Украина молодая

И. С.  Собченко





Украина   молодая
(исторический роман)







г. Москва
2019  год

2


                Посвящается Ковалевой Татьяне Николаевне


Украинская национальная революция 1917-1921-го годов, помимо всего прочего, была также временем широкого размаха сельских повстанческих движений.
По охвату повстанческой массы, по масштабу военных действий, по географии своей борьбы и по той исторической памяти, которые они оставили после себя, нам известны довольно хорошо, либо совсем забыты, либо же находятся на грани исторического забвения. К последним и относятся звенигородское и таращанское восстания. Об этих восстаниях и будет повествоваться в настоящем историческом романе.





























3


Введение

За 1917-1920-ый годы на территории Украины сменилось более десяти различных
правительств.
После отречения 2-го марта 1917-го года от престола последнего русского Императора власть в России перешла к Временному правительству.
В Киеве 4-го марта представители общественных организаций создали Исполнительный комитет. Вскоре образовалась самочинная Центральная Рада под председательством М. Грушевского. В апреле, без всяких выборов, собрался Национальный украинский съезд, “благословивший Раду”. 8-го июня съезд потребовал от Временного правительства России, чтобы оно немедленно признало автономию Украины, а Раде предложил не обращаться даже к Петрограду, а приступить к созданию автономного строя Украины.
13-го июня 1917-го года делегаты Рады объявили от имени населения Украины “автономию Украины” (1 Универсал Центральной Рады), “не отделяясь от всей России, не порывая с державой Российской”. Учреждено было и правительство Украины – “Генеральный  секретариат” во главе с В. Винниченко.
3-го июля делегация Временного правительства России в составе А.Ф. Керенского, Н.В. Некрасова, И.Г. Церетели и М. И. Терещенко приехала в Киев и после переговоров подписала акт о предоставлении автономии Украине.


* * *

Получив в Киеве известия об Октябрьском перевороте в Петербурге,
командующий войсками Киевского округа энергичный генерал-лейтенант Виктор Квитницкий начал стягивать к Киеву войска, чтобы не допустить захвата на Украине власти большевиками. Его поддержал казачий съезд, прошедший в ноябре в Киеве. Преимущественно эсеровская Центральная Рада колебалась. Она боялась и большевиков и военных. Особенно активно призывали воздержаться от активных действий входившие в
Раду еврейские социалисты – бундовцы. Их лидер, член Рады, Рафес, позднее перешел к большевикам.
10-го ноября более тысячи казаков, офицеров и юнкеров окружили большевистский ревком в Киеве. Большевики капитулировали без боя. Но в городе три дня продолжались бои между рабочими отрядами и войсками генерала Квитницкого, и, в конце концов, большевики установили контроль над Киевом. Но ненадолго.
20-го ноября 1917-го года Центральная Рада объявила в III Универсале об образовании Украинской Народной Республики, но, опять же “не отделяясь от Российской
Республики”.
В ночь с 12-го на13-ое декабря Киев заняли части украинской национальной армии.
Они арестовали большевистский ревком во главе с Пятаковым, а большевистских

4

руководителей выслали в Москву. Большевики хотели провести в Киеве Всеукраинский съезд советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, но столкнулись с организованным проявлением враждебной им “народной силы”, бежали из Киева в Харьков и там, проведя свой съезд, объявили, что берут власть на Украине в свои руки. Этот съезд провозгласил Украину социалистической республикой.
Красные отряды из Харькова тут же начали захватывать украинские города и села. К середине января 1918-го года Киев был почти окружен.


* * *

В это время в Бресте проходили переговоры большевиков с австро-германским руководством. Последний германский ультиматум содержал обширные территориальные притязания: отторжение от России не только Польши, Литвы, Курляндии и части Белоруссии, но и всей Эстландии и Лифляндии. Россия должна была вывести свои войска с территории Украины и Финляндии. На этих условиях было подписано соглашение и германское верховное командование отдало приказ о прекращении военных действий в России.
Так как по условиям сепаратного мира появилась опасность захвата немцами Киева немцами и украинских губерний, следовательно, 9-го января Рада в Киеве приняла IV Универсал, провозгласивший Украинскую Народную Республику “независимым, свободным и суверенным государством украинского народа”. Рада послала свою делегацию в Брест-Литовск, получила признание от немцев и австрийцев, и обязалась в качестве контрибуции поставить Центральным Державам 1 млн. тонн продовольствия и топлива.


* * *

Уже после объявления IV Универсала к Киеву подошла Красная армия подполковника левого эсера Муравьева. Упорные бои между красными войсками и
частями украинских националистов, юнкерами и казаками шли девять дней. Одновременно большевистский ревком организовал восстание против Рады в самом городе. Восстание было подавлено, но когда большевики начали обстреливать русский город из тяжелых осадных орудий, началась паника, и в ночь на 9-ое февраля Центральная Рада и Секретариат (правительство) покинули Киев и переехали в Житомир.
Захватив Киев, большевики учинили в нем расправу. Было убито около пяти тысяч офицеров и несколько сотен украинских молодых воинов – гайдамаков. В первый же день большевистской власти в Киеве революционными солдатами был жестоко убит Киевский митрополит Владимир (Богоявленский), расстреляны известные врачи, в том числе  и хирург Бочаров и доктор Рахлис за то, что носили военную форму. Эстрадный певец
Соколовский был расстрелян за то, что пел антибольшевистские куплеты. Убивали с

5

равной жестокостью и алчностью и русских, и украинцев, и евреев, и поляков. По сообщениям очевидца, красноармейцы казнили всякого, кто наивно показывал красный билетик – удостоверение принадлежности к украинскому гражданству. Могли равно пустить пулю в затылок и за золотые офицерские погоны, и за красные ботинки, приглянувшиеся красноармейцу.


* * *

Ориентировавшиеся на Антанту, руководители Украины спешно подписали сепаратный мир с Центральными Державами в Бресте, и 12-го февраля обратились к Германии с просьбой о помощи. 2-го марта немецкие войска восстановили власть Рады в Киеве. Большевики бежали, оставив разграбленный и в буквальном смысле слова залитый кровью город.
29-го апреля 1918-го года германское командование разогнало Раду, установив единоличную власть “гетмана всея Украины” – генерал-лейтенанта П.П. Скоропадского, бывшего генерала Императорской свиты, командира одного из гвардейских русских полков, богатого помещика.
Один Скоропадский, Иван Ильич, уже был украинским Гетманом в начале 18-го века. Павел Скоропадский образовал правительство беспартийных специалистов и расклеил по городам плакаты “Вся власть на Украине принадлежит мне”.
Первый состав правительства Скоропадского, возглавляемого Ф.А. Лизогубом (Председателем Полтавской земской управы), начал противопоставлять себя России. На всеукраинском съезде учителей Гетман уже говорил о “двухсотлетнем ярме Московщины”, угнетавшем живые силы украинского народа.
Проводимая в угоду немцам украинизация не встречала сочувствия в городах, а отмена земельной реформы и попытки вернуть имущество помещикам, сопровождавшиеся поркой крестьян, вызывали возмущение на селе. Оккупационная политика немецких властей, реквизиции способствовали росту недовольства украинского населения.
Что особенно важно, в большевистской зоне России многим тысячам людей удавалось, объявив о своем украинском происхождении, получить соответствующие
документы и выехать на спокойную и сытную Украину, спасаясь таким образом из лап ЧК и голодных страданий. Гетманская администрация, как могла, помогала этому вызволению русских людей. Часть выехавших позднее ушла в эмиграцию, молодежь пополняла ряды Белого движения.
Существенной военной силы Скоропадскому создать не удалось, а вооруженное сопротивление ему и немецкой оккупации росло.





6


* * *

После гетманского переворота 29-го апреля 1918-го года большинство украинского
крестьянства не восприняло новую власть. Еще более возросло недовольство присутствием в Украине немцев и австро-венгров. Гетман Скоропадский получил неограниченные права. Сосредоточил в своих руках не только исполнительную, но и законодательную и судебную власть. Образовавшееся государство по форме правления полностью отличалось от УНР. Однако эту власть нельзя считать диктатурой в полном смысле этого слова. Ведь с первых дней установления гетманского режима Скоропадский оказался в полной зависимости от оккупационных властей.
Вывоз значительного количества продовольствия в Германию, Австро-Венгрию и РСФСР вел к обострению экономического и продовольственного кризиса в Украине. Еще больше озлобляли крестьян против власти начатые еще во времена Центральной Рады карательные экспедиции. Каратели, как правило, применяли принцип коллективной безопасности: размер взысканий распределялся между всеми жителями населенного пункта, независимо от их социального статуса, уровня материальной обеспеченности. В случае несостоятельности части населения уплатить контрибуцию ее погашала другая часть – зажиточные слои населения. Поэтому крестьяне все чаще проявляли неповиновение и протест, которые постепенно перерастали в более активную форму протеста – создание крестьянско-казацких партизанских отрядов, становились опорой антиоккупационной и антигетманской, а позже и антибольшевистской борьбы в деревне.
Одним из крупнейших выступлений украинского крестьянства против присутствия в Украине немецко-австро-венгерского войска и правительства Скоропадского было таращанское восстание, все еще должным образом не отраженное в исторической литературе.


* * *

Только западнее Киева возникло около 20 партизанских отрядов, на юге и востоке орудовали отряды атаманов Махно, Григорьева, Зеленого и других. Эсеры организовали взрывы на военных складах, крупные пожары, в июле ими был убит командующий германскими войсками фельдмаршал Эйнгорн.


* * *

Когда стало ясно, что Германия на пороге военного поражения, Скоропадский хотел переориентироваться на союз с Деникиным и Антантой. 14-го ноября 1918-го года он издал грамоту о союзе с великой, свободной от большевиков Россией и уволил своих
министров “щирых националистов”. Но в Белой Церкви против него вспыхнуло восстание

7

непримиримого самостийника социалиста Симона Петлюры, ранее командующего войсками Рады. Петлюровцы образовали свое правительство – Директорию из пяти человек – и 14-го декабря заняли Киев. Скоропадский бежал в Германию.
После ухода немецких войск в Украине на короткое время восстановилась власть Украинской Народной республики (УНР). Верховной формой правления стала Директория во главе с Винниченко и командующим армией С.В. Петлюрой. Политика УНР немногим отличалась от политики советской: в аграрной области провозглашалась ликвидация частновладенческих имений, национализация промышленности и транспорта, государственный контроль над рынком. Массового террора УНР гнушалась, но отдельные убийства противников Директории происходили “при невыясненных обстоятельствах” каждый день. Первыми были убиты граф Келлер и его адъютант кавалергард Пантелеев.
Свергнув Гетмана, отряды Директории, достигавшие 20 тысяч человек, стали распадаться. Часть ушла к большевикам. Украина погрузилась в хаос насилия и грабежей, которые совершали банды разных “атаманов” и “батек”. Ширились еврейские погромы: их пик приходится на весну 1919-го года. В марте в Проскурово петлюровцы Запорожской бригады поставили себе задачу вырезать все еврейское население города и убили холодным оружием три тысячи человек.


* * *

Партизанские отряды с гетманской “державы” вытеснялись в “нейтральную зону” на территорию РСФСР и за демаркационную линию. “Нейтральная зона” находилась в лесной зоне за границей против Черниговщины, Сумщины и Харьковщины в основном в районе Янев, Стародуб, Почеп. В этой зоне партизанские отряды объединялись в группировки и совершали переход на украинскую территорию, где вели боевые действия.
В этой зоне красные постоянно держали наготове части украинских повстанческих дивизий – отряды большевиков, дезертировавших из украинской армии в марте 1918-го года. Командовали ими будущие “революционные герои” Василий Боженко, Щорс, Тимофей Черняк и подобные. Дивизии находились в самом издерганном, неорганизованном и беспомощном состоянии. Настроение у личного состава, порядок и организация отсутствовали. Совнаркомом было принято решение реорганизовать эти отряды в организационную боевую часть. После приказа Совнаркома повстанческие дивизии стали наполнять людьми, оружием и профессиональными командирами. Большевикам было очень удобно использовать эти воинские части. Если бы замыслы
красной России закончились катастрофой, всегда можно оправдаться, что имело место не наступление Красной армии, а восстание украинских большевиков на украинских землях, И Москва тут, мол, ни при чем.





8


* * *

В конце ноября 1918-го года по приказу Ленина было сформировано большевистское правительство Украины во главе с Г.Л. Пятаковым. Большевики располагали частями Красной армии и, приняв несколько перешедших на их сторону банд, начали военные действия против Директории. В январе они оккупировали Харьков, 6-го февраля 1919-го года вновь заняли Киев. Был образован Украинский Совнарком во главе с Х.Г. Раковским и ЦИК во главе с Г.И. Петровским. Украинские большевики не только повторяли экономический и политический курс большевиков московских, но были более радикальными в отношении “коммунизации” деревни, создания комитетов “незаможних селян” и совхозов вместо бывших имений.


* * *

Директория бежала на Западную Украину. Петлюра возглавил правительство, кочующее по стране, и делил власть с другим кочевым правительством – галицийским, которое поляки вытеснили из Львова. В отличие от Петлюры, галичане сочувствовали Белому движению. Когда развернулось летнее наступление ВСЮР, белые части 31-го августа заняли Киев. Советское правительство оттуда бежало. Галицийские части армии Директории перешли на сторону ВСЮР.


* * *

После неудачи “похода на Москву” белые отступили. Красная армия в декабре 1919-го года вошла в Киев.


* * *

Весной 1920-го года польские войска заняли Киев, заключив с Директорией соглашение против РСФСР. Пилсудский гарантировал признание независимости Украины при условии изменения границы (в состав Польши должны были войти земли Восточной Галиции и Волыни). Но после окончания военных действий против большевиков 20-го ноября 1920-го года польское правительство распустило Директорию. Ее лидеры эмигрировали.
Советские войска вошли в Киев в феврале 1920-го года. С ними в Киеве появилось советское правительство. И теперь надолго.


9









Часть   первая



Звенигородско-таращанское
восстание



















10

Согласно подписанному в Бресте сепаратному миру с Центральными Державами Германия в начале 1918-го года оккупировала Украину.
29-го апреля 1918-го года германское командование разогнало Центральную Раду и установило единоличную власть “Гетмана всея Украины”.
Легкость оккупации Украины создала у немцев иллюзию безусловной покорности  населения.
Австро-германские войска в 1918-ом году чувствовали себя хозяевами положения на Украине. Кроме того, они считались не оккупантами, а защитниками союзного режима Скоропадского.
Поставленное германским военным командованием правительство гетмана Скоропадского являлось последней куклой в руках интервентов. Повсеместно на Украине был введен режим военно-полевых судов, виселиц, карательных экспедиций, грабежа, насилия и колониального рабства. На фабриках и заводах, возвращенных капиталистам, на земле, возвращенной помещикам, был введен принудительный труд.
На Украину сплошной массой потянулись германские капиталисты и помещики, жаждавшие принять участие в колониальном грабеже. Экономическая политика интервентов сводилась к полному ограблению народного хозяйства страны, полному разрушению ее производительных сил.
Малейшую попытку сопротивления интервенты карали самым бесчеловечным варварским образом. Они выжигали целые села и уезды, расстреливали тысячи трудящихся, не желавших примириться с варварами, захватившими их родину. Смердящий трупный запах сопровождал повсюду полчища современных каннибалов.
На борьбу с интервентами поднялись вооруженные отряды рабочих Екатеринослава, Херсона, Николаева, Харькова и Полтавы.
В первых рядах самоотверженных борцов за независимость родины сражались рабочие Донбасса.
Под руководством Ворошилова пролетариат Луганска, Бахмута, Юзовки, Макеевки и других районов Донбасса с исключительной храбростью и отвагой громил германских захватчиков.
На отечественную войну против интервентов вслед за пролетариатом поднялось и украинское крестьянство. Всюду под руководством большевиков создавались партизанские отряды. Перешедшая в подполье большевистская партия выделяла для формирования и руководства боевыми действиями партизанских отрядов своих лучших сынов.
Полтавский губернский староста 16-го мая телеграфно сообщил в министерство внутренних дел Скоропадского, что в районе Золотоношского уезда прибывшие из Екатеринослава 10 большевиков сформировали отряды крестьян. Газета “Киевская мысль” в то же время писала, что по многим селам Киевской губернии “разбрелись” большевики, ведущие среди крестьян агитацию.
Партия большевиков все силы приложила к тому, чтобы вооруженные выступления крестьянства против немецких оккупантов проникали при самой широкой и активной поддержке со стороны пролетариата и под его руководством. И в этом именно заключался
залог успеха народной войны трудящихся Украины против немецких варваров.

11

В середине мая 1918-го года в селе Павловка Елизаветградского уезда австрийское командование попыталось помочь местному помещику в возвращении захваченной крестьянами собственности. Карательный отряд окружил село, сжег часть домов, а затем устроил экзекуцию, используя палки, шомпола и прочие подручные средства. Однако стоило австрийцам покинуть село, как крестьяне напали на усадьбу, убили помещика и управляющего имением. После этого жители Павловки обратились за помощью к соседнему селу Канеж, где еще сохранился ревком и дружина численностью в 80 человек. Жители двух сел создали отряд из 700 человек (с 200 винтовками и 2 пулеметами под командованием большевика П.И. Данилова). 20-го мая Канежский отряд разгромил австро-германский гарнизон еще в селе Веселовка. Однако уже при попытке уничтожить крупный гарнизон в Арсеневке канежцы были разбиты.
3-го июня австро-германские части овладели Канежем. После подавления восстания расстреляли и повесили на крыльях ветряка 117 активных участников восстания. Уцелевшие от расправы крестьяне ушли в лес и продолжали партизанские наскоки вплоть до осени 1918-го года.
Пролетарии фабрик и заводов Украины оказывали помощь крестьянству не только путем стачек и забастовок, а и путем посылки оружия и опытных организаторов, а также и своим непосредственным участием в этой борьбе, своим руководством вооруженной борьбой крестьянских масс против немцев.
Летом 1918-го года по всей Украине пошла широкая волна крестьянских восстаний. В это время рабочие железнодорожники устроили всеобщую полуторамесячную забастовку, помешав тем самым интервентам перебрасывать свои войска для подавления восстания.
С особой силой крестьянские восстания в июне-июле 1918-го года развернулись на территории Киевской, Полтавской, Черниговской и северной части Херсонской губерний.
Киевский градоначальник в своем докладе министру внутренних дел указывал, что в Нежинском уезде представители местной власти “и даже немецкие военные силы оказываются в положении обороняющейся стороны”.
Одними из крупнейших восстаний против интервентов в Киевской губернии были восстания в Звенигородском и Таращанском уездах, длившееся два месяца. В основе этого восстания лежали те же самые причины, которые подняли весь украинский народ на борьбу с иностранным нашествием, на борьбу за свою независимость, за торжество социалистической революции. Возникнув стихийно, эти восстания чрезвычайно быстро, в течение нескольких дней, охватили почти всю Киевскую губернию.
На территории Звенигородского, Таращанского, Каневского, Чигиринского, Киевского, Уманского и Васильковского уездов в течение всего июня шли непрерывные бои повстанцев с германскими и гайдамацкими войсками. Звенигородский и Таращанский уезды превратились в центр широкого восстания, которое вышло за пределы Киевщины.
В Звенигородском и Таращанском уездах восстания продолжались и весь июль, а в Сквирском оно было подавлено только в августе 1918-го года.
На характере, темпе нарастания, широте охвата и остроте крестьянских восстаний в
Киевской губернии вообще сказалась непосредственная близость к немецкой и

12

гетманской штаб-квартире в Киеве. Немецкое командование усиленно наводило “порядок”, прежде всего, внутри и возле административного центра своей новой провинции, поэтому военный режим в самом Киеве и губернии отличался особой свирепостью.
Гетманский переворот в Киеве, указ о восстановлении помещичьего земледелия, разгон киевского крестьянского съезда, закон о праве на урожай 1918-го года, приказы о введении военно-полевых судов, наконец, многочисленные германские и гайдамацкие карательные экспедиции, сопровождавшиеся расстрелами и грабежами – все это, прежде всего, и с особой силой почувствовало на себе крестьянство Киевской губернии.


* * *

Повстанческая борьба крестьян Киевской губернии началась вслед за тем, как войска оккупантов заняли Киев и начали устанавливать здесь свою контрреволюционную военную диктатуру. Уже 6-го апреля 1918-го года начальник милиции 3-го участка Киевского уезда доносил начальнику Киевской уездной милиции, что в границах его района действует отряд крестьян-повстанцев, в распоряжении которого есть артиллерия, пулемет и даже бронеавтомобиль. За несколько дней до этого тот же начальник 3-го участка телеграфировал в Киев: “Необходимо срочно обезоружить все население при содействии военных частей, ибо добровольно возвращают оружие только лица благонадежные”.
Однако в апреле 1918-го года на Киевщине таких хорошо организованных и вооруженных отрядов было еще не много. Оружие у крестьян пока еще лежало закопанным глубоко в земле. Борьба шла главным образом по линии захвата помещичьих имений, земель и лесов, поджога, ”потрав” и тому подобное. При случае крестьяне не отказывали себе и в том, чтобы хорошенько разделаться с “карателями”.
Повсеместные восстания на Киевщине начались только в конце мая и первых числах июня 1918-го года, то есть тогда, когда крестьяне на опыте увидели, что принесли им германские оккупанты. Положение по уездам Киевской губернии, по сведениям подпольной газеты “Коммунист”, на 31-ое мая и 1-ое июня 1918-го года представляется в следующем виде:
“Каневский уезд. – Население волнуется, отношение к власти враждебное.
Радомышльский уезд. – Настроение населения угнетенное.
Звенигородский уезд. – Селяне грабят. Побили сельского старосту. Выслали карательные отряды в Вербовку и  Коротино. После столкновения отнято 250 ружей и 2 пулемета.
Таращанский уезд. – Настроение  враждебное.
Чигиринский уезд. – На берегу Днепра происходит подавление беспорядков.
Сквирский уезд. – Вторые сутки происходит разоружение Ружина. Направлен отряд в села Романовку, Велино и Чернявку.


13


* * *

Звенигородское восстание началось с выступления крестьян села Орли, Лысянской волости, против карательного отряда, прибывшего в село. Было это 3-го июня 1918-го года.
В этот день селяне узнали о приближении к селу карательного отряда в составе одной немецкой роты и офицерской сотни гетманцев, посланных сюда для разоружения и “наведения порядка”. Постановили на сходе не пускать отряд в село и оказать им вооруженное сопротивление. Местные крестьяне изгнали карательный отряд. Почин был подхвачен, победа крестьян села Орли вдохновила крестьян других сел. 4-го июня каратели попытались разоружить крестьян в селе Гонжаливка. И там карателей постигла неудача. Дальше восстание перекинулось на соседнюю Лысянку. Каратели на помощь вызвали отряд кадетов и еще роту немцев.
Однако повстанцы, основу которых составляли: отряды Вольного казачества атаманов Туза и достаточно авторитетного среди местного крестьянства Квитковского проявили храбрость и заставили карателей закрыться в местном польском костеле. Только благодаря хорошему вооружению немцы вместе с кадетами успешно отбились.
В это же время восстание охватило весь уезд: 5-го июня выступили крестьяне сел Моринцы, Пединовка, Ольховая; 7-го июня на борьбу поднялись крестьяне села Озерное, в руки повстанцев перешли Пески и пригород Звенигородки. Крестьянско-казацкие отряды громили карателей и ликвидировали местные органы гетманской власти.
На помощь Лысянке прибывали вооруженные группы крестьян. Так из Ольшан и Тарасовки прибыл объединенный отряд под руководством Шендрика. Из Моринец поступили четыре казацкие сотни. Против немцев объединились все силы сельского населения с разносторонними политическими взглядами.
Воспользовались ситуацией и большевики. Несмотря на свою малочисленность, они организовали отдельные отряды и вливались в крестьянско-казацкое войско, что позже дало основание для историков трактовать звенигородское восстание как выступление крестьян, организованное и возглавляемое большевиками.


* * *

В течение трех дней повстанцы штурмовали лысянский костел. Окруженные оказались в чрезвычайно трудном положении. Они решили атаковать ночью мост через реку Гнилый Тикич, прорваться на противоположную часть города и, вырвавшись из
Лысянки, пробираться к Звенигородке. Как ни странно, но им это удалось сделать. Среди местного населения и поныне ходят разные версии относительно этого прорыва: одни говорят, что охрана на мосту уснула, другие – о том, что часть повстанцев договорилась с немцами, и тайно пропустила их через мост. Однако, как бы там ни было, лысянские
отряды пропустили врага. Отдельная группа повстанцев под руководством Гребенко

14

двинулась на перехват беглецам через село Неморож и остановила их вблизи села Озерное. С тыла ударил преследуемый врага лысянский отряд. Развернулся ожесточенный бой. Однако в решающий момент на помощь немцам прибыл еще один немецкий отряд из Звенигородки. Повстанцы вынуждены были отступить.
Вражеские отряды тоже отошли к Звенигородке. В течение лета в Звенигородском уезде в восстании участвовало уже около15 тысяч повстанцев. Среди руководителей повстанческих отрядов были опытные атаманы, которые еще год назад стояли у истоков Вольного Казачества: Никодим Смоктия, Семен Гризло, Антон Школьный и другие. Они, не жалея собственной жизни, защищали родной край от иностранной оккупации.


* * *

Повстанческим движениям против оккупационных войск в крае руководил
Л. Шевченко, родственник гениального украинского поэта Тараса Шевченко. Его брат Ананий был куренным Тарасовой сотни Вольного Казачества. Это был типичный лидер, чрезвычайно смелый, но не имел нужного образования. Работой штаба повстанцев руководил поручик Кривда. Идейным вдохновителем стал атаман Звенигородского коша Вольного Казачества Ю. Тютюнник. Накануне восстания был назначен уполномоченным 7-го участка демобилизации Юго-Западному фронта. Это позволило руководству Вольного Казачества контролировать склады с большим количеством оружия.
После гетманского переворота против Скоропадского на страницах газеты “Звенигородское мнение” открыто выступила уездная власть. Газета призвала крестьян к неповиновению гетману, напечатав соответствующие приказы Украинской Центральной Рады, которые были изданы в январе 1918-го года для организации власти в крае.
Также были опубликованы антигетманские распоряжения и обращения уездного военного начальника Михаила Павловского и постановления уездного комитета социал-революционеров.
За это немецкие власти по просьбе гетмана получили приказ арестовать
М. Павловского. Сам Павловский позже вспоминал: “Увидев движение немцев, я приказал бывшей при мне сотне казаков немедленно разъехаться по домам, а сам со штабом выехал в село Гусаково, где в тот день было созвано совещание куренных атаманов. Приехав в село Гусаково, я объяснил атаманам обстоятельства последнего момента и приказал им всеми способами проводить подготовку восстания и выступить только тогда, когда демократия выбросит лозунг... Я передал атаману Гусаковской волости сотнику Пондинку – сам со своим штабом выехал в Одессу, где жил на берегу моря в рыбацкой хижине”.
Таким образом, на момент восстания атамана Звенигородщины, члена УНР, который должен руководить восстанием против оккупационных войск и власти гетмана, в
уезде не было. Правда, перед своим бегством все оружие в количестве 10000 ружей, 43
пулеметов (а со слов Павловского – более 10018, 2 пушек, одного бронепоезда и много
амуниции) были розданы крестьянам. Оружие вывозилось четыре ночи. В последнюю

15

ночь поломали двери, разбросали остатки имущества. Вместе с Павловским и несколькими его товарищами исчезла комендантская сотня, уничтожив свою канцелярию.
В такой ситуации Ю. Тютюнник, чтобы снять с себя подозрения о причастности исчезновения оружия со склада, на другой день утром звонил в Киев о грабеже в Звенигородке. Сообщил он об этом и руководству местного немецкого гарнизона, где его продержали шесть часов под стражей, а затем освободили, взяв с него подписку о невыезде из города. Следствием событий стало то, что руководителя немецкого гарнизона, с которым казачьи атаманы могли еще ладить, перевели в Умань, а в Звенигородку назначили нового. Вместе  с тем в город прибыл немецкий полк, а через несколько дней и карательный отряд. Немцы начали делать дело, которое не удалось осуществить большевистским отрядам Муравьева: крестьян пытали, девушек и молодых женщин насиловали, в селах уезда начался массовый грабеж.
Тютюнник призвал не поднимать восстание, чтобы не вызвать в крае полную руину. Однако удержать крестьян от выступления было трудно. Тогда Ю. Тютюнник принял решение возглавить повстанческое движение против гетмана и приказал ждать его возвращение из Киева. В Киеве Тютюнник не нашел поддержки. Однако встретился с самим гетманом. О своем путешествии он позже вспоминал: “У меня не осталось твердого убеждения, что каратели справятся с восставшими крестьянами с согласия гетмана, хотя Полтавец и гетман со всею силою возмущались на провокаторов. При мне была написана телеграмма с приказом отозвать карателей из Звенигорода, но при мне пришло сообщение, что каратели уничтожены крестьянами под Лысянкой. Не сказали ничего и в гетманской администрации”. С тем Ю. Тютюнник отправился в Звенигородский уезд. Через несколько дней он уже был в селе Княже, где атаманствовал дед Шаповал. В селе все население было при оружии, на площади стояла пушка, повернутая в направлении Шполя. Шаповал рассказал Тютюннику, что его планы – разбить немцев в Шполе. Он глубоко верил в победу. Из Княжа Тютюнник добрался до села Богачивка, оттуда – в штаб повстанцев, где встретился с Л. Шевченко, которому сообщил неприятную для предводителя повстанцев вещь, которая доводила его до безумия: восстала только Звенигородка, а у проводников национального движение не было никакой позиции к восстанию. Л. Шевченко откровенно сообщил Тютюннику: “Вам нечего вмешиваться в это дело. Не имеем права втягивать к восстанию хоть одного человека, который затем может потребоваться для политической работы. Я теперь не имею веры в успех. Возможно, что это придет позже. Завтра проведем решительную атаку на город. Его нужно захватить. Победа наша под Звенигородкой может поднять население соседних уездов, а потом посмотрим. Хотя бы один человек приехал сюда, который пользовался бы авторитетом по всей Украине. А Вам могу передать главную команду, когда Вы найдете это необходимым. Но, ни в коем случае не допущу того, чтобы обнаружено было ваше участие в восстании, когда вы не берете на себя главной команды. Для второстепенной
роли не имеете права рисковать. А теперь помогите составить приказ об атаке”.





16


* * *

Весь Звенигородский уезд был охвачен восстанием. Для того чтобы предупредить возможность подвоза германских войск в Звенигородский уезд, крестьяне деревень, прилегающих  к станции Россоховатка, на железнодорожном участке Умань – Цветково захватили в свои руки эту станцию и испортили железнодорожный путь. Начальник станции Россоховатка 6-го июня телеграфировал в Уманское железнодорожное отделение, что “крестьяне пяти местных сел, вооруженные винтовками, пулеметами, ручными гранатами, бомбами и другим, подняли восстание под влиянием большевиков и других агитаторов против существующего правительства и против германских войск, захвативших станцию Россоховатка, разобрали пути, поставили патруль и запретили станционным служащим сношение с другими станциями”.
Направляющийся походным порядком из местечка Тального на Звенигородку отряд немецких гусаров был разбит повстанцами в районе Ольховцы – Гусаково. Два орудия с 60 снарядами попали в руки повстанцев.
8-го июня партизаны начали осаду города.
Наутро 8-го июня штаб восстания перенесли в село Озерное, откуда была видна вся Звенигородка. Штаб был сформирован во главе с бывшим поручиком Кривдой. В уезде провели мобилизацию, в результате которой силы повстанцев выросли до 30 тысяч человек. Повстанцы начали атаку.
Немцы отчаянно защищали каждый дом и ждали помощи. А помощь могла поступить только из Умани, потому что в Шполе атаман Шаповал, как планировал, наголову разгромил немцев.
Вдруг повстанческая разведка донесла, что со стороны города Тальное в Звенигородку направляются немецкие войска. Для их ликвидации навстречу были направлены четыре казацкие сотни, две из них – Кирилловские и Гусаковские – считались лучшими. Выполнение задания возлагалось на старшину Федора Бондаря. Вблизи села Гусаково несколько отрядов, одним из которых командовал местный житель
Г. Иванченко, сделали засаду. За очень короткое время казаки захватили в плен 300 немцев, и что самое важное – их орудия. Победа вблизи Гусаково еще более подняла дух повстанцев.


* * *

Потери в городе немцы в значительной степени несли от артиллерии повстанцев. Бондарь упорно обстреливал помещение ремесленной школы, где сосредоточилось значительное количество немецких войск. В то время повстанцы заняли водочный состав, захватив в плен часть немцев. Учитывая безвыходную обстановку, немцы вывесили на
ремесленной школе белый флаг.

17

Весь немецкий гарнизон Звенигородки не выдержал натиска партизан и
присоединившегося к ним городского населения. Офицеры, предвидя неминуемый разгром и опасаясь революционного взрыва среди своих собственных солдат, предложили партизанам перемирие на два дня, надеясь, что за это время подоспеет подкрепление. Однако, как сообщает звенигородский уездный комендант “хитрое самоутешение немецких офицеров не оправдалось, так как наподобие наших солдат немецкие солдаты устроили совещание и вынесли постановление сдать оружие”.
Факт разложения немецких войск подтверждается и начальником особого отдела штаба гетмана, который по этому поводу писал, что немецкие солдаты на особом своем митинге 9-го июня постановили сопротивление восставшим не оказывать и имеющееся оружие предоставить последним. Офицеры подчинились решению солдат, а только выговорили себе неприкосновенность.
Условия для немцев были тяжелые. В предварительных переговорах повстанцы требовали от  немцев невмешательства во внутреннюю жизнь Украины. Теперь, осознавая, что победа одержана, повстанцы стали требовать от немцев конфискации всего имеющегося оружия, а самих немцев привлечь к работам на сахарных заводах и полях с посевами свеклы. Так и произошло: немцы отдали все оружие, и пошли копать сахарную свеклу.
9-го июня, когда сдались немцы, повстанцы арестовали представителей гетманской власти и карательный офицерский отряд. Немецкие сатрапы, наиболее отличившиеся в зверских расправах над крестьянами, были расстреляны по решению крестьянского волостного суда.


* * *

Вплоть до 13-го июня город полностью находился в руках повстанцев. Для осуществления порядка в городе штаб повстанцев назначил коменданта. По всему уезду была объявлена мобилизация всего мужского населения. Дальнейшая законодательная деятельность повстанческого штаба была прервана боевыми действиями наступающих на город новых немецких частей. Немецкое командование стало подтягивать к Звенигородке свои карательные отряды, действовавшие как в самом Звенигородском уезде, так и в других, соседних уездах. Партизаны Звенигородского уезда оказывали ожесточенное сопротивление этим отрядам на всем пути их продвижения. По всему уезду шли ожесточенные бои с оккупантами. “Бои немцев в Звенигородском районе к юго-западу от Киева, – телеграфировал 11-го июня в Вену граф Форгач, - носят серьезный характер и связаны с потерями”.
Как видно из сводок немецкого министерства, за эти первые десять дней борьбы непосредственно в боевых действиях против германских и гайдамацких войск приняли участие партизанские отряды, насчитывающие в общей сложности 15 тысяч человек. Принимая во внимание, что в эти 15 тысяч человек входили только те
повстанцы, которые непосредственно состояли в партизанских отрядах, и, учитывая то

18

количество крестьян, которое им помогало в борьбе против оккупантов, можно смело
сказать, что в этом восстании принимало участие все трудящееся население Звенигородского уезда.
Германское командование направило в Звенигородский уезд крупные воинские  части с крупными орудиями. Под напором значительно превосходящих сил противника партизаны были вынуждены оставить Звенигородку. Вечером 13-го июня ею вновь завладели немцы. Повстанческие отряды во главе со своим штабом отошли в район села Лысянка.


* * *

Восстание в Таращанском уезде началось почти одновременно со Звенигородским. “Происходившие в последние дни беспорядки в Звенигородском уезде отразились, несомненно, и в Таращанском уезде”, - доносил таращанский уездный староста киевскому губернскому старосте. Основное ядро повстанческих отрядов, как сообщается в этом же донесении, состояло “из вернувшихся с фронта солдат”.
Повод к восстанию крестьян в деревнях Янышевка и Стрежевка, где началось общее восстание Таращанского уезда, был тот же, что и селе Лысянка, Звенигородского уезда. Действия германских карательных отрядов и местных гетманских властей, “направленные к восстановлению порядка в уезде вообще и к возвращению разграбленного у земледельцев имущества”, в частности, вызвало усиленное брожение  среди крестьянского населения.
На помощь восставшим Янышевки и Стрежевки поднялись крестьяне соседних сел: Ставища, Лук, Ольшаницы, Пятигор, Исашкова, Плоского, Острой Могилы и другие. 8-го июня повстанческие отряды стали концентрироваться в селе Стрежевке. 10-го июня партизаны разбили и обратили в бегство гайдамацкий отряд атамана Горемыки. 11-го июня сводный германо-гетманский отряд под командой германского коменданта Ляудена занял Ставище. В этот день произошел бой между германо-гайдамацкими отрядами и повстанцами села Янышевка. На этот раз исход боя решило артиллерийское превосходство немцев. Артиллерийскими снарядами была сожжена почти вся Янышевка. Однако когда к янышевцам подошла помощь из соседних сел, немцы позорно бежали в Таращу, не приняв боя.
Командиром восставших таращанцев был Федор Гребенко, который родился в Таращанском уезде на Киевщине в зажиточной крестьянской семье. Позднее, когда разразилась 1-ая Мировая война, он ушел на фронт, где дослужился до воинского звания прапорщика и получил солидный боевой опыт, столь пригодившийся ему в дальнейшем. По некоторым данным в конце 1917-го года Федор возвратился в родные места и стал сторонником Центральной Рады, ставшей на путь постепенного утверждения украинской государственности. Среди своих многочисленных земляков-таращанцев бывший боевой царский офицер не затерялся. Федор обладал ярко выраженными организационными 
способностями, которые позволили ему в скором времени занять высокую должность

19

военного комиссара Таращанского уезда.
Быть военным руководителем уездного масштаба Гребенко выпало в весьма непростое время. Уже в начале 1918-го года Украина явственно услышала стальной шаг полков немецкого императора Вильгельма, с правительством которого Центральная Рада заключила направленный против большевиков военно-политический союз. И Гребенко, и другим товарищам стало ясно – на Украину идут иноземные захватчики, и она рискует навсегда потерять свою молодость и еще такую слабую независимость. Делегаты 2-го съезда Таращанского уезда, который собрался в начале марта 1918-го года, объявили себя мобилизованными на борьбу с оккупантами. Через несколько дней навстречу выступил крупный отряд (800 бойцов) под командованием Федора Гребенко, к которому почти сразу начали присоединяться тысячи вооруженных крестьян Таращанского и соседнего Васильковского уездов. Около 12-го марта 1918-го года Гребенко стал командиром настоящей селянской армии, которая насчитывала не менее 10 тысяч “селянских солдат”. Это, понятно, была уже сила, с которой уездный военный уже мог вести серьезную борьбу против немецких войск и гайдамаков.
В один из мартовских дней гребенковцы атаковали немецкие части, дислоцированные на станции Ракитное. Не ожидавший нападения противник был разгромлен и оставил таращанским и васильковским партизанам большие трофеи – 24 пулемета и 40 вагонов с винтовками.


* * *

Начало вооруженной борьбы атамана Гребенко было весьма многообещающим. Однако тогда ни сам повстанческий командир, ни его ближайший соратник и заместитель В. Баляс, ни другие партизаны еще по-настоящему не знали, с какими врагами они имеют дело. Силы восставших существенно не росли, в то время как немецкие оккупанты все прибывали и прибывали. Кайзеровское военное командование тогда вводило в Украину свой огромный воинский контингент (не менее 300 тысяч солдат и офицеров), тогда как сама Центральная Рада просила у них в десять раз меньше. Большое численное преимущество оккупационных войск быстро сказалось на ходе военных действий, повстанцы несли серьезные потери. В крайне сложной ситуации, когда борьба партизан не имела никаких других перспектив, у Гребенко хватило ума и мужества отказаться от вооруженного сопротивления захватчикам и до поры до времени распустить свои войска по домам.
Через свою агентуру кайзеровцы вскоре узнали имена партизанских руководителей. Вскоре большинство из них были арестованы, и всем грозил военно-полевой суд и практически “гарантированный” смертный приговор. Однако оккупантам и их пособникам тогда не удалось схватить Гребенко. Оставшись на свободе, Федор не мог допустить гибели своих ближайших соратников. Он быстро организовал небольшой, но хорошо вооруженный отряд из 25 бойцов, который однажды вечером дерзко напал на
тюрьму, в которой содержались арестованные, перебил усиленную охрану (а она численно

20

превосходила нападавших) и освободил смертников.


* * *

В апреле 1918-го года Гребенко командовал повстанческим отрядом, насчитывавшем тысячи партизан. Сам Федор всей душой хотел по-настоящему воевать с “германцами”, однако, местное селянство, хорошо поняв, что такое немцы, не спешило присоединяться к нему. Кроме того, многочисленность его “ребят”, по сути, исключала серьезную борьбу против оккупантов и тем более – серьезные военные успехи. Но прошло совсем немного времени, и Гребенко не только полностью восстановил свое войско, но и даже увеличил его численность в два раза. Главной причиной этого стало восстановление гетманом Павлом Скоропадским помещичьего землевладения и те бесчинства, которые творили немецкие оккупационные части в украинских селах. Селянство Таращанского и некоторых других уездов снова было готово массово подняться на вооруженную борьбу. Ощущая за собой весомую поддержку местного населения, Федор Гребенко ставит своим подчиненным задачу – полностью ликвидировать в Таращанском уезде немецко-гетманскую власть.
Желание взяться за оружие выразило тогда практически все мужское население Таращанского уезда. Однако как раз оружия таращанцам сильно не хватало: еще до этого немцы сумели основательно разоружить население их уезда. Помощь, которую трудно переоценить, Гребенко и его люди получили впоследствии от знаменитого украинского военачальника Юрия Тютюнника, который стал еще при Центральной Раде одним из ответственных за мобилизацию Юго-западного фронта старорусской армии, сумел отправить товарищам тысячи винтовок и большое количество патронов к ним.
12-го июня, утром, партизанские отряды из 14 сел под руководством большевика В.С. Баласа повели наступление на город Таращу. К ним присоединилось и таращанское городское население. Как указывает в своем донесении таращанский староста, “на улицах началась стрельба, причем стреляли из засад в кустах садов, из-за заборов, подворотен и даже домов, оставаться в городе не было возможности”. Храброе войско германское бежало по направлению к Белой Церкви, не успев даже захватить с собой кассу из местного казначейства.
После бегства немцев власть в городе взял в свои руки повстанческий комитет.


