Это история об одном человеке и враче. Я считаю обязанной написать о нем. Пусть, как можно больше людей прочитает о нем и поймет, что любовь, порядочность, верность существуют. И когда станет тяжело, и не останется надежд, может быть, они вспомнят мой рассказ, распрямят плечи и пойдут жить – бороться дальше.
Я знала его пять лет. Однажды он напился, очень напился. Дело было 2 мая 19**г., он отдежурил двое суток, не спал две ночи и не рассчитал дозу. Где-то в середине этой спонтанной пьянки он сказал, что хочет заняться сексом со всеми дамами (переведите это на высказывание пьяного русского мужика). Это самое плохое, если это можно считать плохим, что я о нем знаю.
Это был человек, который любил других, и ничего не требовал взамен. Поэтому “Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!” Я полностью согласна с великим Булгаковым.
Имена изменены, остальное – реальная жизнь, до мелочей.
Звали его Василий Александрович Истомин. С Василия Александровича можно было писать русских богатырей. Представьте мужика ростом около двух метров с огромными руками, голубыми глазами на добром лице с аккуратно подстриженной, чуть поблескивающей сединой, бородкой. Ходил Василий Александрович легко и тихо. Он никогда ничего не ронял и не задевал, несмотря на свои внушительные габариты.
Он любил готовить и кормить. Он не просто готовил – он творил. Доставал из холодильника старую, давно “заветренную” колбасу и готовил из нее чудный харчо. Однажды, он достал из борща овощи, слил с них бульон. Посыпал какими-то приправами и запек в духовке с тефтелями из магазина. Все у него получалось вкусно и немного остро. Он очень любил добавлять в чай траву. Его любимцами были мята и тархун.
Я расскажу немного – что ярко помнится.
Наш заведующий вылетел из кабинета старшей. Такой вылет означал, что кому-то, в ближайшие пять минут прилетит.
Наша ординаторская состояла из двух помещений. Входная дверь открывалась в маленькую комнатку, мы называли ее кухней. Там стояли стол, плита, мойка и шкаф с посудой и специями. Из кухоньки был вход в большую комнату – ординаторскую. Там были диваны, кресла, столы с компьютерами, телевизор.
Строгий голос заведующего загремел в кухоньке примерно через три минуты.
- Вася ты любишь готовить? – строго спросил наш заведующий.
Истомин оторвался от чистки картошки и повернул голову. Илья Ильич сел за стол.
- Да, люблю, – растерянно, ответил он.
- Так вот, я люблю есть то, что ты готовишь. Но мне не нравиться, что сперва ты ... В общем, Василий Александрович, я Вам, как заведующий, говорю – проводите все манипуляции в перчатках. Вася, ты меня услышал!?
- Илья, я с удовольствием, но они все на мне рвутся, – ответил Василий Александрович.
- Вася, я заказал самые огромные, ты аккуратней одевай.
- Я аккуратно.
- Василий!? Ты какой пример показываешь – у нас полно ординаторов?! Вдруг ты подцепишь что–нибудь. Аккуратней, аккуратней натягивай.
- Хорошо. Илья, ты только не кричи, – пробурчал Истомин.
Внешность Василия Александровича я описала. А наш заведующий, Илья Ильич, был ростом около 170 см и худощавый. Но если он начинал кого – нибудь ругать, все смолкали. Счастливчикам, это те что оказались близко к двери, удавалось улизнуть, вроде как в туалет или по срочно возникшим делам. Остальные нервно разглядывали пол.
Однажды я слышала, как Илья Ильич спросил у травматологов:
- Вы что дебилы?!
Три здоровых молодых мужика извинились и тихонько, бочком вышли из ординаторской.
Илья Ильич вошел в ординаторскую.
- О, ты тут чего? – спросил он меня.
- Я больного из операционной вывезла. Все хорошо.
- Чего разулыбалась. Да, лает моська на слона. Но у меня работа такая.
- Я так не думала. У Василия Александровича смешно получилось: “Илья, ты только не кричи”
Илья Ильич сурово глянул на меня.
- Вот, Ксюха, ты из меня веревки вьешь. Другой бы не поверил, а тебе поверю.
Я только пришла к ним ординатором и мне было очень приятно.
