Т И Ш И Н А
(ч а с т ь в т о р а я)
Я признался, что, к стыду своему, в Киеве никогда не был и она
с удовольствием стала рассказывать о нем.
Это здорово перекликалось с "Белой гвардией" Булгакова, в
которой действие, как вы помните, происходит в Киеве.
И я, конечно, вспомнил его "Мастера и Маргариту". Сказал
что это одно из самых любимых мною его произведений.
Совершенно неожиданно для меня отреагировала она на это
мое признание как-то необычайно сухо.
До того очень разговорчивая и приветливая собеседница, она
вдруг замкнувшись, поднялась со своего лежака и ни слова мне не
сказав, не пригласив вместе искупаться или отправиться на обед,
направилась в кабинку для переодевания.
Мне показалось это немного странным, уж во всяком случае
невежливым и я был чуточку обескуражен ее поступком.
Тем более, что на обычный женский каприз случившееся с ней
похоже не было.
Правда, это скоро забылось и через короткое время мы
возобновили наши пляжные беседы.
Которые, к моему вящему неудовольствию раздражающе
часто прерывались звонками ее мобильного телефона.
В то время мобильники были редкостью, к ним еще не очень
привыкли. Алена же не выпускала его из рук.
С работы умоляли решить вопрос о предоплате кому-то за
что-то, по многу раз в день ей жаловалась дочь, чего-то требовал муж.
Разговоры были обстоятельными, потому что фирма по
продаже обуви, в которой она работала, осталась в связи с ее
пребыванием в санатории без главного бухгалтера.
Заневестившаяся дочь просила совета у мамы, ежесекундной
наставницы, в свете неблагоприятно развивающихся отношений с
последним женихом.
Муж Паша ревновал и на правах брошенного пил водку
вдвоем с ее братом Володей, фамилия которого, как вы уже догадались,
была Тишина.
Это позволило мне родить сомнительный каламбур,
сводящийся к тому, что пьянство двух ее близких родственников, надо
надеяться, проходит не со скандалами, а под сенью тишины.
Ее сожительница по палате Яна всегда спала где-нибудь рядом.
Геолог по профессии, а женщины-геологи или страстные до
профессиональности туристки, то есть, люди, добровольно лишавшие
себя на длительный срок комфортных условий существования, что
особенно важно для женщины, на мой взгляд, теряют до какой-то
степени женственность, становясь скорее существами бесполыми.
Такой же была и Яна, полная, крупная, мускулистая, несколько
мужеподобная и грубоватая блондинка.
Но это не мешало ей быть интересной собеседницей, конечно,
если вам посчастливилось застать ее бодрствующей.
Просыпалась она только когда Алена начинала похлопывать
ее по плечу, чтобы та перебралась в тень или подставила солнцу
другую, еще не успевшую обгореть часть тела.
С Аленой мы подолгу беседовали обо всем и чаще всего
наши точки зрения совпадали. Кроме отношения к религии.
Я, как подавляющее большинство моих сверстников,
созревавших в эпоху воинствующего богоборчества, не разделял
никаких религиозных чувств.
А она, напротив, как оказалось, была глубоко верующим
человеком. Отсюда ее реакция на мое высказывание о
"Мастере и Маргарите", о Воланде и нечистой силе.
Будучи атеистом по своему воспитанию, но атеистом
терпимым к чуждым мне взглядам, я с тех пор не заводил подобных
разговоров, дабы не оскорбить ее религиозные убеждения.
Откровенно говоря, беседы о боге мне были нисколько не
интересны.
Просто мне хотелось знать, как, когда, по какой причине она,
прошедшая такую же школу, что и я, институт, пришла к богу.
Где корни случившегося с ней. Ведь чаще всего зарождение
религиозных чувств, если они не заложены воспитанием, связано с
жизненной трагедией, с безысходностью создавшегося положения.
Одним словом, когда человеку уже ничто не может помочь,
кроме чуда.
И этим чудом становится Бог.
Забегая вперед скажу, что мне так и не удалось докопаться до
причины, которая привела ее к вере.
Дома, в Киеве она посещала церковь каждое воскресенье и
как самая простая послушница мыла в храме полы до самой поздней
ночи, чистила от воска подсвечники и натирала их суконкой.
И даже находясь здесь, в санатории, будучи в долгожданном
отпуске, чуть ли не каждый день пешком ходила в церковь,
расположенную где-то за несколько километров от Алупки, потому что
алупкинский Храм Архангела Михаила еще не был готов к приему
прихожан.
В нем никак не могли привести в порядок внутреннюю часть,
в которой во времена Советской власти, как это было повсеместно,
располагалась продовольственная база горторга.
Она подарила мне "Илиотропион", в переводе с греческого
"Подсолнух", религиозную книжку со своим коротеньким письменным
пожеланием.
Я несколько раз принимался за нее, но дальше предисловия
и нескольких страниц текста дело у меня не шло.
Скучно, схоластично, неинтересно, я моментально засыпал
над ней и скоро совсем забросил это безнадежное занятие.
Но книжку, забыв про нее, не выбросил, и недавно обнаружил
в своей дачной библиотеке.
продолжение:http://www.proza.ru/2019/05/28/568