* * *

Надо сказать, что военная операция по захвату города была прекрасно разработана в штабе Гребенко, и не менее прекрасно осуществлена его повстанцами. Около шестисот лучших бойцов атамана сумели быстро окружить Таращу, оставаясь при этом незаметными и для немцев, и для петлюровцев. Затем последовал сильный натиск на
город с разных сторон и его быстрый захват, а отряд гетманских “вартовых”, которым

21

командовал капитан Ивженко, понеся большие потери, с трудом вырвался из партизанского окружения.
Вскоре повстанцы-гребенковцы контролировали практически весь Таращанский уезд. Сам атаман поставил вопрос закрепления освобожденной территории путем создания в каждом селе охранных сотен.
Революционный переворот в Таращанском уезде был горячо поддержан абсолютным большинством местного населения, а сам Федор Гребенко стал командующим Повстанческой армии, насчитывавшей не менее 20 тысяч человек. В ней были и кавалерия, и пехота, и пулеметные команды, и даже артиллерийские расчеты (пушки попали к повстанцам в качестве немецких трофеев). В исторической литературе встречаются разные данные о том, под каким флагом боролись таращанцы против оккупантов и сторонников Скоропадского. Сам Гребенко был тогда сторонником свергнутой Центральной Рады, и в городах и селах, захваченных таращанцами, восстанавливались ее законы. Однако были среди повстанцев и готовые восстановить Советскую власть.
Но независимо от того, как мыслили себе дальнейшую жизнь повстанцы Таращанского уезда, их власть означала неизбежную смерть для всех сторонников Скоропадского – контрреволюционно настроенных помещиков, гетманских “вартовых”, членов, поддерживающих гетманат, “Союза Хлеборобов-собственников”. В воспоминаниях последнего гетмана Украины можно найти слова о вопиющей жестокости восставших таращанцев к своим врагам. И в этих словах была значительная доля правды.
Если бы противниками партизан-таращанцев были только местные официальные и неофициальные “карательные отделы” гетманцев, Скоропадскому никогда бы не удалось восстановить свою власть на родине Гребенко. Однако почувствовав свою слабость перед широким народным движением, местная администрация и гетманское правительство обратилось за помощью к немцам.
Немецкое командование, для которого разные повстанческие движения Украины были не меньшим врагом, чем для гетманцев, без колебаний приняло эту просьбу. На таращанских повстанцев оккупанты бросили три дивизии – две пехотные дивизии из 27-го армейского корпуса и 5-ую баварскую кавалерийскую дивизию. Карателям удалось сильно потеснить гребенковских партизан, и 20-го июня 1918-го года сильным ударом выбить революционные отряды из Таращи. Вскоре, однако, атаман и его “хлопцы” сумели доказать, что их не следует недооценивать. Партизаны полностью разгромили один из лучших немецких карательных полков, а 29-го июня 1918-го года после неожиданной для противника атаки снова овладели Таращей. Правда, продержаться там они сумели только два дня.


* * *

Несмотря на героическое сопротивление повстанцев карателям, в июле инициатива в ведении военных действий прочно перешла к немцам, и это в принципе нетрудно

22

объяснить: немецкие кадровые дивизии уже имели за своей спиной весьма солидный опыт мировой войны, и к тому же значительно превосходили партизан по боевой технике (для подавления восстаний они широко использовали броневики и боевые самолеты).
В жестокой борьбе оккупанты и “ассистирующие” им гетманцы начали методически выселять восставших из их родного уезда, а повстанцы чем дальше, тем чаще начали попадать в окружение. И только благодаря своему бесспорному военному мастерству атаман Гребенко выводил их из крайне опасных “котлов”. Ситуация стала настолько серьезной, что Федор перестал думать о реванше над врагом, сконцентрировавшись только на задаче спасения партизанского войска. Постепенно к атаману пришло понимание того, что если его отряды останутся в Украине, эту задачу решить будет практически невозможно... Он и его командиры принимают решение – прорваться на территорию, контролируемую Советской Россией.


* * *

Дальнейшая партизанская война Звенигородского и Таращанского уездов сливается в один общий поток. Повстанцы этих двух уездов общими усилиями вели борьбу против крупных германских отрядов, часто переходя на территорию то одного, то другого уезда.
Однако в тактике партизанской борьбы в конце июня и начала июля произошли значительные изменения. Боевые действия большими соединениями в 10-15 тысяч человек были прекращены. Партизаны учли, что такая масса народа при условии еще слабой организованности могла легко быть определена и уничтожена крупными германскими войсковыми соединениями. Борьба велась преимущественно отрядами в две тысячи, полторы и тысячу человек, а иногда и меньше.
Крестьяне соседних уездов оказывали таращанским повстанцам помощь всем, чем могли: продовольствием, фуражом, одеждой и оружием. Из сел Антоново, Лаврики и Теремко крестьяне отправили в Таращанский уезд двести винтовок и один пулемет. Повсюду организовывали отряды партизан, которые вступали в борьбу с германскими частями, направляющимися на подавление восстания в Звенигородском и Таращанском уездах. Как указывается в сводке министра внутренних дел 15-22-го июля, волна повстанческого движение перешла из Таращанского уезда и захватила Островскую, Озерненскую и Ракитинскую волости Васильковского уезда.
Повстанческие отряды заняли Синявский сахарный завод, укрепили село Синяву, выставили пулеметы и объявили мобилизацию мужского населения в возрасте от 18 до 40 лет. В той же сводке указывалось, что в районе сел Маслово и Великого Куша, Златопольской волости Черниговского уезда против германцев действовал отряд “большевиков” числом около ста человек. А в селах Юдаевка, Круглике, Литовской-Вите и Великой Дмитровке Будаевской и Хотовской волостей Киевского уезда количество партизан, организованных в отряды, доходило до тысячи человек. Как сообщал киевский уездный староста, “для прекращения дальнейшей деятельности этого отряда и его поимку необходима реальная сила... Местная милиция разбежалась под влиянием угрозы
23

нападения. Необходим для этой цели особый немецкий отряд, но пока выслан только батальон”.
Борьба приняла такие масштабы, что один немецкий батальон никак не мог
справиться с движением. Отряд немецких войск, двигавшийся из Канева на Корсунь, подвергался по всему пути следования яростным нападениям со стороны крестьянских партизанских отрядов. В селах Петрушках и Квиточе по нему стреляли из пулеметов и винтовок. Для того чтобы продвинуться вперед, немцы должны были пустить в ход артиллерию.
В большинстве других уездов Киевской губернии партизанские выступления против германских войск, помещиков и гетманской администрации носили главным образом эпизодический характер. Численность партизанских отрядов не превышала 30-35 человек, и борьбу они вели главным образом на территории своего села или волости. Сводки гетманского министерства внутренних дел и донесения уездных старост отмечают почти ежедневные вооруженные столкновения этих отрядов с немцами или вартой.
Более системный характер приняли крестьянские выступления в Сквирском уезде. Как выше отмечалось, крестьяне этого уезда оказывали энергичную вооруженную помощь повстанцам Таращанского уезда. Однако сквирские крестьяне вовсе не ограничивались только помощью таращанцам и звенигородцам. Крестьяне энергично готовились к схватке с германскими оккупационными войсками и войсками гетмана и на территории своего уезда. По всему уезду уже в первых числах июня шла организация красных партизанских отрядов для борьбы против гетманской власти и немцев. В сводке министерства внутренних дел за 1-15-ое июня 1918-го года особо отмечается, что “очень опасными силами являются Терешки, Антоново, Лаврики, Рубченки, Руде Село, Капустянцы, Чипиженцы, Володарка, Логвин, Торган и хутор Злодеевка, в которых действовала боевая партизанская организация “Червоный стяг”, в распоряжении которой была артиллерия”.


* * *

Последняя попытка действовать крупными соединениями партизанских отрядов относится к двадцатым числам июня, когда повстанцы повторно намеревались захватить Звенигородку и Таращу. Из сводки министерства внутренних дел за 15-22-ое июня видно, что вечером 29-го июня в Лысянке, где помещался штаб, сконцентрировалось около 10 тысяч повстанцев из Звенигородского, Таращанского и Каневского уездов, которые “угрожают наступлением на Звенигородку”.
Консолидация сил повстанцев к этому времени уже далеко переросла рамки одного района, уезда или смежных уездов одной губернии. В самый разгар восстания в Звнигородском и Таращанском уездах прибыла помощь не только из соседних Каневского, Сквирского, Васильковского и других уездов Киевской губернии, но и из других губерний. В двенадцатых числах июня на территорию Звенигородского уезда перешел крупный отряд повстанцев из Херсонской губернии. 21-го июня в село Водянку прибыл разъезд в количестве 30 человек с надписями на кокардах: “Большевик, разведка
24

сил”. Этот последний штрих красноречиво говорит о том, что консолидация повстанческих сил на Украине шла в большевистском направлении. В другом случае, как указывается в ежедневном докладе командующему австро-венгерской восточной армией, 11-го июня из той же Херсонской губернии в районе Фидвора и Красноселки к границе Киевской губернии продвигался крупный отряд повстанцев с оружием, повозками со скотом численностью около 1500 человек.
Таким образом, повстанцы вновь сгруппировались, повели наступление на Звенигородку. На 25-ое июня, как доносил киевский староста товарищу министра внутренних дел Вороновичу, положение в Звенигородском уезде представлялось в следующем виде: “повстанцами заняты села Ольховец, Озерное, Поповка, Ржановка, Водянка, Смельчанцы... из Лысянки направляется помощь повстанцам с 5 орудиями. Из Мокрой Колигорки тоже двигаются повстанцы, среди которых много прибывших из Херсонской губернии. У Лысянки и Гомоловки заготовлены повстанцами окопы. Жизнь в городе замерла, связи с уездом нет. Немцы спрашивают, придут ли украинские войска? Обстрел города прекратился, но на позициях стрельба идет”.
В течение четырех дней с 25-го по 29-ое июня партизаны вели упорные бои с немцами в районе Звенигородки. Война в эти дни приняла главным образом позиционный характер. И те и другие стороны построили фортификационные сооружения. От Монастырки до Журжинец партизаны выкопали окопы и установили свою артиллерию и пулеметы. Германское командование “ограничивается постройкой боевых позиций вокруг. Немцы не считают себя достаточно сильными для более энергичных действий” – отмечается в сводке министерства внутренних дел.
Уже одно то, что десятитысячному отряду слабо организованных и плохо вооруженных повстанцев удалось не только выдержать наступление двух пехотных германских полков и наступающей с севера баварской кавалерийской бригады, усиленной авиацией, но даже заставить их принять оборонительное положение, свидетельствует об исключительном мужестве и боевом революционном духе повстанцев. Вооружение повстанческих отрядов было самое пестрое. У них были винтовки всех систем: немецкие, австрийские, французские. Большая часть оружия была захвачена у немцев и гайдамаков.
27-го июня германские и гайдамацкие войска общей численностью от десяти до двенадцати тысяч человек с тяжелой артиллерией, пулеметами и аэропланами начали последовательно окружать повстанцев. 29-го июня германские войска заняли Лысянку, которая в течение всего месяца была штабом революционных повстанческих отрядов уезда. Основное ядро повстанцев передвинулось на территорию Таращанского уезда. В тот же день началось второе наступление повстанческих отрядов на Таращу. Так как германские главные силы были сосредоточены в Звенигородском уезде, то взять Таращу повстанцам особого труда не представляло. Небольшой немецкий гарнизон разбежался, а отряд гайдамаков в шестьдесят человек был перебит частью в самом городе, а частью уничтожен крестьянами соседних деревень при попытке бежать из города.
Из сводок министерства внутренних дел видно, что все это время таращанские повстанцы вели энергичную работу по формированию партизанских отрядов и в других уездах губернии.
В конце июня наблюдалась усиленная концентрация повстанческих отрядов в

25

Володарском лесу, которые, по сообщению сквирского уездного старосты, собирались напасть на город Сквиру. Весь июль в этом уезде шли вооруженные столкновения повстанцев с германскими разъездами и патрулями. Более крупные бои здесь 
развернулись только в августе 1918-го года, когда уже массовое восстание в Звенигородском и Таращанском уездах закончилось, и часть повстанческих сил перешла на территорию Сквирского и других уездов Киевщины.


* * *

До восстания в Таращанском и в Звенигородском уездах в руках повстанцев были Пятигороье, Плоское, Жашков. В Жашково казаки разгромили крупный немецкий отряд, захватили артиллерию. 12-го июня карателями начались повальные аресты руководителей восстаний. Тютюнника спас один офицер из отряда офицеров, прибывших в город, чтобы его арестовать. А другого руководителя восстания Шевченко спасти не удалось.
Об аресте Шевченко позже рассказал владелец гостиницы “Бристоль” Грановский, отец будущего известного большевика, который некоторое время руководил делами московского Совнаркома: “Меня разбудили рано и сказали, что ... пришли немцы...  Штаб немецкой дивизии расположился напротив моего отеля в помещении ниже начальной школы. Я ждал, что будет дальше. Прибегает слуга гостиницы Петр и говорит: Шевченко звонит со своего номера... Я испугался и побежал к нему. А он лежит в постели раздетый. Я говорю: господин Шевченко! Немцы пришли в город. А он: Ну и что? Только немцы? Говорю: Ну да, немцы. Шевченко в ответ: Ну, еще будут и французы. А пока Вы мне нужны. Пришлите мне слугу. Слуге он приказал, чтобы тот принес сигарет, подал воды, сделал яичницу и заварил кофе. Он побрился, умылся, сделал маникюр, съел яичницу, выпил кофе, надел свое резиновое пальто и вышел из гостиницы. Я думал, что он будет бежать, а он стал на крыльце отеля против окон немецкого штаба, закурил сигарету и смотрит себе на немцев.
В немецком штабе заметили Шевченко, и в мгновение он был окружен несколькими десятками немцев. Они скомандовали ему, чтобы тот поднял руки вверх. Шевченко спокойно выполнил приказ немцев, и отвечал на их вопросы. Только лицо его заметно побледнело”.
Л. Шевченко отправили в Киев. Началось следствие. Его держали не в тюрьме, а при немецкой комендатуре. Шевченко разрешали выходить в город под охраной немецкого старшины и двух подстаршин. Через два месяца после ареста во время такой прогулки по городу ему удалось бежать от охраны. И только, когда правительство Скоропадского было свергнуто, Шевченко приехал в Киев. В это время гетману поставили в вину провокацию летнего восстания на Звенигородщине, якобы проходившего под руководством Павловского. Тогда Павловский через прессу заявил о своем отсутствии в крае и назвал Л. Шевченко провокатором. Последний дал ответ обвинителям, указав, что его провокация не более чем провокации Павловского, который в первые дни гетманата в своих воззваниях и приказах подал мысль о восстании, а сам убежал из Звенигородщины.

26

Павловский после свержения гетманата был назначен ревизором уездных комиссаров и в начале января 1919-го года должен был находиться в Звенигородском уезде. 8-го января того же года Шевченко прибыл в город Звенигородка, где его сразу же
арестовали. О дальнейшем ходе событий известно из объявления тогдашней уездной газеты: “8-го января, примерно в 8:20 вечера на улице Греческой был убит патрулями комендантской сотни Л. Шевченко. Шевченко на святках появился в Звенигородке. В разговорах с жителями города угрожал уничтожить ревизора комендантов Павловского, который должен был приехать 8-го января. По приказу уездного коменданта Мельничука Шевченко арестовали и отправили в городскую тюрьму в сопровождении одного старшины и 3 казаков. Недалеко от угла Продольного и улицы Греческой Шевченко, пользуясь тем, что на улице ходили люди, задумал бежать. Он со всей силы ударил старшину в грудь и начал убегать. Когда на оклик казаков “стой!” Шевченко не остановился, они выстрелили. Шевченко упал убитый. Одна из пуль попала ему в голову”.
Юрий Тютюнник так прокомментировал это событие: ... Л. Шевченко уехал в Звенигородку, где застал Павловского. Последний дал приказ арестовать Шевченко. Арест провел Нечитайло, который подал в отчете, что во время эскорта арестованный
Л. Шевченко бросился бежать, и был забит стражей. В этом трагизм конца Л. Шевченко.
В июле значительные силы Звенигородщины и Таращанщины все же объединились. Произошло их переформирование: они были сведены в два пехотных и один пулеметный полки, артиллерийскую колонну, кавалерийский эскадрон. Однако значительно превосходящие силы оккупационных войск заставили звенигородско-таращанские повстанческие отряды, которые не сложили оружие, отступать к границам с большевистской Россией и переправляться на левый берег Днепра. Такими в основном были отряды крестьян, на которых в определенной мере повлияла идеология большевиков. Остальные разошлись по домам, или остались партизанить в местных лесах. Из последних, по мнению исследователей, в Звенигородском уезде на конец лета 1918-го года действовало лишь два маленьких отряда. Однако их было значительно больше, и могли вырасти быстро по мере усиления недовольства местного крестьянства, что и произошло позже. Об этом свидетельствует один из документов Киевского губернского старосты к немецкому командованию, где отмечалось, что волнения крестьян на Лысянщине приобрели характер партизанской войны.
В августе партизанская борьба на Звенигородщине увеличились по сравнению с июнем, расширилась территория, контролируемая повстанцами в Звенигородском и Таращанском уездах.
Звенигородское вооруженное восстание, которое началось в Лысянской волости, оказало большое влияние на народные массы и послужило толчком к возникновению антигетманского и противооккупационного движения во многих других регионах Украины. Однако стихийное сопротивление крестьянства было обречено на поражение. Причинами его были: разобщенность действий повстанческих отрядов, отсутствие единого руководящего центра и конкретных социально-политических задач, влияние большевистской агитации на отдельные повстанческие отряды, численное и организационное преимущество немецко-австрийского войска над отрядами повстанцев.
Звенигородское восстание; дееспособное ядро которого составляло Вольное

27

Казачество, сформированное на украинских военных традициях, способствовало дальнейшему развитию гражданского общества; придало силы национальным общественным организациям, которые очень часто были лишены государственной опеки;
предоставило опыт крестьянству в их борьбе с оккупантами; снова столкнуло украинского крестьянина с большевистской идеологией, который на практике очередной раз имел возможность убедиться в ее антиукраинской, тоталитарной, враждебной демократическому обществу направленности. Однако одним из наиболее значимых последствий массовой борьбы против господствующего строя и его иностранной поддержки стало то, что украинская патриотическая элита и народные массы почувствовали в себе силы для борьбы за восстановление демократического государства.


* * *

Выступления охватили и Каневский, Сквирский и Уманский уезды. Повстанцы действовали и вблизи Киева.
В ночь на 16-ое июня отряд повстанцев из села Будаевки разгромил местный полицейский участок, а затем атаковал немецкий отряд на станции Боярка, на помощь которому из Киева были переброшены 5 эшелонов личного состава.
Казалось бы, июньские выступления крестьян должны были приучить гетманскую администрацию к определенной осторожности, но “они ничему не научились и все забыли”. 8-го июня 1918-го года. Скоропадский утвердил закон об использовании рабочей силы и инвентаря и об охране сельскохозяйственных посевов, в котором говорилось:
“1. С целью обеспечения важных государственных поставок и перевозок земледельцы, обладающие живым и мертвым инвентарем, который они не используют, обязаны передать его за определенную плату в эксплуатацию земледельцам, которые могут его использовать.
2. Крестьяне, справившиеся с сельскохозяйственными работами на своем участке, обязаны за определенную плату принять участие в срочных работах на других участках в соответствии с предписанием местной земельной комиссии.
3. Нарушение пунктов “1” и “2” этого закона наказывается тюремным заключением до трех месяцев и штрафом до 500 рублей
4. Уничтожение или порча посевов, самовольное прекращение сельскохозяйственных работ и подстрекательство к подобным действиям наказывается тюремным заключением сроком до одного года. Чрезмерная забота о крупных земледельцах только подталкивала крестьян к выступлениям против “панов” и их “немецких покровителей”.
В августе 1918-го года от имени “Штаба повстанцев всей Украины” распространялась листовка, в которой говорилось: “Солдаты карательных отрядов! Бросьте вы эти стаи угнетателей народа, сформированные на средства кровопийцев для борьбы с трудовым народом. Плюньте вы на деньги, которые обрызганы кровью ваших братьев – крестьян и рабочих. Вас обманули. Мы знаем, что многие из вас ушли из-за
28

куска хлеба. Но помните, что этим вы призваны не для поддержания правового порядка, а для борьбы с восставшими против угнетения народа. Остановитесь, пока не поздно. Предупреждаем, что если вы не послушаете этого призыва и для вас мало примеров в
Лысянке и Тараще, то берегитесь. С попавшими в наши руки палачами народа и их семьями мы расправимся в тысячу раз жестче, чем вы с нами. Вас ждут адские муки и жесточайшая смерть”.


* * *

В двадцатых числах июля германское командование начало подтягивать крупные воинские части к центру восстания: в Звенигородский и Таращанский уезды. Германское командование должно было спешить подавить восстание не только потому, что оно “серьезно угрожало государственному порядку” во всем “генерал-губернаторстве”, но и потому, что уже началась уборка урожая. “... Если немедленно не будут приняты самые решительные действия или энергичные меры” против партизан, “то будет потерян урожай богатейшей части Киевской губернии”, - писал министр внутренних дел киевский губернский староста.
Для того чтобы окружить “мятежные” уезды, немцы перебросили свои воинские части из Киева, Фастова и Белой Церкви по двум железнодорожным направлениям: Фастов – Цветково и Умань – Цветково. Повстанцы послали 2-тысячный отряд с 3 орудиями для того, чтобы перерезать в районе станции Корсунь движение немецких эшелонов. Днем 23-го июля этот партизанский отряд подошел к городу Корсунь на расстояние 5 верст. В тот же день его головной отряд в 45 человек ворвался в город Корсунь и обстрелял немецкий разъезд. Отряд державной варты разбежался, а “немецкий отряд в 800 человек отступил за станцию Корсунь, где окопался”.
В этом же документе указывается, что к северу от Корсуня, в районе Богуслава, появился второй отряд повстанцев, перешедший сюда, очевидно, из Таращанского уезда. Остальная, более значительная часть повстанцев обоих уездов, к тому времени концентрировалась к востоку от Звенигорода.
Общее количество партизан в отрядах Таращанского и Звенигородского уездов доходило до 20 тысяч. Немцы двинули против Звенигородки и Таращи почти весь 27-ой резервный корпус с орудиями, бронеавтомобилями и аэропланами. Создалась серьезная угроза окружения повстанцев.
Большевики, влияние которых в большинстве военно-революционных комитетов преобладало, настаивали в данных условиях на выводе основного ядра повстанцев из Киевской губернии. Нужно было переправиться через Днепр и затем пробиться через Полтавскую и Харьковскую губернии в район “нейтральной зоны”. Часть же повстанцев должна была оставаться на месте, рассосаться по селам и деревням, и здесь, ведя планомерную борьбу, рассчитанную на изнурение и деморализацию армии противника, готовить силы для перехода в генеральное наступление против вражеской армии. Большевикам при осуществлении этого плана пришлось вести упорную борьбу с “левыми коммунистами”, которые предательски настаивали на продолжении борьбы прежними
29

способами, что означало в тех условиях угрозу окружения и уничтожения партизанских отрядов оккупантами.


* * *

“Нейтральная зона” – это демаркационная полоса шириной от 5 до 15 километров, созданная согласно условиям перемирия между Россией и Украиной. Именно в нее и приходили самостоятельно повстанческие отряды из Украины, которые осознавали необходимость объединяться и действовать под началом грамотного в военном отношении руководства. Немаловажную роль играла и возможность получить там оружие.
“Нейтральная зона” – это одна из наименее изученных страниц истории. Там все было засекречено, широко использовались подпольные клички и псевдонимы. И немудрено. Например, за голову “полковника” (Крапивянского) немцы взвинтили цену аж до 50000 рублей (это даже по нынешнему курсу прилично). Ленин, сдавая Украину по Брестскому миру, был очень уверен, что немцы долго не протянут (не знаю, насколько это удачное сравнение, но в 1812-ом году Кутузов сдал Москву, а потом только подгонял французов, драпавших из России). И Советское правительство затем стало готовить силы для последующего сопротивления на Украине.
“Нейтральная полоса” была образована специальным соглашением. В ней в первые дни появлялись гайдамацкие отряды, варта, заходили немцы. Постепенно образовалась полоса, свободная от них, шириной 5-15 километров от границы до пунктов, где стояли немецкие гарнизоны. Здесь были организованы местные ревкомы, хотя кое-где наряду с ними существовали и старосты. Здесь же начиналась организация красных партизанских отрядов.
Пограничники РСФСР в “зону” не заходили.
Отряды повстанцев, пришедшие с Украины  и преследуемые карателями, заходили в “нейтральную зону”. Немецкий карательный отряд прижимал повстанцев вплотную к границе России, там была рассыпана в цепь рота советских пограничников. Повстанцы, прижатые к границе, на глазах у немцев начинали складывать оружие (интернировались). Пограничники огня не открывали. Начинались переговоры между немецким офицером и советским командиром. Немецкий офицер пытался выразить протест против действий банд, якобы приходящих с российской стороны. Советский командир отпарировал, указал, что банды идут с украинской территории, в чем тот сейчас имеет возможность наглядно убедиться. И он выражает протест немецкому командованию за нарушение границ РСФСР бандами, выходящими с территории Украины.
И такие случаи учащались, все больше в “нейтральную зону” приходили украинские повстанцы.





30









Часть   вторая




Нейтральная  зона


















31


В июле 1918-го года пламя народной войны разгорелось новой силой. Забастовали железнодорожники. Вспыхнуло восстание на Черниговщине. Это было время уборки урожая, и немцы усердно готовились к захвату хлеба, но партизаны не дремали. Около 5 тысяч повстанцев, организованные в отряды из всех волостей Нежинского уезда, захватили станцию Нежин и ворвались в город. Прервалось железнодорожное движение. Нежинский гетманский прокурор доносил, что анархия в Нежинском уезде расширяется с каждым днем, население властям не повинуется, телеграфной связи нет, в некоторых селах и местечках организованы сельские Советы. В гетманских войсках царила паника. Вся Украина покрылась сетью партизанских отрядов.
Особенно широкий размах приняла борьба оккупантов и гетманщины в Черниговской губернии, а также в Звенигородском и Таращанском уездах Киевской губернии. Звенигородское восстание крестьян в июне 1918-го года закончилось разгромом карательных германских и гетманских отрядов. Таращанцы освободили свой город.
Таращанцы насчитывали двести сабель при стольких же карабинах. Кроме того, двести винтовок у пехоты с двумя пулеметами и одной пушкой.
Патроны у них были считаны: всего приходилось по четыре обоймы на ствол. Не лучше обстояло дело и с остальным снаряжением.
Таращанцы приняли бой с наступающими немецкими гренадерами и гайдамацкой кавалерией. Наступление противника было отбито.
Руководил боем командир отряда, бывший офицер царской армии Ф. Гребенко.
Вечером после боя командир отряда распорядился посчитать оставшиеся боеприпасы, и, увидев, что их очень мало, решил догнать отступавшего неприятеля и хотя бы ценою потерь добыть еще оружие и боеприпасы.
Помощь ниоткуда не приходила. Посланные для связи с Таращей, Нежином, Каневом, Звенигородкой и другими местами не возвращались.
Пущенная вдогонку за неприятелем конница вернулась только к рассвету. И вернулась не с пустыми руками: они пригнали обоз. Тут были тачанки, нагруженные патронами, тачанки с пулеметами, тачанки со снарядами и две арбы, нагруженные военной амуницией. Снаряды трехдюймовые, как раз те, какие требовались для имеющихся у них пушек.
Однако уже через неделю стало известно о разгроме нежинцев, а потом и каневцев гетманско-немецкими войсками. Оазисом свободы оставалась одна Тараща. Ясное дело, что и ей угрожала та же участь, которая постигла Нежин и Канев.
На центральной площади собрался шумный митинг. Встал вопрос о путях дальнейшей борьбы. Большинство бойцов высказались за продолжение борьбы в родных местах, а некоторые призывали расходиться по домам.
Выступил Гребенко:
- Нас извещают нежинцы, - говорил он, - что они уходят в “нейтральную зону”, за Десну. Идут туда каневцы. Туда ушли звенигородцы и многие наши люди из Тарашанского уезда.
Раздался спокойный голос представителя большевистского ревкома:
- Товарищи, есть указание Центрального штаба о формировании 1-ой Украинской

32

Советской повстанческой армии. Отряды будут сводиться в полки, полки в дивизии. Место формирования именно в “нейтральной зоне” – в лесах северной Украины, под Унечей, и хутором Михайловским. Там, как нам сообщил командир, есть наши хлопцы, они зовут и нас к себе. Там у них и есть командир, наш земляк – Василий Назарович Боженко.
Были и другие выступления. Подытожил все выступления Федор Гребенко:
- Решено. Нужно и нам уходить туда же в ”нейтральную зону”. Выступаем сегодня ночью.
Отряд к этому времени насчитывал уже 4,5 тысячи штыков при 1 пушке и 132 пулеметах.


* * *

Ночью партизанское войско выступило из Таращи. Утром вдогонку к ним из Лысянки выступили остатки отряда звенигородских повстанцев. Соединились на переправе Днепра, и пошли на северо-восток.
Как только разлетелись слухи, что повстанцы ушли из города в Таращу снова прибыл известный каратель-гайдамак Вишневский, ведя с собою и оккупантские полки – те самые, что пострадали от повстанцев и кипели теперь местью.
Этим войскам, без боя занявшим Таращу, вольно было теперь бесчинствовать над беззащитными. Насилиям, истязаниям, грабежам не было границ. Начались аресты и расстрелы семейств, ушедших на “нейтральную зону” бойцов.


* * *

В конце июля 1918-го года, прорвав кольцо очередного окружения, Гребенко и его люди вышли к Днепру. Сочувствующие таращанцам рабочие предоставили в их распоряжение четыре больших парохода, которые успешно перевезли их на левый берег. Вполне понятно, что переправа на Левобережье была делом весьма рискованным. Ведь если бы противник нанес тогда концентрированный удар, партизаны могли бы быстро оказаться в критическом положении, ведь Днепр, как естественное препятствие, резко сузил бы их возможности для маневра. Однако гребенковцы сумели перебраться на другую сторону практически без потерь. Их поход по Левобережью (повстанцы прошли тогда Полтавскую, Черниговскую и Харьковскую губернии) занял еще около месяца и, конечно же, не стал для них легкой прогулкой, так как отовсюду наседала вражеская кавалерия. Некоторые факты говорят о том, что ни Гребенко, ни часть его повстанцев отнюдь не горели желанием уходить с Украины и искали возможности остаться. Так, их командир, зная, что на Черниговщине действуют партизаны атамана-большевика Крапивянского, собирался соединиться с ним. Однако на момент перехода гребенковцев в Черниговскую губернию немцам и гетманцам уже удалось ликвидировать это восстание, и

33

соединяться было уже не с кем.
Повстанческий отряд повернул на восток, переправился через реку Сулу возле села Горошино, добрался до Оржинцы. Возле городка Савинцы они двумя колоннами форсировали Псел. Немецкие войска оттеснили одну из повстанческих колонн на юг, преследуя по пятам, не давая возможности оторваться.
Вначале повстанцы шли, соблюдая осторожность, ночью обходили людные места лесами, избегая лишних столкновений. Теперь же, позабыв об этой предосторожности, шли бесстрашно. Гребенко провел на своей карте красным карандашом прямую линию до точки “Унеча” и вел уже по прямой, обходя только болота, ни перед кем не сворачивая.
Колонна рассыпалась на отряды. С 7-го по 11-ое августа один из отрядов под командой Гребенко оказал сопротивление вблизи сел Говтва и Монжалия, другие вступили в бой 13-го августа возле Жорживки и 15-го августа под Романовской, Заньковского уезда.
В ходе следования к отряду таращанских повстанцев присоединились отдельные группы новых повстанцев, прибавилось оружие, отбитое у врагов.
Немало сел, через которые они двигались, встречали партизан хлебом-солью, хоть и знали, что за это их потом настигнет кара от временно прятавшихся по щелям полицейских и от предателей-куркулей, которые опекались гетманским правительством не хуже прежних дворян.


* * *

Когда часть таращанского отряда во главе с Гребенко подошла к Десне и достигла края речки, враги окружии его и решили потопить.
Прибытие таращанцев не было неожиданностью для зоны. Здесь ожидали их со дня на день, но думали, что они задержаться дольше в столкновениях с врагом и придут на неделю позже.
И только, когда Гребенко погрузил свое войско на плоты и челны, чтобы перейти границу, немцы открыли артиллерийский обстрел по уходящему противнику, оказавшемуся на зыбкой поверхности реки.
И в ту минуту Федора Гребенко, контуженного, сбросило снарядом с челна в воду. Отнесенный течением, он выплыл на дальнем берегу, и бросился в проходящий поезд, идущий в Москву, так как ему казалось, что все другие, кто были на плоту, погибли во время переправы.
В командование отрядом вступил отец Гребенко. Он вывел людей на берег и передал их Щорсу и Боженко, которые в это время в “нейтральной зоне” формировали из отрядов полки. А про Федора Гребенко, вожака восстания, поначалу решили, что он утонул. Лишь через месяц Гребенко объявился в Полтавской губернии у партизан.




34


* * *

Много большевиков направлялось в “нейтральную зону” с целью организовать реальные действия в борьбе с угнетателями украинского народа. Многие в меру сил и возможностей честно включались в работу по борьбе за освобождение Украины.
В середине мая 1918-го года Я.М. Свердлов организует встречу В.И. Ленина с группой украинских работников по вопросу организации повстанческого движения на Украине. В этой группе был и Петриковский (большевик), который в это время находился в Москве.
В двенадцатых числах мая Петриковский выехал из Москвы в Брянск. По рекомендации В.И. Ленина там они сняли специальную квартиру для украинских работников. В Брянске они установили связь с местной ЧК, в которой ведал вопросами пограничной и заграничной работы товарищ Алетер. Из Брянска Петриковского направили в местечко Середина Буда (станция Зерново), которая находилась в “нейтральной зоне”.


* * *

Петриковский Сергей Иванович родился в 1894-ом году в Люблине (Царство Польское, Российская империя), в мещанской семье православного вероисповедания.
Закончил Люблинскую гимназию, хорошо владел польским языком.
С 1911-го года – член РСДРП, большевик. В 1914-1915-ом годах – студент Петроградского университета, активист “Правды”, работал при думской фракции большевиков.
В 1914-ом году ездил по партийному заданию в Краков к В. И. Ленину и организовал транспортировку революционеров через Люблин.
В марте 1915-го года арестован и сослан в Восточную Сибирь.
Летом 1916-го года призван в армию, служил солдатом 1-го запасного пулеметного Петроградского гарнизона. Участвовал в создании большевистских организаций в военных частях. Участвовал в Февральской революции 1917-го года в Петрограде. Член Василеостровского райкома и Военной организации ЦК РСДРП (б), делегат Петроградской апрельской конференции РСДРП (б).
1-го сентября 1917-го года Петриковский после окончания четырехмесячного ускоренного курса Владимирского военного училища был произведен в прапорщики и направлен для продолжения службы в Харьков. Активный участник Октябрьской революции в Харькове: был председателем Военно-революционного комитета, в декабре 1917-го года был назначен начальником революционного гарнизона Харькова.
В марте 1918-го года, в связи с оккупацией Харькова немецкими войсками, эвакуировался в Москву.
Летом 1918-го года работал в “нейтральной зоне” между Украинской державой и

35

Советской Россией в качестве начальника штаба повстанческого участка Унеча – Зерново. Петриковский занимался созданием первых регулярных украинских советских воинских частей. Действовал под псевдонимом Петренко Петр Николаевич.


* * *

В Середина Буда Петриковский встретил Василия Назаровича Боженко с товарищами из Украины, уже работавшими по созданию повстанческих отрядов и отправки их на Украину. Большую помощь оказывали Боженко В.Н. трое товарищей из местного Новгород-Сквирского Ревкома - Ромченко С., Салай М., и Печенко Л., а также начальник КПП станции Зерново товарищ Гольдштейн.
В.Н. Боженко в то время со своими повстанческими отрядами обосновался в селе Юриновка, куда перебрался и Петриковский. В Юриновке был организован штаб повстанческого участка Унеча – Зерново. Командир – Боженко, начальник штаба – Петриковский (Петренко).
Много скапливалось беженцев в поселке при станции Унеча и особенно в местечке Середина Буда. После всяких проверок большинство из них включалось в отряды Боженко. В Середина Буда, кроме того, была создана специальная группа товарищей, работающих по организации повстанческой борьбы на самой Украине. В функции работников специальной группы входила организация связи и транспорта (людей, литературы, денег и оружия) на Украину; организация выходящих из Украины людей и их проверка; формирование и боевое обучение повстанческих отрядов и частей и помощь местным советским органам во всех местных делах. А, в общем, приходилось делать все, что требовала партия и обстановка.


* * *

Боженко Василий Назарович родился в 1871-ом году, в селе Бережинка Елизаветрадского уезда, Херсонской губернии. За его плечами лежал большой жизненный путь.
Он рабочий столяр. С молодых лет Боженко, уйдя из деревни, скитался по заводам и фабрикам. Получить образование ему не удалось. На военной службе в царской армии он дослужился до звания унтер-офицера.
За активное участие в революции 1905-1907-го годов просидел более трех лет в тюрьме. Потом работал в “Арсенале” в Киеве и на других заводах, вел профсоюзные дела, был одно время председателем профсоюзов деревоотделочников. После Февральской революции Боженко весь ушел в революционную работу. Рабочие выбрали его в завком, потом представителем в Совет рабочих и солдатских депутатов. Избирался он членом Киевского исполкома депутатов трудящихся. В марте 1917-го года вступил в партию
большевиков.

36

В бурные октябрьские дни Боженко в Киеве формирует боевой отряд, обучает рабочих военному делу, принимает участие в подавлении контрреволюционных восстаний. С захватом Киева немцами он работает в Донбассе, затем организует на “нейтральной зоне” боевые части для партизанской борьбы с оккупантами.
В мае 1918-го года в деревне Середина Буда (Зерново) из большевиков Черниговщины образовался Военно-революционный комитет. Первым председателем его был В.Н. Боженко, присланный сюда Советским правительством Украины. Товарищ Боженко в “нейтральной зоне” создал до 50 краснопартизанских отрядов, которые совершали смелые нападения на немецко-гайдамацкие гарнизоны, расположенные в городах Новгород-Северском, Шостке, на хуторе Михайловском и в других пунктах, терроризировали гетманские власти, подрывали мосты, железнодорожные пути.


* * *

В июне прибыла в местечко Середина Буда сотня червоных казаков под командованием Виталия Примакова и расположилась в селе Хильчичи.
Примаков Виталий Маркович родился 18-го декабря 1897-го года в местечке Семеновка Черниговской губернии в семье учителя. Учился в Черниговской гимназии, но был исключен из 7-го класса за революционную деятельность. Рано осиротев, стал приемным сыном украинского писателя М. Коцюбинского, на дочери которого, Оксане, позже женился.
В 1914-ом году вступил в РСДРП, большевик. Будучи гимназистом, 14-го февраля 1915-го года за распространение листовок и хранение оружия был арестован и осужден на пожизненное поселение в Восточной Сибири (Абан). Освобожденный Февральской революцией, стал членом Киевского комитета большевиков.
Являясь делегатом 2-го Всероссийского съезда Советов от Черниговской губернии, был избран членом ВЦИК. Во время Октябрьской революции командовал отрядом при взятии Зимнего дворца, а затем при подавлении выступления генерала Н.Н. Краснова командовал красногвардейскими отрядами под Гатчиной.
В декабре 1917-го года в Харькове сформировал из добровольцев – солдат, студентов, рабочих 1-ый полк Червоного казачества, участвовавший в боях против Центральной Рады. Полк входил в состав вооруженных сил УНР Советов. Осенью 1918-го года командир 1-го полка Червоного казачества принимал активное участие в создании Украинской советской армии.
Примаков был прекрасный организатор. В “нейтральную зону” он во главе сотни казаков прибыл без лошадей, но привез с собой седла и велосипеды, изъятые на складах союзников в районе Архангельска, куда из зоны ездили за материальным снабжением. Сотня сыграла большую роль в деятельности “нейтральной зоны”. Она продолжала располагаться в селе Хильчичи.
В штабе Петриковского в селе Юриновка работала дочь М. Коцюбинского. Там с ней и познакомился Примаков (любопытной деталью из личной жизни В.М. Примакова

37

является его третий брак, который он заключил в июле 1930-го года с Лилией Брик, более известной широким массам как гражданская жена Маяковского). Она стала женой в первом браке.
Часто в штабе Петриковского бывала в качестве связной из Брянска и жена Боженко.
На Унече и в ее районе работали товарищи: Иванов, Хайкина (Ростова), Липа, Михалдыко, позднее Левин (Левчук), замечательный товарищ, прекрасный оратор и пропагандист: Осип Терещенко, командир одного из отрядов; Осипов, назначенный начальником штаба в Богунском полку. Хорошо себя показал и один из командиров новгород-северских отрядов, ставший позднее командиром Новгород-Северского полка, а затем и командиром бригады Тимофей Черняк. Спокойный, выдержанный, хдаднокровный, обладавший талантом врожденного начальника и дипломата, умевший очень тактично разрешать всякие конфликты. Он был беззаветно предан делу партии.
Черняк Тимофей Викторович родился в 1891-ом году в селе Воробьевка Новгород-Северского уезда Черниговской губернии в крестьянской семье.
До 1912-го года – чернорабочий грузчик на сахарном заводе в Костобоброве (Черниговской губернии). За революционную деятельность в 1912-ом году уволен с завода. Переехал в Харьков.
В 1912-ом году был призван в армию.
Участник 1-ой Мировой войны – полный Георгиевский кавалер, унтер-офицер, с июля 1917-го года – прапорщик 19-го пехотного Костромского полка. С 1917-го года – большевик.
После Октябрьской революции 1917-го года, демобилизовавшись из армии, вернулся на родину и принял активное участие в установлении там Советской власти. Был первым командиром Новгород-Северска и первым военкомом Новгород-Северского уезда. Сформировал и возглавил красногвардейский отряд в составе 73 человек, который после оккупации уезда кайзеровскими войсками перешел к партизанским действиям. Отряд, достигнув численности 300 человек (за счет, в основном, опытных фронтовиков), громил немецкие обозы и небольшие гарнизоны, но вскоре потерпел поражение. Вышедшие к Трубачевску остатки отряда Черняка влились в состав 1-го Трубачевского революционного батальона.
Летом 1918-го года Черняк командовал повстанческими отрядами в “нейтральной зоне”. В конце августа 1918-го года отряд Черняка разгромил крупный гарнизон немцев в селе Воробьевка, были взяты большие трофеи.