Дверь заскрипела и просунулась голова нашей анестезистки.
- Василий Александрович, хирурги просят подключичный, кто со мной.
Истомин резал морковку.
- Начальство там, – он кивнул на ординаторскую.
- Скажи, чтоб подняли в палату. Ксюша поставит. Василий Александрович подстрахует, если что, – выдал распоряжение Илья Ильич.
- Я занят борщом, – возмутился Истомин.
Надо сказать, что Василий Александрович, не любил быть в роли гуру.
- Я к главврачу, – ответил Илья Ильич, – Василий подстрахуй. Кстати, перчатки тебе поклянчу еще большего размера.
Заведующий глянул на меня.
- Ты чего опять улыбаешься?
- Ничего.
- А, если правду? – строго спросил Истомин.
Он меня разговорами не баловал. Держался со мной сурово. От его вопроса я подрастерялась.
- Я вспомнила, бабушка рассказывала. К ним на работу приехали страховщики. Пришел начальник цеха и говорить: “Ладно, застрахерьте меня” Бабуля ему говорит: “Ты как разговариваешь, тебе не стыдно”. А он ей отвечает: “Степановна, а что застрахуйте лучше”
Истомин и Илья Ильич переглянулись и засмеялись.
- Во дает, настроение перед визитом к начальству подняла, – повернулся к Василию Александровичу и строго сказал, – подстрахуй.
Через несколько минут я пошла ставить подключичный. У меня не получилось, я позвала Истомина. Он зашел в палату.
- Чего у тебя?
- Да, вот, в вену я попала, а катетер завести не могу.
- Бывает. Не выходи из вены. Я сейчас.
Анестезистка уже стояла с перчатками в руках. Василий Александрович обработал руки антисептиком. Осторожно взял перчатку и аккуратно стал ее натягивать, перчатка с треском лопнула. Истомин громко вздохнул.
От двери отделился наш заведующий.
- Вася, я сам, больной с ВИЧ. Перчатки, сто пар, для тебя купят.
Было все это в начале 2000 годов. И самое смешное, что в отделе закупок что–то перепутали и заказали не 100, а тысячу пар. Так вот, я училась ставить подключичные катетеры (это катетер в подключичную вену, уходящий в полость сердца) в огромных перчатках и старыми наборами, которые стерилизовали в автоклавах и у них тупились иглы. Это сейчас перчатки любого размера и одноразовые острые наборы, а тогда... Но ставить катетеры, мы научились лучше, чем нынешние ординаторы.
На дежурстве, поздно вечером, вызывают меня в приемник. Спускаюсь. В приемниках всегда гуляют сквозняки и всегда зябко.
- Где больной, – спрашиваю у медсестер.
Появляется невролог. Надо сказать, препротивная девица. Из вечно правильных и правых – замужем за начальничком, никогда не опаздывающая на работу – живет в пяти минутах от работы, с никогда не болеющим ребенком, просто у нее, счастливицы, две бабушки и два дедушки, на хорошем счету у начальства – папа главному врачу дачу регулярно "реконструирует".
- Там, в рентгене, – сказала она безапелляционным тоном, – вообще неадекватный, буйный. Орет, что уйдет. Трясется, пил, наверное, неделю.
Захожу в рентген. На холодной каталке лежит мужик под одной простынкой.
- О, позови хоть ты, кого–нибудь. Пусть одежду отдадут, домой пойду.
У мужика аж зубы стучат.
- Вы замерзли?!
Дотронулась до него, он совсем холодный.
- Сейчас я Вам одеяло принесу. У Вас подозрение на инсульт. Вам необходимо остаться в больнице.
Мужик растерянно посмотрел на меня. Про инсульт ему не сказали.
Я нашла в приемном покое невролога.
- Вы зачем его на холодную каталку положили?! Он просто замерз. Поднимайте в отделение.
- Да, он неадекватный. Вы что, совсем без глаз? – и язвительно добавила, – Ксения Константиновна.
- У меня все нормально с глазами. А Вы сами на дерматине железной каталки, голая, в холодном рентгене, полежите.
- С чего это я, голая, там буду лежать. У меня есть, где голой полежать, – совсем ни к месту, добавила она.
