе потом дробилку покажу.
     Ром-Диму было не до дробилки. Он завидовал. Какая же интересная жизнь должна быть у оборотней. Она как бы одна, но в то же время из две. Хозяин признался, что об этой стороне не задумывался. А поэт сообразил, отчего его поселили в комнате, в которой можно держать оборону дня два. Ирбис-Кейс подтвердил догадки.
    К вечеру смогли вычеркнуть почти три четверти списка. Хозяин был доволен. Когда один работал, редко вычеркивал больше половины. Удобно, когда есть дополнительные руки. Ирбис-Кейс крякнул и достал второй список. Успокоил. Это не список работы, а очередность похода в ответные гости. Первой стояла бабка-веда. Как раз и детей заберут из школы. Ну, у ней же что-то вроде дневного начального обучения. Уже потом дети переедут в интернат доучиваться, а пока вполне достаточно бабкиных базовых знаний.
    Школа-дом был большим светлым классом с партами и доской на стене, к которому примыкала келья бабки-веды. И бабка была далеко не старухой. Она только приближалась к возрасту, называемому пожилым. Прямая спина, очки, идеальный пучок на голове, безукоризненная одежда.
   Благодаря приходу гостей занятия сократили, что порадовало детей очень. Ром-Дим умилился, как мало надо для завоевания всеобщего детского обожания.
-Забирай своих и ступай, - приказала Веда Кейсу.
   Ром-Дима же завела в некий закут:
-У Кейса слух, сам понимаешь, звериный. Тут хоть какое-то укрытие.
   Потчевала взваром с печеньем и вареньем и терпеливо втолковывала.
   Ром-Диму не стоило обольщаться. Для местных, хоть они и сами отщепенцы, он всё равно существо низшего уровня. Даже учитывая, что живут они в резервации, которую именуют заповедником, земли, откуда приходят чаусы-невозвращенцы, - это дикий отсталый мир, населенный туземцами, отстоящий далеко позади по уровню прогресса и развития.  Соответственно, местные уверены, что имеют право распоряжаться судьбой Ром-Дима по своему усмотрению, как имеют право распоряжаться судьбой дерева в лесу. Даже звери здесь защищены больше, чем поэт. И если Ром-Дим понял, куда попал, то пусть делает выводы и решает свою судьбу.