* * *

В начале в Середина Буда, а затем при штабе червоных казаков работал Михаил Барон. При формировании Таращанского полка он был назначен после Баласа командиром этого полка, но пробыл в этой должности недолго.
Барон Михаил Давыдович родился в 1984-ом году в селе Ходорково Киевской

38

губернии Российской империи. Анархист, позже социалист-революционер и большевик.
С 27-го декабря 1917-го года Барон М.Д. совместно с Примаковым и другими украинскими большевиками принимает участие в формировании отрядов из солдат разоруженного 2-го Украинского полка УНР и добровольцев 1-го полка Червоного казачества. Через неделю полк по приказу Муравьева отправится на Полтаву.
В марте 1918-го года Барон М.Д. – комендант Полтавы. Именно в это время, согласно “Политическому словарю”, вмешательство Барона помогло прекратить вооруженный конфликт между Екатеринославской Федерацией Анархистов и советской властью
Осенью 1918-го года Барон М.Д. – командир 2-го повстанческого Таращанского полка 1-ой Украинской повстанческой (затем советской) дивизии. Однако после раздора среди советских руководителей уходит с этой должности. С декабря 1918-го года он атаман 2-го куреня Червоноказачьего полка в составе 2-ой Украинской советской дивизии и помощник командира полка В. Примакова.


* * *

13-го июля в местечко Середина Буда начали приезжать члены ЦК и ЦВРК. Здесь определилась, а затем образовалось главная база, своего рода, штаб ЦВРК. Подолгу жили и работали – В. Ауссян, А. Бубков, В. Затожский и Ю. Пятаков. Местечко Почеп определился как пункт формирования  партизанских отрядов. В июле-августе прибыл в район Зерново – Унеча из Курского центра товарищ Исакович В.Н., работавший некоторое время в Середина Буда. Он позднее переехал вУнечу в качестве одного из организаторов Богунского полка, впоследствии назначенный комиссаром 1-ой Украинской советской дивизии. В Унечу с ним приехал и Н.Ю. Коцарь в качестве первого адъютанта Богунского полка, позднее начдив 1-ой Украинской советской дивизии. Приехал и товарищ Квятек К., будущий комполка, а затем и комбриг Богунского полка. Также приехал в Унечу и товарищ Старнецкий, член КПСС с 1912-го года, и ряд других товарищей. Все это были товарищи, верившие в победу партии, не боявшиеся трудностей и готовые выполнять по ее заданиям любую работу.
С 5-го по 12-ое июля в Москве состоялся 1-ый съезд КП(б)У. Образовали Центральный Военно-революционный Комитет (ЦВРК).
ЦК КП(б)У обращается с воззванием к солдатам оккупационной армии не защищать капиталистов и помещиков.
В августе в Унечу прибывает приднестровский партизанский отряд.
В Зерново направлена Алтукова Соня в распоряжение уполномоченного Всеукраинского ревкома товарища Ауссяна, который посылает ее для медицинской работы в один из приднестровских отрядов 1-го Богунского полка. Соня назначается фельдшером 1-ой роты Богунского полка.
В этот месяц в Брянске формируется 2-ой Украинский батальон, который впоследствии прибывает на станцию Унеча и вливается в Богунский полк.

39

Сотня Примакова реорганизуется в полк.
Из Белицы на Ямполь под командой Боженко выступили отряды: Юриновский, Вовненский, Шабринский, Буднянский, Дупликовский. Ямполь был занят и удерживался 4 часа, отряды отступали в Белицы. Каменский отряд выступил на Семеновку и Дорогиловку.


* * *

В конце августа в штаб в селе Юриновка был направлен ЦВРК для работы товарищ Щорс Николай Александрович. Он пробыл в штабе три дня. Произвел там хорошее впечатление. Это был очень выдержанный, революционно настроенный товарищ, в прошлом подпоручик. Сравнительно небольшого роста, он был хорошо сложен. Особенное впечатление производили его глубокие стальные глаза. В военном офицерском костюме, кожаной куртке, в черной фетровой шляпе с бородкой он выделялся среди окружающих. Он высказал соображения, что ему в Юриновке делать нечего, так как достаточно товарищей и какая-то воинская организация уже имеется. Он собрался ехать в Унечу, где еще только требовалось налаживать, сводить имеющиеся отряды в регулярную часть. Из Середина Буда в Унечу с товарищем Щорсом поехали еще, кроме В. Исаковича и Н. Коцаря, братья Лугинец. К этому времени следует относить приезд И.А. Щорса в “нейтральную зону”.


* * *

Щорс Николай Александрович родился 25-го мая 1895-го года в поселке Сновск Великощимольской волости, Городнянского уезда, Черниговской губернии (ныне – город, районный центр Черниговской области Украины) в многодетной семье рабочего-железнодорожника.
В 1914-ом году окончил военно-фельдшерскую школу в Киеве. В 1-ую Мировую войну Николай получил назначение на должность военного фельдшера артиллерийского полка на правах вольноопределяющего. Получил ранение. После выздоровления поступает в Вильнюсское военное училище, которое было эвакуировано в Полтаву.
После окончания ускоренного курса 1-го июня 1916-го года был произведен в прапорщики и направлен для прохождения дальнейшей службы в Тыловые войска в Симбирск. С пребыванием Щорса в Симбирск связана одна история из его личной жизни. Биографам начдива удалось выяснить, что в городе на Волге у Щорса был непродолжительный роман с женщиной, которую звали Вера Александровна Башкирова. О последней известно, что она была гувернанткой детей местного губернатора Барановского. Сохранилась частная переписка между Щорсом и Башкировой.
Осенью 1916-го года молодой офицер состоял младшим офицером в 335-ом пехотном Аненском полку 84-ой пехотной дивизии, действовавшей на Юго-Западном и

40

Румынском  фронте.
Произведен в подпоручики 30-го апреля 1917-го года. На войне заболел открытой формой туберкулеза. После Октябрьской революции, 30-го декабря 1917-го года, Щорс был освобожден от военной службы по болезни и уехал на родину в Сновск.
В марте 1918-го года Щорс с группой товарищей ушел из Сновска в Семеновку и возглавил там объединенный повстанческий партизанский отряд Новозыбковского уезда, участвовавший в марте-апреле 1918-го года в боях с оккупантами в районе Злынки, Клинцов.
Под натиском превосходящих сил противника партизанский отряд отходит в город Унеча на территорию Советской России и в начале мая 1918-го года интегрируется российскими властями. Щорс направляется в Самару, затем в Москву. Принимает участие в революционном движении, знакомится с лидерами большевиков и левых эсеров.
В июле 1918-го года состоялся Первый съезд большевиков Украины, следом – создание ЦК партии и революционного комитета, задачей которого было создание новых воинских подразделений из бойцов партизанских отрядов.
С мандатом ВУЦВРК в конце августа 1918-го года Щорс снова прибывает в “нейтральную зону” (в село Юриновка) к начальнику штаба повстанческого участка Унеча – Зерново С.И. Петриковскому-Петренко.
Н.А. Щорсу было поручено сформировать и возглавить полк из местных жителей и бойцов Днепровского партизанского отряда.


* * *

Жаждущие свободы люди уходили с Украины на “нейтральную зону” к освободившемуся русскому народу.
И целое лето это боевое партизанское племя разжигало “на границе” костры и скрипело обозами, пело и маршировало, организуемое Щорсом, Боженко и другими вожаками-коммунистами, подчиненными общей задаче – создать Украинскую Красную армию из повстанцев.
Босое, неодетое, рваное, загорелое, голодное, злое, доброе и отважное революционное племя росло в колыбели боев под собственные песни. Жило и умирало, обессмертив себя силою революционной воли и подвига.
Пламенные речи Щорса, бывшего военного фельдшера, родом из местечка Сновск, ставшим пламенным революционным трибуном, грозным командиром, и революционного батька Боженко, киевского арсенальского столяра, пережигали и плавили, как сталь в горниле, буйных неспокойных повстанцев, организуя из них первые украинские революционные полки – великую, стойкую большевистскую Красную гвардию.





41


* * *

Днем рождения щорсовского полка считается 11-ое сентября 1918-го года,
поскольку именно в этот день на общем собрании решался вопрос о выборе имени подразделения. Полк был назван Богунским – в честь Ивана Богуна – казацкого полковника времен Хмельнитчины. Богунский полк был сформирован из уже существующих повстанческих групп и отрядов, которые со всех сторон стекались в Унечу, а также из местных жителей добровольцев.
Примерно в это же время под Новгород-Северским был сформирован полк под командованием Тимофея Викторовича Черняка. Из-под Киева после поражения звенигородско-таращанского восстания, повстанческие отряды прибыли  в “нейтральную зону” (формировали Таращанский полк). Помимо этого, в Нежине была сформирована отдельная рота, которая впоследствии была преобразована в отдельный Нежинский полк. 22-го сентября 1918-го года приказом Всеукраинского Центрального ВРК все эти подразделения были сведены воедино, образовав Первую Украинскую советскую дивизию, командиром которой был назначен бывший подполковник царской армии, уроженец Нежинского уезда, Николай Григорьевич Крапивянский.
В это же время весьма активную деятельность по организации повстанческой деятельности на Черниговщине проводил уроженец Нежинского уезда Михаил Петрович Кирпонос – будущий знаменитый военачальник, погибший в первый год Великой Отечественной войны. По некоторым данным, осенью 1918-го года М.П. Кирпонос с одним из отрядов влился в состав 1-ой Украинской повстанческой дивизии, после этого некоторое время был комендантом Стародуба, где занимался формированием советских воинских подразделений.
В апреле-июне 1918-го года в подавлении контрреволюционных выступлений в районе Унечи принимал участие Константин Константинович Рокоссовский – будущий легендарный советский маршал, а на тот момент был помощником начальника Каргопольского красногвардейского кавалерийского отряда, действовавшего в районе Унечи, хутора Михайловского и Конотопа. Этот отряд был сформирован в декабре 1917-го года из 5-го драгунского Каргопольского полка, пожелавший записаться в Красную армию. В их числе оказался и Константин Рокоссовский. К слову, 5-ый драгунский Каргопольский отряд в свое время был сформирован на основе драгунского полка генерала Гудовича – уроженца Черниговщины.
До переброски в район Унечи, Каргопольский отряд выполнял задачи по “зачистке” территории в районе Вологды и Костромы. В конце марта 1918-го года эшелон с каргопольцами прибыл в Брянск, откуда они выдвинулись на юго-запад, в район “нейтральной полосы”. Здесь Каргопольский отряд пробыл до начала июня 1918-го года, после чего был спешно переброшен на Урал.




42


* * *

В списке известных личностей, участвовавших в событиях 1918-го года, среди богунцев оказалось особенно много жителей местных сел: Найтопович, Лыщич, Брянкустич, Рюхово. Большинство из них служили простыми бойцами, однако некоторые были назначены на руководящие должности. Так, жители села Найтопович Ф.Н. Гавриченко и Я.Б. Гасанов командовали в полку батальонами. Ф.Л. Михалдыко из Лыщич был политкомандиром, его односельчанин Михаил Исакович Кожемяко – начальник ночной разведки полка, Захар Семеньков из Найтопович служил начальником полкового оружейного склада.


* * *

Яков Борисович Гасанов – уроженец села Нейтоповичи. Выходец из крестьянской семьи. Окончил три класса церковноприходской школы. Перед началом 1-ой Мировой был направлен в школу младшего командного состава, по окончании которой получил звание унтер-офицера и стал командиром взвода. В ходе войны сражался на Варшавском фронте. Награжден четырьмя георгиевскими крестами – высшим солдатским орденом в Российской империи.
В 1917-ом году Гасанов был произведен в офицерское звание поручика. Октябрьскую революцию он встретил в Москве, служа в 56-ом запасном гренадерском полку. После октября 1917-го года Гасанов встал на сторону большевиков и продолжил службу в Харькове. А затем вернулся на малую родину, где был назначен военным комиссаром Лыщичской волости Стародубского уезда. Весной 1918-го года Гасанов участвовал в партизанском движении в районе демаркационной линии, после чего партизанский отряд, в котором он был командиром, присоединился к формируемому Щорсом в Униче Богунскому полку. В полку Я.Б. Гасанов стал командиром одного из батальонов, и командовал им на протяжении долгих четырех лет.


* * *

Структура Богунского полка на начальном этапе его формирования была такой: в своем составе полк имел 3 батальона, артбатарею из трех орудий (командир – Божора) и пулеметную команду из более чем 10 пулеметов.
Параллельно с боевой организацией полка, в подразделении были созданы хозчасть и околодок (медчасть). Из числа командования, представителей политотдела полка и красноармейцев был создан полковой Реввоентрибунал. Из полкового политотдела в состав трибунала первоначально вошли Квятек, Лугинец и Зубов. Политотдел полка был специально создан для культурно-просветительной и политической работы. При отделе

43

существовала вербовочная часть, которая имела связь с Украиной и переправляла туда пропагандистскую литературу и газеты на русском и немецком языках. Вербовочная часть полка руководила также выводом партизанских отрядов из Украины на Советскую территорию. К концу октября 1918-го года формирование Богунского полка было практически завершено, и Щорс решил отправить своих бойцов в дело.
23-го октября 1918-го года 1-му батальону полка под командованием Гасанова была поставлена задача - освободить от немцев села Лыщичи и Кустичи Бряновы. Однако задача эта не была выполнена. Регулярная германская армия оказалась богунцам, не имевшим артиллерийской поддержки, не по зубам. Здесь же богунцы понесли и первые потери.
Штаб Богунского полка в Унече расположился в бывшем купеческом доме некоего Ландцмена. Личный состав пока размещался в бараках на станции. Недостатка в людском пополнении полка не было. Материальная база оставляла желать лучшего. Многие богунцы вообще не имели форменного обмундирования и воевали, в чем придется.


* * *

Станция Унеча в жизни Щорса стоит особняком не только потому, что здесь он начинал свой боевой путь. В этом городе Щорс встретил свою судьбу. Звали ее Фрума Ефимовна Хайкина. Эта неординарная женщина родилась 6-го февраля 1897-го года в Новозыбково в семье служащего-еврея (в Новозыбково до революции проживала довольно крупная еврейская диаспора). Получила домашнее образование (в пределах двух классов), с детства осваивала мастерство портнихи. Работала в мастерской. Ф.Е. Хайкина практически с первых же дней октября 1917-го года примкнула к революционному движению, и этот выбор определил всю ее дальнейшую судьбу.
Вскоре Хайкина поступила на службу в ЧК. В Унечу чекистка Хайкина прибыла из Брянска с отрядом китайцев и казахов, которые ранее работали на строительстве железной дороги и теперь, после революции, оказались не у дел. Основной ее задачей было наведение революционного порядка на приграничной станции. В это понятие входили такие мероприятия, как “надзор за контрреволюционной агитацией местной буржуазии, неблагонадежными контрреволюционными элементами, кулаками, спекулянтами и прочими врагами Советской власти, принятие мер пресечения и предупреждение против врагов” (из Инструкции чрезвычайным комиссиям на месте 1918-го года).
Казахи и китайцы, о которых идет речь, были членами особого вооруженного отряда, которые создавались при местных ЧК. В Унече Хайкина возглавила местное подразделение ЦК (хотя документальных подтверждений того, что она была именно его руководителем, не имеется). Унечская ЧК, учитывая положение станции, имела статус пограничной чрезвычайной комиссии. По крайней мере, инструкция гласила, что в местностях, расположенных в пограничной полосе, образуются пограничные ЧК. В местностях, расположенных по линии фронта, образуются армейские ЧК. Первые борются только на границе, вторые – только в военной среде. Не исключено, что в это время в

44

Унече могло быть сразу два, а то и три разных подразделения ЧК – внутренне (местное), пограничное и центральное.


* * *

Первое знакомство Ф.Е. Хайкиной со Н.А. Щорсом состоялось при первом посещении станции Унеча, где в это время всеми делами заправляла небезызвестная Фрума Хайкина – сотрудница местной ЧК, ставшая самой большой любовью в жизни Щорса.
Влияние Фрумы Хайкиной способствовало принятию Щорсом решения примкнуть к большевикам. О его принадлежности к ВКП (б) можно говорить лишь предположительно, поскольку достоверных сведений о том, что он официально вступил в организацию большевиков, не имеется.


* * *

Фрума Хайкина небольшого роста, черненькая, худенькая – смелый и энергичный командир – гроза буржуазии. Она жестоко расправлялась с врагами советской власти. Достаточно ей узнать чуждое настроение белогвардейцев или буржуа-эксплуататора: “Расстрел!” – приказывала Фрума. И китайцы эту миссию выполняли безотказно. Если отбросить от всего этого ура-революционный пафос, то вырисовывается образ весьма жестокой, бескомпромиссной и склонной к произволу начальницы. Этакий местного разлива Мартин Лацис в юбке. Однако с выводами о чрезмерной кровожадности или, как пишут в отдельных источниках, “патологическом садизме” Хайкиной спешить не стоит. Всевозможные мемуары и воспоминания зачастую имеют исключительно субъективный характер, а иногда и вовсе бывают неправдоподобны.
Впрочем, даже если сведения о чрезмерной жестокости Хайкиной и верны, удивляться этому не стоит. Следует помнить, что Хайкина возглавляла подразделение ЧК – организацию, от которой в условиях жестокой борьбы за власть, высшее партийное руководство требовало беспощадно подавлять любые проявления нелояльности к “завоеваниям революции”. Практически неограниченные полномочия казнить и миловать, помноженные на личные амбиции местных начальников-чекистов – все это просто не могло не обернуться насилием, произволом и несправедливостью со стороны борцов с контрреволюцией. В те годы чекисты массово казнили “контрреволюционеров” без суда и следствия по всей стране. Очевидно, что Унечская ЧК и ее руководитель Ф.Е. Хайкина, не могли быть исключением из общего правила.





45


* * *

Одним из руководителей местных чрезвычаек был Валентин Андреевич Трифонов – большевик со стажем, с марта 1917-го года – секретарь большевистской фракции Петросовета, комиссар Васильковского острова. С октября 1917-го года Трифонов – член Главного штаба Красной гвардии Петрограда.
Известный советский писатель Юрий Валентинович Трифонов приходился ему сыном.
Среди прочих членов Унечской ЧК, известно имя Николая Георгиевича Ханникова, который служил в Унече в конце 1918-го начале 1919-го годов.


* * *

Ф.Е. Хайкина, помимо службы в ЧК, одновременно являлась членом Унечского ревкома (высшего органа гражданской и военной власти), и была фактически первым лицом на станции и в ее ближайших окрестностях. Работы по выявлению “контры” на границе хватало: район был наводнен контрабандистами и разного рода сомнительными личностями. Помимо этого; в районе Унечи действовало немало агентов немецкой военной разведки, выявление и нейтрализация которых также входила в задачи местной ЧК. Кроме того, Унеча в тот период еще взяла на себя и функции пункта таможенного контроля. Проверять на предмет контрабанды было кого, поскольку поток выезжающих из Советской России был огромен. После Октябрьского переворота страну навсегда покидали десятки тысяч людей. Многие бежали на Украину, и путь их зачастую проходил через Унечу. Эмигранты на свой страх и риск вывозили валюту и драгоценности, которые подлежали конфискации “в пользу трудового народа”.
Проходил через Унечу и поток буржуазии, стремившейся бежать из красной России.


* * *

После оккупации Украины немцами и наступления их от Гомеля до станции Клинцы и разъезда Песчаники в Унечу стали стекаться для отражения отряды красногвардейцев. Унеча стала ареной борьбы. Ввиду близости фронта стали появляться переодетые офицеры и генералы для эмиграции, каковых до 200 человек было расстреляно. В то же время в Унече появилась с отрядом китайцев некто Хайкина, каковая своими суровыми мерами навела страх не только на спекулянтов и эмигрантов, но и на Богунский полк красногвардейцев (много из солдат расстреляла), каковые восстали и желали убить ее и китайцев, но она, не вступая с ними в борьбу, покинула полк.
Это повествование о восстании солдат против Хайкиной относится к событиям

46

сентября 1918-го года, когда в Богунском полку вспыхнул мятеж, подавленный Щорсом. Наверняка, Хайкина, как глава местной ЧК, принимала в подавлении мятежа самое активное участие, что еще больше сблизило ее со Щорсом. Местный житель 
В.Г. Шлиньков со ссылкой на своего отца, служившего в Богунском полку, утверждал, что непосредственной причиной мятежа была как раз именно Хайкина, которую со слов Шлинькова чинила в ЧК “зверства” и “безбожно расстреливала”.
Поздней осенью 1918-го года, когда немецкие войска начали отходить на запад, Хайкина, уже в “статусе” жены комиссара, последовала за Щорсом, занимаясь “наведением революционного порядка” на территории, освобождавшейся от немцев.


* * *

В сотрудничестве со Щорсом активное участие в формировании Богунского полка принимали местные большевики, руководителем которых в те годы был Николай Николаевич Иванов. Он не был связан с Унечей какими-то родственными узами. В Унечу Иванов попал по роду своей партийной деятельности. В первые годы становления советской власти большевики старались закрепить политическое влияние во всех районах необъятной России, направляя даже в самые отдаленные уголки свои партийные кадры. Иванов по указанию петроградской парторганизации был направлен в Унечу, где должен был создать и возглавить местную организацию ВКП (б).
Об Иванове известно, что он родился в 1894-ом году в городе Боровичи Новгородской губернии. По национальности русский. Прибыл в Унечу в апреле 1918-го года в возрасте 23-х лет, на тот момент был холост. До революции трудился на резиновом производстве, о своем образовании в штабе писал “просто” – “домашнее”, состоял членом ВКП (б) с апреля 1917-го года. По прибытии в Унечу Иванов поступил в распоряжение Всеукраинского ВРК. Первое время он был связан с Днепровским партизанским отрядом, где трудился агитатором-организатором, а затем был назначен председателем Унечского комитета ПКП (б). Иванов также входил в состав созданного на станции Революционного комитета, который фактически имел всю полноту власти в Унече.
В Унече Иванов занимался партийной работой, принимал активное участие в формировании Богунского полка. После отъезда из Унечи Иванов продолжил партийную карьеру.


* * *

Еще одним близким к Щорсу человеком был Казимир Францевич Квятек (настоящая его фамилия – Ян Карлович Литковский) – уроженец 1888-го года, поляк по национальности, выходец из Варшавы, революционер, в царские времена немало посидевший за свою деятельность по тюрьмам. В 1895-ом году Квятек участвовал в покушении на варшавского губернатора Максимовича и лишь ввиду своего

47

несовершеннолетия избежал виселицы, которая была заменена на большой каторжный срок. Из неволи Квятека вызволили события февраля 1917-го года и вскоре вчерашний  преступник и каторжник с головой окунулся в гущу событий.
После освобождения судьба забросила Квятека на Черниговщину, где он познакомился со Щорсом, с которым прошел весь его боевой путь от начала до конца, оставаясь рядом до самой гибели командира. В 1918-ом году Квятек вместе со Щорсом окончил в Москве курсы красных командиров. В свои 30 лет Квятек был одним из самых опытных бойцов в Богунском полку, занимая должность помощника командира, а после назначения Щорса на должность начдива Квятек сам стал командующим богунцев.


* * *

Среди прочих соратников Щорса в период формирования полка в Унече также следует назвать Константина Лугинца, Никиту Коцара (Коцаря), Григория Кощеева, Софью Алтухову, Владимира Исаковича, Эсфир Рогг, О.Н. Трояновскую, Гольдштейна.
О Константине Лугинце известно, что он был родом из Семеновки, в дореволюционный период отбывал срок на каторге, где познакомился с Квятеком. После освобождения из неволи Лугинец вернулся на родину, переехал туда вместе с Квятеком. Находясь в Семеновке в период формирования повстанческого отряда, оба они оказались в рядах подразделения, которое возглавил Щорс.
Никита Коцарь был одним из организаторов Богунского полка, затем первым полковым адъютантом и, наконец, начальником политотдела 1-ой Украинской советской дивизии.
Уроженец села Лебяжье Константиноградского (современный город Красноград Харьковской области) уезда Полтавской губернии, Григорий Ефимович Кощеев в годы революции и гражданской войны участвовал в повстанческом партизанском движении на территории Украины. В августе 1918-го года появился в районе Унечи, где вскоре вступил в ряды Богунского полка, в котором служил начальником пулеметной команды, затем командиром батальона, помощником командира полка и, наконец, командиром 388-го Богунского полка.
Софья Алтухова – бывшая курсистка из Киева. В Богунском полку была фельдшером одной из рот. С полком она прошла весь его боевой путь – от Унечи до самого окончания гражданской войны.
Ольга Николаевна Трояновская в дивизии занималась культурной и просветительной работой. Имела образование, полученное в Петрограде на Бестужевских курсах (в России до 1917-го года – высшее учебное заведение университетского типа для женщин).
Эсфирь Рогг – бывший одесский политработник с подпольным стажем, в дивизии служила начальником политотдела, но пробыла на этой должности недолго.
Гольдштейн до создания полка служил начальником на КПП на станции Зерново, в дальнейшем – снабженец Богунского полка.

48

Владимир Николаевич Исакович – видный советский и партийный работник. Член партии большевиков с 1914-го года, участник Октябрьской революции. Работал заведующим отделом Народного Секретариата военных дел, активно участвовал в формировании 1-ой Украинской повстанческой дивизии, в том числе и в период пребывания в Унече в 1918-ом году.


* * *

Бывший слесарь из Екатеринослава Михаил Матвеевич Сазонкин прибыл в “нейтральную зону” в составе партизанского повстанческого отряда, где вступил в Богунский полк. В полку Сазонкин был командиром 5-ой роты.
Федор Николаевич Гавриченко родился 15-го марта 1892-го года в Найтоповичах, в казацкой семье. В 1903-ем году окончил церковно-приходскую школу в родном селе, после чего трудился дома по хозяйству. В 1914-ом году Федор был призван на службу в армию и вскоре попал на Турецкий фронт, где со временем получил звание фельдфебеля, имел награды. В 1915-ом году Ф.Г. Гавриченко окончил учебную школу, но вскоре в том же году был демобилизован. После увольнения со службы Гавриченко вернулся домой, где и встретил Октябрьскую революцию 1917-го года.
В мае 1918-го года он добровольно вступил в РККА, проходил службу в 1-ом Крестьянском Советском полку. Затем, будучи помощником начальника 2-го Днепровского повстанческого отряда, до осени 1918-го года Гавриченко в составе повстанческих подразделений боролся против немецких оккупантов в окрестностях сел Рюхово, Рохманово, Кустичи, Лыщичи, Робчик. В сентябре 1918-го года Ф.Н. Гавриченко вступил в ряды Богунского полка и вскоре уже командовал одним из его батальонов.
В 1919-ом году Гавриченко вступил в партию большевиков.


* * *

В первых числах сентября 1918-го года часть повстанцев, которые пробились в северном направлении под руководством Баляса, оторвались от преследования его немецкими войсками и, перейдя через “нейтральную зону”, вошли на территорию Советской России в районе села Солдатов, Курской губернии.
Согласно договоренностям между РСФСР и Германией, военные отряды, входившие в “нейтральную полосу”, должны были сложить оружие. Следовательно, повстанцы сначала вместе с лошадьми были загружены в вагоны, а оружие запломбировано отдельно. Под охраной красноармейцев эшелон был отправлен на станцию Зерново, Орловской губернии, где был соединен с Шатринским, Юриновским и Истоским партизанскими отрядами. Там украинцы вошли в состав 1-ой повстанческой дивизии, которая в это время формировалась. Начальником дивизии был назначен 
Н.Г. Крапивянский, начальником штаба – Петриковский (Петренко).

49

Крапивянский Николай Григорьевич родился в 1889-ом году в селе Володьнова Девица (ныне Носовского района Черниговской области, Украина) в зажиточной украинской семье казацкого происхождения. Его отец долгое время был волостным старшиной.
Учился в двухкомплектной земской школе, сдал экстерном экзамены за курс гимназии.
В 1913-ом году окончил Чугуевское военное училище.
В 1-ой Мировой войне воевал на Юго-Западном фронте (8-ая армия, 12-ый армейский корпус, Севастопольский 75-ый пехотный полк). Дослужился до звания подполковника. Был удостоен Георгиевского оружия. С февраля 1917-го года – большевик. Вместе с Криленко Н.В. вел пропагандистскую работу. После фронтового съезда, состоявшегося в мае 1917-го года, был отдан под суд.
17-го декабря 1917-го года был избран командиром 12-го армейского корпуса.
С декабря 1917-го года по февраль 1918-го года Крапивянский по приказу Антонова-Овсеенко возглавлял остатки 19-ой пехотной дивизии, которая помогала Румгороду сдерживать натиск румынских войск.
Вместе с тираспольским отрядом Якира и Гарькавого Крапивянский образовал
2-ую революционную армию, начальником штаба которой и был назначен. В начале мая 1918-го года Крапивянский был назначен уполномоченным по организации Центрального военно-повстанческого штаба Черниговской и части Полтавской губерний. В середине мая 1918-го года Крапивянский прибыл на Черниговщину, где летом возглавил партизанский отряд, действовавший против австро-германских оккупантов.
В августе 1918-го года, командуя партизанскими отрядами, вел боевые действия против гетмана Скоропадского и немецких войск в Черниговской губернии. Однако вскоре восстание было подавлено оккупационными властями, а сам Крапивянский вынужден был уйти в “нейтральную зону” между Украинской державой и Советской Россией.
С 22-го сентября 1918-го года – начальник 1-ой Украинской повстанческой дивизии.
В начале декабря 1918-го года был отозван с должности из-за того, что дивизия не выполнила приказа ВЦВРК о передислокации с киевского направления на харьковское.


* * *

Сводный отряд получил наименование 2-го Украинского повстанческого Таращанского полка. Название полк получил ввиду того, что большинство в его составе составляли повстанцы, которые незадолго до этого принимали участие в партизанских событиях.
Полк сформирован был двухбатальонного состава. В составе полка была команда конных разведчиков в 100 сабель и команда связи. Батальоны в своем составе имели
пулеметные команды. Командиром полка был назначен Баляс, командирами батальонов
1-го Кабула, 2-го – Боженко. Всего в полку насчитывали 6 тысяч штыков и 27 пулеметов.
50


* * *

В последних числах сентября 1918-го года Таращанский полк был направлен на боевые позиции. В бою под Хутором Михайловское 22-го сентября 1918-го года командир полка Василий Баляс был ранен и в командование полком вступил Барон. Однако Барон был на этой должности недолго.
В период октября-ноября 1918-го года в Таращанском полку была попытка контрреволюционного петлюровского выступления и отказ от выполнения боевого приказа, возглавляемая командиром артвзвода Белашиным. Начальник дивизии Крапивянский за это тут же застрелил Белашина.
Барон М.Д. был отстранен от должности командира Таращанского полка и вместо него командиром был назначен Боженко.


* * *

В сентябре 1918-го года ЦК КП(б)У принимает решение о формировании в “нейтральной зоне” двух дивизий.
1-ой повстанческой (начдив Крапивянский) из частей и отрядов в полосе Сураж – Унеча – Новгород - Северский – Глухов, 2-ой повстанческой (начдив Ауссян) в полосе Глухов – Коренево – Беленихино.
Штаб 1-ой дивизии в Зерново, направление удара – Киев, 2-ой дивизии в Льгове, направление удара – Харьков.
В 1-ую дивизию вошли – 1-ый Богунский полк Щорса, штаб 2-ой Таращанский полк Боженко, 3-ий Новгород-Северский полк Черняка. Вместо 4-го полка вначале была Нежинская рота, которая затем была развернута в полк.


* * *

В конце октября в Москве шел 2-ой съезд украинцев-большевиков, и делегаты “нейтральцев” уехали туда, пообещав остающимся добиться у съезда санкций на боевые действия.
Каждый день вокруг поезда с московскими газетами вскипали муравейником партизаны, и один голос перекрикивал другой:
- А что, что в Москве? Разрешили?..
На съезде мнения разошлись: за и против наступления на Украину.





51


* * *

В один из осенних дней 1918-го года неожиданно в Богунском полку разгорелся мятеж. Вечером командный состав полка собрался в политотделе по поводу приезда в Унечу начальника дивизии Крапивянского.
В это время на улице раздался треск пулеметной очереди и отдельные винтовочные выстрелы. Как выяснилось, стреляли свои – мятежные солдаты Богунского полка окружили здание штаба полка. Однако Щорсу, Квятеку, Лугинцу удалось уйти. Спустя час, мятежники захватили все ключевые здания на станции, разгромили местные чека и ревком, а затем послали приглашение немцам занять станцию. В это время Щорс, Квятек и Лугинец собрали срочное совещание, на котором было принято решение подавить мятеж силою оружия. К утру из Брянска на помощь прибыл четвертый батальон вместе с комиссаром полка. Общими усилиями мятеж был подавлен, часть его участников арестована, но многим удалось бежать. После подавления мятежа в полку под руководством председателя местного ревтрибунала Петра Лугинца (старший брат 
К. Лугинца) началась работа по “чистке кадров”, в результате чего из полка было “отсеяно” около 200 человек.
Все действующие и вновь принимаемые бойцы Богунского полка стали в обязательном порядке принимать военную присягу.
Причины мятежа объяснялись подрывной деятельностью чуждых революционному движению элементов, случайно просочившихся в полк. Причем, деятельность эта координировалась немецкой разведкой. Назывались даже организаторы мятежа – бывшие царские офицеры Петров и Недоривко. Они распространяли провокационные слухи в полку, подбивали бойцов на бунт, вели антисоветскую и националистическую пропаганду.
Мятеж был поднят группой богунцев, которые разочаровавшись в жестоких методах “революционной политики” местного ЧК, повернули оружие против своих. В частности, в жестокости Фрумы  Хайкиной в отношении бойцов-земляков, загулявших “по девкам” и не вернувшихся в расположение полка к вечерней проверке. Вечерняя поверка – а их нет. Доложили по команде выше. А в поселке действовала ВЧК. Председателем ВЧК была Фрума Хайкина, еврейка. Она всем верховодила. Если к ней кто-то попадал – почитай конец. И вот, загулявшие бойцы – Новиков Никифор, Шавенко Михаил и еще другие из поселков Найтоповичи и Казащины раз не явились на поверку – забрали в ЧК. Капут ребятам. Вот и взгношились. Что делать? Любой ценой надо было отвоевать хлопцев. И как раз было заседание штаба в Унече. Ну, вот ребята выкатили пулеметы и – на “ура”. Но все же, пулеметчик пожалел командиров: очередь дал, но пули пошли выше. Иначе он бы покосил всех там. И все рванули, кто куда бежать. А Щорс побежал к мосту железнодорожному, который за Унечей. И бежал он  - одна нога в сапоге, другая в калоше – у него одна нога раненая была. Даже в отхожее место ввалился. А из штаба передали в Брянск, в железный полк. И вот сутки прошли. Здесь уже – гуляй воля, никто не хочет в казармы идти. Ходят бойцы по Унече, ищут, где выпить. Но вот едет

52

эшелон, в товарный вагон двери открытые и держат винтовки наизготовку. Думали, что восстал пулеметный полк, и порежут их сейчас из пулеметов прямо в вагонах. Ничего подобного, никто даже не выстрелил. Ходят богунцы по перрону – “о, здорово, рабочий класс!”. Никто никакого сопротивления не оказывал. Они просто восстали против зверств этого ВЧК – расстреливали безбожно. В ВЧК была не одна Хайкина, но вроде как она командовала там этими делами. Конечно, хлопцев своих они освободили. А Хайкина удрала. Потом ее больше не стало. И полку этому железному объявили: пока не уберете эту гадину, вы нам ничего не сделаете.
- Ну, как же вы, товарищи, тут немцы наступают, а вы бунт такой подняли, бучу какую-то.
- Да мы не против советской власти, мы против зверства вот такого.
Назначили самого Иванова в чрезвычайку.


* * *

Поднятие богунцами бунта по причине ареста “своих хлопцев” следует считать вполне вероятным сценарием. Ведь Богунский полк был в значительной степени укомплектован “сельскими молодцами”, не имевшими еще представления о военной дисциплине, а такое понятие как борьба с “контрреволюционными проявлениями” была для них вовсе пустым звуком. Поэтому арест друзей и односельчан из-за такой, как им казалось, пустяковой причины, как “загул по девкам”, вполне мог вызвать бурю возмущения среди молодых и горячих богунцев. На жестокость ЧК, как причину возникновения волнений в полку, указывал о своих записях и бывший в то время начальником штаба 1-ой дивизии Петриковский-Петренко. Помимо этого, в протоколе партийного собрания унечских большевиков от 22-го сентября 1918-го года, в повестке которого четвертым вопросом значился ”бунт в Богунском полку”, обсуждался вопрос о “плохом поведении красноармейцев в Богунском полку “. По результатам собрания было решено Богунский полк разоружить. Достоверно не выяснены не только причины мятежа, но даже и точная его дата. Если ориентироваться на вышеупомянутый протокол, то выходит, что мятеж произошел в сентябре 1918-го года.


* * *

Не только единственный мятеж в “нейтральной зоне” произошел в Богунском полку. Его лихорадило на протяжении всей осени 1918-го года. Произошел и мятеж 1-го ноября 1918-го года. Причины, приведшие к ноябрьскому бунту в Богунском полку, упоминаются только лишь в одном документе – протоколе № 24 от 27-го октября 1918-го года членов Унечской организации РКП (б) под председательством Щорса.
Мятеж был вызван нежеланием бойцов воевать за интересы Советской России на
совершенно другом фронте, то есть за пределами Украины. Дело в том, что именно в это

53

время командованием решался вопрос о снятии Богунского полка с украинского направления и переброске его на Донской или Восточный фронт. Так, в ходе подготовки наступления советских войск на Харьков, 1-ая Украинская дивизия получила приказ о передислокации, но большинство частей, в том числе и подразделение Щорса, не тронулись с места. По данному поводу было проведено расследование, по результатам которого начдив Крапивянский был отстранен от командования. С.И. Петриковский писал о попытке перебросить дивизию на восток следующее: “... ведь это была бы сплошная авантюра – вернее, ликвидация повстанческих частей – переброска их на Восточный фронт: организовывать под лозунгом борьбы за освобождение Украины, а затем вести людей на Восток – туда приехало бы с нами очень ограниченное количество людей...” А это из переписки Петриковского с Владимиром Исаковичем, бывшим политкомиссаром щорсовской дивизии: “... но в то же время местных партизан было довольно трудновато перебрасывать в другие районы. Дело доходило “до волынок...” Под “волынками” (устаревшее жаргонное слово) в данном случае имелся в виду протест, саботаж. Вероятно, именно с этим и был связан приезд в Унечу 1-го ноября 1918-го года Крапивянского. Не исключено, что именно его приезд и обсуждение возможности переброски полка на восток России и спровоцировали выступления в полку. Роль Щорса в ноябрьском мятеже и позиция, которую он занимал по отношению к начдиву Крапивянскому, до конца не выяснены. Так, сын Н.Г. Крапивянского – Григорий Николаевич Крапивянский, впоследствии утверждал, что Щорс относился к начальнику дивизии крайне враждебно, и поднятый 1-го ноября 1918-го года в Унече мятеж был во многом инициативой командира богунцев. Впрочем, за объективность и достоверность доводов Г.Н. Крапивянского ручаться невозможно. Как известно, Крапивянский уехал из Унечи ни с чем, и вскоре был снят с должности.
Крапивянский продолжал службу в Красной армии и носил погоны до 1923-го года, после чего был переведен на гражданскую службу, по линии народного хозяйства.
В 1937-ом году Крапивянский был арестован по обвинению в правотроцкистском контрреволюционном заговоре и приговорен к 5 годам лагерей. После освобождения в 1943-ем году вернулся в Нежин. Через два года перебрался в Москву, но в 1948-ом году снова вернулся в Нежин, где и скончался.


* * *

В продолжение темы ноябрьского мятежа хотелось отметить следующее: несмотря на то, что Богунский полк был воинским подразделением, нужно все-таки иметь в виду, что в нем служил сложный контингент – вчерашние партизаны, крестьяне, уголовники-каторжане, то есть в большинстве своем не служивший народ, поэтому военная дисциплина в полку хромала. К тому же политический хаос в стране и отсутствие четко понятных бойцам задач, которые они должны были выполнять на востоке России, не способствовали повышению дисциплины.
В конце октября-первой половине ноября 1918-го года руководством КП(б)У была

54

сделана попытка передать украинские советские повстанческие части в состав Красной армии и отправить их на фронт против белоказаков. Это вызвало крайнее недовольство среди повстанцев, началось массовое дезертирство из повстанческих формирований Украины. Так, если 20-24-го октября 1918-го года в 1-ой повстанческой дивизии числилось около 7 тысяч бойцов, то на 1-ое ноября 1918-го года – уже только 1946 человек. Правда, в этот период из дивизии убыл 1-ый полк Червоного казачества (1000-1500 человек), вместо которого был развернут Нежинский батальон (312 человек). Замена 4-го полка Я.А. Киселя Новгород-Северским полком Т.В. Черняка не могла серьезно повлиять на численность дивизии. Таким образом, можно сделать вывод, что в этот период численность дивизии уменьшилась без ведомых причин на 3 тысячи человек (значимых боев в этот период не было). Единственное объяснение – дезертирство.


* * *

Помимо работавших в рассматриваемый период в Унече, помимо уже упомянутых Иванова и Хайкиной, можно выделить Левина (Левчука), Ольхового, Лейбовича, Трифонова, Осипова, Осипа Тищенко, Стандецкого. В частности, Осип Тищенко известен как командир одного из отрядов, действовавших в 1918-ом году в “нейтральной зоне”, как один из организаторов Богунского полка.