- Хорошо, что есть где полежать, – терпеливо ответила я, – но мужчина адекватный и ему в реанимации делать нечего.
- Я на Вас рапорт напишу.
Я поднялась в ординаторскую. Рассказала все Василию Александровичу.
- Да, черт с ней, с дурой. Иди, чайку попей. Успокойся.
Прибежала невролог, начала жаловаться на меня Василию Александровичу.
Он ее перебил и грубо сказал.
- Вам же сказали: ложитесь на холодную каталку в холодном рентгене и полежите. Тоже затрясет.
Невролог поджала губы и выплыла из ординаторской.
Однажды Истомин остался на заведовании. Это было для него пыткой.
- Илья, не надо. Я не хочу. Ну что, я буду каждое утро их ругать?
- Вася не ной. У меня путевки, что я должен сказать Тане: “Дорогая, Вася не хочет меня замещать, поэтому мы на курорт не едем”
Василий Александрович посмотрел на Аронова.
- Вася не смотри на меня, у меня теща и дача. Это у тебя теща с понятиями. У меня нет.
- Я никогда не понимал, как ты картошку копаешь, – съязвил Истомин.
- Лопатой, Вася, как и ты, – вздохнул Аронов.
Он остался бы, но покой в семье был дороже и на заведовании остался Василий Александрович. Планерки проходили быстро. Василий Александрович никого не ругал, обсуждал лечение, наркозы и все расходились по рабочим местам.
Я была на палате. Уже несколько дней у нас лежал парнишка с переломом бедра. Он маленько погусарил – поспорил, что выпьет бутылку шампанского из горла, стоя на балконных перилах, но свалился и сломал бедро. У него был тяжелый многооскольчатый перелом.
- Ты зачем на перила залез? – спросил его Истомин в первый день.
- Девушке хотел понравиться.
- Я не дал бы своей дочери за такого замуж выйти, – со смехом ответил Истомин.
- Почему? – обиделся парень.
- Представь, Вы поженитесь, родятся у Вас дети. Ты с ней поругаешься и чтобы помириться по балкону полезешь. И свалишься – дети сироты, она вдова.
Парень чуть не плакал.
- Не плачь. Она каждый день приходит, бульоны приносит.
В один из дней, утром, парень резко ухудшается – то адекватный, то нет, цвет лица и кожи стал какой-то зеленый. Я пошла к Истомину.
- Василий Александрович пойдемте в палату.
Мы подошли к койке. Парнишка нес совсем чушь – не ориентировался в месте и личности.
- Понятно.
- Как, уже понятно? – спросила я.
- Да. Уже. Кровь на капли жира возьмите. И пойдем, я тебя кое–чему научу.
Напоминаю, это было в начале 2000.
- От чего пьяницы – дураки? – спросил меня Истомин.
- От водки, – растерянно ответила я.
- Да, от водки. Но вопрос, почему?
- Не знаю. Энцефалопатия развивается.
- А почему она развивается? – пытал меня Истомин.
- Нарушаются связи в головном мозгу.
- Это все верно. Но ты далеко думаешь. Проще смотри. Спирт растворяет нейрон. Мозг гибнет. Поэтому мы сейчас смешаем спирт и глюкозу и прокапаем нашему гусару. А ты потом не забудешь назначить, что?
Я думала только секунду.
- Гепатопротекторы.
- Молодец.
- А где Вы этому научились? – наивно спросила я.
- Я в поселке несколько лет работал при военном городке. Там спирт и глюкоза, иногда, были единственными лекарствами. Мы спиртом и кормили больных, он же очень калорийный и пневмонию лечили. Антибиотиков иногда не было – поселок, глухомань.
После первой капельницы парнишка стал адекватен и исчезла зелень с кожи. В его крови нашли капли жира “в большом количестве”.
Его стабилизировали, прооперировали и перевели долечиваться домой. Забирать его приехали мама и девушка, которой он хотел понравиться.
В начале 2000 годов, такой борьбы с курением не вели и курить можно было прямо в ординаторской. Наш Василий Александрович в какой-то момент жизни просто бросил курить. Выкурил свою дозу.
Для меня минус десять градусов это трагедия. При минус двадцати я впадаю в анабиоз. У Истомина жара и холод не вызывали никаких эмоций – он любил свежий воздух – заходил в ординаторскую и открывал окна настежь.
