Яблоко с древа
Ядерная зима закончилась. Пришла долгожданная весна! Правда, тоже ядерная…
Херр Навроди проснулся от занудного стука во входную дверь. Поматерившись про себя, он нащупал ногой лапти и пошёл открывать. За дверьми нарисовался привычный мрачно-серый рассвет и сотрудник службы Горсвета. Эта парочка вошла внутрь и стала хмуро рассматривать стену в сенях. Волей-неволей херру Навроди пришлось присоединиться к ним. Вся стена была в нарисованных мелом квадратиках, их почему-то у них в деревне называли счётчики. На самом верхнем было написано «Бог» и какие-то цифры. Ниже «Горгаз», «Горсвет», «Холвода» и прочие.
«Лучину жжёте?! За свет платите?» - строго спросил проверяющий. И стал сверяться со своими записями в тетрадях. «Платим! Платим!» - привычно ответил Навроди и спросил: «А почему Горгаз нас на повышенный тариф поставил?». "Ну как почему?! Гороху, наверное, много жрёте! Вон запах какой у вас несвежий!» - ответил служащий, делая новые пометки на счётчике в сенях. Потом быстро свернул тетрадь и исчез.
Херр Навроди зевнул и хотел было снова на боковую. Но тут ударили в рельс! Семь часов! Пора вставать! Потом пять коротких ударов. Навроди подождал повтора ударов, пересчитал их (а считать до десяти он умел) и обрадовался: «Избач приедет! Телевизор будет!"
В условленное время сельчане – все совершеннолетние – набились в клуб. Мужики курили ядовитую махорку, а женщины привычно делились разнообразными и не менее ядовитыми сплетнями. На сцене стоял большой грубо сколоченный ящик с овальным вырезом. За вырезом, за столиком, сидел мужчина с первичными признаками интеллигента, т.е. в очках и галстуке. На столике горела дефицитная свеча. Опять ударили в рельс! Мужчина откашлялся и хотел было начать речь, но ему не дали. Из зала послышались реплики: «Избач! Программу телепередач, пожалуйста! Объявите программу!».
Избач был одним из редких грамотеев в их округе. Посланником самих библиотекарей, живущих где-то в городе. Совет библиотекарей и управлял их страной. А цель избача была нести свет знаний в самые широкие слои крестьянской массы. Поэтому он ещё раз откашлялся и, когда зал затих, сказал: «Программа телепередач:
1. Международные новости.
2. Победы промышленности.
3. Разное.
«Секс! Секс в программе есть?!» - заволновались в зале. В прошлый раз баронесса Айс одела в невесть каких сундуках найденные розовые рейтузы и в телевизоре так умело крутила задницей, что мужики скопом, как кролики перед удавом, впали в транс. И в полной эйфории ревели от восторга! Некоторых после сеанса пришлось отливать водой.
«Непременно будет. Будет в разделе разное», - успокоил избач скромных тружеников полей.
«У каждого Иоганна в голове свои тараканы!» - проронил херр Навроди. И продолжил: «А когда будет поэтическая страница в программе передач?». Но на него дружно зашикали.
Вообще херр Навроди был поэтом и пытался донести до широких слоёв населения свои бессмертные шедевры. Но слои, как плохо наклеенные обои, постоянно падали со стены его стихов. Вероятно, всё дело было в музе Поэзии, которая прилетала к нему и долгими ночами освещала своим присутствием скромную каморку. Но муза досталась ему капризная, своенравная и очень любила пошутить...
Она вдохновляла поэта на такие стихи, за которые поэт получал вместо положенного венка славы укоризну своих односельчан и не только ее. Однажды, конечно, балуясь, она подбила его на жутко матерное стихотворение из целых 13 строк. Первая 1 и 13 строка повторялись. Но когда он начинал читать крестьянским массам первое четверостишье: "А девочке просто хотелось любви! Ей же .............», толпа целомудренно возмущалась, и его начинали щедро награждать противным свистом и кидать в него различные предметы.
Как-то он попытался схитрить и начал сразу со второго куплета: «А ей бы потанцевать с принцем хотелось небесным! Её ж....».
При декламации стиха Навроди показывал рукой на себя. Вот он, принц! Но вместо благодарности ему в рожу опять летели грязная ругань и даже кулаки.
«Как видно, чем гаже среда снаружи, тем чище внутри ваши души!» - только и молвил поэт, вытирая с лица кровь. Выходило, что полностью это стихотворение никто не знал, кроме самого поэта и его шаловливой музы!