* * *

9-го ноября 1918-го года в Германии произошла революция, сменившая форму правления в стране. Германская монархия была свергнута и на смену ей пришла парламентская республика. 11-го ноября 1918-го года между Германией и Антантой было заключено Компьенское перемирие, завершившее Первую Мировую войну. Происходившие на родине события, разумеется, не могли не внести в ряды немецких солдат смуту. Ведь они присягали на верность императору, который теперь оказался свергнут. Кроме того, в окопах находились также солдаты Австро-Венгрии, которая после Ноябрьской революции вообще прекратила свое существование. Москва только почувствовала политический момент – из столицы в прифронтовые части направляются срочные телеграммы с предписанием наладить контакт с немецкими солдатами на почве объединительной революционной идеи.
10-го ноября в “нейтральной зоне” появляются безоружные солдаты 19-го и 106-го немецких полков, расположенных в Клинцах, Лыщичах и Кустич-Бряновки. Они ищут встречи с богунцами для получения информации о революции в Германии.
С этой же целью из Унечи в расположение немецких частей отправляется специальная делегация. Первая делегация богунцев в составе заместителя политического комиссара полка Барабаша, политработников Можайко, Брилова (переводчика),
адъютанта полка Данилюка в сопровождении взвода кавалеристов направились в село

55

Лыщичи в 106-ой немецкий полк. Состоялась встреча, на которой договорились об ответном визите немцев в Унечу. 12-го ноября 1918-го года в расположение Богунского полка прибывают немногочисленные делегации 19-го и 106-го полков ландвера. В знак солидарности с русской революцией на груди у парламентариев были прикреплены красные банты. На привокзальной площади по этому случаю был организован митинг, на котором выступили Щорс, руководитель местных коммунистов Николай Иванов и представители немецкой стороны. В станционном буфете состоялся ужин. Казалось, противостояние закончилось.
В этот день в Богунский полк было передано немцами первое Красное революционное знамя. Богунцы приглашали немцев встретиться в Лыщичах.
Вечером того же дня о достигнутых успехах сообщили в Москву и вскоре получили ответ от самого Ленина: “Председателю Унечской РКП (б) Иванову. Благодарю за приветствие всех. Особенно тронут приветствием революционных солдат Германии. Теперь крайне важно, чтобы революционные солдаты Германии приняли немедленно действенное участие в освобождении Украины. Для этого необходимо, во-первых, арестовать белогвардейцев и украинские власти, во-вторых, послать делегатов от революционных войск Германии во все войсковые германские части на Украине для быстрого и общего их действия за освобождение Украины. Время не терпит. Нельзя терять ни часа. Телеграфируйте тотчас, принимают ли это предложение революционные солдаты Германии. Предсовнаркома Ленин”.
Из телеграммы Ленина видно, что в Москве очень рассчитывали на использование немецкой военной силы в борьбе за власть на Украине. Однако, как показали дальнейшие события, Москва либо сильно преувеличивала “революционный дух” немецких солдат, либо, что более вероятно, просто раздувала масштаб произошедших событий в целях пропаганды. Очевидно, что немцев мало интересовали планы большевиков по “распространению мирового пожара революции”, поскольку они, истосковавшись по своим семьям, хотели как можно скорее вернуться домой.
Несмотря на некоторую сумятицу среди личного состава, в немецких войсках сохранилась военная дисциплина, солдаты продолжали подчиняться своим офицерам и выполняли их приказы. Поэтому планы большевиков по превращению немцев в союзников по борьбе за власть в Украине были, по большей части, иллюзиями. На следующий день после визита немцев из Унечи в Лыщичи отправляется большая делегация политработников и личный состав Богунского полка. Именно здесь, на лугу между Лыщичами и Кустичи-Бряновским происходит митинг. Командир кавалерийского взвода богунцев срочно из Унечи доставляет телеграмму Ленина, которую Щорс зачитывает на этом митинге.
3-го ноября 1918-го года произошло событие, известное как братание богунцев с немецкими солдатами. Подобное братание русских с немцами были отмечены и на других участках демаркационной полосы. Встреча действительно проходила в мирной и доброжелательной атмосфере, вчерашние враги обменивались приветствиями и заключали друг друга в дружеские объятия.
После братания в Лыщичах Щорс сообщает наверх о том, что с немецкими
солдатами налажены тесные отношения. В целом, общий тон телеграфной переписки

56

между Унечей и центром действительно создает впечатление возникшей между богунцами и немцами чуть ли не братской любви, замешанной на духе объединительной коммунистической идеи. Некоторые исследователи, освещая это событие, с уверенностью утверждают, что такое поведение немецких солдат было обусловлено тем, что они прониклись идеями “мировой революции” и видели в богунцах чуть ли не братьев по духу. Возможно, отчасти это и соответствует действительности, так как в те годы “революционная романтика” затуманила мозги многим и в России, и в Германии. Но только отчасти, так как почти сразу после “лыщичских братаний”, немцы, уходя на запад, взрывали и жгли мосты, уничтожали коммуникации, а под Клинцами и вовсе активно взаимодействовали с гайдамаками в боевых действиях против щорсовцев. Причины такого поведения объясняются слишком живучим подобострастным подчинением солдат “офицерству” и “машиной повиновения”, которую вновь удалось запустить “силам буржуазии”.
Такое объяснение вряд ли можно признать объективным. “Лыщичское братание” было слишком переоценено.
По своей сути, события в Лыщичах и аналогичное братание в других районах “нейтральной полосы” оказались формальностью и никаких политических дивидендов большевикам не принесли.


* * *

Еще одним последствием революции в Германии стало аннулирование Советской Россией Брестского мира, и ВЦИК принял постановление о всемерной помощи украинскому народу в борьбе против оккупантов. Это событие произошло в тот же день, что и братание в Лыщичах – 13-го ноября 1918-го года.
После этого большевиков уже ничего не связывало в реализации планов по установлению советской власти в Украине, тем более, что главное препятствие этому - немецкая армия – уже покинула страну. Приступая к воплощению этих планов, 28-го ноября 1918-го года Москва срочно создает Временное рабоче-крестьянское правительство Украины во главе с Георгием Леонидовичем Пятаковым.
В состав правительства входили В. Аверин, Артем (Ф. Сергеев), К. Ворошилов,   
В. Затонский, Е. Квиринт, Ю. Коцюбинский, Н. Подвойский, А. Шлихтер и другие.
Созданию правительства Украины предшествовало решение ЦК РКП (б) от 11-го ноября 1918-го года активизировать советское восстание в Украине, планируя уже через 10 дней начать военный поход против гетмана Украины. В тот же день Главком 
И. Вацетис был срочно вызван с Восточного фронта. Он, В. Антонов-Овсеенко и 
И. Сталин встретились с украинскими большевиками В. Затонским, Н. Скрыпником и Эпштейном (Я. Яковлевым). А встретились они для обсуждения вопроса о введении частей Красной армии в Украину.
17-го ноября 1918-го года был образован Украинский реввоенсовет. Туда вошли:
И. Сталин, Г. Пятаков, В. Затонский, В. Антонов-Овсиеенко.
Реввоенсовет и сформировал Временное рабоче-крестьянское правительство
57

Украины (ВРКПУ).
Одним из первых декретов правительства был декрет о создании Украинской советской армии (30-го ноября). Она сформировалась на основе 1-ой и 2-ой повстанческих дивизий. Эти дивизии были созданы еще раньше, в “нейтральной зоне”. И состояли они из украинцев. Это были: крестьяне-беглецы из Украины, солдаты-дезертиры из частей гетмана и Директории, разбойничьи группы, антигетмановские повстанцы из отрядов, что скрывались там после разгрома звенигородско-таращанского восстания.
Следует отметить, что 1-ая и 2-ая повстанческие дивизии начали действовать еще до того, как сформировалась Украинская советская армия.


* * *

Однако власть в Украине большевикам просто так никто отдавать не собирался. Ее нужно было завоевать силой оружия. Одну из ключевых ролей в предстоящей борьбе большевиков за Украину суждено будет сыграть Щорсу и его подразделению. С момента создания Богунского полка Щорс и его бойцы начинали воевать с немцами, то есть с иноземными оккупантами, но теперь должны были перенацелиться на совершенно иного рода задачи – борьбу за власть в Украине. И соперники в этой борьбе должны были стать их соотечественники - украинцы, русские, белорусы, не принявшие большевистских идеалов и не желавшие их понимать. В этом и заключался самый страшный трагизм гражданской войны в России. Брат на брата – сын на отца.


* * *

Однако на второй день только что образованный Реввоенсовет Украинского фронта отдал приказ о начале наступления на Украину, за которую большевикам предстояло бороться с самыми разнообразными силами. В 1918-1921-ом годах в Украине им противостояли войска Скоропадского, Петлюры, Украинской Галицкой армии, белогвардейцы и армия Врангеля, батька Махно... Итак, 1-ая Украинская советская дивизия начала свой боевой путь. Перед ней стояла задача продвигаться в направлении Киева, преодолевая сопротивление петлюровских войск. 2-ая Украинская дивизия была брошена на Харьков.
Прослышав о разрешении Временного Украинского правительства о наступлении на Украину, нейтральцы, не удержавшись, выступили из Унечи на Клинцы и Стародуб. Проводником шел девяностолетний старик, которого все время, идя с ним рядом, Щорс угощал мандарином, приговаривая:
- Смотри, не ошибись, дорогой отец!
Ближайшей целью Богунского полка в украинском походе стали Клинцы, бои за которые начались с конца ноября 1918-го года.
На территории Стародубщины, в том числе и в боях за Клинцы, бойцам Щорса

58

противостояли украинская Серожупанная дивизия, которая с сентября 1918-го года дислоцировалась в незанятых большевиками регионах Стародубщины. Количество “серожупанщиков” составляло немногим более 10000 человек. Однако в дальнейшем, после прихода к власти Петлюры, дивизия пополнилась новобранцами. Помимо гайдамаков, под Клинцами в противостоянии с богунцами в отдельных эпизодах вступали и немецкие подразделения. Германский генерал от артиллерии фон Грансеу доносил об этих событиях следующее: “Под защитой густого тумана наступали 28-го ноября в 9 часов утра 400 большевиков с юга и юго-запада, и через некоторое время еще 300 с востока на Клинцы.  В первом переполохе удалось им занять железнодорожную станцию Бойкое, но в ходе контрнаступления, исполненного под начальством капитана Коспоть вторым батальоном 106-го германского полка и отделением гусар при весьма удачной помощи германского артиллерийского полка № 19, отняли от неприятеля вокзал и отбили ворвавшегося с востока неприятеля. Он бежал от германского натиска, оставив в руках немцев много убитых и раненых, а также 12 пленных и 5 пулеметов. В 3 часа дня вновь отряд большевиков в числе 300 человек повторил наступление с севера. Их атака достигла проволочных заграждений города, и была здесь разбита огнем немецкой пехоты. Пятая рота германского пехотного полка взяла контратакой несколько пленных и 2 пулемета. Действия немцев исполнялись под начальством подполковника Шульца. Украинская милиция, участвовавшая при защите железнодорожных путей, отразила злонамеренного превосходящего числом неприятеля. Это было важно для всего корпуса и для войск, возвращающихся с юга Украины на Родину, в Германию...”
Первые ноябрьские попытки взять Клинцы не увенчались успехом, и Щорс взял паузу.


* * *

25-го ноября 1918-го года силами Таращанского полка был занят Стародуб. В ближайшие дни вся территория в окрестностях Стародуба была очищена от гайдамаков и немцев.
Попытки взять Клинцы возобновились в первой декаде декабря 1918-го года. На тот момент немцы еще находились в городе, и их присутствие было серьезной помехой для Щорса. Однако вопрос с немцами был разрешен мирно. Так, еще раньше, Щорс отдал приказ бойцам 1-го батальона Таращанского полка занять железнодорожный разъезд Святцы между Клинцами и Новозыбковом, и тем самым перекрыть путь для отступления немцам, которым уже не терпелось скорее отправиться домой. 9-го декабря 1918-го года таращанцы заняли разъезд, куда немцы немедленно выслали отряд с орудием и пулеметами. Немцам удалось разоружить 2 взвода эскадрона Таращанского полка. Ситуация разрешилась путем переговоров, в ходе которых было установлено, что немцы возвращают таращанцам оружие, выходят из Клинцов без боя, а Щорс дает им право беспрепятственного проезда по железной дороге в сторону Новозыбкова и Гомеля. Для
гайдамаков же ситуация осложнилась еще и тем, что между ними и покидавшими Клинцы

59

немцами начались вооруженные стычки.
13-го декабря 1918-го года в ходе боев с гайдамаками Богунский полк занял Клинцы, и в городе установилась советская власть. Вскоре сюда прибыла глава Унечской ЧК Фрума Хайкина, и начала наводить в городе “революционный порядок”.


* * *

После занятия Таращанским полком Стародуба накануне входа Богунского полка в Клинцы, 8-го декабря 1918-го года в Стародубе состоялось заседание обновленного командного состав 1-ой Советской Украинской дивизии. Протокол этого заседания содержит в себе весьма любопытные подробности, дающие некоторое представление о внутренней жизни дивизии. На заседании присутствовали: члены Украинского временного правительства В.К. Аверин, А. Луговой, начальник дивизии Лакоташ, командир Богунского полка – Щорс, Петриковский, командир Таращанского полка Боженко, командир штабной роты Дергачев, Черноусов.
Повестка дня: 1) Взаимоотношения командного состава и революционных органов власти. 2) Формирование бригады. 3) Упорядочение внутренней жизни дивизии. 4) Текущие дела.
Докладчиком по первому вопросу товарищ Лакотош указывал, что до сих пор дивизия и командный состав почти не считался с центральными органами власти. Этим, главным образом, объясняется та безалаберщина и дезорганизация дивизии. Необходимо уяснить себе, что повстанческая армия представлена и представляет орган Красной армии единой Советской России. В командном составе наблюдаются нелады, взаимное неподчинение, которое отражается на массах, в конечном счете, разлагая их. Это нужно в корне изменить, и то, что совершилось в Стародубе, в дальнейшем иметь места не может.
Товарищ Лакотош закончил свой доклад призывом к сознательному отношению к революционным органам власти.
Товарищ Боженко понял, что председательствующий заседания, начальник дивизии Лакотош словами “то, что совершилось в Стародубе”, напомнил о печальном случае, произошедшем в Таращанском полку, выраженный реквизицией продуктов у населения. Товарищ Боженко сказал, что все можно валить на повстанцев, но в действительности это не так. Повстанцы раздеты и разуты. Свершившееся в Стародубе, не совсем правильно освещено. Население всегда встречало повстанцев с радостью. Самочинные реквизиции объясняются недостачей продовольствия. Боженко потребовал расследования действий Таращанского полка и предания суду распускающих эти слухи. Реквизиции мы делаем, правда, но только тогда, когда нужно, и, в основном у кулаков. Но им пощады нет.
Выступил товарищ Аверин, он сказал, что действительно наша армия находится в печальном положении – это правда, но реквизицию необходимо устраивать только организационным путем теснейшего контакта с органами Советской власти, и только тогда можно будет изменить ту неразбериху, которая творится и сейчас. Та борьба,

60

которая ведется, как будто бы проходит под флагом самостоятельного движения вне связи с общерусской политикой. Указывая в дальнейшем о том, что действия были, дым не без огня, даже крестьяне указывают, что Таращанский полк совершал безобразия – это, конечно, нужно выжить. Никто не говорит, что это так должно быть, деньги должны быть уплачены, солдаты одеты. Для этого необходимо сделать все возможное.
Товарищ Луговой указывает, что все это происходит, благодаря неправильным действиям командного состава, которые передавались массам и действовали на них разлагающе.
Указывал, что необходимо строго консолидировать свои действия с органами Советской власти.
Товарищ Петриковский возражал против обвинений, выдвинутых товарищем Луговым на 1-ую дивизию, говорил, что вся вина падает на центр, который, по его словам, своими действиями слишком много помогает разложению.
Обсудив вопрос о взаимоотношении между командным составом и революционными органами власти 1-ой дивизии, Совет армии постановил:
1. Разграничить сферу влияния, избегая всячески какого бы то ни было вмешательства во внутреннюю жизнь и распорядок ревкомов и т.д., подчинить всю работу фронта установлению самой теснейшей связи с тылом, зная, что победа будет обеспечена в том случае, если фронт, опираясь на тыл, будет черпать из него материальные и духовные силы.
По вопросу формирования бригады товарищ Лакотош говорит, что центр совершенно не знает о количестве штыков. Военным Советом отдано распоряжение о формировании бригады товарища Лакотоша вместо 1-ой дивизии. Получено распоряжение (оглашается) от 5-го декабря 1918-го года за № 4. Товарищ Петриковский указывает, что штаб может дать общий оперативный план, но расположение полков, рот уже производится непосредственно, сообразуясь с данными условиями. Касаясь вопроса о сворачивании 1-ой дивизии, батальон товарища Петриковского не находит это нужным. Необходимо составить остов существующих их полков. Пополнение идет быстрыми темпами. Полки растут. Возможно, что полки придется развернуть в бригады. Что касается слияния артиллерии и кавалерии, то это возможно. Товарищ Лакотош говорит, что кавалерию необходимо свернуть – это является первой необходимостью. Гораздо лучше иметь нужные сведения кавалерии. Товарищ Петриковский соглашается. Товарищ Аверин высказывается за свергнутые дивизии в бригаду. Товарищ Щорс полагает, что это технически невыполнимо. Для этого нужно стянуть все части в Стародуб, а это может повлечь за собой занятие противником уже занятых местностей. Товарищ Лакотош предлагает бывшему Нежинскому полку соединиться с Богунским. Постановление по второму вопросу: Просить у Аверина доложить Военному Совету о технической и стратегической невозможности переименовать дивизию в бригаду. Название дивизии изменяется: 1-ая Советская дивизия. Название полков: 1-ый Советский Богунский полк,
2-ой Советский Таращанский полк, 3-ий Советский Новгород-Северский полк, Нежинская рота вливается в 1-ый Советский Богунский полк.



61


* * *

Из протокола заседания обновленного командного состава 1-ой Советской Украинской дивизии видно, что бойцы Боженко не брезговали осуществлением в отношении местного населения откровенного мародерства, которое для большего благополучия именовалось реквизициями. Разумеется, не оставим в стороне от затронутой темы и Богунский полк. Причиной реквизиций, которыми промышляли богунцы, явилось то, что содержание полка для местных властей и населения было весьма обременительным. В уезде хлеба почти не было.
Уездный Продовольственный Комиссариат запретил частную торговлю хлебными продуктами и в то же время, будучи вынужден снабжать воинские части, местные военкомы, пограничные отряды и местные отряды специального назначения не мог дать населению города нисколько хлеба. Вследствие такого положения недовольство властью среди жителей сильно росло, и на этой почве могли произойти эксцессы.
За последнее время между штабом дивизии и местными органами управления на почве снабжения полков продовольствием происходили часто недоразумения, которые иногда выливались в самые опасные формы. И тогда штаб 1-ой дивизии без ведома Уездного Военного Комиссариата производил мобилизацию лошадей, повозок и других предметов, реквизицию всякого рода продовольственных продуктов, в то время как на Продовольственный Комиссариат была возложена строгая ответственность за каждый заготовленный в уезде пуд продовольствия. Вся работа по учету продовольствия сводилась к нулю, так как для Комиссариата было неизвестно, где производились реквизиции дивизией. Волостные и Сельские советы из районов, прилегающего к поселку Унеча, все чаще обращались в Продовольственный Комиссариат с заявлениями о том, что в районе происходит постоянная реквизиция хлеба, что деньги за реквизированные продукты часто не уплачивали, и что часто отбирался последний  хлеб у крестьян. Кроме того, работа в Комиссариате становилась невыносимой еще и потому, что отдельные представители воинских частей скрепляли свои требования о предоставлении им продовольствия угрозами арестов и расстрелов по отношению к работникам Комиссариата.
Как видим, отношения между войсками дивизии и местными властями были, мягко говоря, не безоблачными. Но таковы были реалии гражданской войны. О полноценном централизованном обеспечении Красной армии всем необходимым в те смутные и голодные годы не могло быть и речи, поэтому такой вид “снабжения”, как экспроприации и контрибуции использовался довольно широко. Впрочем, справедливости ради, отметим, что грабеж местного населения практиковали на Стародубщине и гайдамаки. Причем последние, по воспоминаниям старожилов, преуспели в грабежах, насилии и убийствах куда больше, нежели таращанцы и богунцы. Особенно пострадали от действий гайдамаков мирные жители Клинцов и Новозыбкове. В Унече гайдамаков не было.



62


* * *

К моменту занятия Клинцов Щорс уже командовал 2-ой дивизионной бригадой, сформированной приказом по дивизии от 4-го октября 1918-го года. В состав 2-ой бригады входили Богунский и Таращанский полки. В руководстве самой дивизии тоже произошли перестановки. Начдивом вместо Крапивянского был назначен бывший эсеровский боевик Н.С. Лакотош (Локоташ), начальником дивизионного штаба вместо Петриковского – Фадеев.


































63







Часть   третья




Приобретение   Украины









64


По сути, бои за Клинцы в ноябре и декабре 1918-го года были единственными значительными столкновениями богунцев с гайдамаками на территории Стародубщины.
15-го декабря 1918-го года штаб 1-ой дивизии еще находился в Стародубе. Находясь в штабе, начдив Лакотош отдает приказ частям о продвижении наступления на Украину: 1-ый полк (Щорс) не задерживается в Клинцах, 2-ой полк (Боженко) – Семеновка – Кисленка – Мена, 3-ий полк (Черняк) – Шостка – Кролевец - Сосница, 1-ый кавполк (Петриковский) – стянуть все эскадроны в Воронок для полного формирования на самостоятельное задание.
Штаб дивизии перемещается в Воронок.
Таким образом, 1-ая дивизия должна продвигаться из района Стародуба, Северной Черниговщины на юго-запад. Она получила задачу – освободить Чернигов и Киев с прилегающими территориями.
Одновременно с 1-ой дивизией выступает и 2-ая дивизия – с юга Курской губернии – на Белгород – Харьков.
К этим двум дивизиям должны присоединиться: Московская рабочая дивизия, отряд Кожевникова, отряд балтийских матросов, подразделение из интернационалистов (латышей, венгров, китайцев), авиаотряд, 9-ая и 10-ая стрелковые дивизии, 2 бронепоезда.
Красные насчитывали всего 15 тысяч штыков и сабель. Численность украинских войск быстро увеличивалась за счет добровольцев. И к концу декабря 1918-го года в их составе начитывалось уже 21655 бойцов и командиров.
Дальнейшее продвижение бригады Щорса до границ современной Черниговской области существенного сопротивления не встречал. По всему пути следования беспрерывно пополнялся добровольцами.  Несмотря на громадные снежные заносы, на сильные морозы и вьюгу, богунцы полураздетые и разутые, все же мужественно дошли до Новозыбкова. Немцы отсюда поспешно “выкатились”. Разведчики Богунского полка захватили бронепоезд, а также массу лошадей, бомбометов и прочего военного имущества. Отсюда вполне исправный бронепоезд был пущен в действие на Гомель, оставленный уже немцами. В Гомеле находился красный партизанский отряд, которому и был передан бронепоезд.
25-го декабря 1918-го года был занят Новозыбков и сразу же за ним Злынка.


* * *

Боженко поторопился выступить из Городка: разведка доносила ему, что неприятельские эшелоны стоят на станциях Мена и Низковка и договариваются со Сновском о получении новых паровозов из депо.
Боженко послал бывшего рабочего сновского депо, а теперь таращанского
командира, в Сновск с заданием воспрепятствовать выдаче паровозов из депо и задержать там  неприятельские эшелоны. Он решил окружить их в Сновске и разоружить без боя.
Расчет Боженко заключался, главным образом, в том, чтобы лишить оккупантов

65

возможности в открытом поле пустить в ход дальнобойную артиллерию бронепоезда. Поэтому в эшелон был погружен батальон, командир Кабула, с задачей высадиться в Сновске, окружить вражеский эшелон и взять его без боя или, во всяком случае, с малыми потерями.
От Городки до Сновска было около 25 километров. И Кабула, промчавшись сквозь Сновск и не найдя там оккупантов, по собственной инициативе, руководимый боевым азартом и инерцией, домчался до следующей станции – Низовки, надеясь захватить неприятеля, но на пятом километре разъехался с оккупантскими эшелонами, мчавшимися под уклон к Сновску.
В Сновске оккупанты не задержались, они решили добраться до Городки.
Кабула очутился в нелепом положении. Не имея возможности развернуться с эшелоном в пути и пуститься вдогонку неприятелю, он вынужден был доехать до Низовки, чтобы переманеврировать направление состава.. Пока он в Низовке маневрировал на путях, немцы проскочили без остановки Сновск и приближались к разъезду Комка, что между Сновском и Городки, к которому уже в это время подходил пешим маршем Боженко. При нем было свыше трех тысяч пехоты и 600 сабельных клинков, да еще артиллерия Хомченко. Боженко заметил эшелоны противника, высунутых из бойниц броневиков, бросил на кинжальный удар свою артиллерию и принял неприятеля артиллерийским огнем – на картечь.
Пехотные цепи тем временем сжимались вокруг остановившихся эшелонов, кавалерия отъехала в прикрытие за холм, на котором стоял в развевающейся бурке сам батько Боженко, отдавая приказания.
Немцы открыли стрельбу из двадцатикалиберных орудий, в том числе из дальнебойных, и стали косить пулеметами надвигавшиеся цепи таращанцев. Потом под прикрытием пулеметного огня и артиллерии пошли колоннами в атаку.
Положение становилось невыносимым: неприятельская колонна, разорвав цепи, обходила таращанцев с тыла. Тогда Боженко отчаянным маневром бросил всю кавалерию во фланг немецкой колонне, попав под прямой удар артиллерии и пулеметов.
Под Боженко осколком снаряда убило коня, другим осколком разорвало бурку, но он сам не был даже контужен.
К этому времени подоспел Кабула и ударил с тыла. Своим неожиданным появлением и отчаянным натиском в рукопашную он вызвал среди оккупантов полную панику.
Немцы поняли, что они окружены многочисленными и все прибывающими частями. Единственным выходом для них являлась отчаянная попытка к бегству, и, несмотря на то, что путь впереди мог быть минирован, они все же решились. И двум эшелонам с неповрежденными  паровозами удалось прорваться к Городки.
На поле боя осталось не меньше тысячи убитых, из которых половину составляли таращанцы. Немцы в оставшихся эшелонах сделали еще одну попытку пойти в контратаку, чтобы подобрать своих раненых, но вынуждены были выбросить белое знамя.
И Кабула взял два эшелона в плен.



66


* * *

Со станции Злынки 1-ый Богунский полк пошел вне линии железной дороги на Городно. Совместно с таращанцами удалось богунцам после ожесточенного боя занять Городно, отбив у гайдамаков около 116 пулеметов. Оказалось, что здесь полк столкнулся с отборным гайдамацким офицерским отрядом. Это был первый серьезный бой 1-го Богунского полка.
Таращанский полк 28-го декабря 1918-го года ввязался в бой с отрядом петлюровцев в 600 штыков у станции Городня на Черниговщине. Петлюровцы попытались выбить красных из Городни, но после боя с большими потерями вынуждены были отойти.
В это время по линии на Гомель со стороны Сновска через Городню проходили под защитой броневика эшелоны с немецкими войсками. Вступив в переговоры с Богунским полком, немцы получили пропуск, и через Гомель отправились в Германию. Из Городни 1-ый Богунский полк в декабре 1918-го года двинулся на местечко Седнеево, где снова имел бой с гайдамаками, а оттуда – на Чернигов. Спустя четыре дня Щорс уже находился на родной земле.
29-го декабря 1918-го года был практически полностью освобожден Городнянский уезд Черниговщины. Примерно в это же время в указанный район прибывает и Таращанский полк батьки Боженко, который ранее дислоцировался в соседнем с Унечей Стародубе, и двигался в направлении через Клиново. Именно таращанцы в первый день 1919-го года вошли в Городню и еще днем раньше освободили родной город Щорса Сновск.


* * *

В конце 1918-го года немецкие войска покинули Украину. Вместе с ними в Берлин эмигрировал и украинский атаман Павел Петрович Скоропадский (1873-1945). Его бегству предшествовали следующие события. После того, как стало очевидно, что главная опора Скоропадского – немецкая армия – намерена эвакуироваться из Украины, гетман попытался опереться на Антанту и Белое движение. Для этого он отказался от лозунга независимой Украины и объявил о готовности воевать за воссоединение единой России вместе с Белой армией. Однако этим планам не суждено было сбыться, поскольку в декабре 1918-го года он был свергнут лидерами Украинского национального союза Петлюрой и Винниченко. 14-го декабря 1918-го года Скоропадский официально отказался от власти и покинул Киев.
Последний гетман Украины был правнуком Василия Ильича Скоропадского – родного брата бывшего Скоропадского полковника и украинского гетмана Ивана
Скоропадского. А по материнской линии П.П. Скоропадский происходил из стародубского рода Миклашевских и был прямым потомком Стародубского полковника

67

Михаила Миклашевского, приходясь последнему прапраправнуком. Родителями последнего украинского гетмана были Петр Иванович Скоропадский (1834-1885) и Мария Анфеевна Миклашевская (1839-1900). Павел Скоропадский родился в Германии, однако в детские годы часто бывал на Стародубщине, где его отец, Петр Иванович Скоропадский (1834-1885) был предводителем уездного дворянства и владел имением. Постоянным же местом жительства семьи Скоропадского был городок Тростянец (Сумская область). В
1-ую Мировую войну Павел Скоропадский командовал дивизией, затем корпусом. С октября 1917-го года – глава военных формирований Центральной Рады. В конце 1918-го года стал именоваться гетманом Украины, провозгласив создание “Украинской державы”.
В 1918-1945-ом годах жил в Германии. Умер 26-го апреля 1946-го года в одном из баварских госпиталей.


* * *

После бегства Скоропадского власть в Украине перешла в руки еще более враждебной большевизму Директории во главе с В.К. Винниченко (1880-1951) и 
С.В. Петлюрой (1879-1926). Руководители Директории понимали, что их вооруженные силы имеют не слишком большой потенциал, а посему в преддверии борьбы с большевиками очень рассчитывали на помощь англо-французских войск, высадившихся в Одессе, а также уповали на резервы из Галиции.
Петлюра занимал в это время почти всю территорию Украины, за исключением северной части Черниговской губернии и западной части Харьковщины с городом Харьковом. 1-ый бой с Петлюрой был южнее Городни, в районе находящихся там деревень. Со стороны петлюровцев было оказано довольно серьезное сопротивление, но Богунский полк отражал все натиски противника, с боем двигаясь к Чернигову, захватывая по дороге трофеи и пленных.
Один из памятных боев разыгрался под местечком Седнеево на полдороге между Городней и Черниговом. Полк двигался на обывательских подводах, а штаб полка вместе с конной разведкой двигался верстах в 3-5 впереди полка. Не доезжая 10-ти верст до местечка Седнеево, разведка принесла донесение, что местечко занято незначительными силами гайдамаков. Щорс отдал приказ начальнику конной разведки двинуться вперед и занять местечко. Разведка выехала. В полной уверенности, что приказ выполнен и разведка занимает местечко, Богунский полк продолжал дальнейшее продвижение. Но подъехав на расстояние 3-х верст до местечка, увидел всю конную разведку, расположившуюся в рощице около дороги. Разведка объяснила, что она была выбита неожиданно подоспевшим из Чернигова неприятельским отрядом. Тогда Щорс, оставил коней при коновязях, с 38 спешенными кавалеристами неожиданно бросился на местечко. Среди противника поднялась паника, и он обратился в бегство, оставив богунцам одно орудие, 6 пулеметов, весь обоз и много лошадей. На месте боя противник оставил до 30
человек убитыми, остальные в панике бежали на Чернигов. Это было 10-го января
1919-го года.

68


* * *

Овладев местечком Седнеевом, 1-ый Богунский полк двинулся далее на Чернигов. Здесь был разработан весьма удачный по своему замыслу и выполнению план. На ночлет полк остановился в 6-ти верстах от Чернигова. На рассвете было назначено наступление.
Надо сказать, что Чернигов был не простой орешек. В нем находились отборный петлюровский корпус (5-ый корпус армии УНР полковника Бондаренко), артиллерия, броневики.
Щорс главную ставку решил сделать на неожиданность, нестандартность принимаемого решения.
11-го января 1919-го года Щорс приказал:
1) двум батальонам полка имени Богуна начать стремительное наступление еще до рассвета на город на следующий день (причем одновременно с двух направлений – с фронта, и с тыла).
2) третьему батальону – за ночь преодолеть 20-километровый путь, обойти Чернигов с правого фланга и захватить переправы через Десну, чтобы отрезать противнику пути отхода.
Щорс действовал совершенно спокойно, зная, что враг из окружения теперь не уйдет.
Он выделил на вылазку в город десяток артиллеристов для захвата броневиков. И когда броневики выехали на площадь против него, он закричал:
- Молодцы!
На броневиках уже развивались красные флаги. А вслед за броневиками вынесся конный эскадрон.
И эскадрон, и броневики двинулись немедленно по шоссе вслед убегающим в панике к вокзалу петлюровцам. У вокзального моста образовалась пробка из брошенных отступающими покалеченных орудий, из саней и грузовиков. Кавалерия другого эскадрона помчалась прямо по льду Десны к вокзалу, изрубила всех гайдамаков, кто не успел уйти за мост.
1-ый батальон двигался медленнее – он принял на свою цепь первый и самый сильный удар: петлюровский комкор Терешкович ожидал наступления именно со стороны Седнеево.
Если бы не удар Щорса, зашедшего с тыла, со стороны вала, и создавшего невообразимую панику в городе, командир батальона со своей цепью долго бы не мог двинуться с места. Он вел сражение снайперским способом.
Пулеметчики и стрелки, залегшие по огородам, по подворотням дворов и по чердакам еще с ночи, расстреливали мчащихся вдоль улицы гайдамаков и кавалеристов.
Петлюровцы кричали:
- Не бей своих! - видно, думая, что по ним стреляют свои гайдамаки, засевшие в
обывательских дворах.


69


* * *

Генерал Терешкович, командовавший гайдамаками, был убежден, что красные еще далеко. И поэтому устроил в губернаторском доме банкет для своих офицеров. Пир был в самом разгаре, когда богунцы ворвались в город. На центральной улице Н.А. Щорс обратил внимание на мечущегося всадника, что-то кричащего истошным голосом. Подъехав ближе, узнал в нем командира гайдамацкого корпуса генерала Терешковича. Тот принял богунцев за своих взбунтовавшихся солдат и уговаривал “прекратить междоусобие”.
Щорс крикнул своим конникам:
- Хлопцы, да это ж тот самый Терешкович, которого вы ищите, чтобы повесить!
И. обернувшись к нему, сказал:
- Протрите глаза, генерал! Слышите нашу музыку? Город занят войсками Красной армии. Перед вами командир советской бригады Щорс.
Генерал онемел, но руки все же догадался поднять.
А музыка тем временем продолжала греметь. Играл возвращавшийся с банкета оркестр, который и был захвачен богунцами. Когда выяснилось, что “музыканты” умеют играть “Интернационал”, Щорс приказал играть его непрерывно.
И местные жители, и гайдамаки, слыша торжественные звуки международного пролетарского гимна, решили, что город уже взят Красной армией. В городе поднялась страшная паника. Целыми подразделениями петлюровцы дружно поднимали руки.
Верхом на коне Щорс поспевал везде, складывалось напряженное положение. Быстрым ударом поспешил захватить бронемашины.
Вскоре с юга ударила артиллерия Боженко. Клещи вокруг города сомкнулись.
Часть петлюровцев горожане и богунцы гнали из города на лед Десны, под огонь батальона, направленного Щорсом в обход города.
Вот так, 12-го января 1919-го года Богунский полк, применив тактику своего командира – стремительный обход с фланга и сокрушающий удар с фронта, разгромил шеститысячный корпус Петлюры под Черниговом.
После сражения бойцы подарили Щорсу алую ленту с подписью: “За храбрость товарищу Щорсу от товарищей красноармейцев 8-ой роты 12-го января 1919-го года”.
Выслав эскадроны для преследования бегущих по шоссе петлюровцев, Щорс решил остаться в Чернигове на два дня для приведения в порядок полка и оснащения его новыми трофеями.
Военные трофеи черниговского боя были велики. В Черниговском арсенале был взят запасной склад пулеметов: около тысячи. Было захвачено четыре броневика – “Гандзя”, “Сагайдачный”, “Директория” и “Сичевик”. К вечеру на серых боках их красовались гордые имена: “Ленин”, “Коминтерн”, “Богунец” и “Таращанец”. Было взято 28 полевых орудий и 2 гаубичных и, кроме того, 8 автоматических пушек “точкис”,
ставших впоследствии популярнейшей артиллерией “богунии” и “таращи”.
Щорс распорядился отписать четыре пушки таращанцам.

70

Богунцы, как ни были скупы на оружие, одобрительно улыбались и говорили между собой:
- Эх, любят же наши командиры, красные бойцы, одни другого, как брат брата, и любит особливо Щорс того чудного таращанского батька. Да и батько стоящий! Боевой! Как огонь! Дарма что старик.


* * *
По состоянию на 1-ое января 1919-го года 1-ая Советская Украинская дивизия состояла из 15 подразделений (6432 штыка, 18 орудий, 1370 лошадей, 98 пулеметов) и имела в своем составе: 1-ый Советский Украинский полк (Щорс Н.А.); 2-ой Советский Украинский полк (Боженко В.Н.); 3-ий Советский Украинский полк (Черняк Т.В.); 1-ый Советский Украинский кавалерийский полк (до января Петриковский-Петренко С.И., с января – Гребенко Ф.П.); Нежинский батальон (Точеный Г.И.); нестроевая рота, команда связи батальона, 1-ый артиллерийский дивизион, хозяйственная часть, база артиллерийского обеспечения, медицинский пункт, 29-ый хирургический отряд, политический отдел, 4-ый эпидемиологический и 2-ой венерологический отряды.
9-го января 1919-го года в состав 1-ой Украинской советской дивизии влился Брянский район пограничной охраны (3-го пограничного округа, всего 352 человека – командир  Боченгард А.А.). Командир 1-ой Украинской советской дивизии Лакотош И.С., военный комиссар Исакович В.Н., начальник штаба Фатеев.


* * *

Даже в дни активных боев с петлюровцами Щорс заботился о выплате жалования своим солдатам. Вот одна из его январских телеграмм по этому поводу:  Телеграмма послана 13-го января 1919- года. Крюковка. Начдиву Лакотошу. Из штаба Богунского полка.
“Я хочу знать, жалование Богунскому полку будет выслано только тогда, когда будут отосланы трофеи в виде пулеметов и орудий, или я неправильно понял, если это так, то подтвердите, что касается высылки казначея Лугинца, то за деньгами в дивизию послан начальник хозяйственной части товарищ Ладоха с доверенность на получение по спискам по желанию (жалования) для полка. Командир полка Щорс”.
Озабоченность Щорса своевременной выплатой жалования вполне могла быть вызвана недовольством среди бойцов, большинство из которых на голом энтузиазме, очевидно, воевать не желали.





71


* * *

Следующего дня стали известны подробности черниговского разгрома. Из четырех полков двух сводных дивизий Терешковича осталось лишь два полка. Изрублен также весь офицерский полк, несший охрану арсенала и моста, взята почти вся артиллерия, кроме четырех легких батарей, охранявших намеченную врагом естественную линию отступления – киевский тракт.
Захвачен красными или сам перешел к ним весь броневой дивизион в количестве четырех броневиков. Убит корпусной командир Терешкович.
Сведения были утешительными.
Щорс потребовал от конного полка форсировать преследование отступающих, разорвав главные магистрали отступления – шоссе и железную дорогу по направлению к Киеву. Он требовал занять Козелец и Остер.
Половина полка пошла на Козелец, вторая на Остер.
Остер защищался только в двух точках. К рассвету январского дня над домами развевались красные знамена. Закипела деловая работа ревкома у прифронтовой полосы.
Наутро неожиданно нагрянул опаздывавший из-за дальнего обхода через Гомель Гребенко со своим кавалерийским полком 1-ой дивизии.
Кавполк состоял из бывших повстанцев Полтавской и Черниговской губерний. Его командиром стал тот самый Федор Гребенко, который вместе с таращанцами не дошел до “нейтральной зоны”. Контуженного его сбросило снарядом из челна, отнесло течением и выбросило на дальнем берегу. В дальнейшем он формировал партизанские отряды на Полтавщине. Присоединился он к Красной армии, когда та повела наступление на Украину в конце 1918-го года. Так вчерашний “автономный” таращанский атаман и сторонник Центральной Рады стал советским комполка. Конечно, как военачальник, имевший большой опыт командования 20-тысячным партизанским войском, Гребенко вполне мог претендовать на куда более высокую должность в Красной армии, однако так уже получилось, что большевики, очевидно, не вполне доверяли ему.
В Остре Гребенко получил пополнение и одновременно задачу наступать на Нежин, и там соединиться с нежинскими партизанами.


* * *

Богунский полк из Чернигова выступил на Козелец, Таращанский – в направлении  Нежина, объединившись в Веркиевских лесах с нежинскими партизанами под командой матроса Наума Точеного.
В это же время остальные два полка 1-ой Украинской дивизии – Новгород-Северский и Нежинский – взявшие с демаркационной линии направление на Харьков, заняли Бахмач и Конотоп, и шли к Харькову на соединение с ворошиловской группой войск в районе Полтавы.

72

Бригада Щорса двигалась быстро, используя в пути санный способ для
передвижения пехоты. Впереди его шла фланговым обходом объединенная кавалерия под командою Гребенко.
В это время Петлюра у Киева сосредоточил свои главные силы, судя по данным разведки, в количестве от 15-ти до 18-ти тысяч человек, из которых до 5-ти тысяч прекрасно вооруженных и вышколенных “сичевиков”, обученных и сформированных в Австрии и Германии. Петлюра намеревался дать генеральное сражение идущей на Киев большевистской дивизии в полсотне километров от Киева, у Семиполок, куда он и выдвинул свою “знаменитую”, так сказать, “гвардейскую” бригаду галицийских “стрельцов” в количестве трех полков, прикрытых артиллерией с тыла и флангов, а также двумя броневиками, курсировавшими в направлении Бровары, Дымарки, Бобрик, Бобровицы. С этими броневиками вел бои на своих самодельных броневиках Боженко из Нежина и сковывал их фланговые действия по отношению к Центральной щорсовской группе.
Ночью 24-го января 1919-го года Щорс сделал еще один смелый бросок вперед к Киеву, посадив на сани чуть не весь свой полк, и под прикрытием ночной метели обошел с левого фланга петлюровцев у Семиполок и прижал их к железной дороге у Рудна – Бобровцы, где “сичевики” попали под обстрел таращанской артиллерии с трех курсирующих по линии от Нежина боженовских бронепоездов – двух самодельных и одного настоящего петлюровского бронепоезда “Сечевик”, взятого Боженко в “броневом” поединке и уже переименованного в “Коммунист”.
Щорс во время этого внезапного флангового обхода взял в плен целиком прикрывающий “сичевых стрельцов” мобилизованный из крестьян Киевщины полк, сдался без боя, после смотра распустил крестьян по домам с наказом честно работать для Советской Украины.
30-го января богунцы и таращанцы объединились у Погребцов и Гоголево. Дальше Щорс повел в наступление на Киев (к Броварам) все объединенное войско (то есть около семи тысяч штыков, не считая гребенковской кавалерии, насчитывавшей уже до тысячи пятисот сабель).
1-го февраля Щорс повел наступление на Бровары лесом, тянущемся от Семиполок до самого Борисполя, в котором засела фланговая группа “сичевых стрельцов”: скрываясь лесом, Щорс обошел центральную группу “сичевиков” в Броварах, отрезал ее от правого фланга (Борисполя) и, маневрируя движением своими батальонами, он ворвался в Бровары прямо из лесу, поливая не ожидавших его оттуда “сичевиков” пулеметным дождем со своим знаменитым боевым кличем: “Пожарники, за мной!” (то есть: “Пулеметчики, за мной!”). Этим маневром Щорс разом покончил с центральной “гвардейской” группой. И, взобравшись на колокольню в освобожденных от неприятеля Броварах, Щорс любовался видным с нее как на ладони Киевом, а также и паническим бегством остальных двух “сичевых” полков, окружаемых повсюду таращанцами и богунцами.
Этот стремительный и отважнейший бой под Броварами в двадцатиградусный мороз и решил судьбу Киева.