Я заходила в ординаторскую и закрывала окна.
Однажды на дежурстве, когда я, в очередной раз, все закупорила, Истомин не выдержал.
- Опять все закрыла. Не закрывай больше!
- Да мне холодно. И между прочим, не мне одной. С Вами всегда холодно.
- А ты пойди поешь. Ничего не жрете и мерзнете.
- Что Аронов тоже на диете? Он Вас всегда просит окна закрыть.
- Не закрывай, – скомандовал Истомин, – иди в палату. Работай.
- Закрою, – стояла я на своем.
Я вышла из ординаторской. Перепроверила все лечение, написала все дневники больным.
Взяла сигарету и пошла покурить в теплой санитарской.
Стою, курю, мне обидно. На зимнем небе холодно посверкивали звезды. Он, такой здоровый, и так на меня наорал. А самое главное, неужели не понятно – мне, действительно, холодно. В дверь кто–то тихонько постучал.
- Да, – растерянно сказал я.
В двери стоял Истомин.
- Я догадался, что ты здесь. Пойдем, я там ужин сообразил.
Я пожала плечами и пошла за Василием Александровичем.
На столе, на огромном блюде, устеленном кружочками огурцов лежали “ежики” из яиц, с иголками из красной икры. Он достал желток из яйца, положил внутрь икру, а сверху украсил иголками – икринками. У “ежиков” были сделаны даже глазки и носики.
- Вот, давайте сядем, поужинаем.
По терапевтической палате дежурила Ирина. Василий Александрович позвал ее, и мы сели за стол.
Когда ежики были уничтожены, посуда вымыта и наступила тишина Истомин подошел ко мне.
- Мир?
- Да. Спасибо. Я такого никогда не ожидали и не представляла, что Вы так можете.
- Могу, – ответил Василий Васильевич, – Ксюш, я проветрю?
- Да, – засмеялась я.
Я подумала, какое великое дело уметь извиниться. За икрой, как мне потом рассказали, он попросил санитарочку сходить в ближайший магазин.
Я повторю – Истомин любил готовить и любил кормить. Новогодний, как сейчас говорят, корпоратив, или, проще говоря, новогоднее застолье, проводили у Истомина на холостяцкой квартире. Это была уютная однокомнатная хрущевка с маленькой кухней и комнатой. Дом стоял напротив больницы.
Мне и ординатору Ане Еланской Истомин дал задание купить овощи и фрукты.
- Вас к готовке допускать опасно. Поэтому выберете на рынке самые красивые фрукты и овощи. И быть не позже 5. А то я не успею нарезать.
Открыв дверь в подъезд, мы учуяли невероятный аромат.
- О, а ты переживала, что мы не знаем номер квартиры.
Однажды, из окон больницы, Аронов показал мне квартиру Василия Александровича.
- О Васька дома. Завтра на охоту поедет, – сказал Аронов.
- Почему на охоту?
- Он всегда, чтоб не будить жену и пацанов, на охоту уезжает из своей квартиры. Вон отрытое окно с сиренью видишь?
Я посмотрела на дом напротив. В одном из окон колыхались белые шторы, на подоконнике стояла ваза с сиренью.
— Красиво.
— Свидание, видать недавно, жене устраивал.
— Как это, – удивилась я.
— Просто, он ее зовет на квартиру, накрывает стол, ну и типа романтический вечер.
Все мое лицо удивилось. Аронов заулыбался.
— Ты что думаешь, мы старые для этого?!
— Нет, что Вы. Я не представляю Василия Александровича на романтичном свидании. Он такой суровый.
— Он добрей всех на свете. Ты, когда–нибудь, это поймешь, – немного помедлил и добавил, – и судьба у него ...
Про судьбу расспрашивать, тогда, не решилась. А когда он приготовил "ежиков", я этот разговор вспомнила.
Итак, мы вошли в подъезд и по запаху определили квартиру.
Дверь открыл Истомин. Он занял весь коридор.
— Ксюша, Аня быстрей.
Мы притащили на кухню пакет. В духовке готовилось мясо, на столе стояли салаты.
— Ты стол накрывать умеешь? – спросил меня Истомин.