«А может быть, для этого поэзия и нужна! Чтоб радоваться, слыша, как смеётся муза от удачно сложенных, талантливых строчек! И, смеясь, улетает куда-то ввысь! А всё остальное – пустая суета толпы! Главное, чтоб стихи уходили в небесные сферы и приносили радость в вечность!".
«Международное положение у нас сложное! – заговорил избач, поглядывая в разложенные перед ним листки. – Дикий запад! Вся неугомонная западная военщина продолжает совершать регулярные нападения на наши священные рубежи! – избач повысил голос. – Они опустились до такой гадости, что в очередной раз сожрали нашего Посла! Кстати, если есть желающие на эту высокую должность – прошу записываться!».
Перспектива быть съеденным никого не устраивала, и селяне дружно попрятали головы в плечи.
«Вся эта чёрная масса после войны, после времени великих катаклизмов озверела до такой степени, что съела всех своих аборигенов и теперь ищет пропитание на стороне! Нагло облизывается и нагуливает аппетит у наших границ!» - избач ещё долго и красноречиво бичевал забугорных супостатов за их наглые выходки, их жестокие нравы и, наконец, возвысил голос: «Но наша славная промышленность освоила новый вид оружия, наводящее ужас на любого зверя! – в зале дружно зааплодировали. – Здесь мы переходим ко второму пункту нашей передачи! – пояснил избач и рявкнул: - Оглобля!!! Специальный двухметровый шест, изготовленный из особо крепких пород дерева. Оглобля, а не какая-нибудь допотопная штакетина или мягкотелый дрын, способна в надёжных руках защитников отечества нанести противнику неисчислимые потери! И пусть трепещет коварный враг! Пощады ему не будет!» - избач уже стучал по столу кулаком, пламя свечи трепетало. Зал взорвался овацией.
Оратор выпил воды из стакана и поднял руку, успокаивая собравшихся. «По секрету добавлю, у нас уже имеется новая разработка! Называется лом! А против лома... Но об этом в следующий раз! А теперь разрешите перейти к разделу «разное». Может, у кого есть ко мне вопросы?».
Поднялся лес рук. Избач указал на мужика без цигарки. «А почему маркиз Па-де-де наплёл из лыка лаптей и поехал в соседнюю деревню Чебатуровку их продавать? Так ему вместо денег там рожу начистили. У них ступни совсем другие – лепёшкой, а у нас полешком! И наши лапти им совсем не подходят! Да и имена у них не наши – Авдотьи да Степаны с Матрёнами!». «Здесь всё просто», - подул свежим ветром ясности в их обкуренное помещение лектор. «У нас много разных национальностей, которые собрались вместе после времён великих катаклизмов. Отсюда и определённые различия. Видимо, прежде вы носили другую обувь, не весьма удобные лапти, а что-то ещё. Но теперь все мы носим одно и то же! Так что лет через триста у всех ноги будут одинаковые».
«Живём, братцы! Ещё поживём!» - ликовали в зале своему предстоящему долголетию.
«Ещё есть вопросы?». И тут херр Навроди опять влез без приглашения и прозой: «А почему газовщики и прочие распоясались? Тарифы постоянно растут! За горячую воду берут! А горячих дождей давно не было! И почему в Чебатуровке по счётчикам не платят?».
Вопрос сильно не понравился избачу. Он поморщился, но, видя как загудели селяне, тема была больная, ответил: «Во-первых, в Чебатуровке организован колхоз и берут с них централизованно...» И тут в помещение ворвался яркий свет! Раздались истошные крики и визги: «Бомба! Бомба!!!» Все попадали на пол. У лежащей баронессы Айс задралась юбка, и стали отчётливо видны её розовые рейтузы. Видимо, она приготовилась к выступлению в телевизоре. И даже чья-то мужская лапа на её заднице. Кто-то не упустил момент!
Спустя некоторое время, когда глаза, наконец, привыкли к нестерпимому свету. Люди морщились, долго моргали веками, тёрли глаза и постепенно приходили в себя. Потом дружно высыпали на крыльцо и на улицу. На привычном тёмно-сером небе между мрачными тучами появился вырез. И в этот вырез лился непонятный голубой свет. И сверкал золотой шар! Яблоком с древа!
«С лучиной поспокойней было. Сколько теперь счетчик за свет накрутит!» - прошамкал кто-то в толпе.
Херр Навроди впервые ясно разглядел деревенских жителей, чахлые деревца и скудные пыльные растения. Мутную реку, бегущую неизвестно куда. Их убогие, хилые, покосившиеся хибарки, мусор и непролазную грязь вокруг. И его озарило! И он воскликнул: «Стыдоба-то какая!»…