73


* * *
Здесь в Броварах состоялась встреча Щорса с командующим Украинского фронта Владимиром Антоновым-Овсеенко. Впоследствии тот опишет эту встречу в своих мемуарах так: “Познакомились с командным составом дивизии. Щорс – командир 1-го полка (бывший штабс-капитан), суховатый, подобранный, с твердым взглядом, резкими четкими движениями. Красноармейцы любили его за заботливость и храбрость, командиры уважали за толковость, ясность и находчивость...”
Петлюра, узнав о разгроме своей знаменитой “гвардейской сичевой бригады” Щорсом, бежал из Киева, не оглядываясь, как говорили бойцы: покатил “колбасой до Житомира”. И 5-го февраля высланная в Киев разведка донесла Щорсу, что петлюровцы оставили Киев и спешно отходят на Васильков и Фастов. В городе уже восстановлена самим городским пролетариатом и руководящими большевиками-подпольщиками советская власть.
В 10 часов утра 5-го февраля Щорс ввел знаменитые героические полки –
1-ый Богунский и 2-ой Таращанский – в Киев. Он был встречен на Подоле движущейся с Крещатика делегацией киевлян (арсенальцев) хлебом-солью, уложенными на двух блюдах с вышитыми украинскими узорами полотенцами, на одном из которых красовалось нашитое красным: “Миколе Щорсу”, на другом “Батьку Боженко”.


* * *

На следующий же день Антонов-Овсеенко огласил телеграмму из центра о вручении Богунскому и Таращанскому полкам почетных красных знамен, а их командирам Щорсу и Боженко – наградного оружия.
После взятия Киева, согласно распоряжению начальника дивизии Лакотоша, Щорс был назначен комендантом украинской столицы – города, в котором он провел свои юношеские годы. В течение десяти дней Щорс был полновластным хозяином Киева, расположив свою комендатуру на углу Крещатика и Думской площади (ныне Майдан Незалежности). О времени его пребывания  в этом городе имеются весьма противоречивые сведения. Кое-кто упрекает Щорса в излишней жестокости и произволе, в том числе, реквизициях имущества и денег у населения, расстрелах без суда и следствия. Другие, напротив, акцентируют внимание на конструктивных делах Щорса. Исследователи гражданской войны в Украине часто любят сравнивать командира богунцев Щорса с еще одним дивизионным военачальником – командиром Таращанского полка “батькой” Боженко. Вместе с тем, это были люди весьма разного склада.





74


* * *

Отношения щорсовцев и таращанцев с ЧК в период пребывания их в Киеве были в целом непростыми, если не сказать конфликтными. Да и в целом, бытует мнение, что в этот период в большевистском движении Украины шла жестокая борьба между двумя лагерями красных. Водоразделом были разные убеждения о дальнейшей судьбе Украины. Одни относились к так называемым большевикам самостийникам, видевшим Украину самостоятельным государством в составе 3-го Интернационала. Другие были пророссийски настроены и считали, что Украина должна быть не более чем автономией в подчинении московскому правительству Советской России. С немалыми основаниями можно утверждать, что дивизия Щорса относилась к первым. После двухнедельного отдыха в Киеве дивизия получила приказ продолжить движение на запад.
Щорс дал Боженко благословение на поход на Васильков, Таращу и Винницу. Разведка доносила, что путь на Васильков свободен, должно, Петлюра “лупанул” на Фастов.
Боженко велел пехоте погрузиться в эшелоны и двигаться на Васильков скорым маршем, а сам пошел с кавалерией в обход с фланга, через Глеваху.


* * *

Загремели первые орудийные выстрелы со стороны неприятеля. По звуку разрывов было ясно, что противник бьет через голову таращанцев по Киеву из дальнобойной. Слышны были только разрывы. Но по звуку своих ответных артиллерийских выстрелов батько догадывался, что артиллерию неприятеля Хомченко нащупал. Петлюра, отступивший к Василькову, очевидно, повел теперь наступление на Киев, или, разведав о наступлении таращанцев, повел контрнаступление. Надо было опять снять неприятельскую артиллерию. Батько повернул к Боярке, откуда слышна была пальба богушевского броневика, и, поскакав к броневику, крикнул:
- Чего же ты топчешься, Богуш, что я тебя конем обгоняю? Двигайся без остановки до Василькова и крой врага долой с пути, а я его тут саблей поддержу.
Броневик помчал к Василькову, а батько взял наискось и полетел с эскадроном на Глеваху и Дроздовку, предполагая в той стороне местонахождение дальнобойки, обстреливающей Киев, и приказал полку, погруженному в эшелон, что должен был пойти вслед за броневиком, высадиться под Васильковом и взять город немедля.
От Глевахи до Василькова было километров девять с гаком. А Васильков, видно, не сдавался: с двумя бронепоездами вел поединок Богуш. Наконец, закрепившись на закруглении у будаевского поворота, он взял под боковой обстрел железнодорожный профиль – дугу на Васильков – и свалил один бронепоезд “Мазепа” под откос. А другой бронепоезд “Сичевик”, увидев, с какой удобной позиции бьет красный “Гром”, “поджавши хвост, как собака, - как говорил потом Богуш, - потянул хвост аж до

75

Фастова”.
Батько Боженко как раз и подошел к Василькову в этот момент. Таращанцы, разлютовавшись, рубили сичевиков без пощады. Попробовали, было, сичевики сдаваться, да не берут таращанцы.


* * *

А в это время “Гром” гремел уже по Фастову, преследуя “Сечевика”, пятившегося задом.
Взяв Васильков, немного отдохнув, таращанцы двинулись на Фастов. Разгромленный снарядами Богуша, Фастов был оставлен петлюровцами, не принявшими бой.
Фастов был взят совместными действиями обоих знаменитых полков – Богунского и Таращанского. Из Фастова богунцы пошли по направлению Житомира – на Харьков, на соединение с Ходорковским партизанским отрядом Шамеса, а таращанцы – налево, в направлении Таращи, куда многим из них, естественно, хотелось завернуть. И это в особенности создавало настроение нетерпеливого неистовства. Все, что стояло на пути к Тараще, сметали они с силой рвущегося вихря. Однако батько сдерживал этот порыв к своей хате у бойцов и категорически заявлял, что до тех пор, пока не будет ликвидирован неприятель на основном направлении – к Виннице, он не отклонится к Тараще.
И хоть батьку и самому хотелось установить в своей Тараще советский порядок, а, может, и погостевать денек-два, да повидаться со стариками-сверстниками, с которыми когда-то в детстве пас он батрачонком коней на таращанских заводях – сурово осуждал он тех, кто рвался “до дому”.


* * *

Второму батальону Кабулы, который сам был белоцерковцем, поручил идти на Белую Церковь и освободить ее от банды Зеленого.
Кабула ночью окружил Белую Церковь, снял заставы Зеленого при переходе через Рось, взял Зеленого живым. Он отправил его к батьке, а сам пошел на Таращу, не задерживаясь в Белой Церкви гостеваньем. По пути он окружил Таращу, Ракитное и Ольшаницу, разогнал бандитов – и только с боем добрался до Таращи, где перед тем побывал уже Гребенко со своим кавполком и установил советскую власть.
В Тараще на трибуну вышел усатый старик, старый знакомый таращанцев, отец командира Ф. Гребенко и старый друг батьки Боженко, и сказал в ответ:
- Мы гордимся вами, таращанцами, сверх всего гордимся старым другом моим 
В. Н. Боженко, которому велю передать от нас, что в обиде мы на него, что не прибыл он до нас самолично, и, может, если еще будет возможность, то пущай не забывает свою родину. Ну, только знаю я его думку, что он за родину считает весь бедняцкий класс во 

76

всем свете, и в том его правда, бо бедняк бедняка бачить здалека. И если б не подранили меня еще на “ нейтральной зоне”, то вы знаете, сынки, что был бы я с вами. Да вот охрамел.
Нечего было отвечать молодому Кабуле, как только поблагодарить старика и извиниться за обидные упреки его храброму сыну.
Поблагодарив Таращу, сходя с трибуны, Кабула получил от населения каравай и вышитый крупными цветами рушник с надписью: “Знаменитому земляку Василию Назаровичу Боженко от родной Таращи”.


* * *

В самом Вчерайшем, окруженном со всех сторон, были захвачены петлюровские резервы, не успевшие уйти на Казятин с эшелонами, так как по линии на Казятин батько пустил три бронепоезда.
Боженко, чувствуя себя победителем, решил амнистировать пленных, и предложил им влиться в Таращанский полк, а кто не захочет, разойтись по домам. Половина пленных влилась в полк, другая половина была отпущена по домам. Это был первый батальон знаменитого Палиева “куреня смерти”.
- Курень смерти, а не умеете умереть, - острил батько. – А ну ж, расстреляйте мне сами своих офицеров.
Петлюровцы не решались.
- Ну, тогда я прикажу вашим офицерам расстрелять вас.
И батько предложил десятку взятых в плен белых офицеров расстрелять сдавшихся своих “стрельцов”, пообещав им пощаду. Офицеры согласились. И после этого “стрельцы” без рассуждений расстреляли их.
Однако один из офицеров перемаскировался и не был выдан сдавшимся петлюровцам. И в ту же ночь рота “куреня смерти”, получившая обратно оружие, под предводительством этого офицера напала на штаб-квартиру, решив расправиться с батьком Боженко. Но батько расквартировался в другом месте и гранатой, брошенной в штаб, были убиты два писаря и дежуривший ординарец... Таращанцы, поднятые тревогой, уничтожили восставших петлюровцев до одного и дали клятву никогда больше не доверять врагу.


* * *

Доставить Зеленого к батьку Кабула поручил комвзвода Коняеву и дал ему целый взвод для этой цели, потому что надо было прогнать того поганого атамана через всю Белоцерковщину, где было немало сочувствующего ему кулачья, которое и могло отбить пленного предателя.
В Поволочи стояли нежинцы, шедшие резервом вслед таращанцам. Они уверили,

77

что Боженко находился уже в Фастове, а не во Вчерайшем, и Коняев погнал Зеленого на
Фастов, решив, что так ближе. Это и испортило все дело. В Фастове у Коняева Зеленого отобрали чекисты.
Особый отдел и доставил Зеленого в Киев, где он был амнистирован и, вызволившись на свободу обозленный, поднял всю кулацкую банду на Киевщине против советской власти. Долго потом жалел Кабула, что не зарубил Зеленого на месте или, что не послал его к Боженко поездом.
Коняев был арестован.


* * *

После занятия Фастова был взят курс на Бердичев и Житомир. Предстоял поход на Казятин.
Кабула по приказу батька из Таращи повернул на Сухой Яр и Яновку в обход Казятину, а батько пустил по направлению к Казятину броневик Богуша и два импровизированных броневика под командою Милькова и Якутовского. Это были простые платформы с установленными на них шестидюймовками.. Колеса пушек до половины засыпались песком, а по бортам закладывался заборчик чуть выше метра и поперек – листы железа, да по бортам платформы торчали в разные стороны пулеметы. А рядом с этой платформой еще два-три ничем не защищенные платформы со снарядами и пассажирский вагон, тоже без всякой брони.
Эти три броневика, по выражению Богуша, “подняли страшный скандал” под Казятином. Собственно, скандал получился с Палием, делавшим заслон для штаба Петлюры, отступавшего в Винницу. Побросал Палий в Казятине на площадках 16 тяжелых орудий, успев лишь поснимать с них замки, и сбежал на Винницу со своим расстрелянным “куренем смерти”. В этом же курене без исключения “стрельцы” были добровольцами и наполовину являлись кадровыми офицерами и “политичными диячами”, то есть украинскими эсерами и меньшевиками.
Бежал Палий. Однако же успел во время бегства из Казятина взорвать мосты, депо и водокачку, задержав на несколько дней продвижение красных войск.
Но ему в обход шел из Яновки на Голендры Кабула и из Махновки на Литин шли богунцы. Богунцы подтянулись к Хмельнику, и оба полка получили приказ брать Винницу. Богунскому – с северо-запада, а таращанскому – с северо-востока.


* * *

После взятия Бердичева 8-го марта 1919-го года Щорса назначают начальником 1-ой Украинской советской дивизии. Это случилось во время нахождения командира в Казятине (Винницкая область). Щорс сдал командование 1-ым Богунским полком своему помощнику Квятеку, а сам принял от Лакотоша командование дивизией, вошедшей в

78

состав сформированной 1-ой Украинской советской армии. Таким образом, в возрасте 23
лет Щорс стал самым молодым начдивом в истории российской армии. Начальником штаба дивизии был назначен Сергей Кассер, бывший царский офицер. Должность политкомиссара дивизии занимал тогда Исакович, который был знаком со Щорсом еще со времен Унечи, где помогал организовывать политработу в Богунском полку. Командование Богунским полком принял Казимир Квятек.


* * *

Батько, не медля ни минуты, выступил в поход. Он пошел с кавалерией на Прилуки. В направлении Винницы шли богунцы.
Два кавалерийских отряда, не подозревая о движении друг друга, мчались к Виннице, поддерживаемые курсирующими по линии от Голендров тремя бронепоездами, а их пехотные резервы следовали за броневиками, частью на подводах.
Богунский конный полк вел сам комполка Кощеев, прозванный бойцами “Кащеем Бессмертным”.
Кощеев догадался, что где-то по той стороне линии мчится батько Боженко с Калининым и Кабулой, снялся от Пятничан в галоп и пошел на Винницу, невзирая на грязь и распутицу.
Однако и батько не стерпел и от Вахновки тоже сорвался в галоп. Ему не терпелось поскорее взять Винницу да захватить там, может, и самый штаб Петлюры.
Кощеев, проскочив мост со стороны Пятничан, ворвался первым в город, никак не ожидавшим такого налета. По улицам спокойно разгуливали офицеры, ухаживая за дамочками. Офицеры, увидев влетевшую в город кавалерию на разномастных конях с красными бантами в гривах, бросились по сторонам. Кавалеристы кинулись прямо на вокзал, зная, что там как раз и находится то, что им нужно.
- Петлюра завсегда на колесах. На колесах Директория, а под колесами и вся территория, - острили богунцы.
Пути у вокзала были забиты эшелонами, и едва богунцы не захватили самого Палия, а, может, и Петлюру. Под самым носом у богунцев проследовал на Жмеринку стоявший на парах штабной состав.
Кавалеристы подскакали к оставшимся на станции паровозам. Первым делом выбросили машинистов, выпустили пар и залили топки, а потом уже бросились на бегущих врассыпную недобитков “куреня смерти”.
Богунцы заняли город и объявили его на военном положении. Все это произошло за какие-нибудь два часа.
В это время от Вахновки к Виннице примчался Боженко. С командой “в атаку!” он кинулся к вокзалу.
Богунцы, завидев мчавшуюся к вокзалу густым строем кавалерию и, догадавшись, что это идет в атаку Боженко, с хохотом выбросили большой белый флаг из простыни.
Старик глазам своим не поверил и крикнул:

79

- Останавливай лошадей! Добродии сдаются! – стал сдерживать своего Орлика, переводя его на рысь.
Таращанцы едва сдержали коней перед самым вокзалом.
А навстречу им с насыпи отделилась делегация, шествующая под белым флагом.
Впереди ее выступал высокий статный человек без шапки, с черными усиками, лихо закрученными вверх: он нес на расшитом полотенце огромный, еще дымящийся хлебище.
- От тебе и на! – сказал батько.
С хлебом-солью был Кощеев. Как ни старался состроить Кощеев торжественную мину, но не мог сдержать улыбки.
- Встречаем тебя хлебом-солью, дорогой товарищ Боженко, так как Винница уже занята нами, - и Кощеев поклонился.
- Как так? Распросукины вы сыны! Так вы насмешку строите надо мной? – Боженко не понял шутки, отвернулся и пошел прочь, не приняв от Кощеева подношения.
Кощеев и сам не рад был, что оскорбил старика.
Появился Щорс. Он знал уже обо всей обстановке, так как сам наблюдал за движением одной и другой кавалерии с броневика.
- Не сердись, дорогой Василий Назарович, что поспели богунцы на минуту раньше тебя. Дорога у них оказалась короче твоей... Добро пожаловать в Винницу!
- Нет, не могу простить я этой шутки тому молокососу, - кивнул батько в сторону Кощеева. – И прошу тебя, товарищ начдив, разреши идти мне на Жмеринку, и дай мне эту операцию провести одному, без твоих молокососов.
Щорс расхохотался и согласился.


* * *

Винница была взята 18-го марта.
Стиснутые богунцами и таращанцами со всех сторон, не ожидая в такую распутицу наступления, петлюровцы не успели эвакуировать город.
Синежупанники, набитые в теплушках, так и остались на путях. Успел укатить на соседнюю станцию, в Жмеринку, только штабной состав.
Петлюра потерял вторую свою столицу, оказавшись в тяжелом положении. Войска его были разрублены, будто шашкой на две неравные доли. Успевшая отойти винницкая группа под командой атамана Волошенко попала под удар 2-ой Украинской советской дивизии в районе Вапнярки.

* * *

Боженко вскочил в село, повернул лихого коня и крикнул своим кавалеристам:
- За мной! На Жмеринку! Налегай, хлопцы! Жмеринка наша!
Таращанцы повернули за ним едва остывших коней, и помчались добывать себе

80

славу.
В Гневани пересек разгневанный батько железнодорожный путь и дал тут инструкции подоспевшим броневикам и пехоте, а сам так и не сходил с коня до самой Жмеринки, взяв ее в ту же ночь внезапным ударом.
Бронепоезд Богуша обрушился на Жмеринку своим смертоносным огнем “из четырех, как из двенадцати”.
И с гиком ворвалась в Жмеринку конница. Это было 20-го марта.
Трофеи батька в Жмеринке были неисчислимы, и он успокоился лишь теперь , и, забыв обиду на богунцев, положил гнев на милость, великодушно задаривая их – сверх взятых ими в Виннице – своими трофеями.


* * *

Надо сказать, что кавалеристы Гребенко достаточно хорошо проявили себя в борьбе против “республиканских” войск Симона Петлюры, захватив в марте-апреле
1919-го года вместе с другими советскими частями Ходорков, Бердичев, Литин, Бар и другие города.
Под Литином кавалерия Гребенко нанесла поражение петлюровскому Черноморскому корпусу, который, кстати, серьезно превосходил атамана в живой силе.
Позднее большевистское военное командование перебросило 1-ый кавалерийский полк на польский участок фронта. Однако командир полка и его подчиненные явно не рвались в бой с “польскими захватчиками”, а в ряде случаев даже вообще уклонялись от борьбы с ними. Странное поведение  Гребенко и его конников вряд ли можно было объяснить их трусостью или же тем, что в глазах гребенковцев польские войска были для советской Украины чем-то лучшим, нежели немцы, гетманцы, петлюровцы или деникинцы. Объяснялось все как раз по-другому. Гребенко и его подчиненным, чем дальше, тем больше не нравилась политика коммунистов в Украине, с их продразверсткой и насильственным насаждением совхозов. Вполне возможно, что бойцы 1-го кавалерийского полка не ощущали особого желания защищать власть, не оправдавшую их надежд.
Большевистское военное командование, своевременно получив сведения о разложении 1-го кавалерийского полка, решило перебросить его на деникинский фронт. Теоретически его расчет был вполне правильным: с “золотопогонниками”, заклятыми врагами трудового народа, гребенковцы будут биться на совесть, независимо о того, любят они власть коммунистов или нет, а это, в свою очередь, надолго отвлечет их от возможного выступления против этой власти. Однако все оказалось далеко не так просто...





81


* * *

После освобождения в марте 1919-го года силами богунцев Винницы, а следом за ней таращанцами была захвачена стратегически важная станция Жмеринка. Петлюра, отступил в Каменец-Подольский. Пользуясь тем, что основные силы советских войск действовали на юго-западном направлении, Петлюра решил нанести неожиданный удар со стороны Коростеня – Бердичева и захватить Киев.
Главному атаману войск Директории удалось скрыто перебросить две дивизии стрельцов Коновальца в район Новоград-Волынска и Сарны.
К концу марта 1919-го года Петлюра начал контрнаступление на киевском направлении. В результате наступления петлюровским войскам при поддержке галичан и белополяков удалось занять Житомир, Бердичев, Коростень и тем самым открыть себе прямой путь на украинскую столицу.
Одновременно из района Любинец значительные силы белополяков ударили в тыл между Киевской группой войск Украинского фронта и Белорусско-Литовской советской армией Западного фронта.
Положение на правом крыле Украинского фронта приняло угрожающий характер.
Возникла опасность расчленения войск Украинского и Западного фронтов, прорыв противника к Киеву и Гомелю.
Пройдя с боями 180 километров, войска Петлюры дошли до реки Ирпень (35 километров от столицы).
26-го марта Антонов-Овсеенко смог остановить петлюровское наступление на Киев.
Красные пошли на встречное наступление. Мощный удар советских войск застал петлюровцев врасплох...


* * *

Для исправления сложившегося положения из-под Винницы в район станции Городянка были срочно переброшены Богунский и Таращанский полки в район Бородянки и преградили тем самым путь Петлюре на Киев.
Судьба Киева висела на волоске. Из Коростеня атаман Коновалец все силы бросил вдоль железной дороги. За бронепоездами двигались эшелоны сечевиков. Богунцы успели добраться до станции Бородянка – 50 верст от Киева. Под обстрелом петлюровских поездов выскакивали из вагонов ротами и вступали в бой. Совместно с наспех сколоченной дружины железнодорожников, поддерживаемые огнем бронепоездов, штыками опрокинули передовые курени петлюровской армии. Наутро подкатили из Винницы нежинцы, из Киева отряды рабочих. Отступая, сечевики пытались взорвать железнодорожный мост через реку Тетерев. Смельчаки богунцы из 3-го батальона Гавриченко, перебежав мост, оборвали уже шипящие бикфордовы шнуры и разбросали

82

пироксилиновые шашки. У моста, срезанный в ногу из пулемета, упал Квятек. Залитого кровью, вытащила его из огня Соня Алтукова, сестра милосердия. В командование полком вступил Данилюк.


* * *

Бои под Коростенем затянулись. Весенняя ростепель, непролазная грязь, прочно укрепленные позиции и два бронепоезда, раскатывающие по пяти выходящим веткам, затрудняли наступление. Зато к Киеву поставлен прочный заслон.


* * *

В последние дни марта ожесточенные бои развернулись под Бердичевом. Город этот торчал у Петлюры бельмом в глазу.
К этому времени 2-ая Украинская советская дивизия заняла у Проскурова городки Литин и Летичев, северо-западнее Винницы.
И совместно с войсками бердичевского боевого участка выходила на тылы куреней атамана Коновальца.
Это и толкало Петлюру к захвату города. Вот потому-то петлюровцы и повели наступление из Житомира на Бердичев.
Как и Коростень, Бердичев имел стратегическое значение на подступах к Киеву. Не меньше значил этот город и для советского командования.
Узел дорог и опорный пункт прикрывали фланг и тыл дивизии Щорса. Только лишись его, и враг сразу же рассекает фронт. И 2-ая дивизия в районе Вапнярки оказалась бы в окружении. Поэтому сюда спешно стягивались советские полки.
В этот момент у Бора скопилась сводная группа из четырех кавалерийских полков, направлявшихся разными путями на участок, угол которого составляли Жмеринка – Проскуров с юга и Шепетовка – Проскуров с запада. Движение же конницы должно было быть направлено с юго-востока на северо-запад.
Первым к намеченному для развития кавалерийского удара участку подошел Гребенко, шедший на пересечение железной дороги в направлении Литин – Бар.
Кабула, посланный Боженко ночью на Немиров для разведки, столкнулся с конницей Гребенко, имевшей теперь около двух тысяч сабель, кроме артиллерии и пехоты.
- Заворачивай назад, Кабула! – закричал Гребенко. – Что ты ходишь по моим следам, славу мою перехватываешь?
- А у нас и своей достаточно, - отвечал, смеясь, Кабула.
- Как твой батько на тебя, злющий? – спрашивал Гребенко. – Слыхал от твоего старика упреки на тебя за Зеленого. Я и сам его боюсь.
Кабула, смущенный упреком Гребенко, выругался так, что конь под ним дрогнул,

83

но не повернул разведку, как предлагал ему Гребенко, а пошел на Немиров.
- Вишь, какой ты необузданный! – упрекнул его Гребенко. – Говорю ж тебе: не ходи по моим следам, не трать попусту время, а то тебя за это батько еще раз плетюгами угостит.
- Ты, гляди, на него не наскочи, - ответил Кабула, - он на тебя еще до сих пор серчает, как ты своих на Десне летом бросил да на Москву пятки смазал, - кольнул в отместку Кабула на прощание, напомнив тот несчастный случай, когда Гребенко один раз в жизни  впал неожиданно в панику и ни с того, ни с сего мотнулся в Москву.
- Что ж ты меня, как змей злой, жалишь? Я ж пошуткувал с тобой, Павло. А ты мое сердце без дела стревожил!
Гребенко ударил коня плетью и помчался вперед на Литин.


* * *

У Литина стоял, нацелясь на Винницу с фланга, черноморский “кош” Петлюры, против которого была выставлена Щорсом застава. Щорс намеревался окружить Петлюру через Медвежье Ушко. Гребенко дошел до Медвежьего Ушка, и, дав небольшой роздых коням, затем понесся в обход Литину, отрезал артиллерию неприятеля. Ударил неожиданно по противнику, окружил его и взял в плен наполовину. Другая половина черноморского “коша” удрала в Летичев, повредила мост через Згарь и не дала коннице возможности из-за начавшегося паводья продолжать преследование.
Со стороны Бердичева уже шел через Хмельник на слияние с конной группой
1-ый червоноказачий полк. Под его-то сабли и попала бежавшая в панике от гребенковских сабель вторая половина черноморского “коша” со всем командным составом. Растерялись от неожиданности, поднимали руки вверх, моля о пощаде, не только рядовые стрельцы, но и их главари.
Червоные казаки ворвались в Деражни, где при помощи повстанцев разгромили проскуровский заслон Петлюры. Открывалась соблазнительная перспектива – наступать на Проскуров. Но в это время Петлюра ударил по незащищенному коростеньскому направлению и взял Житомир и Бердичев, создав новую серьезную угрозу Киеву по всем трем направлениям.
По требованию Щорса конница была повернута на Староконстантинов – Изяславль – Шепетовку отрезать противнику путь отступления от Бердичева.


* * *

В Киеве продолжалась паника. Под Бердичевом шестой день шел бой, и город переходил из рук в руки. Туда спешно перебрасывались таращанцы, снимаясь из
Жмеринки и гоня впереди себя свои эшелоны с трофеями на Киев. Эшелоны задерживались впереди и задерживали Боженко.

84

Боженко вынужден был энергично вмешаться, и только путем суровой расправы с вредительской комендатурой, создавшей непроходимую пробку на железнодорожных узлах, добился, наконец, продвижения эшелонов к Бердичеву и Киеву.
Щорсу было поручено командовать бердичевской группой, оставив Винницу на Нежинский полк. Щорс принял команду, перебросив, согласно приказу, богунцев под команду Боченгарда на коростеньское направление.
Щорс попросил присылки броневиков с Южного фронта и выехал к топчущейся на месте (у Бора) кавалерии.
Наконец, конная группа, на целую неделю задержавшаяся из-за распутицы (червонные казаки – в Деражне, а Гребенко – в Баре), вышла на Староконстантинов. Но дорога была непроходима. Идти в рейд без артиллерии не рекомендовалось, а между тем колеса артиллерии увязали в грязи по колодки.
Червоные казаки, увязшие с артиллерией в болоте между Меджибожем и Пилевой, сняли бурки, шлемы и полушубки, бросили все это в грязь. Пошли к Староконстантинову и заночевали, дожидаясь подхода гребенковского Первого полка, чтобы вместе атаковать Староконстантинов. Но Гребенко отставал на целый переход, тоже увязнув в грязи с артиллерией.
Червоные казаки, не дождавшись его подхода, сами атаковали на рассвете Староконстантинов. Без единого артиллерийского выстрела, рощей обойдя Григоровку, неожиданно среди бела дня ворвались они в город и взяли петлюровцев в рубку. Кроме побитых в бою, было взято в плен около пятидесяти одних офицеров.


* * *

В Бердичеве творилось нечто невообразимое. Началось все с того, что некоторые части, недостаточно укомплектованные, как например, Шестой полк, остались без обуви.
Шестой полк снялся с позиций у Пятигорки и пришел в Бердичев, требуя обуви и пищи. В этот же момент на житомирском направлении разбежался весь Двадцать первый полк по тем же мотивам и – сверх того – ввиду недостатка патронов. Между тем, у 1-ой дивизии, например, эшелоны ломились от огнеприпасов. Но их не удалось перебросить из-за загруженности путей, движение по которым плохо регулировалось соответствующими организациями, спорившими между собой о праве регулировать движение.
Расстрелом вредителей на бердичевском узле батько Боженко помог освобождению путей и улучшению дальнейшего движения. Он посадил здесь временно своего коменданта.
Ввиду отхода Двадцать первого полка из Житомира в направлении Бердичева Девятый полк вынужден был тоже отойти по линии Кодня – Татаринка. Таким образом, Особая сводная дивизия расползлась, оставив свои позиции. Да еще подлил масла в огонь подошедший Пятый кавалерийский полк, устроивший погромы в Бердичеве и после этого
забравшись в эшелон, требуя отправки его на Житомир, в то время как остальные полки

85

оставляли Житомир, и надо было защищать, по крайней мере, бердичевский участок.
Щорс немедленно бросил батальон таращанцев с Боженко на Бердичев, приказав остальным двум батальонам, выдвинувшимся уже на двадцать пять километров от Жмеринки в направлении Каменец-Подольска, оставить свои позиции и также выехать спешно к Бердичеву.
Боженко мчался на своем самодельном бронепоезде, погрузив в прицепные вагоны один батальон под командой своего комбата Калинина, и взяв с собой разведывательный кавдивизион и артдивизион в количестве двадцати восьми орудий.
Повернув от Казятина в сторону Бердичева, Боженко примчался к назначенному месту и вступил в бой немедля, сгружая со своих площадок орудия под артиллерийским огнем со стороны Пяток.
Наступление таращанцев увлекло и Девятый полк в бой.
В первый же день противник покинул деревню Пятки и побежал в панике на Чуднов. Скраглевка тоже была занята.
Батько сделал передышку в ожидании Щорса с бронепоездами и подхода остальных двух таращанских батальонов с Кабулой.
Однако ночь оказалась неспокойной. В Десятом полку поднялась заварушка.
К десяти часам вечера на станцию Бердичев прибыл на бронепоезде “Грозный” Щорс.
Комбриг Сводной дивизии Шкуть докладывал ему о положении на боевом участке. Он сообщил об успешных действиях Боженко, но в конце вынужден был прибавить, что в Десятом полку неблагополучно. Полк погрузился в эшелон и требует отправления его в Казятин, ввиду того, что он, мол, имеет сведения, что сменяется на этом участке таращанцами, что, кроме того, люди босы, голы, не одеты, два месяца не получали жалованья.
В это время появился с рапортом Боженко.
- Спать, Василий Назарович, пока нам не придется. Надо разоружать Десятый полк. Кто командир? – спросил Щорс у комбрига.
- Курский Александр, - отвечал комбриг. – Бывший кадровый офицер царской армии, отчаянный пьяница и наркоман.
- Что ж, пойдем с ним разговаривать. Ты, Василий Назарович, прикажи оцепить станцию и выставить пулеметы против эшелона Десятого полка. Тут все дело, видно, в этой сволочи.
Подошли к бунтующему эшелону, Щорс услышал трескучую хулиганскую ругань. То ругался сам комполка Курский.
Щорс шел, по обыкновению, с ручным пулеметом под мышкой и, подойдя вплотную к вагону, откуда слышалась ругань, сказал:
- Кто тут Александр Курский – выходи!
- Это я Курский! – вывалился из вагона пьяный комполка, а за ними спрыгнули и его молодцы - телохранители.
Телохранители направились к Щорсу.
- Стоять смирно! – гаркнул Боженко и поднял руку с плетью.
В тот же момент Курский выхватил револьвер и навел его на Щорса в упор, но

86

мгновенный удар батьковой плети выбил револьвер из его руки. Курского схватили таращанцы. Вокруг эшелона выросли густые ряды окружающих эшелон таращанцев.
- Не буду!.. – упал на колени перед Щорсом Курский.
- Вызвать весь полк из вагонов! Выходи наружу! – скомандовал Щорс.
Из вагонов посыпались красноармейцы.
- Кто тут поддерживает этого мерзавца? – спросил Щорс, показывая на Курского, ползающего на коленях. – Имеются претензии? В чем ваши претензии?
- Жалованья не получали... Обуви нет... – послышались голоса.
- Выходи, покажи ноги, ты, что кричишь, - вытащил Щорс из рядов кричащего верзилу. – А на тебе что – сапоги или лапти?
- Сапоги, - смутился верзила.
- А ну, вываливай карманы!
Из вывернутых карманов покатились золотые монеты, брошки, серьги.
- Откуда это? Кто тебе это жалованье платил?
- Жидов обирали.
- Значит, на бандитском жаловании состоишь? Обыскать всех и арестовать грабителей.
В это время Курский заревел:
- Пощадите меня!.. Ввек не забуду! Сам расстреляю всех бандитов! Водка меня довела. Я честно служил советской власти.
- Не больно честно, - отвечал Щорс. – Во время наступления врага бежать с участка, без боя! Сдавай орудие – заберите его и всю его банду – под суд Трибунала. Полк завтра выступит на позицию, а пока всех разоружить Я командир этой группой. Дезертиров, предателей беспощадно расстреляю. Слышите все это?
Построенный у вагонов полк молчал. Щорс обошел его и сказал:
- Не поддавайтесь провокации и панике, товарищи! Отдаю вас под команду командира Таращанской бригады товарища Боженко. Распределить по ротам, с рассветом – на позицию.
Щорс, получив приказание возглавить боевой участок, срочно прибыл с одним батальоном таращанцев в Бердичев. Его глазам предстала странная картина. Гнутая линия обороны проходит сразу за городом. Полки самовольно оставляют позиции и атакуют свои теплушки. Распаренный, шинель по пояс в грязи, с наганом в руке, он метался, как одержимый, силой загоняя в окопы разнузданную пехоту. Поработали тут крепко петлюровские лазутчики, насыпали страху, нагородили обещаний. Под местечком Райки в штыки встретил с таращанцами передовой курень из корпуса атамана Оскилко. Поднимал бойцов из окопов, подбадривая, призывал за собой в атаку. Город переходил из рук в руки. Отдавали и тут же брали обратно. За белый день не успевал расходиться над головами едучий черный дым, пушечная пальба рвала ушные перепонки...
Киев обил все провода, требуя переброски из Винницы остальных полков, Таращанского и новгородсеверцев. Терпел, покуда можно. Сперва запросил Боженко. За ним вслед прибыл и 3-ий полк Тимофея Черняка.
Напор сечевиков на Бердичев не ослабевал. Петлюра бросал свежие пополнения,
прибывающие из Галиции. Кроме орудия, он действовал  словом – в воззвании,

87

обращенном к советским войскам, лживо писал, что Киев окружен, борьба напрасна, и советовал разойтись по домам. Еще-де “не хочется убивать своих людей”.
Выдохлись, как видно, петлюровцы. В канун Пасхи, 5-го апреля, атаман Оскилко начал отчаянные попытки прорваться к окруженцам в Коростене. На рассвете под колокольный звон сечевики бросились в атаку у села Могильное. Богунцы встретили их свинцом и штыками. Поубавив спеси, сами перешли в наступление. Вместе с нежинцами 10-го апреля ворвались в Коростень. Затухали атаки и под Бердичевом. Нынче таращанцы и новгородсеверцы оставили у города окопы и двинулись за отступающим противником. Щорс, грязный, утомленный до крайности, но с облегченным чувством, вернулся в штаб. И тут ждали добрые вести: взяты Одесса, Проскуров, Староконстантинов.
Под Бердичевом сечевые стрельцы обратились в паническое бегство.
Сам атаман Коновалец едва не попал в плен. “Тикайте, батьку, бо Щорс на подходе!” - с диким воплем ворвался в штаб атамана сотник Задериус. “Да ты пьян, скотина!”  - сказал Коновалец и надавал сотнику по мордасам.
В ту же секунду на улице со страшным грохотом разорвался тяжелый снаряд. А на окраине Коростеня зачастили ружейно-пулеметные выстрелы. Это в город на плечах отступающих петлюровцев ворвались передовые части 1-ой Украинской советской дивизии.
Коновалец вскочил в какую-то таратайку и, неистово настегивая лошадей, спасся бегством.
Случилось это 7-го апреля.
К 10-му апреля положение в районе Коростеня было восстановлено.
В апреле начался быстрый откат армии Петлюры на запад.
12-го апреля советские войска освободили от петлюровцев Житомир.
17-го апреля – Каменец-Подольский.
20-го апреля – Гусетин и Новгород-Волынский.


* * *

Западная группа войск Директории в конце марта–первой половине апреля была полностью разгромлена. Ее жалкие остатки бежали на Запад.
Одновременно потерпела поражение и южная группировка петлюровцев.
В районе Тирасполя часть этой группировки, в том числе основные силы Запорожского корпуса – всего около 8 тысяч человек – советские войска прижали к Днестру.
16-17-го апреля петлюровцы перешли по Бендерскому мосту на территорию Бессарабии, оккупированную тогда румынскими захватчиками.
Там они были интернированы. А затем переправлены румынскими властями в Галицию.
Другая часть южной группировки противника еще во второй половине марта была
окружена 2-ой Украинской советской дивизией.

88

Случилось же это в районе Вапнярка – Бирзуля. Данная группировка была разгромлена 31-го марта 1919-го года.
Около 10 тысяч петлюровцев сдались советским войскам. Южная группировка противника прекратила свое существование.
К концу месяца Киевская группа войск, преобразованная в 1-ую Украинскую советскую армию, преследуя отступающего противника, вышла на рубеж Олевск, Шепетовка, Проскуров, Могилев-Подольский и далее на середину течения Днестра до Дубоссар.
Передовые части армии на отдельных участках выдвинулись в пределы Восточной Галиции.
Рейд красной конницы по тылам петлюровцев (Хмельник – Летичев – Дережна – Литин – Бар), выход войск Красной армии на Подолье вынудили Директорию и правительство УНР эвакуироваться из Проскурова.
Причем часть правительства и Директория драпали в Ровно, часть – в Каменец-Подольский, еще одна часть – в Станислав.
В итоге, в конце марта–первой половине апреля 1919-го года основные силы Директории были разгромлены.
Под ее властью осталась только узкая полоса территории Подольской губернии.
Почти вся Правостороння Украина оказалась под контролем большевиков и тут снова была установлена Советская власть.


* * *

В мае 1919-го года 1-ая Украинская дивизия добилась существенных успехов и начала продвигаться на запад Украины.


* * *

Следует отметить, что весной 1919-го года 1-ая Украинская дивизия Щорса представляла собой весьма крупное и боеспособное соединение, которое играло ключевую роль на всем киевском военном театре украинского фронта. Личный состав дивизии насчитывал около 12 тысяч бойцов. На вооружении дивизии, не считая персонального стрелкового и сабельного оружия, имелось более 200 пулеметов, около 20 арторудий, 10 минометов, бомбометы и даже бронепоезд. Также дивизия располагала собственным авиаотрядом, имели в своем составе батальон связи и маршевое подразделение. Основные силы дивизии были представлены четырьмя полками: Богунский (командир Квятек), Таращанский (Боженко), Нежинский (Черняк) и 4-ый полк (Антонюк). По этническому составу дивизия Щорса была многонациональной – помимо
русских, украинцев и белорусов, здесь служили также поляки, чехи, словаки, румыны и
представители других народов. Имелись даже китайцы (не исключено, что это были

89

китайские солдаты, которых в 1917-ом году в Унечу привезла Ф. Хайкина).
Одной из главных проблем в гражданскую войну была острая нехватка квалифицированных руководящих кадров. При стремительно растущей численности рядового состава, командные должности наиболее грамотных испытывал огромный дефицит обученных офицеров. Приходилось выдвигать на командные должности наиболее грамотных красноармейцев, выделяющихся на общем фоне своими ценными качествами. Понимая серьезность этой проблемы, Щорс в мае 1919-го года издает приказ о создании в Житомире “Школы красных командиров”, для обучения в которой было отобрано около 300 красноармейцев, которые должны были постигать все премудрости командного дела. Отметим в связи с этим, что Щорса, как командира, всегда характеризовала тяга к строевой подготовке – ей он уделял повышенное внимание. Помощником начальника дивизионной школы Красных командиров в июне 1919-го года был назначен М.П. Кирпонос.
Весной 1919-го года Таращанский полк разворачивается в два полка, а после приобщает к ним 1-ый Волынский – создается Таращанская бригада. Некоторое время полки бригады носят название “украинские советские”, но летом во время реорганизации в 44-ую стрелковую дивизию название “таращанская” распространяется и на них. Таким образом, в этот  период Таращанская бригада под командой Василия Боженко состоит из 391-го, 392-го и 393-го Таращанских полков.
К началу июня 1919-го года дивизия Щорса по решению Реввоенсовета республики была включена в состав 12-ой Украинской армии. При этом район боевых действий для щорсовцев не изменился – они по-прежнему действовали на западно-украинском направлении, где к началу лета 1919-го года достигли впечатляющих успехов. Однако вскоре на фронте наступил перелом. Напряжение на фронтах гражданской войны достигало своего пика летом 1919-го года. Ключевым плацдармом в борьбе за власть для большевиков становилась Украина, где события развивались весьма угрожающим для красных образом. На юге и востоке Украины активно наступали белогвардейские подразделения, а с запада и юго-запада крепко нажимали совместные силы поляков и петлюровцев. Говоря о западном направлении, отметим, что, по большому счету, весь этот фронт держала дивизия Щорса, которая должна была противостоять ожидавшемуся здесь натиску петлюровцев, галичан и поляков. И этот натиск не заставил себя ждать. Мощность наступления петлюровских войск началась с прорыва фронта у города Проскурова (Хмельницкий). Вскоре пали Староконстантинов и Шепетовка. В это же время на севере поляки взяли Сарны и продолжали движение в направлении на Киев. В таких условиях возникла серьезная угроза потери Житомира, который был ключевым пунктом на пути к украинской столице. Для исправления ситуации большевистское командование в июне-июле 1919-го года разработало план контрнаступления, в результате которого Щорсу удалось отбить Староконстантинов, Жмеринку и Проскуров, отбросить петлюровцев за реку Збруч (левый приток Днестра на Подольской возвышенности). Однако 16-го июля 1919-го года Украинская Галицкая армия вновь перешла в наступление. Одновременно с ней с запада выдвинулись белополяки. Щорс организует отступление в район Коростеня, оставляя город за городом.