— Да, умею, но хуже, чем выбирать туфли, – съязвила я.
Истомин глянул на мои ноги, оценил классические лодочки.
— Справишься.
Он достал из шкафчика белоснежные салфетки вручил часть мне, часть Ане.
В коридоре я услышала, как он сказал Аронову, курящему возле окна.
— Такие ноги можно и без туфель.
— Неприлично, – веско ответил Аронов.
Мои салфеточки, сложенные розочками и приборы, разложенные возле тарелок, оценили все. Сказать, что все было вкусно, ничего не сказать. Все было душевно. Никто не чувствовал себя скованно. Это была одна радость, один праздник, одно веселье на всех. На весь состав реанимационного отделения.
Когда все объелись, наступила умиротворенная тишина. Виноградов Андрей Николаевич включил своих любимых Rolling Stones, сел в глубокое кресло, в углу рта у него была сигарета, а в руках воображаемая гитара.
Разговаривали кто о чем. Аронов и заведующий обсуждали отделенческую жизнь. Иногда, они посматривали на нас. Я, Аня и Ирина обсуждали что-то из нашей девичьей жизни.
Потом я ушла на кухню, вызвалась прибрать. Истомин разрешил. Мы перекладывали салаты в меньшие миски, Истомин говорил кому какой салат отдать. Клал миски в пакет и относил.
— Тебе, Ксения, греческий – ты его любишь.
— Откуда вы знаете!? – удивилась я.
— Ты одна его ела, да и по габаритам видно. У меня жена его тоже любит.
— Она что у Вас ..., – сказал я и осеклась. Не могла же я ему сказать “у Вас стройная жена?”
Он это понял, засмеялся.
— У меня худенькая жена, как ты. И меньше тебя ростом.
В этот момент в коридоре возникла женщина. Она шла на кухню и улыбалась. Она была очень милой, стройной и ростом чуть больше 160 см.
Огромный Истомин с тарелкой в руке наклонился и подставил щеку. Она поцеловала его.
— Здравствуйте, – сказала она мне и Ирине.
У нее были сверкающие, улыбающиеся глаза. Я подумала “вот как выглядит счастливая женщина”
— На даче были? – спросил ее Истомин.
— Нет.
Истомин недовольно поднял бровь.
— А чего?
— А, – махнула она рукой, – Алешка переписывал контрольную. Димка отмечал Новый год в секции.
Я услышала, что кто-то опять позвонил в дверь.
— У Вас что – все открыто? – спросил пацаний голос.
Появились два мальчика – один лет пятнадцати, второй лет 12-13 и заглянули на кухню.
— Раздевайтесь, – скомандовал Истомин.
Он положил тарелку и прошел в коридор.
— Вы на дачу почему не поехали?
— Я контрольную переписывал, – ответил младший.
— Я с пацанами отмечал Новый год.
Истомин стоял перед ними и теребил бороду. Он посмотрел на старшего и строго спросил.
— Пил?
— Нет, пап, ты что, – возмутился старший.
— Угу. Завтра поедите на дачу, возьмете соленья по списку и уберете снег. А сейчас идите есть.
Он подтолкнул пацанов в комнату.
Я услышала голос Аронова и Ильи Ильича. Они стали их расспрашивать о жизни. Истомин достал из холодильника две огромные тарелки с мясом и отнес мальчишкам. Потом вернулся отнес компот, уже перелитый из хрустального графина в обычную пластиковую бутылку и салаты.
Мы начали собираться. Я зашла в комнату сказать “до свидания” – Андрей Николаевич медитировал в кресле, играя на гитаре, Илья Ильич курил возле окна и разговаривал с дежурантом Инной Павловной. Жена Истомина пила чай. Зашел Истомин.
— Вы наелись?
— Не, па, я б еще курицу съел, – ответил младший. Истомин потрепал его по волосам и пошел за курицей.
Мы попрощались и ушли.
— А может пешком пройдемся, – спросила Ольга Валентиновна.
Она работала в отделении около 20 лет. С самого начала. Была его первая заведующая, потом у нее заболел муж и она ушла с заведования простым врачом.
— Я за, – ответила Аня.
Я и Ира кивнули.
На улице потеплело, снег хрустел под ногами.