90


* * *

Боженко занял Шепетовку и Изяславль одной кавалерией, пехота еще подходила.
Батько только к ночи, доконав и разбив неприятеля, обосновался на новой штаб-квартире, уставший, но довольный победой.
Ординарец раскупорил бутылку французского коньяка, добытого в штабе. Батько понюхал его, повертел, посмотрел на непонятную этикетку и, приставив к губам, опорожнил, вытер рукавом губы, закусил черным хлебом с салом.
- Давай-ка, Филя, чаюхи! Да позови мне эскадронных.
- Страсть как хочет говорить с вами эскадронный Лоев, который только что вернулся из Киева.
- Лоев? – поднял брови старик, и вдруг будто стал озабочен. – Зови, говорю!
Вошел Лоев с перевязанной рукой.
- Что случилось, эскадронный?
Лоев стоял, потупясь.
- Страшно сказать, батьку.
- Да ты говори! – заволновался Боженко, как бы предчувствуя, что что-то недоброе за этим упорством.
- Мамаша твоя дорогая умерла, не серчай, батьку, за горькую весть, - вдруг произнес эскадронный, и слеза блеснула в его рыжих ресницах.
- Как умерла? Что ты несешь?
Батько вскочил, и лицо его перекосилось от боли. Любимую жену свою звал он “мамашей” после того, как сам заслужил у своих бойцов прозвище “батько”.
Не мог этому поверить Боженко и закричал:
- Отвечай мне, эскадронный: где ты сведал на мою голову такое горе? Не может же этого быть, чтобы умерла моя матушенька, зозуленька моя! Неслыханное ж то дело.
- Не рад я, батьку, высказать тое горе, да сам видел я смерть ее.
- Какая же то смерть? – вновь закричал Боженко. – Убили ее? Кто убил?
- Убили, под поезд бросили, - отвечал Лоев.
- Где убили? Кто убил? Говори мне, отвечай! Контра у спину бьет! Знаю! Ножом у спину! Га? Собирайте войска к походу, зараз мы выступаем! – кричал батько и в бешенстве метался по комнате, потрясая кулаками.


* * *

Весть о батькином горе разнеслась в мгновение ока по всей таращанской бригаде, по всему Изяславлю и Шепетовке, вместе с приказом о выступлении. И еще не дошедшие
с поля боя полки и батальоны услыхали об этом и поспешили к батьку.
Бойцы еще не знали, куда батько Боженко поведет их, да и батько еще сам не знал

91

хорошенько, куда двинет их полки. Но все понимали, что поход теперь будет не вперед, а назад, к возмездию.
По словам Лоева, возвратившемуся из отпуска, выходило, что жену Боженко перерезало поездом на станции Бердичев.
Но как попала она под поезд? Была ли то ее неосторожность или ее кто-нибудь столкнул? Со всей очевидностью было ясно, по крайне мере для самого батька, что смерть его жены не случайность, а замаскированное подлое убийство.
Во-первых, толковая и расторопная Федосья Мартыновна, имевшая специальный мандат на проезд в военных поездах в прифронтовой полосе, посланный ей Боженко, должна была иметь все возможные по тому времени удобства для проезда. Все знали батька, и ее никто бы не посмел столкнуть с поезда, да она бы и не далась – женщина она была крепкая и решительная – из тех, кто не даст себя в обиду.
Да и дело было на самой станции Бердичев. А между тем, выходило так, что она попала под идущий поезд.
Батько возложил смерть жены на железнодорожную охрану Бердичева. Охрана была злая на Боженко, так как неоднократно он имел столкновения с железнодорожными комендатурами по поводу получения нужных для его войск эшелонов. Так, однажды он избил плеткою какого-то расфранченного коменданта в пышном красном галифе, показавшего ему фигу. А в самом Бердичеве расстрелял, приговорив судом трибунала, уже целую банду, затесавшуюся в комендатуру и создававшую систематически пробку с эшелонным продвижением на этой важной узловой бердичевской линии – да еще в самый разгар сражения.
И вот ему казалось, что смерть жены под колесами поезда именно на станции Бердичева не случайное совпадение, а совершенно очевидная месть со стороны еще не добитого осиного гнезда вредителей.


* * *

В то время как Изяславль гремел и пылал весь поднятый на ноги, и вся бригада готовилась  к походу, сплачиваясь отовсюду, батько Боженко бился головой о стену и то плакал, как ребенок, то ревел, как плененный лев.
- Милая моя! Голубонька моя!.. Ох, и що ж то ты наробыла?.. Так хиба ж ты?.. Свои?.. Та хиба ж то свои?! То ж агентура, то ж Петлюра, а не советская власть... Задавила мою любу... Хто мени верне мою любу... Сердце мое... Хто мени мою душу верне?..
Узнав о горе Боженко, Щорс отправился к нему на встречу. Когда он вошел к Боженко, он не узнал своего геройского командира. Это был убитый горем старик, смертельно утомленный человек.
- Спасай меня, Николай, умру. Вот хорошо, что ты навестил меня! Ой, горе,
Николай, нет моей мамаши! Ох, и отомщу я тем проклятым гадюкам! Камня не оставлю! Рельсы кровавые поскручиваю руками! Своими руками! – стонал батько, мечась из
стороны в сторону, как больной в бреду, на своем скорбном ложе, на кушетке, покрытой

92

буркой.
Подушка была измята и мокра от батькиных слез. Щорс, коснувшись ее рукой, бережно и незаметно вытер руку и погладил батька по согнутой спине.
- Успокойся, дорогой Василий Назарович, герои не плачут. И такому герою, как ты, слезами горю не помочь. Убийц мы найдем и жестоко накажем. Я уже отдал распоряжение найти в Бердичеве виновных и арестовать их и сообщников. Я сообщил в Киев о постигшем тебя несчастье самому правительству. И вот уже есть ответ правительства. Мы представили тебя к Золотому оружию и имеем приказ правительства вручить тебе его.
Щорс вынул из суконного свертка золотую саблю и поднес ее Боженко. Боженко покосился на саблю, перевел глаза на Щорса – и вдруг искра безумия, испугавшая Щорса, засветилась в этом взоре.
- Великодушно извиняюсь, - сказал старик. – Золотым оружием мое горе не прикупить и сердце мое лестью не унять. Не золотою саблей, а кровавой саблей добывал я свободу для народа. И за ту мою кровь!..
- Неладно говоришь, батько! – сказал Щорс. – Нехорошо говоришь! Не для личной жизни мы, большевики, отдали свою судьбу, а будущему человечества. Так знай же, что эта сабля тебе не для покоя дается, а дается для боя за советскую власть. На, получай ее с честью, и с честью носи!
- Нет больше моей слезы! Куда выступать дальше? Приказывай.
- На Дубно и Ровно, - ответил Щорс.


* * *

После взятия Дубно Боженко направил Пятый Таращанский полк на Ровно на соединение с партизанскими отрядами Рыкуна, Прокопчука и Бондарчука. Вместе с партизанами они должны взять Ровно.
Закрепившись в Дубно, Боженко планировал развивать операцию дальше на Радзивилло, Броды ко Львову и на Кременец-Зборна к Тернополю, чтобы выйти на соединение к восставшим внутри Галиции, против новых союзников Петлюры – белополяков и галичан.
Ввиду этого батько затребовал к себе Кочубея и Кабулу для инструкции в Дубно.
Кочубей и Кабула приехали поездом и сразу со станции ввалились к Боженко.
Еще проходя через писарскую штаба, они услышали в соседней комнате громкий батьков голос, кого-то грозно распекавший, и, войдя, увидели незабываемую сцену. Перед батьком стояло пятеро дюжих загорелых таращанцев, и бережно поворачивали перед ним застенчиво краснеющую красивую девушку – панночку лет восемнадцати.
- Та вона ж як крулевна, папаша! Диви, яка красуня!
- Что это за собачьи дурощи! Та когда уже я выбью с вас эти выдумки? До последнего конца, говорил вам, до бабы не касайся!
- Да мы же жалеем тебе, папаша, особенно, когда видим, когда ты грустишь по

93

поводу смерти “матки”, предоставляем тебе эту дивчину в жинки. Она сама согласна за тебя замуж. Разве мы против согласия? Сама заявила охоту. Ты же ее сам спасал. Чи ж ты не памятаешь?
Наконец, батько не вытерпел и, рассердясь, поднял плетку-тройчатку над головой и со всего размаху окрестил ею незатейливых сватов.
Девушка вырвалась и убежала. А таращанцы, поеживаясь от батькиного угощения, все еще не унимались, уговаривая:
-Да пожалей же ты себя, отец! Чего ты нас и себя мучаешь? Ты горюешь, а мы страдаем... Весь народ страждает, на тебя глядячи... Вить такой красавицы и в свете не найдешь! А она по тебе душу не чает.
- Арестовать этих негодяев! – закричал батько и кивнул Кабуле.
- Да и мы сами никуда не уйдем. Раз мы задумали такое дело, то – пока закончим, хоть ты убей нас, отец, имеем всеобщее решение. Все бойцы тебя при том сватают.
Кабула вытолкал таращанцев за дверь.
Батько немедленно перешел к делу, по которому затребовал Кочубея и Кабулу. Расспросил у Кочубея о состоянии Пятого полка, к которому он относился ревнивее всего еще и потому, что наличие этого полка – уже второго по счету таращанского полка – довершало комплектование полной таращанской бригады. До сих пор батько хоть и звался комбригом, но имел всего один полк. Правда, по численности полк этот превосходил иные бригады – чуть не тысяч десять штыков. Но батько обижало то, что это все еще не полноценная бригада, и он сам как бы не полный комбриг.


* * *

Таращанская бригада вырвалась из линии общего фронта дивизии – Новоград-Волынск – Староконстантинов – Проскуров и шла уже клином, рискуя все время попасть под фланговый удар: справа наступали белополяки, а слева, от Кременца – петлюровцы. В тылу орудовали банды Струка, Волоха, Орлика, Зеленого, Жожеля, Шепеля, Ангела и совсем недавно появившегося со стороны Коростеня Соколовского.
Движение таращанцев вперед без оглядки начинало беспокоить штаб дивизии и самого Щорса. И Щорс укрощал Боженко и требовал от него взятия Дубно и Ровно. Однако батько ни в коем случае не хотел выдвигаться пока дальше в западном направлении – на Львов и Ковель. Создав заслон со стороны Луцка, повернул основные свои полки на проскуровское направление, вышел в Кременце и соединился с богунской бригадой, гребенковцами и червонными казаками.
Батько отлично понимал опасность дальнейшего устремления клином.
Но сразу остановить задуманный план он не мог. Однако же, чтобы оградить себя от упреков Щорса, способ нашелся легкий и обычный – проделать этот рейд на Львов
силами новых ровенских и дубенских партизан, влитых в недоформированный еще Пятый полк.
Батько на броневике подъехал до Рудки и, остановившись на изгибе линии у

94

железнодорожной будки, стал ждать появления своей бригады. Оглядывая в бинокль  незнакомую местность, и ожидая от нее всяких неожиданностей и фокусов, он вдруг почему-то подумал, глядя в сторону Млынова, что не с этой стороны появится Кочубей или Кабула,  а с обратной – с той, что вот уже час как находится под жесточайшим обстрелом артиллерии.
- А ну, прекрати огонь! – махнул батько условно рукой. - Никакого черта кругом нету.
Действительно, громы утреннего артиллерийского обстрела, произведенного бронепоездом Боженко, нагнали такую панику на белополяков, что они в своем бегстве от Радзивиллова не опамятовались и у Бродов, и Кабула с Рыкуном со своими четырьмя партизанскими эскадронами прямо на спинах бегущих влетели в Броды. Представители города во главе с ксендзом вышли навстречу “красным дьяблам”, прося их помиловать мирное население.
Боженко, дождавшись Кочубея, приказал ему, чтобы тот через два дня явился к нему в Дубно для доклада и разработки дальнейшего плана похода.


* * *

Через три дня Кочубей выехал в Дубно по вызову батька. Вызов был лаконичный – дальнейшее развертывание боев в направлении на Львов приостанавливалось.
Не успел Кочубей уйти от батька, как послышался стук в дверь и голос Фили:
- Товарищ комбриг, тут до вас делегация от пожилого сословия. Дило от всех, секретно.
- Секретов у меня от командиров нет, окромя стратегии. Зови делегацию!
Вошли двое старичков.
- Прошем пана! - начал дедушка.
- Прошем пана! – повторила бабушка.
- Садитесь! Говорите, та покороче!
С их польского говора Кочубей, присутствовавший при этом, понял, что нанесена кровная обида и эту им обиду нанес батько, и они требуют, чтобы восторжествовала справедливость, чтобы кто-то на ком-то должен жениться. И только после долгих встречных вопросов Боженко к старичкам, Кочубей понял, что старички требуют, чтобы батько женился на их дочери.
Наконец, Боженко задал ехидный вопрос:
- Та где же невеста? Как же я на ней женюсь, когда я ее никогда не видел? Может, она рябая, или старая?
- Такой красуни нет ни в Виннице, ни в Московии, та ни во Львове, ни в Парижу, - выхваливали старики свою дочку.
И тут Кочубей вдруг вспомнил ту сцену со сватовством в первый день своего приезда в Дубно, и сказал батьку:
- Должно быть, речь идет о той красавице, что тебе хлопцы сватали, что ты от

95

офицеров отбил.
- Та я ж не сватав! – сказал батько.
Он вдруг поднялся из-за стола и крикнул:
- Филя! Позови мне из-под ареста тех проклятых сватов!
А стариков он спросил:
- Где ваша дочь?
- Вдома, пане маршал. Коли б ваша армия не ворвалась в Дубно – не була б наша доня дома. Замордовали б ее паны офицеры и на смих кинули.
- Так и идите ж и скажите ей, что я на ней не женюсь. Бо я уже старый. Но если хочет ваша донька быть при нашем войске, то пускай будет. Или при штабе – за хозяйку, или возле меня.
Дедушка с бабушкой низко поклонились и попытались даже поцеловать руку “маршала”. Но Боженко отстранился.
Ушел и Кочубей. Уходя от Боженко, он понял, что батько идет на хитрость ради спокойствия и уверенности в нем бойцов и для этого берет Гандзю за хозяйку.


* * *

В Дубно к Боженко приехал за инструкциями Кабула. Он подошел к батьковой штаб-квартире, к знакомому маленькому домику в две комнаты и, отворив двери в писарскую, удивился. Писари спали, склонившись на столы и положив головы на локти. А на полу вдоль стенок сидели ординарцы и тоже спали.
“Что они, угорели, что ли?” – подумал Кочубей. “Что если и батько угорел?” – с беспокойством Кочубей открыл дверь в комнату батька и удивился еще больше. Батька не было, спал на кушетке только Филя.
Кабула испуганно разбудил Филю.
- Что за сонное царство? Где батько? – громко стал спрашивать Кабула.
- Довожу я до вашего сведения, что папаша вчера женился.
- Женился?
- Женился, хотя не крестился, но обязательно она примет православную веру, она католичка, - выпалил Филя.
- Где батько? – гневно переспросил Кочубей.
- У невесты, - ответил Филя. – Я готов вас к нему проводить.
Они подошли к дому, у которого Филя остановился и показал на занавешенные окна.
- Здесь теперь батькина квартира.
В доме было тихо. Только за углом шагал таращанец, охранявший батькин покой. Увидев Кабулу и Филю, часовой мотнул головой и на вопрос Фили отвечал:
- По первому требованию велено будить. Стучи в энто окошко.
Кабула со всей силы постучал в оконную раму кулаком.
Окно мигом распахнулось, и батько, заспанный, появился в окне. Он сделал знак, что сейчас выйдет.
96

Батько появился через пять минут и, ткнув Кабуле руку, сказал:
- Ударим противнику во фланг, хватит топтаться на одном месте. Имею приказ от Щорса, что дадим последний генеральный удар.


* * *

Когда Боженко с Кабулой подходили к штаб-квартире, навстречу им выбежал начштаба и сообщил, что в бригаду прибыла инспекция из центра.
- Какая такая инспекция? Что ей требуется?
- По всем статьям, и, кажется, лично от Троцкого, товарищ комбриг. По кавалерии, по артиллерии, и по инфантерии...
Боженко вошел в штабное помещение.
- Инспекция? Откуда? – едва поздоровавшись, задавал батько вопросы окружившим его приезжим инспекторам.
На стене висела во всю стену проколотая трехверстка.
- Вот я вас вначале проинспектирую, - батько подошел к карте.
- Где и какая нам противостоит армия?
- Украинская! – ответил один из инспекторов.
- Врете! Мы Украинская армия. А противостоит нам контрреволюционная армия, - Боженко повторил свой вопрос. – Так, где же находится позиция моей бригады? Долго я еще буду стоять в ожидании, кто покажет мне позиции? Не знаете? А где же и кого вы будете инспектировать? Кем же подписаны ваши мандаты, интересуюсь? Вацетисом? Троцким? Скажите тому, кто подписывал мандаты, что здесь дураков нет, что они сюда дураков засылают. Инспектировать будете на фронте, все равно в нашей стратегии ни хрена не понимаете. Вот посмотрю я – годны вы до бою али нет. Артиллерию знаете? Что такое репер? Что такое навесная стрельба? Не знаете? А кого вы приехали инспектировать? Среди прибывшей инспекции ни один не проронил и слова. Не знали ответа или боялись связываться с таким, как они определили, невменяемым комбригом? - Им многое снилось еще в дороге – страшновато было ехать к Боженко – такая трясуха даже и сны не нагоняла.
- Пока вы, инспектора, свободные, я приму решение, допускать ли вас к инспекции.
Инспектора задом-задом двинулись, было, к двери.
- Стой! Стой! – закричал батько., вглядываясь в одного из них. – А ну-ка, ты вот, останься, что-то я тебя примечаю! Остальные идите! Это ты, собачья душа, командовал в Киеве расстрелом арсенальцев: Я тебя узнал. Это ты меня, слаборучка, не дострелил? Так я тебя сейчас, сука, раздеру!
Батько вытащил свой огромный парабеллум и направил на побледневшего инспектора. Не выстрелил.
- Жалко, что на всяку собаку еще трибунал нужен! – вздохнул батько.
Заговорил до командиров полков, которые находились в это время в штабе. – Оце е той самый катюга, что мене катував... Да кого ж представляет эта инспекция? Возьмите его под охрану.
97

* * *

- Товарищи командиры! – обратился батько ко всем собравшимся. – Я позвал вас для того, чтоб обмиркуваты, что делать с инспекторами. Допускать их к людям?
Боженко приказал ввести того самого “инспектора”, в котором узнал он сегодня утром своего прошлогоднего палача.
“Инспектора” ввели. Боженко задал ему вопрос:
- Кто ты такой, пес, признавайся! Фамилия? Бондаренко? А сейчас по “мандату”? Гавриленко? Кем был до революции?
- Жандармский ротмистр.
- А у гетмана?
- Главный комендант киевской варты.
- Арсенальцев убивал?
“Инспектор” промолчал.
- Нечего сказать? – продолжал батько. – А Лысу гору помнишь?
- Помню.
- А меня не вспоминаешь?
- Нет.
- Запоморочился. А сколько раз ты на Лысу гору на расстрел революционеров водил? Молчишь? Сколько людей ты расстрелял?.. Без числа? Ну, а на меня какой пес и за что тебе донес? Что это за бутылка, что у тебя нашли в сумке? – спросил батько, вынимая из кармана маленький пузырек. – Чья это мертвая голова на этой бутылочке? Твоя, гад? Кто тебя, спрашиваю, сюды послал? Главком? Какой главком? Глаголев?
- Нет, не Глаголев.
- А кто такой Глаголев? Тоже жандарм?
- Нет, он партийный.
- Партийный? А зачем он тебя сюда прислал?
- О том написано в мандате.
- Замолчи о мандате, гад. Кто тебе и для чего дал эту бутылку?
- Замначштаба главкома Басков.
Боженко обратился к писарю.
- Пиши, писарь, все то, что слышишь, все пиши, так как это идет трибунал... – снова батько заговорил с “инспектором”. – Так я спрашиваю, нащо он дал тебе эту бутылку?
- Для вашей смерти.
- Эге, для моей, - сказал батько, и страшная улыбка исказила его лицо. – Не вгадав... для твоей... От я тебя заставлю из нее содержимое выпить. Но это сделать еще успеем... Сейчас кажи, стерво: кто такой Басков?
- Жандармский полковник, мой бывший начальник, а теперь он пользуется доверием Троцкого.
- От какой у нас тыл, бодай ему болячка! – сказал батько, тяжело вздохнувши. –

98

Выведите его до тюрьмы, так как у нас есть другие дела.
Когда “инспектора” вывели, Боженко попросил соединить его со Щорсом.
Наконец, батька позвали к проводу. Щорс его ждал на телефоне в Житомире.
- Арестовал инспекцию главкома, - докладывал батько Щорсу. – Предаю суду трибунала и расстрелу.
- Пошли ко мне, - говорил Щорс.
- Не могу: в дороге устроят побег, будет как с Зеленым. Дозволь расстрелять на месте.
- Не допросив подробностей, не расстреливай, шифровкой передай мне суть допроса. Без моей санкции ничего не делай.


* * *

Переговорив со Щорсом, Боженко обратился к собравшимся командирам:
- Проведем военный совет: поговорим о военных боевых делах, так как думаю, у кого на сердце спокойно, а у кого тревожно, о том, что делается и происходит на нашем фронте.. Не я, и не вы в том не виновны, то, что берем, снова бросаем. Это бой,  а не игрушки, людская кровь – не игрушки! Но у меня мысль, что кто-то с нами играется! Конечно, не штаб дивизии, там Щорс – все знают Щорса, мы знаем, что он не враг. А что делается и откуда оно все такое. Мы шли, шли, как полагается, и дошли аж до Карпат, що уже Венгрию было видно. И уже от Кабула доходил до Львова, он уже в Бродах, а Калинин почти до Тернополя дошел, когда на тебе: “Поворачивай бригаду!”. На других участках фронта тяжело. А где другие полки – славный Богунский, Новгород-Северский, Нежинский? Что нам за всех справляться?
Батько закашлялся от волнения и стал набивать трубочку, намереваясь приступить к главному. Он еще раз откашлялся и вдруг спросил комполка Калинина:
- Каково положение на твоем фронте?
- Фронт, отец, наша ответственность, - отвечал Калинин. – Рассыпан, растянут он и клином врезался до отказа, а в это время враг концентрирует сильный удар под Проскуровом. Я считаю, что надо доложить обо всем Щорсу. Не думаю, чтобы для Щорса оказалось особенно неожиданным то, что мы здесь видим. Но приказ о движении на Проскуров подписан Щорсом и это дело фронта, а не тыла.
- Молодец Калинин, люблю, когда правду смело говорят. А ты, Кабула, какое имеешь мнение?
- Я, отец, имею такое мнение: генеральное сражение дадим там, где оно приспеет. Под Проскуровом? Ну, дадим под Проскуровом. Уходить от родины далеко сейчас нельзя.
- Верно сказал, сынок: надо давать генеральное сражение.
Кабула получил приказ Боженко возвратиться к полку и “тихо” сняться с позиций и идти на Кременец – на смену Калинину. Калинин же из Кременца направится на Ямполь. Сам батько из Дубно избрал путь на Острог и Шепетовку.


99


* * *

Под Проскуровом у Черного Острова засланный отряд из отборных галицийских стрелков был смят одним батальоном богунцев. Два резервных батальона, направлявшихся на Аркединцы в обход Буга, получили неожиданную возможность перейти Буг у Черного Острова. Перейдя мост, богунцы двинулись на Редкодуб, чтобы под прикрытием бронепоезда наступать на Проскуров.
Эскадронам таращанцев было приказано ударить по Аркадинцам и установить связь с Нежинским полком, идущим из Летичева на Межибужье.
Галицийская кавалерия, заметив обход пехоты к Черному Острову, прорвалась к Аркадинцам, имея задачу обойти с тыла перегруппировавшуюся красную пехоту и сбить ее при переходе через мост. Этот рейд был ловко рассчитан галичанами.
Кочубей с Кабулой решили ударить во фланг появившейся на горизонте галицийской коннице.  Эскадроны стояли в прикрытом лесу под холмами. Получив команду, они бросились на галичан. Галичане, ошеломленные неожиданностью, остановились. Кабула своими эскадронами на полном ходу ворвался в середину конной колонны галичан и разрубил ее пополам.
Боженко получил сообщение о том, что богунцы у Черного Острова прорвались дальше через Буг по мосту под прикрытием огня броневиков, подошедшего со стороны Деражни, но галицийская кавалерия в свою очередь вырвалась в рейд на участке Нежинского полка, оставившего позиции и ушедшего назад к Деражне. Это его обеспокоило: первоначальная диспозиция боя была сломлена этим позорным бегством нежинцев с ответственного участка. Это был тот неудачный момент боя, которым воспользовалось петлюровское командование, выиграв время на перегруппировке советских войск. Положение спасли лишь отчасти своим кавалерийским маневром Кочубей и Кабула. Прорвавшаяся в незащищенный участок кавалерия галичан была задержана ими: частью изрублена и частью взята в плен, а та, что успела повернуть назад, помчалась к Шумовицам и попала под сабли бригады червоных казаков. Вся Двадцатая кавалерийская бригада галичан была уничтожена, а две пехотные дивизии смяты и отогнаны у Черного Острова богунцами.
Но если б не предательство нежинцев, вышедшие из Бора новгород-северцы заняли бы Новую Ушицу и при поддержке из флангового наступления был бы взят не только Проскуров, но и Каменец-Подольск. Слух о бегстве нежинцев и о прорыве галичан заставил богунцев, дравшихся уже на подступах к Проскурову, вновь отступить к Черному Острову.
Начинало темнеть, шел сильный грозовой дождь, и утомленность бойцов не позволяла богунцам, которые вновь перешли Буг, наступать на Проскуров.
Между тем, эта ночь и решила все в исходе боя. Петлюра подтянул около шестидесяти тысяч войска, то есть пустил здесь в дело абсолютно все свои резервы, состоящие главным образом из галичан. Красной армии не удалось закрепить за собой Проскуров. Опасаясь нового прорыва, Щорс приказал своим полкам отступить на исходные позиции. Это было ударом для Щорса.
100


* * *

То, что нежинцы не выстояли под Проскуровом, вызвало необходимость выравнивания фронта и втягивания обратно выдвинутого клина, то есть отказ от немедленного похода на Галицию. К тому моменту и главный центр галицийского восстания был ликвидирован.
Нежинский полк, затребованный Щорсом с фронта, подошел в эшелоне к Житомиру. Полк не конвоировался: командиры его были отозваны раньше и преданы суду за измену под Проскуровом. Полк получил приказ стать в Житомире на отдых и переформирование.
На подъезде к Житомиру, эшелон стал сбавлять ход, и нежинцы начали волноваться. Паровоз дал тревожные гудки и остановился в чистом поле. Нежинцы высыпали на насыпь, крича машинисту:
- Что ты стал в чистом поле? Давай ход!
Но навстречу шел паровоз с прицепным тендером и несколькими вагонами. Встречный поезд остановился в нескольких саженях от эшелона. С паровоза спрыгнуло десятка четыре человек. Впереди шел Щорс.
- Назад, к эшелону! По вагонам! – закричал Щорс, подходя к сгрудившейся на насыпе толпе.
Под правой рукой держал он ручной пулемет “Люйс”.
- Как назад! – дерзко отвечали выступившие вперед заводилы. – Ты кто такой? Что за приказ явился? Очищай путь, давай ход на Житомир!
- Я – Щорс, и не видать вам ни Житомира, ни отдыха, ни боя, если не будете делать того, что я вам прикажу.
- Ух, ты, какой герой! Тащи сюда пулеметы! – крикнул один из нежинцев.
Щорс переложил гранату в левую руку и из нагана на месте уложил провокатора.
- Если кто шевельнется, взорву всех! – крикнул Щорс, перекидывая гранату в правую руку. – По вагонам!
Нежинцы оторопели.
За плечами у Щорса стояло сорок человек курсантов, вышедших против полка, в которых было около трех тысяч человек. Нежинцы, побуркивая, стали залезать в вагоны.
Щорс махнул рукой, и по насыпи потянулась цепочка вооруженных ручными пулеметами курсантов. Цепь с пулеметами построилась против эшелонов. Паровоз от нежинского эшелона был отцеплен.
- Выходите, складывайте оружие и стройтесь по ротам, - скомандовал Щорс
нежинцам.
Нежинцы медленно и неохотно стали вылазить из вагонов, складывали оружие, отходили вниз, под насыпь, и начинали строиться.
Они не знали еще хорошенько, что же Щорс им готовит  и какая участь ждет их.
И когда они построились, их всех до одного курсанты Щорса проверили карманы на наличие в них оружия, боеприпасов.
Затем Щорс к ним обратился:
101

- Стыдно вам, нежинцы! У вас за плечами подвиги. Сейчас вы совершили вину. Но сознаетет ли вы всю подлость и позор, что вами совершены и в чем заключается ваше предательство? Понимаете ли вы, за что я вас разоружил?
- Сознаем!.. Понимаем!.. Знаем!..
- Прощать это невозможно. Искупите свою вину в бою. А сейчас на отдых и переформирование.


* * *

В один из июльских дней 1919-го года командир 1-го кавалерийского полка Федор Гребенко получил приказ передислоцировать вверенную ему часть на деникинский фронт. Однако в назначенное время гребенковский полк там не появился. Несколько долгих дней вообще не было известно, где находятся кавалеристы и их командир. Наконец, 1-ый кавалерийский полк “нашелся” в Таращанском уезде на родине комполка.
Для выяснения непростой ситуации туда выехал член реввоенсовета УССР Владимир Затонский. Кстати, сам Владимир Петрович относился к Гребенко с уважением и справедливо считал его военным начальником гораздо большего масштаба, чем обычный комполка. Прибыв в район новой дислокации 1-го кавалерийского полка (кстати, выяснить, что военачальник-кавалерист уже самовольно преобразовал ее в бригаду), Затонский сразу заинтересовался причинами его отсутствия на белогвардейском фронте. Гребенко ответил, что его подчиненные непременно прибудут туда, однако – после основательного отдыха. На это член РВС решительно возразил, что тяжелая обстановка на деникинском фронте полностью исключает подобное решение и приказал Гребенко выступить со своими бойцами на деникинский фронт. Перед отправкой на деникинский фронт Гребенко устроил военный парад. Затонскому представилась во всей своей красе знаменитая гребеновская кавалерия – красивые кони и прекрасные всадники, сверкающая на солнце сталь сотни пулеметов и 16 пушек. После парада Затонский призвал конников хорошо проучить “обнаглевшую белогвардейщину”. Вполне возможно, член РВС уже радовался в душе тому, что сумел вот так просто уладить тревожную ситуацию. Однако поспешно взяли слово несколько бойцов бригады. И все они сказали горькие слова о другом, о том, что политика коммунистов на местах неприемлема для украинского крестьянства.
После таких далеко не приятных речей, Затонского охватила вполне понятная тревога.  И она возросла во сто крат после того, как сам Гребенко из явной солидарности
со своими бойцами громогласно приказал им выступить в поход, но не на деникинцев, а на... большевистский Киев.
Ожидая с минуты на минуту самосуда над собой, Владимир Затонский в лицо заявил Гребенко: если Красная армия успешно справилась с мятежным атаманом Григорьевым, у которого под ружьем было около 16 тысяч солдат, то, что уже говорить о его, Гребенко, бригаде, численность которой в десять раз меньше?.. В ответ комбриг, явно уклонился от острой политической дискуссии и предложил члену Реввоенсовета... пообедать. Интересный это был обед. Вчерашние союзники и сегодняшние противники
102

сидели бок о бок, и с удовольствием ели блюда национальной кухни. Пообедав, Затонский сказал, что ему надо срочно возвращаться в Киев. На это Гребенко возразил, мол, не рекомендует ему это делать сейчас.
После таких слов Затонский не сомневался, что стал пленником Гребенко. Однако тогда видный украинский большевик не учел, что этот холодный и жестокий мир, четко поделенный на своих и чужих, иногда, хотя и очень редко, согревается лучами истинного человеческого благородства. Гребенко доверительно сказал, что по дороге, по которой Затонский собирается возвращаться, группа кавалеристов уже приготовила ночную засаду...
Вняв совету командира бригады, Затонский возвратился в Киев другой дорогой и принял все необходимые меры для отражения нападения гребенковцев. Владимир Петрович хорошо знал, что тогда, находясь на расстоянии всего лишь нескольких переходов от Киева, Гребенко мог легко захватить город, тем более что практически все красноармейские силы были тогда задействованы на петлюровском, деникинском и других фронтах. Однако время прошло, а мятежная бригада так и не атаковала Киев. А позднее Затонский узнал о драматических событиях, которые произошли в кавалерийской бригаде и о возможностях, о которых он даже не догадывался...
Оказывается, среди солдат Гребенко уже давно работала группа хорошо замаскированных белогвардейских агентов, а один из них даже стал командиром полка. Окрыленные приказом комбрига выступить на большевиков, деникинцы решили сыграть в открытую, и предложили гребенковцам выступить на Киев... в качестве передового отряда Добровольческой армии. Как это ни парадоксально, белый заговор в бригаде Гребенко сыграл тогда на руку большевикам. Хорошо поняв, какие силы могут воспользоваться этим выступлением, бойцы Федора от антибольшевистского восстания отказались. Агенты Деникина были арестованы и расстреляны и самого Гребенко оградили от  командования коммунисты, которые находились в его бригаде.


* * *

Боженко обсуждал с Калининым предательство Нежинского полка... В результате чего было проиграно генеральное сражение под Проскуровом. Неудачу, кроме того, обеспечило предательство галичан и подпольного ревкома в Галичине, о котором недавно дознался батько от Щорса. Падение республики в Венгрии потерпело неудачу по причине  не оказания ей помощи Красной армии. Оба они не допустят, что по одновременности или близости всех этих сплетенных между собой ударов, что во всей этой “чертовщине” есть направление на подрыв успехов маневра Красной армии.
От таких разговоров мрачнел и хмурился Боженко. И он садился за карту с лупою в руке, и зарождался у него свой стратегический план, которым он ни с кем не делился. Только теперь батько не вытерпел и сказал:
- Слышал я, Николай Александрович разрабатывает план генерального сражения. – И помолчал, косясь на Калинина: что тот ему скажет.

103

Калинин понял, что этой паузой батько задает ему вопрос – каково его мнение?
Калинин, окончивший когда-то военное кавалерийское училище, имел и опыт двух войн, которые провел он, не вынимая ноги из стремян. Причем опыт последних шести месяцев в походе революционной армии в нем еще более активизировал его способности, требуя постоянной инициативы и находчивости, и к тому же полной ответственности за свои действия.
Батько говорил:
- Нужно взять Новоград-Волынск. Артиллерию, огнеприпасы имеем в достатке. Патронов для винтовок, плохо, мало. Саблей работай, Калинин, и штыком долбайся, ну щоб я завтра был в Новоград-Волынском! Мне сегодня нездоровится, катай сам.
“Мне нездоровится” означало, что батько поручает операцию Калинину и желает посмотреть на то, как разрешит он сам боевую задачу.
Калинина батько любил сердечно, но еще и более ценил его боевые и в особенности стратегические способности, хладнокровие и выдержку к бою. Эти качества выдвигали Калинина на первое место даже перед Кабулой, который бойцов держать в строгости не умел.
Поэтому заданный Калинину сейчас батьком вопрос был великой для него лестью. Калинин как-то сердцем чуял, что батько готовит в нем преемника себе, и что вопрос и сейчас не столько в генеральном сражении и не в том, что Калинин думает о нем, а в другом – именно в том, что этим вопросом батько предуведомлял Калинина о своем к нему отношении, как к человеку, которому одному лишь сможет доверить то, что поручено ему самому, за что лежит ответственность на нем.
И Калинин, отвечая, что, мол, всякое сражение может стать генеральным и заранее предусмотреть и предвидеть его в маневровой войне трудно, спросил при этом, как батькино здоровье.
- Посмотрим, как эту стратегию разработает Щорс, – сказал Боженко, и он отложил в сторону какие-то бумаги, достал бутылку коньяка и предложил Калинину перед уходом. – А ну ж, но, выпей, и я выпью, - погладил он себя по груди и по животу. Он выпил глоток коньяку и вдруг охнул, схватился за живот и упал.
Калинин так и остался с не выпитым стаканом в руке. Он швырнул его на пол и бросился к батьку.
На шум и возню в комнате вбежала Гандзя. Она наклонилась к Боженко и, подняв его голову обеими руками, стала глядеть в его затуманенные болью глаза. Пена показалась  на запекшихся губах батька.
- Воды!.. Воды!.. – кричала Гандзя Калинину. – Нет!.. Нет!.. Молоко! – и она
передала голову батька Калинину, бросилась в кухню. Вернувшись, она расцепила зубы батька и влила ему в запекшийся рот стакан молока. Он с жадностью выпил его.
В это время явился Филя. Вместе они уложили батька на диван и стали поить его молоком.
- Отравила, - показал Филя Калинину на Гандзю. – Убью!..
- Стой! Не тронь... – сказал Калинин. – Бутылка была запечатана. Батько сломал сургуч, я сам видел. Иди зови доктора, а я тут побуду.
Когда Филя вышел, Калинин подошел к бутылке и, взяв ее в руки, обратился к

104

Гандзе:
- Ты принесла ему бутылку? Выпей!
Она посмотрела испуганными глазами и спросила:
- Отрута?
- Пей! – повторил Калинин и достал из кобуры маузер.
В это время батько открыл глаза и повернулся к Калинину. Он хотел что-то сказать, губы его пошевелились, но сказать он ничего не мог и только покачал головой. Однако Калинин понял по болезненному выражению напряженных покрасневших глаз батька, что он просит не трогать Гандзю.
Калинин засунул маузер в кобуру и подошел к батьку. Батько отрицательно замотал головой. Тогда Гандзя упала на колени перед батьком и, заплакав, опустила ему голову на грудь. Батько нашел в себе силы положить ей руку на голову, и она прижалась щекой к этой руке.
В это время вернулся Филя с врачом. Полковой врач был простым ветеринаром и исполнял обязанности врача при Таращанской бригаде потому, что настоящий врач отсутствовал.
- Царская водка. Отравили, - строго поглядел на Гандзю. – Ты отравила?
Гандзя покачала головой, и батько повел в ее сторону глазами.
- Ты можешь сделать, чтобы он заговорил, - обратился Калинин к врачу.
- Молока... – сказал эскулап. – Побольше молока.
Филя поднес молоко ко рту батька. Он выпил несколько глотков с жадностью.


* * *

Батько метался в жару и стонал от боли всю ночь, но говорить не мог – слова не получались, несмотря на все усилия. Язык был обожжен. Гандзя и Филя неотлучно находились при нем. Когда плакала Гандзя, Филя говорил:
- Не плачь! Разбудишь! Они спят!
Так в ту ночь невольно у батькиной постели сдружились два непримиримых доселе недруга... Ночью несколько раз приходили доктор и Калинин, дежуривший в передней комнате. За ночь перебывал в квартире батьки чуть ли не весь полк. Командир Кабула находился в Изяславле, а Калинин телеграфировал ему, что батько серьезно заболел. Он сообщил об этом и Щорсу в Житомир, прося его, если возможно, приехать. Щорс отвечал, что положение в Житомире напряженное, но он постарается выехать.
Калинин принял на себя командование бригадой по заранее условленному, на случай болезни или смерти Боженко, плану, строго приказав всем, знающим истинную причину болезни батьки, не разглашать ее до приезда Щорса.
Щорсу Калинин сообщил шифровкой, что батько отравлен, что он потерял дар речи и положение безнадежное. Он попросил Щорса захватить с собой лучших врачей для консилиума.
К утру батько, измученный болью, забылся и уснул. Но вдруг потревоженный скрипами дверей, проснулся и поманил к себе Калинина.
105

- Я, видать, помру, - сказал он, - отвези меня к Щорсу в Житомир.
- Хорошо, - сказал Калинин, радуясь, что батько, наконец, заговорил.
- Слухай сюды, - притянул батько Калинина слабой рукой, - хочу я видеть Кабулу. Написал?
- Написал, - ответил Калинин.
А потом батька, как бы вспомнил что-то важное, задумался.
- Цей французский коньяк ще с Шепетовки, - сказал он, - вылийте увесь. Не вона... Видправ  ее до родных в Дубно, та отдайте ей у приданное от меня тысячу карбованцев – больше у меня ничего нет.
Гандзя, которая тут же дремала у постели батька, проснулась от радости, услыхав батькин голос. Батько обнял ее, прижал голову.
- Дитина моя, немовлятко, бо я й не знаю, що ты тут щебетала. Прощай, мы уже не увидимся. Выизжай, пока я живой, чтобы тебе не было лиха. Смотри Калинин: за нее ты мне ответишь, чтобы не сделали шкоды с невинной людиной, бо я вас поубиваю! – вдруг сверкнул батько и снова свалился без памяти, устав от напряжения.
- Филя, ты слышал? – спросил Калинин. – Надо отвезти ее до Дубно, и тысячу рублей выдай из батьковых личных денег. Ты знаешь, где эти деньги?
Гандзя ничего не понимала еще, когда Филя начал укладывать в сумки ее платья. Когда Калинин протянул ей деньги, и посмотрел на батька в недоумении, она вдруг поняла.
Батько снова открыл глаза:
- Иидь, Гандзю до отца, до матери, там тебе краще будет, чем между нами. Нам еще долго воевать. А что ты будешь делать тут без меня? Иидь, не плачь!..
Но Гандзя плакала и отбрасывала деньги, и ехать не хотела. Она обнимала ноги батька и рыдала.
Что было с нею делать? И Гандзя осталась в Таращанском полку, сделавшись, в конце концов, умелой санитаркой.
После этой сцены отказа Гандзи оставить умирающего батька и ехать домой у Калинина уже не оставалось и тени сомнения в том, что она не виновата, что яд подсунут другой рукой, и надо эту руку поймать.


* * *

Кабула примчался и привез с собой изяславльского доктора, который выслушал и осмотрел батьку, сказал, что есть еще надежда: организм невероятно крепок, да и яд был
подмешан, очевидно, не в смертельной дозе, что определить, каким именно ядом был отравлен батька, нельзя определить. Но яд был, вероятно, очень силен. Нужен человеку покой и уход. Пока врач посоветовал давать пить только молоко и лучше всего кислое, а дня через два будет видно: если батько не умрет – значит, организм победил. Организм у старика невероятно крепок и устойчив.
Но батько требовал наперекор всем уговорам, чтобы его немедленно везли в

106

Житомир “до Щорса”.
- Щорс сам сюда приедет, - уверяли его Калинин и Кабула.
- Ему нельзя, я знаю! – твердил батько. – Хочу видеть Мыколу, грузите меня в поезд и везите до Щорса, бо я ж знаю, що вмираю.
И пришлось послушаться батьки: Щорс передал из Житомира, что может выехать только завтра.
- Везите батьку на Бердичев, а я выеду вам навстречу и, может быть, застану его живого и поговорим с ним.
Батьку положили на носилки и понесли на вокзал. Несли его бойцы, и весь полк следовал за ним, но на расстоянии, чтобы не создавать впечатления похорон.
А прибыв на вокзал, выстроились и салютовали батьке.
И плакали все бойцы поголовно, чувствуя, что батько отправляется в смертную дорогу. Хоть и старался он держаться бодро: несколько раз приподнимался, грозил кому-то рукой и, проклиная врагов, снова обессиленный, падал на свое ложе из пик и бурок.
Батько забылся, путая прошлое с настоящим. Так до самой станции несли бойцы Боженко, и скоро нагнали их все, кто хотел сопровождать батька, весь полк. И все – и кавалерия, и артиллерия – слушали прощальные речи, последние завещания легендарного своего командира.


* * *

Поезд с больным батькой Боженко подходил к станции Бердичев. Во все время пути батько находился в полусознательном состоянии и изредка стонал. И тогда в этих стонах для Кабулы и прочих различимы были скорее проклятия, чем жалобы. Это были не человеческие, но львиные стоны и жалобы. Кабула не знал до сих пор, что такое нервы. Он не знал до того, что у него жалостливое сердце. Но при этих стонах батьки он познал впервые сострадание, разрядившись беспредельным гневом: как батьку, вот эту скалу, обошли так, что он стонет?
Щорс уже два часа дожидался поезда, везущего батьку, выехав навстречу из Житомира с четырьмя врачами, из которых двое были знаменитости, вызванные из Киева.
Щорс ходил по платформе, заложив руки за спину, своей обычной легкой и бодрой походкой. По походке легко было угадать в нем морально честного человека, с
чрезвычайно развитым чувством ритма.
Встретив Щорса, трудно было отвести от него взгляд: он притягивал к себе какой-то особой значимостью и тем, что называется обаятельностью.
И два киевских профессора, прохаживаясь с ним по перрону и разглядывая с любопытством знаменитого бойца Украинской Красной армии, о котором слышали они столько легенд, какие не могли представить себе, что этот культурнейший человек еще два года назад был простым военным фельдшером и прапорщиком.
- Совсем не похож он на рубаку, - говорил один из них, Полторацкий, когда Щорс, услышав звонки, отошел, чтобы посмотреть, не приближается ли поезд с умирающим

107

другом.
- Поезд батьки Боженко подходит, товарищ комдив, - крикнул, подбегая, комендант станции.
Щорс вдруг заволновался. Нервное возбуждение охватило его и передалось остальным. Он побледнел, лишь на щеках у него выступил яркий румянец.
- Ну, пойдем, - сказал Щорс, - батько приехал!
Поезд дрогнул и остановился.
Щорс шел скорыми шагами вдоль состава, вспрыгнул на ступеньки, не дождавшись остановки поезда, и вошел в вагон.
Батько, увидев входящего Щорса, повернулся к нему и сделал попытку приподняться на локте.
- Здравствуй, Василий Назарович, дорогой!
- Здорово, браток! Здорово, Мыкола! – старик крепко, как только мог, поцеловал Щорса, прижал его к себе слабой рукой.
- Ну, как ты? Не журясь, будем жить мы с тобой! Я тебя подниму на ноги.
- Вези меня, Мыкола, до себе, до Житомира, бо не хочу я вмерты в дорози, там я буду вмираты.
Щорс вдруг понял со всею ясностью безнадежность положения Боженко. В первый момент он принял весть об отравлении Боженко во всей ее жестокости и непоправимости. Но с тех пор, как узнал, что батько живет, говорит и что он едет к нему, хоть больной, хоть и в смертельной опасности, надежда на лучший исход постепенно стала овладевать им. Но сейчас не только потому, что батько с недоверием отнесся к его надежде, а по взгляду батьки Щорс понял, что врачи уже не нужны.
- Ну, едем! – сказал Щорс. – Отвезу тебя к себе, Василий Назарович, отвезу тебя в Житомир.
“Спасибо за честь”, - хотелось сказать ему, но он не сказал этого, чтобы не подчеркивать того, что было так скорбно.
- Спасибо! – сказал батько.
Щорс пригласил врачей в вагон. Боженко заметил их и спросил:
- Дохтура?
- Да, - сказал Щорс. – Может, все-таки они осмотрят тебя?
Но батько махнул рукой и потерял сознание.
Через некоторое время батько открыл глаза.
- Теперь... слухай сюды, Мыкола... не перебивай!.. Зробы так, як я скажу. – Кабула
поправил ему подушку. – Поховай мене в Житомири на бульвари... де той Пушкин... – батько остановился.
Полторацкий поднес ему какую-то микстуру, но батько отстранил ее и продолжал:
- Той великий поэт: он там на площа... там... Придуть ти контры-собаки... придуть и выкинуть мене з могилы... будуть знущаться з мого трупа... Нехай! Бо бачуть люды, уси побачуть и заплачуть... бо им буде жаль... з того знущання... И пидуть воны раптом уси, и твои бойцы ударять, Мыкола, з усиеи силы и розибьють наших врагов насмерть, бо того
знущання не стерпит нихто... То ж я и мертвый згожусь до того! А валюту не давай. В бий.

108

Он посмотрел темнеющим взором на Щорса и пал на его руки.
Мучительная агония борющегося со смертью богатырского тела длилась несколько минут.
Наконец батько затих, тело его распрямилось и стало длинным, гораздо длиннее обычного, как показалось Кабуле.
- Смерть! – сказал Щорс. – Прощай батько.
Полторацкий, отвернувшись, заплакал.
Заплакал и Кабула. У Щорса тоже, сверкнув, покатилась по щеке слеза.
А поезд мчался к Житомиру.
И еще три часа провел Щорс, сидя у изголовья умершего и думал о том завете, который оставил ему боевой товарищ.


* * *

19-го августа 1919-го года траурные  трубы протрубили по Житомиру о смерти батька. Но не мертвый, хоть и бездыханный, подъехал он к нему. Положенный на лафет, поехал он по улицам, как орудие боя, как знамя, нужное в бою.
И встретившие и сопровождавшие его богунцы, щорсовцы, курсанты и новгородсеверцы стали на караул, когда остановился траурный лафет на Пушкинском бульваре.
И вышел Щорс вперед, и сам склонился над батькой – скорбно склонилось богунское красное знамя, данное некогда еще Богунской бригаде от ВУЦИК тогда еще, когда в бригаде состоял и Таращанский полк и его полковым командиром был преславный боец батько Боженко.
Поклонился тем знаменем Щорс батьке в прощальном поклоне и сказал:
- Товарищи бойцы, славные богунцы, тарашанцы и новгородсеверцы! Потеряли мы в борьбе с контрреволюцией одного из славных товарищей, знаменитого командира. Слышите вы за Житомиром команду? Слышите, как ломится в наши двери враг? Он знает, также, проклятый, кого мы сейчас хороним! Он знает, что здесь на время задержались мы, чтобы отдать честь боевому командиру! Так знайте же завещание  батьки: “Не отдавайте мне почета пустым салютом, а отдайте мне почет боевым салютом, “из четырех, как из двенадцати” - так, чтобы вырвали те снаряды из рядов врага клочья подлого мяса, чтобы меньше на сотню стало тех подлых изменников от одного салюта!”. Так просил нас батько
– не тратить ни одного патрона, ни одного снаряда в воздух, салютуя ему на прощание, а прямо в сердце врага направить тот салют. Выполним, товарищи, этот завет бойца... Многое хочется сказать об этом человеке, но нет времени у нас на то. И, может быть, мы, когда отвоюемся,  может, те, кого здесь нет, но знал батька, как мы – его верные таращанцы, те, кто уцелеет в бою – расскажут о нем все, что хочется сейчас нам сказать здесь. Слушайте вы, весь народ украинский. Мы, уходящие в бой, полны мести за эту потерю... может, не вернемся... Так слушайте же вы и передайте от поколения к
поколению завет бойца: “И бездыханный хочу принимать участие в сражении за свободу

109

народа и буду в бою с вами мертвый”.
И теперь, товарищи, пока будут опускать гроб в могилу с траурным маршем – вперед! На врага, до полной победы! За мною! Прощай, батько!.. Не прошу тебе мирно лежать: все равно ты окажешься с нами в бою.
Щорс подошел к батьку, крепко поцеловал в уста своего друга и сказал:
- Прими этот поцелуй от всей Красной армии.


* * *

И заиграли трубы таращанцев, соединившись с трубами богунцев.
И под звуки тех труб пошли в бой богунцы и новгородсеверцы, ведомые самим Щорсом.
А межу тем Кабула осторожно опускал на веревках красный гроб батьки в землю. Зарыли гроб рядом с памятником великому поэту, как и батько, павшему от руки предателя, рядом с Пушкиным, повернутому к батьке кудрявой головой.
После похорон Кабула имел приказ Щорса немедленно отправиться в полк и повернуть полк в тыл неприятелю, на Новоград-Волынск. Кабула дал боевое распоряжение своему помощнику Рыкуну соединиться с полком Калинина и двинуться между речкою Смолкою и Случью на Рогань, чтобы придти на помощь окружаемому неприятелем Житомиру.


* * *

Через два дня кавалерия поляков ворвалась в Житомир. Узнали, что здесь в городе похоронили Боженко, отыскали его могилу.
Поляки разрыли могилу батьки и его труп вытряхнули из гроба. Пикой они выкололи ему полсудчики мертвые глаза и, привязав арканом за шею, стали волочить геройское тело по Житомиру. Оторвали его голову и забросили в бездонный колодец, а тело порубили на куски и растащили по всему городу на пиках: там лежала рука, там нога, и казалось, боялись враги, что срастутся богатырские члены и все охотились за ними шляхетские всадники, упражняясь пиками, и казалось, что с одним только мертвым примчались они сражаться.
Житомирские жители, видя издевательства поляков над свежей могилой, отправили свою делегацию к Щорсу, чтобы отыскал его и сказали ему о том, что делается в Житомире. Щорс приказал артиллерии вместе с кавалерийской разведкой ворваться в Житомир и ударить вдоль улицы картечью.
Поляки, завидев въезжавшую в город артиллерию, понеслись от нее вдоль улиц, и в какую улицу не помчатся – так и наткнутся на говорящие с ними огнем жерла пушек, давно приученных к смелому, кинжальному удару. А кавалерийская разведка Щорса заехала с вокзала, и с гиком в два полуэскадрона понеслись на врагов с тыла. И ни одни не 

110

ушел живым из того конного уланского полка, что надругался над телом Боженко.
Пока артиллерия громила вражеских улан, Щорс погнал и пехоту. Утром Щорс стоял над взрытой батькиной могилой возле памятника Пушкину на бульваре и говорил бойцам:
- Что ж, правду сказал батько – не улежалось ему в могиле, и мертвый пошел воевать он, как полагается народному герою.
Кабула, услышав по приезде в Рогачев о надругательстве над батьком и о том, что Щорс вернул Житомир обратно, уничтожив всю наступавшую дивизию сичевиков и кавалерийскую бригаду пилсудчиков, прошел за неделю до самого Коростеня, разбил под Межиричами одним полком своим другую дивизию галичан и польскую кавалерию, предводимую Тютюнником, передавшимся Пилсудскому и набиравшим в Польше кавалерийские легионы. Эти легионы бросились в атаку под Межиричами, прицепив к плечам старинные жестяные крылья (употреблявшиеся польскими войсками еще в XVI веке), думая их видом и их дряхлым звоном напугать красных бойцов.


* * *

Сразу после похорон батька Боженко до начдива пришли известия о гибели другого полкового командира Черняка. Тимофей Черняк был зверски убит в Здолбуново (современная Ровенская область) пробравшимися в расположение Новгород-Северской бригады петлюровцами.
Во время церемонии прощания с Боженко Щорс получил приказ любыми силами удержать, как можно дольше, Коростень. Это было очень важно для большевиков, так как через Коростень эвакуировался Киев, на который с юга уже наступал Деникин. После потери Киева перед Щорсом, дивизия которого находилась под Житомиром, встала задача эвакуироваться из этого района, поскольку его дивизия уже практически находился в клещах: с запада наступали поляки, на юго-западе – Петлюра, южнее – Махно, с востока –
деникинцы. Находясь у Коростеня, начдив начал организацию отступления, при этом его дивизия регулярно вступала в бой с наступающими с запада войсками Петлюры. К этому моменту дивизия Щорса стала именоваться 44-ой стрелковой. Ее образовали путем объединения под началом Щорса 1-ой Украинской советской и 44-ой пограничной дивизий (командир И.Н. Дубовой). Дивизионные полки получили новую нумерацию:
1-ый, 2-ой и 3-ий Богунские полки были переименованы в 388-ой, 389-ый и 390-ый Богунские полки, соответственно.


* * *

Дубовой Иван Наумович родился 12-го сентября 1896-го года в хуторе Чмировка
Чигиринского района Киевской губернии (ныне село Новоселица Чигиринского района
Черкасской области). Украинец. Из крестьян. Детство Дубового прошло в Донбассе.

111

Учился в Киевском коммерческом институте.
В ноябре 1916-го года призван в армию и зачислен в 30-ый Сибирский пехотный полк. Окончил школу прапорщиков в Иркутске в 1917-ом году.
В июле 1917-го года еще в период военной службы в царской армии вступил в РСДРП (б). Участвовал в установлении Советской власти в Иркутске, Красноярске, затем вернулся в Донбасс, где принимал активное участие в революционных событиях.
С февраля 1918-го года – командир отряда Красной Гвардии в Бахмуте.  С марта 1918-го года в Красной армии. Был военным комиссаром Новомакеевского района, комендантом Центрального штаба Красного Донбасса, участвовал в боях с германо-австрийскими интервентами, в мае 1918-го года назначен помощником начальника штаба 10-ой армии, летом и осенью 1918-го года участвовал в обороне Царицына.
С февраля 1919-го года – начальник штаба группы войск Киевского направления Украинского фронта, воевал против войск Петлюры. Затем назначен начальником штаба 1-ой Украинской советской армии, в мае-июле 1919-го года исполнял должность командующего 1-ой Украинской армии.
В июле 1919-го года назначен начальником 3-ей пограничной дивизии, затем начальником 44-ой стрелковой дивизии. В начале августа 1919-го года после объединения 44-ой стрелковой дивизии с 1-ой Украинской советской дивизией стал заместителем командира дивизии (Н.А. Щорса). С 30-го августа 1919-го года после того, как Н.А. Щорс был убит в бою, стал начальником 44-ой стрелковой дивизии.
В 1921-ом году активно участвовал в ликвидации политического бандитизма и повстанческих выступлений на Украине.
После окончания войны и до 1922-го года еще продолжал командовать 44-ой стрелковой дивизией.
С октября 1929-го года помощник командующего, а с декабря 1934-го года заместитель командующего Украинского округа. С мая 1935-го года – командующий войсками Харьковского округа. Арестован 21-го августа 1937-го года. Расстрелян 29-го июля 1938-го года.


* * *

Щорс никак не мог объяснить, что же, наконец, значит разнобой в приказах
командования, и куда же девались три дивизии южной группы Двенадцатой армии, которых не оказывалось в том месте, где надлежало им быть по диспозиции фронта. Все это было, конечно, не случайно.


* * *

В тот момент, когда Щорс решал вопрос о разгроме Петлюры на украинской
территории, чтобы развязать руки для удара по Деникину, уже двинувшемуся к Украине с

112

Дона, в тот самый момент предатель Троцкий продолжал настаивать в Москве на необходимости развития западного похода и предлагал снять восточную армию, только что отогнавшую Колчака от Урала на Западный фронт.
Ленин, опираясь на поддержку Сталина и Дзержинского, отстранил Троцкого от какого бы то ни было вмешательства в дела Восточного фронта.
Щорс и комиссар Ткалун знали об этом решении. Однако украинское командование, поддержанное только что побывавшим здесь Троцким, наводнившим в войсках командные посты “своими людьми”, ничем не проявило своей решимости свертывать поход на запад и своими приказами ставило 44-ую дивизию в самое затруднительное положение, дергая ее, то вперед, то назад.
В то время, когда Щорс едва сдерживал инерцию отступления полков, только что побывавших в Галичине, стремился перевести движение с запада на север и, заманить Петлюру на себя вглубь территории, окружить и разбить его под Житомиром или под Бердичевом, высшее командование расстраивало его планы, требуя нового удара на Проскуров и Каменец-Подольск, не считаясь с фланговыми обходами белополяков со стороны Коростеня и Ровно. Кроме того, в этот момент Ткалун приказом главкома внезапно отзывался.
Незадолго до этого Ткалун раскрыл Щорсу картину происходящей борьбы и авантюризма Троцкого в его путанных стратегических планах. Щорс, прислушиваясь к тому, что ему рассказывал комиссар, вдруг сказал:
- Я это давно подозревал. Я думаю, что это самое страшное – начинается смертельная борьба с нами всех авантюристов в тылу. Теперь уже ясно, кто батька Боженко отравил.
- Так вот, Николай, ты остерегайся, - сказал Ткалун – Все это не случайно, конечно. Именно затягивания на запад будут добиваться прихвостни Троцкого. А это, мало сказать, ложный шаг – это предательская авантюра. Будь готов ко всему.
Ткалун не ошибался. Троцкий вскоре еще раз обнаружил свои авантюристические тенденции поданным им на утверждение Политбюро вредительским планом отражения
Деникина. План этот был совершенно отвергнут.


* * *

Из двух последних приказов по армии Щорс знал о назначении нового командования и прибытии нового члена Реввоенсовета Арапова. Командармом был
назначен бывший царский генерал Семенов.
Щорс понял, к чему все это идет. Он знал, что если до сих пор враги из штаба не решались снять его, то объяснялось это лишь его огромной популярностью в войсках. Знал, кроме того, что по поводу смерти батька Боженко по всей дивизии ползли слухи о том, что вовсе не полячка отравила батька, а “под эту марку” отравили батька “инспектора”, присланные со специальной целью уничтожить Боженко и Щорса.
Щорс не стерпел подобной клеветы, вступился за доброе имя боевого товарища и

113

наговорил достаточно много резкостей начальству. Но снять Щорса с дивизии при данной обстановке было невозможно. Это понимал командующий армией, понимал это и Щорс.
Чтобы лишить Москву защиты и опоры  в отличие от прежнего члена Реввоенсовета, Арапов сдружился со Щорсом и почти неотлучно, находясь в дивизии и центральной боевой группе на юго-западном участке. Он пытался дать ему понять, что пора ему изменить тон и либо безоговорочно повиноваться бездарному командованию, все время противоречиво и непоследовательно путавшему карты боевых действий, либо уйти из дивизии.
Щорсу несколько раз в штабе предлагали отпуск и на его упрямый отказ качали головами и говорили: “Ведь вы же кашляете кровью”.
У Щорса действительно был туберкулез, иногда после сильного напряжения открывалось кровохарканье.
- Я хочу заставить кашлять кровью врагов, - отвечал Щорс, - и меня не беспокоит мой кашель.
В отпуск Щорс идти не хотел, боевые задания он перевыполнял, далеко обгоняя робкие планы командующего армии, и единственной причиной для снятия его с дивизии могла быть провокация.


* * *

Однажды утром Щорса разбудил телефонный звонок.
- На вокзале вас ожидает прибывшее командование армии. Явитесь немедленно с рапортом, - сообщили из штаба.
Щорс направился на вокзал.
Ткалун поехал на вокзал вслед за Щорсом, узнав о приезде командования лишь через полчаса, и испытал досаду на то, что комдив не разбудил его и взял на одного себя
возможные неприятности.
Он застал Щорса уже сидящим в машине, чтобы ехать обратно.
- Что же ты меня не взял с собой? Напрасно, не было бы лишней трепки нервов... На чем договорились?
- На завтра здесь назначено генеральное совещание штаба, я докладчик. Негласный суд и расправу думают учинить надо мной... Я им дам ответ, не беспокойся.
- Да я не беспокоюсь. Но ты знаешь, на коростышевском направлении нажимает не то Соколовский, не то шляхта, не то галичане.
- Знаю, - отвечал Щорс, - я послал туда нежинцев с батальоном Кощеева в помощь Боченгарду.
- Слышишь? Гвоздит артиллерия.
- Слышу...
- Ну, давай!
Ткалун пошел в салон-вагон командарма.
- Очень приятно, - цедил командарм, слушая упрек Ткалуна за то, что командарм не

114

нашел нужным известить заранее штаб дивизии о своем прибытии в Житомир.
- Ведь вам уже, в сущности, безразлично: вы уезжаете в Москву.
- Разрешите вам заметить, что мне и в Москве не будет безразлично то, что происходит здесь, - резко отвечал Ткалун, сразу сбивая спесь с командарма. – И разрешите мне, а не Щорсу, дать разъяснения новому командованию о положении на фронте.
- Вас ведь ничто к этому не обязывает. Вы отчитаетесь в Москве перед Реввоенсоветом, а здесь будет отчитываться начдив Сорок четвертой.
- Я на этом настаиваю.
Семенов вмешался в разговор, и вяло заявил:
- Ваш доклад не означает, чтобы разложить ответственность на двух.
- Так точно, - заявил Ткалун.
- Хорошо, мы предоставим вам слово для доклада.
Ткалун не жалел об этом, потому что он решил повести дело начистоту и добиться внесения полной ясности в задачи фронта. Кроме того, ему хотелось уяснить: во имя чего делаются все изменения в командовании, в руководстве и какие именно новые принципы намерено установить новое командование.


* * *

Щорс, проверив свою сводку по дивизии, понимал, что в сущности, ничего угрожающего нет ни на одном участке: демонстрация у Коростышева производится лишь для того, чтобы отвлечь командование дивизии от основной ее задачи у Житомира.
Обойти с тыла Житомир по направлению к Киеву – для врага значило поставить себя под фланговый удар.
Правда, резервы Щорса в Житомире были невелики: кроме курсантов и недавно расформированного и плохо укомплектованного Нежинского полка, был лишь батальон
Кощеева да Одиннадцатый полк Боченгарда, державшего заслон от Коростеня, да две
отдельные пулеметные роты.
Щорс выдвинул на участок под Коростышев в помощь отошедшему полку Боченгарда Нежинский полк, придав ему батальон Кощеева и артиллерийский дивизион. Курсантов своих Щорс берег от всякого риска, считая необходимым сохранить их до выпуска и при новом, неизбежном после ближайших решительных боев формировании дать всей дивизии новых, выращенных и воспитанных им самим в разгаре боев командиров из лучших и способных бойцов дивизии.
Как ни рвались в бой курсанты, Щорс укрощал их:
- Ждите, скоро вы мне понадобитесь для больших дел.





115


* * *
Утром следующего дня Щорс явился в салон-вагон по вызову командования для доклада.
Стуча стеком по карте, развешенной в салон-вагоне командарма, он говорил:
- Мы в мешке!.. Но мешок, о котором вы говорите, завязан только провокационной путаницей заброшенных к нам в тыл со стороны Петлюры предателей и таинственным отсутствием трех дивизий вверенной вам армии. Вместо того чтобы накопить и сконцентрировать и дать сейчас генеральное сражение Петлюре, чтобы уничтожить этого противника и повернуть на юг к другому – Деникину – мы все время растекаемся, как будто для вас и сейчас является задачей захват территории и поход на запад. Вот и результат этой стратегии: ни южная, ни западная армии ничем не связаны в своих действиях, и все предоставлено случаю. Имеет ли командование сейчас задачу объединить хотя бы свою армию для сокрушительного удара по врагу? Я еще не знаю вашего мнения. Но, по крайней мере, я не вижу этого из приказа командующего армией и думаю, что нет. Однако же, высказав все это, я все же заверяю вас в том, что если мне будет предоставлено право защищать свой план обхода и всех намеченных мной боевых операций, я развяжу этот мешок и закреплю за армией всю пройденную ранее и оставленную нами территорию.
- Вы начинаете с обвинения командования, товарищ начдив, вместо того, чтобы выслушать их сами.
- Извольте, я слушаю, - заявил Щорс, пристально глядя на командарма, у которого надулись жилы на висках от той неслыханной дерзости, какую позволил себе этот “партизанский выскочка, слывущий легендарным”.
В это время вошел Ткалун.
- Так вот, выслушайте же... – повторил, откашлявшись, бывший царский генерал Н.Г. Семенов. – “Поглощение территории” без способности закрепить ее за собой является исключительно вашей виной. Это и есть та лихая партизанщина, которой мы, прежде всего, решили положить здесь конец. Идея завоевания Европы, “поход на Венгрию” – это и есть та порочная мечта, которую родила ваша дивизия.
- С больной головы на здоровую, - покраснел и встал Ткалун, начав по
обыкновению играть рукояткой казацкой своей сабли. – Перейдемте ближе к делу, у нас нет времени для болтовни.
Семенов, однако, не смутился, он продолжал с тем же наигранным апломбом:
- Венгрия улизнула,  ваша дивизия, вытянувшись слоновьим хоботом, застряла между белополяками с одной стороны, и галичанами с другой.
- К чему вы говорите все это? – опять не стерпел Ткалун.
- Командование – главковерх - предостерегали вас, насколько мне известно, об этой авантюре, - заявил Семенов.
- Это же провокация. Я требую от вас конкретных обвинений! - сказал Щорс командарму, вставая с места.
- Прошу выслушать, что говорит командарм. Я могу вас разоружить и снять с

116

дивизии! – закричал Семенов.
- Это вряд ли! – возразил Щорс и встал, выпрямившись, дрожа от гнева.
Ткалун решительно поднялся и крикнул Семенову:
 - Требую от вас немедленно отказаться от гнусной клеветы на героическую дивизию и ее командира, гражданин командующий.
Щорс стоял среди вагона в расстегнутой гимнастерке, с лихорадочно разрумянившимся лицом и горящими глазами. Синие глаза потемнели от расширившихся зрачков и казались черными. Он тяжело дышал.
Семенов поглядел на Арапова, члена Реввоенсовета 12-ой армии и увидел, что его политический ватерпас сидит как в воду опущенный, вдруг переменил тон.
- Все сказанное вызвано лишь вашим тоном, товарищ начдив,- обратился он к Щорсу. – Заметьте все же, что с моим прибытием сюда я несу ответственность за состояние фронта и этого участка. Мне известно, что на коростеньском участке неблагополучно. Галичане обходят вас с тыла при содействии белополяков и, судя по артиллерийским разрывам, бой происходит у подступов к городу. Какие части вами выдвинуты в заслон, и какие имеются на фронте?
- Разрешите мне отправиться на фронт и оставить вас. Я вам дам полный отчет после боя.
- Я рекомендую вам выставить в заслон вашу школу курсантов, лодырничающих здесь уже три месяца.
- Назначение школы предусмотрено для других целей, и курсантов я не выведу дальше караульной службы в городе. Я могу, однако ж, дать вам ее в охрану...
Лицо командарма дернулось.
- Я требую выдвинуть школу на позицию.
- Школы я не дам и не вижу в этом никакой нужды. Я сам поведу сражение и имею достаточно сил для любого отпора и нападения.
Щорс и Ткалун вышли, оставив командование в полном расстройстве чувств.
- И какая же дрянь наехала! – сказал Ткалун.
- И этот препахабный рыжеусый кот – генерал командующий! Ну, кто ж ему поверит? Как можно выдвигать таких вот препахабных бывших тузов в командующие?! Или уже свет клином сошелся и нет в большевистской партии военного сословия?
- Ничего! Дай только срок до Москвы добраться! – откликнулся Ткалун.


* * *

Щорс заехал в школу. Дисциплинированные курсанты, как всегда, встретили его развернутым фронтом. Но в сдержанности их приветствий столько рвущейся к любимому командиру сыновней сердечности, что Щорс постоянно заезжал к ним черпать новой силы.
Любая усталость пропадала у него при встрече со своим “детищем”, как он назвал школу. И он ездил к курсантам в те минуты, когда нуждался в такой поддержке.

117

Так заехал он к ним и сейчас.
- Товарищ Щорс, - обратился к нему один из смельчаков, - не выдерживаем мы звука орудий. Ведь бой в двадцати верстах. Соскучились мы по бою!
- Понимаю... да я и сам соскучился. Дисциплина, товарищи. От боя вам не уйти. Драться будем не позже, чем через три дня. Товарищ Карцелли, поручаю тебе замещать меня по гарнизону. Школа остается на караульной службе.
И он простился со своими любимцами.


* * *

Командующим 12-ой армии был назначен царский генерал, известный штабист Николай Григорьевич Семенов. Спокойный и медлительный по характеру, он не был приспособлен к столь бурным революционным событиям, к совершенно неожиданным, головокружительным наступлениям и отступлениям, изменам и беззаветным подвигам людей, необычной исполнительности и прямому игнорированию приказов. Невероятный хаос на родной украинской земле часто вызывал у Николая Григорьевича недоумение, а иногда и скрытую растерянность. Немецкая оккупация, гайдамаки, петлюровцы, белополяки, французские и английские десанты; казацкие и куркульские (кулацкие) восстания, партизанщина, деникинские войска, бандиты и атаманы самых разных мастей, дезертиры, зеленые – все перемешалось, все кричало, пропагандировало, требовало, стреляло, дралось, изменяло, перебегало из одной группы в другую, наступало, отступало.
- Ну, и обстановка, - поглаживая белокурые пышные усы, часто говорил “наш генерал”, как называли Семенова.
Честнейший человек, беспредельно преданный Советской власти, рыцарь слова  в лучшем значении этого понятия, Николай Григорьевич не жалел ни сил, ни времени для приведения в порядок 12-ой армии. Он частично обращался к Затонскому, Сафонову и членам Реввоенсовета армии за разъяснением множества общественно-политических явлений того времени. Воспринимал он сказанное вдумчиво, принимал решение после того, как все взвесит. Спокойный характер Семенова очень помогал в тогдашней трудной
обстановке создать и выковать твердые, хорошо слаженные части 12-ой армии. Своими военными знаниями, огромным опытом штабной работы он способствовал укреплению
дисциплины в полках и дивизии.
Когда Н.Г. Семенов, назначенный командующим армии, приехал в Киев, явился в штаб и стал знакомиться с обстановкой, то он не мог точно установить, из каких частей состояли украинские войска, вошедшие в 12-ую армию, где эти войска – части соединения – находятся, с кем дерутся, какова цель их боевых действий. Отдельные командиры сначала отказывались подчиняться новому командующему, ссылаясь либо на местные условия, либо на то, что он бывший царский генерал.
Фронт 12-ой армии был необычайно велик: от Речицы, Олевска, западнее Житомира, на Жмеринку, Одессу, Николаев, Херсон и заворачивал на Запорожье,
Екатеринослав, Полтаву. Какие вражеские силы были против 12-ой армии? На западе она

118

вела бои с петлюровскими бандами и польскими частями, на востоке – с деникинцами
(войска генерала Бродова). На юге, по побережью Черного моря, против нее стояли греческие дивизии и две дивизии венгров, на румынской границе – войска генерала Щерточева. Приходилось вести бои и против многочисленных кулацких банд, тесно связанных с петлюровцами. Эти банды действовали в районах между штабом 12-ой армии и ее боевыми частями, и они, конечно, затрудняли связь с войсками.
Обстановка на фронтах и в тылу армии сложилась крайне неблагополучная.
Приказ войскам 12-ой армии от 7-го августа 1919-го года характеризует длину фронта на юге. В этом приказе говорилось, что согласно приказанию РВСР 45-ая, 47-ая и 58-ая дивизии продолжают упорно сдерживать противника, помогая друг другу. Наиболее крепкие части дивизий должны сгруппироваться для  последовательной упорной обороны узлов Одесса, Херсон, Николаев, Болта, Бирзула, Ольвиополь, Ново-Украинка, Кривой Рог, Александровка, Знаменка, Елизаветград, Христиновка, Цветково, Бобринская, Кременчуг.
Протяженность фронта трех дивизий составляла более тысячи километров. К этому надо добавить борьбу с бандами в тылах дивизий. В августе 1919-го года части войск
12-ой армии, чтобы не оказаться отрезанными надвигавшимся противником с запада и юга, должны были стянуться в район Киева, где происходили упорные бои, имевшие целью задержать наступающего противника. Ценой огромных усилий это удалось осуществить – дивизии миновали окружение.


* * *

Н.А. Щорс мог проявлять свои незаурядные способности на полях сражений с врагом. Но пережитки партизанщины и недоверие к военспецам были настолько еще сильны в армии, что даже такой способный командир, каким являлся Щорс, и тот был подвержен этой болезни.
Вот как проявлялась эта болезнь у Николая Александровича.
Командир 12-ой армии Н.Г. Семенов приказал Щорсу подтянуть его дивизию к Киеву, чтобы иметь возможность использовать ее в защите города, который было
приказано оборонять до последней капли крови. И тут Щорс оказался тягчайшим
нарушителем дисциплины, отправив по телеграфу неожиданный ответ: “Выполнять приказ не стану. Щорс”.
Обсудив создавшееся положение, Реввоенсовет того же дня направил в штаб дивизии члена Реввоенсовета С. Арапова. На перроне вокзала его ожидала торжественная встреча. Это как-то не вязалось с телеграммой Щорса.
Щорс ввел Арапова в вагон. В салоне стоял большой стол. Вдоль стола сидели командиры Дубовой, Кассер, Подгорецкий, отец Дубового, старый донецкий шахтер и другие. Все встали. После минутного молчания Арапов спросил Щорса, почему он отказался выполнять приказ командующего.
- Не буду выполнять приказ царского генерала, - нервно ответил Щорс. – Его

119

решения считаю опасными.
Арапов стал разъяснять, что задачей 12-ой армии является защита Киева не только от петлюровцев, но и от деникинского наступления. Реввоенсоветом республики по указанию Ленина нашей армии поставлены задачи: первая – оборона на западе, вторая – активная борьба на внутреннем фронте против мятежников и третья – активные действия против войск Деникина. Что касается бывшего генерала Семенова, то ныне он советский командующий, назначенный Реввоенсоветом республики с ведома и согласия товарища Ленина.
- Да будет вам известно, Николай Александрович, - сказал Арапов, - что всей борьбой против контрреволюционных войск и оккупантов руководит Владимир Ильич Ленин. Ни одно серьезное назначение не проходит мимо него. Семенов – честный человек, он преданно работает. Конечно, Семенов может ошибаться, политически он еще мало подкован, но ЦК потому и назначил члена Реввоенсовета коммунистов, чтобы контролировать и помогать Семенову.
- Вот вы сами говорите, что можете ошибаться! – воскликнул Щорс. - Мы обязаны указывать вам на его ошибки.
- Это правильно, но нужно действовать иначе: нельзя нарушать революционную дисциплину. Вы должны были, обязаны были спокойно изложить свои соображения при личной встрече с членами Военного совета или по прямому проводу. Приказ сосредоточения дивизии под Киевом имеет большое значение. Необходимо дивизию держать в кулаке, а у вас она разбросана. Вы проявили недисциплинированность, нервозность. В вас еще не изжит дух партизанщины, против которой Ленин ведет жесточайшую борьбу. Возможно, вам известны решения VIII съезда партии и выступления Владимира Ильича на этом съезде по вопросу о дисциплине? Если нет, расскажу...
Доводы Арапова со Щорсом основывались на решениях VIII съезда РКП (б) и на постановлении Пленума ЦК Коммунистической партии (большевиков) Украины. Пленум ЦК КП (б) Украины состоялся 1-2-го августа 1919-го года. В этот же день Политбюро ЦК КП(б)У дало указание армейским частям о быстрейшем преодолении партизанщины в армии и кулацкого бандитизма, о приглашении военных специалистов, об укреплении военной дисциплины, улучшении снабжения войск всеми видами продовольствия.
Своими тонкими красивыми пальцами Щорс постукивал по столу. Временами
теребил бородку. Вдруг он схватил ручку и что-то стал писать на клочке бумаги.
- Я подаю рапорт об освобождении! Не буду больше командовать, - сильно волнуясь, проговорил Щорс, потом вскочил, сорвал с себя ремень, револьвер и бросил их на стол.
Что было делать?
Арапов подумал, огляделся. Все присутствующие, растерянные и удивленные, встали. Встал и Арапов, взял рапорт и, почему-то подняв его высоко, разорвал и бросил.
- Вот ваш рапорт! Вы обязаны командовать дивизией, раз вас назначил Реввоенсовет.
Арапов, не сдерживаясь, наговорил Щорсу дерзостей, обвинив его в партизанщине,
недисциплинированности, анархизме.

120

Результат получился неожиданный: Николай Александрович схватил Арапова,
крепко обнял и расцеловал.
Все успокоились. Беседа перешла на выяснение текущих дел.


* * *

Скоро и Гребенко восстановили в должности комбрига. Решающей здесь оказалась любовь кавалеристов к своему командиру и его твердое обещание не проявлять больше политических колебаний. Осенью 1919-го года бригада участвовала в тяжелых боях против деникинцев на Черниговщине, и комбриг Гребенко был ранен. Однако, как показали дальнейшие события, “политическое разложение”, начавшееся в его войсках задолго до осени 1919-го года, можно было только временно задержать, но никак не ликвидировать. Большая часть бойцов бригады объявила о своей петлюровской ориентации, и развернула партизанские действия в тылу Красных войск. По стратегическому шоссе Черниговщины стало опасно ездить, так как проходившие автомашины регулярно обстреливались новоявленными партизанами. В ответ на это командир Червоного казачества Виталий Примаков получил приказ – в ближайшее время разоружить “контрреволюционную” бригаду. Примаков выполнил приказ, а Гребенко был повторно отстранен от командования. Следствие и суд были короткими, и они, естественно, не приняли во внимание боевые заслуги атамана из Таращи. За “контрреволюционную деятельность” Федор Гребенко был расстрелян...
Сами гребенковцы были разоружены казаками Примакова, но не расформированы. Исходя из сложной оперативной обстановки, большевистское военное командование решило дать им еще один шанс, назначить к ним командиром старого кавалериста Гринева, вполне лояльного к большевикам. Но не помогло и это. Гребенковцы не желали служить коммунистам и однажды подняли восстание против них. Оно было жестоко подавлено.


* * *

Лето 1919-го года было жаркое, не дождливое, и в особенности август. Он весь был
солнечно-золотой. И Щорс, любивший природу, возбужденный быстрой ездой, любовался окрестностями, открывавшимся перед ним простором полей, уже сжатых. Кое-где краснела стерня гречихи, отливающая кровавым рубином, а рядом янтарная стерня жита, ячменя или пшеницы, а вот лиловеют и листья еще не убранного буряка, а вот зеленеет и картошка.
Вся гамма красок, как бы разбросанных на палитре, лежала на полях, окаймленных синеватою вдали, изумрудно-зеленою вблизи полосой лесов.
30-ое августа 1919-го года Щорс, Дубовой, Петриковский и политинспектор из
12-ой армии собрались выехать в части вдоль фронта, думая о том, чтобы на месте решить

121

возможность несколько отодвинуть противника от Коростышевского уезда.
Автомашина Щорса ремонтировалась. Решили воспользоваться машиной Петриковского. Водителями автомобиля были Прокофьев Петр Петрович (старший) и его помощники Кассо Зиновий Арапович и Прокофьев Филя, брат Петра Петровича. В день отъезда Петр Прокофьев болел, вместо него за рулем сидел Кассо. Машина была сильной, пятиместной. Выехали днем. Спереди сидели Кассо, рядом с ним Петриковский, на заднем сидении сидели Щорс, Дубовой и политинспектор Танхиль-Танхилевич. На участке Богунской бригады Щорс решил задержаться. Договорились, что Петриковский на машине едет в Ушомир с тем, что, приехав на место, Петриковский посылает машину за оставшимися на позиции, и тогда они приедут в Ушомир в кавбригаду и захватят Петриковского обратно в Коростень.
В конце августа 1919-го года 44-ая дивизия обороняла Коростень. 388-ой стрелковый полк Казимира Францевича Квятека занимал оборону от деревни Могильно до Белошицы. Квятек прибыл на участок 3-го батальона деревни Белошицы, командиром которого был Гавриленко, с целью организовать контрудар, чтобы оттянуть часть сил петлюровских и галицийских частей на себя. Когда Квятеком была подтянута резервная рота на опушку леса, отдано распоряжение и была поставлена задача, Квятеку сообщили из штаба полка Могильно, что в 3-ий батальон прибыл Щорс, его заместитель Дубовой, начартдивизии Семенов и другие. Квятек на окраине села встретил Щорса и доложил ему обстановку. Щорс приказал вести его на позицию. Квятек Щорса уговаривал не ходить на передовую линию огня, однако он пошел к бойцам, лежащим в окопах, вел с ними разговоры, шутил. Один из красноармейцев вдруг заявил Щорсу, что он с утра наблюдал скопление противника в сарае, что там имеется и пулемет и что, мол, Щорсу опасно разгуливать открыто. Семенов, начальник артдиивизона, предложил обстрелять сарай из батареи и распорядился командиру батарей перенести командный пункт к себе, и когда командный пункт батареи был готов, принялся стрелять сам. Семенов стрелял неудачно, снаряды разбрасывал, чтобы прекратить напрасную трату снарядов, Квятек предложил Щорсу поручить стрелять начальнику батареи Химиченко, который с 34-м снарядом накрыл сарай, показался дым, пыль, которые закрыли этот сарай. Спустя секунд 20, вдруг был открыт пулеметный огонь. Квятек лег левее Щорса. Дубовой с инспектором
легли справа. Лежа под пулеметным огнем, Квятек обратил внимание Щорса на то, что у противника хороший боец пулеметчик, что он изучил перед собой участок и хорошо, видно, наблюдал при стрельбе. Щорс ответил ему, что пулеметчик у противника хорош, выдержанный.  В это время Квятек услыхал крепкую ругань красноармейца, который говорил, “кто там стреляет из револьвера?”, но стреляющего Квятек не видел. Разговор со Щорсом прекратился. Квятек посмотрел на миг на Щорса и заметил его стеклянные глаза, и Квятек крикнул Дубовому – Щорс убит. Тут же Квятек поднялся и помчался на опушку леса, 50-70 метров от опушки, к месту расположения резервной роты, штаба батальона, медицинскому пункту помощи батальона. К возвращению Квятека с санитаром Дубовой уже оттянул Щорса за укрытие и приказал комбату  выполнять поставленную задачу, то есть нанести удар врагу. Квятек лично сам пошел с наступающими целями вперед. Пройдя с ними метров 500-600, Квятек вернулся обратно, но Щорса уже не было, его увез


122

Дубовой в Коростень.
От медсестры Квятек услышал, что удар был Щорсу нанесен в правый висок. Он
жил 20 минут, не приходя в сознание.