— А хорошо посидели, – задумчиво сказала Ирина, – я никогда не сидела в таких компаниях.
— Да, компания у нас, что надо. И Вы учитесь. Всему учитесь, – ответила Ольга Валентиновна.
Я была под большим впечатлением от Истомина и его семьи.
- Какой Василий Александрович ... на работе совсем другой.
— Да, Васька ... Я его, совсем пацаном, помню. Но и досталось ему. Я думала он сопьется, нет выжил, и как красиво живет, – задумчиво сказала Ольга Валентиновна.
— Как?
— Ой, девочки ..., – вздохнула Ольга Валентиновна.
После школы Вася поступил в мединститут. Закончил институт, на шестом курсе женился и его призвали в армию. Это был осенний призыв 1985г.
28.04.1986 их часть была послана на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Некоторым ребятам становилось плохо уже через несколько дней. Василий обладал большим запасом здоровья и в госпиталь попал только через две недели. Ничего особенно с ним не произошло. В 1987 он демобилизовался. Были награды за Чернобыль.
Дома, в Краснодарском крае, его ждали мама и отец. Он пошел учиться в ординатуру по анестезиологии и реаниматологии.
С женой они прожили два года. Детей не было, жену это настораживало. Они прошли обследования и выяснилось, что Василий бесплоден.
Он развелся с женой, уехал в Сибирь, в глушь, работал врачом в рабочем поселке при военном городке. Потом часть расформировали и военнослужащих переселили в общежитие нашего города. Представьте – огромное старое задание, из которого сделали общагу для военных.
Первые полгода, из всего общежития, работал только Василий Александрович. Военные сидели без работы. Он пристроил в больницу всех жен. Кого–то в бухгалтерию, кого–то на кухню, но большинство, пошли санитарочками и медсестрами. Многие, потом, выучились на медсестер.
Примерно через полгода в их общежитие приехала женщина. У нее был один чемодан и два пацана – одному было три года, второму не исполнился год.
Ее назначили комендантом общежития и дали комнату. Как потом выяснилось она сбежала от мужа. Он по пьянке избил ее. Она не стала ничего ждать, ничего прощать. Просто собрала вещи, взяла детей и уехала. Муж через два месяца ее нашел, уговаривал вернуться. Она с ним не поехала. Сердобольные соседки советовали:
— Слушай, а может он больше не будет. У тебя двое детей.
Но Людмила ответила просто и кратко.
— Тебя муж бил, когда–нибудь?
— Нет.
— И не советуй тогда. У меня Димка страшно визжал, когда он меня на полу пинал. И с ним снова в постель. Нет. Я лучше от работы сдохну.
Но, она не сдохла.
У нее отвалился карниз. Днем в общежитии никого не было. Она увидела в окно, как Василий возвращался с дежурства.
— Здравствуйте, у Вас молотка нет?
— Есть, а Вам зачем, – спросил Истомин.
— Карниз прибить.
Она стояла в дверях комнаты в ситцевом халате с цветочками и представить в ее руках молоток, было смешно. Василий глянул через дверь на чистое окно, разделенное карнизом на треугольники.
— Я сейчас.
Он приделал карниз.
— Как у Вас уютно, какие окна чистые.
Через окно в комнату лился яркий весенний свет. Синие шторы аккуратно висели на карнизе. В комнате стояла детская кроватка и диван.
— А как Вы спите? – спросил Истомин.
— Я с Димкой диван раскладываю. А Алешенька в кроватке.
Людмила напоила его чаем с пирогом. Она ему очень понравилась.
Он начал ухаживать за ней. Ему нравилось проводить время с мальчиками. Он ездил с ними на рыбалку, водил их в парки и детсад.
Через неделю, после веселой и шумной свадьбы Истомина и Людмилы, общежитие признали аварийным и всех расселили.
Через полгода Истомин переписал мальчишек на себя. Биологический отец женился по второму разу и был рад возможности не платить алименты.
Через несколько лет умер отец Василия Александровича и мама переехала поближе к сыну. Мать не хотела ничего слышать о жизни в городе. Истомин купил ей дом в деревне недалеко от нашего городка.
Каждую весну он и мальчишки садили картошку. Истомин обожал помидоры и построил роскошную теплицу.
— Какая удивительна жизнь. Он ведь не мог иметь семью.
— Да, но любить невозможно запретить, – ответила Ольга Валентиновна.
Я уехала из нашего городка. Работала в большом городе. Честно скажу, скучала за нашим отделением. И однажды, в конце лета мне позвонил Истомин. Вот уж от кого я не ждала звонков, так это от него. Он пригласил меня на юбилей. Ему исполнялось 50 лет.
Юбилей проходил в самом роскошном, недавно, открытом ресторане. Его хозяева были военнослужащие из расформированной части. Многие, конечно, спились, но некоторые, со временем, пришли в себя, организовали свои фирмы, построили рестораны и магазины.
Гостей было много. Истомин и его жена встречали всех и радовались каждому. И опять, как в маленькой хрущевке, стол ломился от вкусностей и у всех была одна радость. Тосты говорились искренне, все улыбались.
Один из военных рассказал:
— Помнишь, Василий, было время, когда только у тебя были деньги. Ты ведь первым устроился на работу. И знаете, Вася занимал деньги всем и никогда не спрашивал, когда отдадут. Однажды, когда мы только организовывали фирму, я пришел к нему занять денег. Мне надо было купить хороший коньяк в презент. Мы пересчитали все деньги и у нас не хватало. Василий спросил: “Тебе на что столько?” Я объяснил. “Так бы и сказал, чего мудрить”. Он открыл шкаф. У него там был склад. “Выбирай, это благодарность от пациентов”. Я удачно подписал договор. Василий Александрович, ты настоящий друг, спасибо тебе.
В середине торжества ко мне подошел Василий Александрович и с хитрым взглядом спросил:
— Ты ведь занималась танцами, ты танго танцевать умеешь?
— Ну, так, – растерялась я.
— Костя станцуйте для меня, – крикнул Истомин.
— Партнерши нет Вась, я с удовольствием.
И Истомин подтолкнул меня.
Я растерялась. Но, ко мне подошел спокойный Аронов.
— Не дрейфь. Все будет норм.
И мы с ним станцевали. Это было как в кино. Больше ничего не скажешь.
Потом, все вернулись за стол. Я оказалась напротив Истомина. Было весело и шумно.
Истомин, вдруг, резко встал и пошел к двери. В зал зашел его сын с женой и годовалой внучкой.
— Ти моя заинька, – сказал Истомин, коверкая слова и протянул руки.
Я повторю, габаритов он был внушительных, но сейчас он превратился в нежность к этому облаку из кружев. Он протянул свои огромные руки к девочке, она протянула к нему крохотные ручонки и перелезла от отца к деду. Они сели за стол.
— Дайте тарелку.
Людмила быстро подставила тарелку, Истомин положил картофелину, быстро размял ее, из котлеты достал серединку. Кто-то протянул апельсиновый сок.
— Нет, у нас может быть аллергия, дайте яблочный.
Сын и его жена сели рядом с Василием Александровичем. Внучка сидела на коленях у невестки. Она начала кормить девочку. Они разговаривали, поздравляли отца. Девочка вертела головой и разглядывала всех. Потом она устала, сложила губки и почти заплакала.
— Все идите – она устала, – скомандовал Василий Александрович.
— Ну, ладно. Мы еще раз Вас поздравляем, – тепло сказала невестка, чмокнула Истомина в щеку, и они ушли.
Боже мой, подумала я, как же он их всех любит.
Он поехал к матери в деревню. С деревенскими мужиками Истомин дружил, и каждую осень ходил с ними на охоту. Брали своих лаек и шли в лес. Все было хорошо. Они никого не поймали, просто погуляли. Недалеко от дома решили сделать привал, допить коньяк и доесть припасы.
На огромном пне сообразили стол. Василий Александрович вдруг сказал:
— Что-то сердце закололо.
Встал, несколько секунд постоял и упал.
PS. На похороны я не пошла. В ритуальный зал привезла венок от себя и корзину белых и красных роз. Оставила распорядителю и ушла. Я не хотела видеть его в гробу, а его жену с заплаканными глазами. Хотела помнить его огромным и нежным, а ее спокойной, со сверкающими, улыбающимися глазами.