* * *

Официально озвученная версия гибели Щорса звучала следующим образом: начдив погиб на поле боя у села Белошица (ныне Щорсовка) недалеко от Коростеня от пулевого ранения в голову, которое причинил ему петлюровский пулеметчик, засевший у железнодорожной будки. Главными источниками этой версии были Иван Дубовой, служивший в 44-ой дивизии заместителем Щорса, и командир Богунского полка Казимир Квятек, находившиеся в момент гибели начдива в непосредственной близости от Щорса. Это случилось 30-го августа 1919-го года. Перед началом боя начдив и Дубовой прибыли в окрестности села Белошица, где бойцы 3-го батальона Богунского полка (командир 
Ф. Гавриченко) залегли в цепь, готовясь к бою с петлюровцами. Богунцы рассредоточились вдоль железнодорожной насыпи на краю небольшого леса, а впереди, примерно в 200 метрах от насыпи, стояла железнодорожная будка, в которой петлюровцы организовали огневую пулеметную точку. Когда Щорс находился на позициях, противник открыл сильный пулеметный огонь, в радиус действия которого попал и начдив. Со слов Дубового, огонь был настолько сильным, что вынудил их залечь на землю. Щорс начал рассматривать в бинокль пулеметную позицию противника и в тот момент роковая пуля настигла его, попав прямо в голову. Спустя 15 минут, начдив скончался. Иван Дубовой, который, как долгое время считалось, был единственный свидетель гибели Щорса, утверждал, что он лично бинтовал Щорсу простреленную голову и в это самое время начдив умер буквально у него на руках. Входное пулевое отверстие, по утверждению Дубового, находилось спереди, в районе левого виска, а вышла пуля сзади. Такая геройская версия гибели красного командира вполне устраивала политическую верхушку страны Советов, и долгое время под сомнение никем не ставилась.
После гибели Щорса его тело без вскрытия и медицинского освидетельствования
было переправлено в Коростень, а оттуда траурным поездом в Клинцы, где состоялась церемония прощания родственников и сослуживцев с начдивом.
Щорс был положен на стол в большом штабном зале, увитый букетами и ветками осенних цветов. И боевые знамена клонились над ним – будто спящим, суровым и строгим, с ясным лицом.
Сменяемы каждые 15 минут, стояли у гроба своего полководца курсанты его военной школы – его полевой академии. Вести о смерти Щорса каким-то странным образом обогнали прибытие комиссара, привезшего тело героя. И весь город всколыхнулся. Люди теснились у входа во двор штаба с цветами и лентами, и трудно было отбиться от желающих отдать ему последнюю честь прощания. Курсанты распоряжались всем.
Первыми в почетный караул стали вместе комиссар и Карцелли, а также прибывший командир и член Реввоенсовета Арапов. Глядя на него, комиссар думал свою
123

тайную думу, желая разрешить мучивший его вопрос: чего добивался Реввоенсовет, посылая этого человека в спутники генералу Арапову, создавшему наиболее
благоприятные условия для этой смерти, этой, быть может, тяжелейшей для всей Украины утраты?
“Не это ли вам было нужно?..” – невольно задавался он тревожащим его вопросом. И, проходя рядом с Араповым после смены в карауле, комиссар сказал:
- Я возьму ваш салон-вагон для отправки тела Щорса. Моя же квартира и квартира Щорса в вашем распоряжении, - добавил он, вкладывая в это всю горечь вызова.
Лицо Арапова перекосилось при этих словах, но он ничего не ответил, а лишь наклонил голову в знак согласия.
Тело Щорса в Клинцах встречали Хайкина и Е.А. Щорсико, тот самый Щорсико, который позже в годы Великой Отечественной был заместителем наркома обороны СССР. Из Сновска срочно приехал отец и сестра Щорса. В Клинцах тело начдива забальзамировали, запаяли в цинковый гроб, который установили в салон-вагоне, в тот же самый салон-вагон, в котором полтора месяца тому назад скончался батько Боженко. У комиссара временами поднимался гнев, когда он вспоминал тот тон, который позволил себе по отношению к Щорсу бывший генерал, а ныне командующий, и он думал: “Расскажу Ворошилову и Сталину расскажу! Такому положению нельзя оставаться, армия разложится под таким командованием. Единственная дивизия, которая вынесла на себе все, обезглавлена и отдана в руки обалдуям или предателям, черт их разберет”.
Щорса решено было везти в Почеп – на место организации 1-го Богунского полка. Всем частям и всем войсковым соединениям был дан приказ сопровождать останки Щорса до вокзала.
Под звуки “Реквиема” двинулось это печальное шествие от помещения штаба к вокзалу.
Не услышать больше бойцам того бодрящего голоса, который всегда означал победу, который даже из поминок по батьку Боженко вместо слез о великой утрате создал бой и победу. Щорса оплакивал мягкий и ясный, как осенний воздух, Моцарт и гневный и взволнованный Шопен.
- Товарищи красноармейцы! Погиб на поле брани ваш славный и бесстрашный
начальник, друг и товарищ Щорс! – говорил комиссар. – Товарищи! Имя Щорса вас всегда воодушевляло к новым революционным подвигам. Полки, сформированные на “нейтральной зоне” во времена гетманщины из маленьких отрядов, благодаря Щорсу, выросли в стройную, неустрашимую революционную армию. Под его предводительством вы совершили великие подвиги. Идеал революции вас согревал, а имя Ленина воодушевляло. Щорс вел вас к великим победам над врагами революции. В каждом богунце, новгородсеверце, нежинце и таращанце живет дух славного Щорса. Сердце каждого из красноармейцев билось за него и вместе с ним. Он был не только великим бойцом, он был не только бесстрашным героем, он был не только революционером с железной силой воли, он был не только одним из талантливейших полководцев – в красноармейской среде он был простым рабочим, добрым товарищем и верным и скромным другом. Смертью героя на революционном посту погиб ваш любимый друг и товарищ, Щорс. С верой в окончательную победу революции пал он. Он верил в

124

революцию, верил и в нас. И ни один из нас не обманет надежд и последнего его чаяния. Но каждый будет стремиться осуществить его идеал – идеал коммунизма. Реет в воздухе
над нашими головами дух героя, и слышен его мощный голос: “Братья, вперед, к новым победам во имя революции, во имя свободы! Она непобедима, она не погибнет!”
Двадцатизалповым салютом ответили богунцы на речь комиссара, и поезд отошел от станции, весь увитый траурными и красными лентами. Далеко-далеко он увозил Щорса.
Не доезжая Мозыря, комиссар, сопровождавший тело Щорса, получил телеграмму от командования за подписью Семенова и Арапова: “Верните состав в распоряжение командования немедленно”. Что это значило, комиссар не понимал. Он ответил телеграммой-вопросом: “Что вы хотите, и что это значит?” Ответ он получил: “Повторяем: верните салон-вагон в распоряжение армии. Перенесите гроб в теплушку другого состава нужного вам направления”. Комиссар ответил: “Стыдитесь!”
Комиссар думал о том, что произошло. И он в сотый раз представлял себе картину боя, в котором погиб Щорс, вспоминал все подробности обстановки.
“Ясно, что командование имело непосредственную задачу убрать Щорса. А почему им надо было убрать его? – спрашивал он сам себя, сосредоточенно прослеживая путь своих догадок. – Очень просто. Он не с ним, ни с главкомом, ни с Троцким. Вот тут–то, очевидно, и зарыта собака, и называется эта собака контрреволюцией”. Он поднялся и взволнованно прошелся по вагону.
Из Почепа товарным поездом гроб отвезли в Самару, где его и похоронили 12-го сентября 1919-го года, в том же гробу на местном  Всехсвятском кладбище. Похороны прошли тихо и скромно. В процессии участвовала Ф. Хайкина, а также красноармейцы, в том числе и богунцы – боевые соратники Щорса. Почему местом погребения Щорса была выбрана именно Самара, доподлинно неизвестно. Существуют лишь версии, из которых выделим три основных: 1) Щорс был вывезен в далекую Самару и тайно похоронен подальше от родных мест по распоряжению большевистской верхушки, пытавшейся таким образом скрыть истинные причины гибели начдива: 2) Начдива не стали хоронить на родине, поскольку опасались, что его могила, находясь в зоне активных боевых действий, может стать объектом вандализма со стороны неприятелей, как это произошло с
погибшим в Житомире в августе 1919-го года Боженко, над трупом которого жестоко надругались петлюровцы. Они извлекли тело Боженко из могилы, привязали к двум лошадям и разорвали на части. Никого не оправдывая, отметим, что происходившая накануне этих омерзительных событий процедура похорон Боженко выглядела тоже весьма непристойно – батьку похоронили на старом лютеранском кладбище в семейном склепе недавно умершего местного барона, останки которого  предварительно были выброшены из гроба, а на его место положили тело Боженко. В связи с рассматриваемой версией, приведем строки Ф. Хайкиной из выпущенного ею в 1935-ом году сборника “Легендарный нагрев”: “... Бойцы, как дети, плакали у его гроба. Это были тяжелые времена для молодой советской республики. Враг, чувствовавший близкую гибель, делал последние отчаянные усилия. Озверевшие банды жестоко расправлялись не только с живыми бойцами, но издевались и над трупами погибших. Мы не могли оставить Щорса на надругательство врагу... Политотдел армии запретил хоронить Щорса в угрожаемых

125

местностях. С гробом товарища поехали мы на север. У тела, положенного в цинковый гроб, стоял бессменный почетный караул. Мы решили похоронить его в Самаре”. 3) Есть 
сведения, что у супруги Щорса – Ф. Хайкиной, в то время в Самаре жили ее родители, бежавшие из Новозыбкова весной 1918-го года при подходе к городу немцев, которые могли бы ухаживать за могилой. Однако в голодном 1921-ом году оба ее родителя умерли. А в 1926-ом году Всехсвятское кладбище было и вовсе закрыто, и могилу Щорса в числе других сравняли с землей. Именно поэтому было принято решение о похоронах командира в городе на Волге. К тому же Хайкина на тот момент уже была беременна, и ей вскоре предстояло рожать, поэтому, возможно, она предпочла уехать на это время к родителям. Хотя точное место и время рождения их совместной со Щорсом дочери Валентины неизвестны. В пользу этой версии косвенно свидетельствует и такой немаловажный факт: с началом Великой Отечественной войны Фрума Хайкина эвакуировалась с дочерью из Москвы не куда-нибудь, а именно в Куйбышев.
Впрочем, впоследствии выяснилось, что для Самары легендарный красивый командир был не таким уж и посторонним. Как свидетельствуют ныне открытые для исследователей архивные материалы, летом 1918-го года Щорс под фамилией Тимофеев был направлен в Самарскую губернию с секретными задачами ЧК – организовать партизанское движение в местах дислокации чехословацких войск, захвативших в это время Среднее Поволжье. Однако каких-либо подробностей о его деятельности в самарском подполье пока найти не удалось. После возвращения с берегов Волги Щорс получил назначение на Украину, на должность командира 1-ой Украинской Красной дивизии, которую он исполнял до момента своей гибели.
Однако после смерти Щорса командование дивизией принял его помощник Иван Наумович Дубовой. Под его началом дивизия вскоре добилась значительных успехов на полях гражданской войны на Украине.


* * *

Уже после смерти Щорса, 31-го августа 1919-го года, Киев был взят
Добровольческой армией генерала Деникина. Несмотря на смерть своего командира, 44-ая стрелковая дивизия РККА при этом обеспечила выход из окружения Южной группы 12-ой армии.
Части 44-ой дивизии, которой командовал после гибели Н.А. Щорса И.Н. Дубовой, получили приказ наступать вдоль железной дороги Нежин – Киев. 5-го декабря 1919-го года они заняли станцию Бобрик, 11-го декабря – Бровары, 12-го декабря – Дарницу. Спустя два дня развернулась битва за Киев. 16-го декабря полк Богунской бригады, а затем и вся бригада перешла по еще не окрепшему льду Днепра и ворвалась в Киев. Для деникинцев это было полной неожиданностью, так как они не подозревали удара со стороны Днепра, считая его еще непроходимым. А бригаду богунцев провел старый рыбак Алексеев. Он шел впереди и ощупывал палкой лед, за ним шли цепочкой красногвардейцы. Бойцы ворвались в Киев с востока, а с запада – части 58-ой дивизии.

126

Начдив Дубовой, командир полка Савельев, рыбак Алексеев и все участники перехода через Днепр по приказанию В.И. Ленина получили награды за этот подвиг.
Однако тайна гибели Н.А. Щорса с того времени стола предметом официальных и неофициальных расследований, а также темой многих публикаций.








































127


Заключение

* * *

До середины 30-х годов прошлого века имя Щорса было практически неизвестно широким народным массам, хотя в Украине о нем помнили многие. Но все резко поменялось в 1935-ом году, когда Сталин поручил известному советскому режиссеру Александру Довженко снять историко-революционный фильм о Щорсе. Это был чисто идеологический заказ на создание пропагандистского фильма в пафосном революционном жанре. И Довженко выполнил этот фильм на совесть. Сталину фильм понравился. Наверняка Сталин знал о Щорсе, поскольку в свое время вождь был членом Реввоенсовета группы войск Курского направления, то есть фактически Украинского фронта, на котором дивизия Щорса играла одну из ключевых ролей. Консультировал съемочную группу Иван Дубовой. Ажиотаж был таков, что в первые несколько недель проката ее просмотрело около 30 миллионов зрителей.
В 1941-ом году кинокартине “Щорс”, а также ее автору и исполнителю главной роли Е.В. Самойлову была присуждена Сталинская премия.
После выхода фильма в прокат имя Щорса гремело по всей стране. Его именем стали называть улицы, площади и даже города. Во второй половине 30-х годов композитор Матвей Блантер на стихи Максима Голодного написал знаменитую песню о Щорсе – “Шел отряд по берегу...” При такой громкой славе весьма странным выглядит тот факт, что широкой общественности не было известно не только точное местоположение могилы Щорса, но и населенный пункт, в котором она находится. Даже абсолютное большинство самарцев не подозревало, что, став в одночасье легендой, красный командир похоронен в их родном городе. Поиски могилы Щорса во второй половине 30-х успехом не увенчались. Сложно сказать, по какой причине, хотя, представляется, что задача эта была хоть и непростой, но вполне решаемой. В августе 1937-го года органами НКВД арестован бывший дивизионный заместитель Щорса – Иван Дубовой. Истинные причины его ареста назвать затруднительно. Многие историки полагают, что он не случайно был репрессирован именно в тот момент, когда из Щорса начали делать всенародного любимого героя – вероятно, Дубовой слишком много знал об истинных причинах смерти Щорса. Официально И.Н. Дубовой, занимавший на момент ареста должность командующего войсками Харьковского военного округа, был осужден по делу об организации “военно-фашистского троцкистского антисоветского заговора”. Это было то самое знаменитое “дело военных”, по которому проходили Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич, Примаков и многие другие видные советские военачальники. Все они были ликвидированы, и Дубовой не стал исключением. Его расстреляли 29-го июля 1938-го года в Москве, на следующий день после вынесения приговора. В 1956-ом году Дубовой был посмертно реабилитирован. Во время следствия Дубовой сделал шокирующее признание, заявив, что убийство Щорса – его рук дело. Объясняя мотивы преступления, Дубовой заявил, что убил начдива из личной ненависти и желания самому

128

занять место начальника дивизии. В протоколе допроса Дубового от 3-го декабря 1937-го года записано: “Когда Щорс повернул ко мне голову и сказал эту фразу (“хороший пулеметчик у галичан, черт побери”), я выстрелил ему в голову из нагана и попал в висок. Тогдашний командир 388-го стрелкового полка Квятек, который лежал рядом со Щорсом, закричал: “Щорса убили!” Я подполз к Щорсу, и он у меня на руках через 10-15 минут, не приходя в сознание, умер.
Помимо признания самого Дубового, аналогичное обвинение в его адрес высказал в марте 1938-го года Казимир Квятек, написавший из Лефортовской тюрьмы заявление на имя наркома внутренних дел Ежова, где указал, что прямо подозревает Дубового в убийстве Щорса. Приведем окончание этого заявления: “Обращает на себя внимание, что Щорс не был похоронен в Коростене, а поспешно отправлен с какой-то паникой на Волгу в Самару. Впоследствии были отдельные разговоры в полку, что Щорс убит своими. Причем среди бойцов шли усиленные разговоры, что Щорса убил Дубовой, чтобы занять его место. Эта мысль еще тогда возникла  и у меня. Я исходил из личных подозрений, исходя из обстоятельств смерти Щорса, которые я сам наблюдал. Дубового я тогда знал очень мало, так как я видел его второй раз. До этого Дубовой был начальником штаба
1-ой Украинской советской армии. Щорс был тем самым в подчинении у Дубового. Сам же Щорс вел жестокую борьбу с бандитизмом, внедрял революционную железную дисциплину и за бандитизм карал строго, не останавливаясь ни перед чем. В 1936-ом году, в январе или феврале, когда Дубовой меня вербовал в контрреволюционный заговор, я затронул вопрос перед Дубовым относительно картины смерти Щорса и, между прочим, я сказал, что Щорс погиб как-то нелепо и что в полку были отдельные разговоры, указывающие на него, Дубового. Он мне ответил, что не следует поднимать разговора относительно смерти Щорса, так как громадное большинство считает, что Щорс убит Петлюрой. Пусть это мнение так и останется и предложил мне, несколько волнуясь, больше об этом не говорить. Это еще больше меня убедило, что к смерти Щорса Дубовой имел непосредственное отношение. Квятек. 14-го марта 1938-го года, Москва, Лефортовская тюрьма”
Но, несмотря на такие признания, они вообще не имели никаких последствий. Несмотря на свою громкость, сенсация несколько утонула в глухих тюремных стенах и на долгие годы легла на пыльные полки гэбэшных архивов. Впрочем, все это имеет вполне логичное объяснение. Щорс на тот момент уже был “всенародным героем”, история его гибели воспевалась в песнях и стихах, которые передавались из миллионов уст в уста. При таких обстоятельствах независимо от того, насколько достоверным было признание Дубового, получить от высшего руководства СССР санкцию на расследование истинных причин гибели Щорса, тогда было вряд ли возможно. Что же касается существа обстоятельств гибели Щорса, изложенных Дубовым, то их достоверность вызывает большие сомнения. В частности, существует точка зрения, что Дубовой сделал признание в убийстве Щорса, намеренно оговорив себя, пытаясь таким образом перенести акценты следствия с политических на чисто уголовные. Эта версия, конечно, имеет право на жизнь, однако в ней хромает логика – непонятно, каким образом признание Дубового в убийстве Щорса позволило бы ему избежать уже предъявленных обвинений в антисоветском заговоре.

129


* * *

Могилу Щорса в Куйбышеве удалось отыскать лишь в 1949-ом году. Возможно, это произошло бы и раньше, но в период войны и в послевоенные годы, видимо, было не до Щорса. Хотя, справедливости ради отметим, что место погребения начдива пытались найти еще до войны в 1939-ом году, но безуспешно.
Однако во избежание высочайшего гнева областные власти сразу же приняли решение об открытии в Куйбышеве (бывшей Самаре) мемориала Щорса. В начале 1941-го года одобрение получил вариант конного памятника, подготовленного харьковскими скульпторами Л. Муравиным и М. Лысенко. Его закладку на площади у железнодорожного вокзала наметили на 7-ое ноября 1941-го года, но в связи с началом войны этот план так и не был реализован. Лишь в 1954-ом году конная статуя Щорса по проекту харьковчан, первоначально предназначенная для Куйбышева, была установлена в Киеве.
Отыскать захоронение Щорса помог самарский житель по фамилии Ферапонтов, который в 1919-ом году, будучи мальчишкой, стал случайным свидетелем церемонии похорон начдива. К этому времени Всехсвятское кладбище, где был похоронен Щорс, уже прекратило свое существование. На его месте еще в 20-х годах вырос кабельный завод, при строительстве которого о переносе могил никто не задумывался. Известно, что помимо могилы начдива, на этом же кладбище были похоронены мать известного писателя Алексея Николаевича Толстого, мать певца Федора Шаляпина, академик и историк С.Ф. Платонов.
В наши дни на огромной территории бывшего кладбища располагаются детский парк, носящий имя Щорса, хлебозавод и жилой массив. При помощи Ферапонтова, сумевшего вспомнить расположение участка, на котором похоронили Щорса, удалось-таки найти и поднять из земли цинковый гроб с телом начдива.
После эксгумации, состоявшейся 16-го мая 1949-го года, гроб с телом командира был доставлен в местное отделение судебно-медицинской экспертизы для вскрытия и исследования останков. Разрешение на это пришлось получать лично у секретаря ЦК ВКП (б) Г.М. Маленкова. Исследование останков Щорса проводилось сотрудниками Куйбышевского медицинского института. Тогда еще никто не знал, что результаты вскрытия станут настоящей сенсацией и дадут богатую пищу для разговоров об истинных причинах смерти Щорса. Правда, при жизни Сталина попытки поставить под сомнение официальную версию гибели начдива имели лишь единичный характер и по понятным причинам ответного энтузиазма со стороны официальных властей не вызывали. Более активно этот вопрос стал обсуждаться с наступлением “хрущевской оттепели”, когда широкому кругу общественности были представлены результаты судебно-медицинского вскрытия. Задача судебных медиков была значительно облегчена тем обстоятельством, что тело Щорса, находившееся в цинковом гробу, довольно хорошо сохранилось. При извлечении гроба были легко узнаваемы даже характерные черты его лица, на голове сохранилась марлевая повязка. Сомнений в том, что извлеченные останки принадлежали

130

Щорсу, не было ни у кого, тем более что присутствовавшая при эксгумации Фрума Хайкина опознала тело своего супруга.


* * *

По результатам эксгумации был составлен акт судебно-медицинской экспертизы, который в течение многих десятилетий имел гриф “Совершенно секретно”. В нем, в частности, сказано следующее: “... на территории Куйбышевского кабельного завода (бывшее православное кладбище) в 3-х метрах от правого угла западного фасада электроцеха найдена могила, в которой в сентябре 1919-го года было похоронено тело Н.А. Щорса. После снятия крышки гроба были хорошо различимы общие контуры головы трупа с характерной для Щорса прической, усами и бородой... Смерть Н.А. Щорса последовала от сквозного огнестрельного ранения затылочной и левой половины черепа... Отверстие в области затылка следует считать выходным, за что говорят овально-ровные края у костного дефекта, в области затылочного бугра. Отверстие, расположенное в левой теменной области, следует считать входным, на что указывает форма отверстия с отломанной наружной костной пластинкой... Можно предположить, что пуля по своему диаметру револьверная... Выстрел был произведен в направлении сзади наперед снизу вверх и несколько справа налево, с близкого расстояния, предположительно 5-10 шагов”.
Из приведенного текста понятно, почему акт судебно-медицинской экспертизы останков Щорса оказался засекреченным на многие годы. Ведь этот документ полностью опровергает официальную версию смерти Щорса, что он якобы был сражен пулеметной очередью. Пулеметы, как известно, не стреляют револьверными пулями, и к тому Щорс, выглядывая из укрытия, явно располагался лицом к противнику, а не затылком. Следовательно, в начдива стрелял некто, находившийся позади него, а вовсе не петлюровский пулеметчик, как это утверждалось в канонических мемуарах и в фильме про легендарного начдива. Получается, что Щорса в разгар боя убрали свои? Но раз это так, то кто и зачем это сделал?


* * *

К вопросу о подлинных обстоятельствах гибели Щорса исследователи смогли обратиться лишь после прихода эпохи перестройки и гласности. После 1985-го года, в ходе расследования документов времен гражданской войны и публикации воспоминаний очевидцев трагедии, почти сразу же была выдвинута версия о том, что Щорс был ликвидирован по прямому указанию военного наркома Льва Давыдовича Троцкого. Но чем ему так помешал успешный комдив, причем помешал до такой степени, что народный комиссар не остановился даже перед его физическим устранением?
По всей видимости, такой причиной стала вызывающая независимость Щорса, который во многих случаях отказывался выполнять приказы непосредственного

131

руководства, а также был известен стремлением к “самостийности Украины”. В ряде мемуаров прямо говорится, что “Троцкий характеризовал Щорса, как неукротимого партизана, самостийника, противника регулярных начал, врага Советской власти”.
Именно в это время с подачи наркома Троцкого в Красной армии развернулась борьба за усиление дисциплины, в первую очередь, в деле исполнения приказов вышестоящего руководства. Объяснение такой кампании довольно просто. В ходе гражданской войны в ряды Красной армии влилось немало “самостийных” вооруженных формирований, которые образовались вокруг талантливых военачальников-самоучек, выдвиженцев из народной среды. Кроме Николая Щорса, из их числа можно в первую очередь назвать Василия Ивановича Чапаева, Григория Ивановича Котовского и Нестора Ивановича Махно.
Но отряды последнего, как известно, в рядах красных войск воевали не слишком долго. Из-за постоянных конфликтов с вышестоящим руководством махновцы быстро откололись от большевиков, после чего перешли к самостоятельной тактике ведения войны, которая часто шла под лозунгом “Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют”. А вот отряды Котовского, Чапаева и Щорса изначально выступили против Белого Движения. Благодаря авторитету их руководителей они смогли всего за несколько месяцев вырасти до размеров дивизий, и затем вполне успешно действовали в числе других подразделений и соединений Красной армии.
Несмотря на их принадлежность к регулярным частям и принесенную Советской Республике присягу, во всех красных формированиях, возникших по “партизанскому” принципу, по-прежнему были достаточно сильны анархические тенденции. Это выражалось в первую очередь в том, что в ряде случае избранные “снизу” командиры отказывались выполнять те приказы вышестоящего армейского руководства, которые, по их мнению, отдавались без учета обстановки на местах или же вели к неоправданной гибели множества красных бойцов.
Поэтому неудивительно, что военный нарком Троцкий, которому постоянно докладывали обо всех подобных случаях неподчинения, с согласия председателя Совнаркома Владимира Ленина в 1919-ом году начал в Красной армии упомянутую выше кампанию по укреплению дисциплины и “по борьбе с проявлениями анархизма и партизанщины”. Комдив Щорс был в этом списке Троцкого в числе главных “самостийщиков”, которых любым способом надлежало удалить из комсостава Красной армии. И сейчас в контексте событий тех лет и в свете всего вышесказанного вполне реально воссоздать подлинную картину гибели комдива Щорса, которая, словно из кирпичиков, складывается из отдельных материалов, разбросанных по архивам и мемуарам.
В тот роковой день августа 1919-го года после неисполнения ряда приказов вышестоящего армейского руководства к Щорсу для инспектирования был направлен член Реввоенсовета 12-ой армии Семен Иванович Арапов, доверенное лицо Троцкого. Он еще раньше дважды пытался снять с должности командира этого “неукротимого партизана” и “противника регулярных войск”, как называли в штабе Щорса, но побоялся бунта красноармейцев. Теперь после инспекционной поездки, продолжавшейся более трех часов, Арапов обратился к Троцкому с убедительной просьбой – подыскать нового

132

начальника дивизии, но только не из местных, ибо “украинцы все, как один с кулацкими настроениями”. В ответной шифровке Троцкий приказал ему “провести строгую чистку и освежение командного состава дивизии. Примирительная политика недопустима. Хороши любые меры, а начинать нужно с головы”.
Тем не менее, если исходить из версии, что Щорса застрелили, чтобы избавиться от “несистемного” командира, выходит, что Троцкий был недоволен Щорсом, чтобы санкционировать его смерть. Но факты говорят об обратном.
Незадолго до гибели своего командира дивизия упорно обороняла коростеньский железнодорожный узел, что позволило организовать плановую эвакуацию Киева перед наступлением армии Деникина. Благодаря стойкости бойцов Щорса, отступление Красной армии не обернулось для нее полномасштабной катастрофой. Тем более что только за девять дней до гибели Троцкий утвердил Щорса в должности командира 44-ой дивизии. Вряд ли так будут поступать в отношении человека, от которого собираются избавиться в самом ближайшем будущем.


* * *

О том, какие именно были предприняты меры по устранению Щорса, в 1989-ом году сообщила издаваемая в Киеве “Рабочая газета”. Тогда она опубликовала прямо-таки сенсационный материал – отрывки из написанных еще в 1962-ом году, но тогда так и не напечатанных, по соображениям советской цензуры, воспоминаний генерал-майора Сергея Ивановича Петриковского. В конце августа 1919-го года он командовал Отдельной кавалерийской бригадой 44-ой дивизии – и тоже, оказывается, сопровождал начдива на переговоры.
Как видно из мемуаров Петриковского, в новую инспекционную поездку к Щорсу товарищ Арапов приехал не один, а вместе с политинспектором Реввоенсовета 12-ой армии Павлом Самуиловичем Танхиль-Танхилевичем. Исследователи называют эту личность более чем загадочной.
Впрочем, забегая вперед, хотелось бы предупредить читателя о том, что версия о намерении ликвидации начдива до сих пор не имеет каких-либо “железобетонных” доказательств и является всего лишь гипотезой. Впрочем, аргументы ее сторонников довольно сильны, а потому заслуживают самого пристального внимания. Первым и самым главным аргументом сторонников версии убийства Щорса является акт судебно-медицинской экспертизы, содержание которого было изложено выше. Прочие же аргументы базируются на сказе свидетельств очевидцев гибели начдива и событий, так или иначе с ним связанных. Теми, кто убежден, что Щорс погиб от предательского выстрела сзади, были озвучены даже имена конкретных предполагаемых участников этого преступления.
Так, в качестве наиболее вероятного исполнителя убийства Щорса и называется Павел Танхиль-Танхилевич, который 30-го августа 1919-го года находился на поле боя у села Белошица рядом с начдивом. Личность Танхиль-Танхилевича не очень хорошо

133

изучена по причине отсутствия о нем подробных сведений. Впрочем, некоторые детали известны.


* * *

Павел Самуилович Танхиль-Танхилевич, 1893-го года рождения, выходец из Одессы, по национальности еврей, бывший гимназист, в 1919-ом году в возрасте 25-26 лет стал политинспектором Реввоенсовета 12-ой армии. Был членом РКП (б). Владел иностранными языками, в частности, французским. Последняя деталь может указывать на его происхождение из благородной семьи. По некоторым данным имел уголовное прошлое, что, впрочем, не может вызывать удивления, так как в рядах большевиков в годы гражданской войны насчитывалось немало бывших уголовников. Версия о причастности к убийству Танхиль-Танхилевича базируется, прежде всего, на показаниях нескольких очевидцев. Так, близкий соратник Щорса еще с ученических времен – 
С.И. Петриковский, служивший в дивизии командиром кавалерийской бригады, в своих мемуарах рассказывал, что Иван Дубовой, спустя несколько часов после гибели командира, поведал ему некоторые любопытные обстоятельства о происходивших у села Белошица событиях. Так, со слов Дубового, рядом со Щорсом действительно находился политинспектор Реввоенсовета и при этом он также вел бой, стреляя из револьвера по врагу. По какой причине политинспектор оказался во время боя на передовом краю 44-ой дивизии – непонятно. Впоследствии во время допросов в НКВД Дубовой о Танхиль-Танхилевиче не упомянул ни разу. Неизвестно также, кто и когда дал Танхилю-Танхилевичу указание ехать с инспекторской поездкой в дивизию Щорса, однако, очевидно, что это не могло быть личной инициативой политинспектора.
К слову, о Танхиль-Танхилевиче упоминал в газетной заметке еще в 1935-ом году К. Квятек, который рассказывал со страниц украинской газеты “Коммунист” об обстоятельствах гибели Щорса, поведал, что 30-го августа 1919-го года вместе с командиром и Дубовым на позиции у села Белошица прибыл и некто Танхиль-Танхилевич – уполномоченный Реввоенсовета 12-ой армии. Дубовой же о присутствии этого человека не говорил ничего. Однако, озвучивая версию гибели Щорса, Квятек не поведал ничего нового – с его слов командир погиб от пули пулеметчика. О дальнейшей судьбе Танхиль-Танхилевича почти ничего неизвестно. Осенью 1919-го года следы политинспектора теряются, известно лишь, что сразу после гибели Щорса его срочно переводят на Южный фронт. Имя Танхиль-Танхилевича всплыло лишь во второй половине 20-х годов в Прибалтике, где он, якобы работал в эстонской контрразведке.
Впрочем, о Танхиль-Танхилевиче есть и другие сведения, порождающие больше вопросов, чем ответов. Так, в некоторых украинских источниках со ссылкой на архивные материалы органов безопасности России говорится о том, что Танхиль-Танхилевич был родом из Царицыно, и в 1919-1920-ом годах работал в 10-ой советской армии, причем все это время находился в Царицыно и Армавире, после чего в мае 1920-го года был арестован по подозрению в шпионаже. Эти сведения, в свою очередь, прямо противоречат версии о нахождении Танхиль-Танхилевича в момент гибели Щорса в расположении
134

44-ой дивизии. Вместе с тем, высказывается мнение и о том, что документы о нахождении Танхиль-Танхилевича в год убийства Щорса при 10-ой армии были изготовлены специально для создания алиби на случай каких-либо обвинений. После того, как стали известны результаты экспертизы, обнаружилось немало и других нестыковок официальной версии гибели Щорса с некоторыми фактами и рассказами очевидцев. Например, еще до эксгумации тела Щорса, в 1947-ом году небольшим тиражом вышла в свет книга бывшего бойца щорсовской дивизии Дмитрия Петриковского “Повесть о полках Богунском и Таращанском”. В ней Петриковский утверждал, что во время боя у села Белошица пулеметчик, якобы застреливший Щорса, был в куски разорван артиллерийским снарядом вместе с железнодорожной будкой еще до того, как погиб начдив. Другие бойцы впоследствии тоже вспоминали о том, что в тот момент, когда погиб Щорс, вражеский пулемет уже не стрелял, зато многие отчетливо слышали одиночный, револьверный выстрел. Кроме того, Петриковский уже тогда, то есть еще задолго до эксгумации Щорса, прямо писал о том, что Щорс был убит предательски выпущенной ему в затылок пулей. Правда, эти строки имелись лишь в первом издании книги Петриковского. Из всех последующих они были изъяты. Об этом же, спустя 15 лет, написал в своих мемуарах уже упомянутый выше Петриковский. Более того, тщательно проанализировав все обстоятельства гибели командира, он прямо поставил под сомнение официальную версию его смерти, высказав мнение, что Щорса убили умышленно и сделал это, вероятнее всего, Танхиль-Танхилевич при содействии или с молчаливого согласия Дубового, с которым политинспектор, по словам Петриковского, имел довольно тесные взаимоотношения. В частности, Петриковский отмечает тот факт, что Танхиль-Танхилевич, неоднократно приезжая в дивизию, всегда останавливался у Дубового.


* * *

С.И. Петриковский вспоминал, что 30-го августа 1919-го года он находился в Ушомире, недалеко от Белошицы, когда ему по телефону сообщили, что Щорс убит на участке Богунской бригады. “... Я поскакал верхом в Коростень, куда его повезли. Шофер Кассо вез уже мертвого Щорса в Коростень. Кроме Дубового и медсестры... на машину нацеплялось много всякого народа, очевидно, командиры и бойцы. Щорса я увидел в его вагоне. Он лежал на диване, его голова была сильно забинтована (обмотана марлей). Дубовой был почему-то у меня в вагоне. Он производил впечатление человека возбужденного, рассказывал мне несколько раз, повторяя, как произошла гибель Щорса, задумывался, подолгу смотрел в окно вагона. Его поведение тогда мне показалось нормальным для человека, рядом с которым внезапно убит его товарищ. Не понравилось только одно, вернее, как-то насторожило меня в тот день. Эта тревога определилась у меня в ту ночь, когда я перебирал в памяти события прошедшего дня. Мне Дубовой несколько раз начинал рассказывать, стараясь придать несколько юмористический оттенок своему рассказу, как он услышал слово красноармейца, лежащего справа: “какая это сволочь с “ливорверта” стреляет?”. Красноармейцу на голову упала стреляная гильза. Стрелял из браунинга политинспектор, по словам Дубового. Даже расставаясь на ночь,
135

он мне вновь рассказал, как стрелял политинспектор по противнику на таком большом расстоянии из браунинга и как красноармеец сказал: “Какая это сволочь с “ливорверта” стреляет?..”
Возвратимся к событиям 30-го августа 1919-го года. Я больше не видел политинспектора 12-ой армии. Мне товарищи называли даже его фамилию. Она у меня записана. Но я не уверен в ней. Это был человек лет 25-30. Одет в хорошо сшитый костюм, хорошо сшитые сапоги, в офицерском снаряжении. В хорошей кобуре у него находился пистолет системы “Браунинг”, никелированный. Я его заметил хорошо, так как этот политинспектор, будучи у меня в вагоне, вынимал его, и мы рассматривали. По его рассказам, он родом из Одессы. Проходя по русским тюрьмам, я насмотрелся уголовников. Этот политинспектор почему-то на меня произвел впечатление бывшего “урки”. Не было в нем ничего от обычного типа политработника. Приезжал он к нам дважды. Останавливался у Дубового. Его документ, что он политинспектор, я видел своими глазами. Выстрел, которым был убит Щорс, раздался после того, как замолк пулемет (рассказ медсестры Богунского полка и некоторые другие рассказы товарищей, находящихся вблизи). Я допускаю случайное убийство. Политинспектор волновался, а может быть, и струсил. Первый бой. Возбуждение. Свой случайно убил своего. Бывало. Что тогда? Свои разберутся. Осудят. Быть может, даже под суд отдадут. Но при неумышленном убийстве всегда все-таки потом простят, поймут... Пулемет противника стрелял слева. Щорс был убит уже после того, как он лег на землю. Убит пулей, вошедшей сзади справа в затылок и вышедшей несколько слева в области темени. Следовательно, стрелявший тоже лежал. Никак не мог Щорс повернуть так на 180 градусов свою голову в сторону противника. При стрельбе пулемета противника возле Щорса легли Дубовой с одной стороны и политинспектор с другой. Кто справа и кто слева я еще сам не установил, но это уже и не имеет существенного значения. Я все-таки думаю, что стрелял политинспектор, а не Дубовой. Но без содействия Дубового убийства не могло быть. Зная любовь людей к Щорсу, кто бы рискнул пойти на убийство? Только опираясь на содействие власти в лице заместителя Щорса, Дубового, на поддержку РВС 12-ой армии, уголовник совершил этот террористический акт. Бинтовал голову мертвого Щорса тут же на поле лично сам Дубовой. Намотал бинта очень много. Когда медсестра Богунского полка Анна Роземблюм предложила перебинтовать аккуратнее, Дубовой сказал, что не надо. По приказанию Дубового так Щорса без медицинского обследования и составления акта немедленно отправили на родину для погребения. Обследование и расследование произведены не были. Штаб 12-ой армии в это время переезжал из Киева на новое место. По дороге в Клинцах или Новозыбкове тело встретили Ростова, Щаденко, Гольштейн. Там тело положили в цинковый ящик, запаяли, уложили в гроб и отправили дальше на север...


* * *

Сестра начдива Ольга Александровна впоследствии вспоминала рассказ одного из

136

бойцов-щорсовцев о том, как после гибели командира на объявлении личному составу приказа о вступлении Дубового в должность начдива, кто-то из богунцев хотел
выкрикнуть по этому поводу свое неудовольствие, но товарищи осекли его, якобы со словами: “Молчи! Тоже хочешь пулю получить?”. Очевидно, многое об истинных причинах смерти Щорса знала и его вдова, Фрума Хайкина. Однако каких-либо публичных откровений на этот счет от нее никто никогда не слышал. Имеются лишь косвенные ссылки на рассказы Хайкиной об этом. Так, известный ученый Сергей Петрович Новиков, который очень тесно общался с физиками-теоретиками Института Ландау и, в частности, был вхож в семью Валентины Щорс и Исаака Халатникова, в своей книге “Мои истории” записал такие строки: “... Валя Щорс – жена Халатникова, нашего директора, рассказывала мне со слов матери, которая была высокого ранга работником ЧК НКВД еще с 1917-1918-го годов: Щорс, ее отец, комполка или комбриг, поссорился с Реввоенсоветом. Это была система, контролируемая Троцким. Приехал какой-то тип. Когда во время боя Щорс высунулся из окопов с биноклем, пуля попала ему в затылок, сзади. Щорса объявили героем, о нем пели песни, как и о Кирове...” Стараниями версии умышленного убийства Щорса в качестве одной из причин его ликвидации называется глубокая личная неприязнь, существовавшая между Щорсом и Семеном Араповым, членом Реввоенсовета 12-ой армии, в которую входила дивизия Щорса. В частности, в
60-х годах об этом прямо писал С.И. Петриковский-Петренко.


* * *

Семен Иванович Арапов (1880-1969) – старый большевик со стажем. В годы гражданской войны возглавлял Регистрационное (разведывательное) управление Полевого штаба Реввоенсовета и считался отцом-основателем современного ГРУ. После гражданской войны работал на дипломатических должностях в системе Наркомата иностранных дел, затем в ВСНХ СССР, в Наркофине и Государственном Литературном музее. В годы Великой Отечественной войны Арапов служил помощником начальника оперативного отделения штаба 21-ой дивизии народного ополчения и начальником трофейного отдела в штабе 33-ей армии. С 1946-г года Арапов занимался партийной работой, а с 1957-го года вышел на пенсию. Скончался 22-го мая 1969-го года, похоронен на Новодевичьем кладбище Москвы. С.И. Арапов был весьма близок к самому Льву Троцкому и имел возможность сообщать тому любые сведения о Щорсе и его дивизии, преподнося их в крайне негативном свете. И могущественный Троцкий вполне доверял поступавшей от Арапова информации. Основные обвинения, исходившие от Арапова в адрес Щорса, сводились к ненадежности командира и его бойцов в “деле революции”, “партизанщине”, самоволию, отсутствию дисциплины, антисемитизме. По существу последнего обвинения заметим, что авторы отдельных публикаций прямо называют Щорса махровым антисемитом. Подлинное отношение Щорса  к “еврейскому вопросу” нам неизвестно, однако, скажем, что вышеизложенные обвинения никак не вяжутся с логикой. В частности, известно, что супругой и любимой женщиной Щорса была Фрума Хайкина – чистокровная еврейка. Уже исходя из одного этого, мы вряд ли ошибемся, если
137

скажем, что обвинения Щорса в махровом антисемитизме имеют под собой мало оснований. А вот существовали ли антисемитские настроения среди личного состава
щорсовской дивизии – сказать сложно. С высокой долей вероятности можно утверждать, что они существовали и периодически проявлялись в крайних формах, так как дивизия была разношерстной, составленной в основном из коренных жителей украинской провинции, а в Украине, как известно, градус враждебности к евреям был традиционно высоким во все времена. Николай Потятика и вовсе считал Украину “исторической родиной еврейских погромов”. Еврейские общины Черниговской губернии, да и всей Украины в целом, страдали от систематических погромов на протяжении всей гражданской войны. У того же Николая Потятики мы можем встретить уже прямые обвинения в адрес богунцев. Так, Потятика утверждал, что в мае 1919-го года солдаты Богунского полка учинили еврейский погром в городе Золотоноше Полтавской губернии. В связи с этим отметим, что богунцы действительно в мае 1919-го года находились в Золотоноше, где участвовали в подавлении григорьевского мятежа. При этом отличались еще большей жестокостью. В отдельных своих донесениях в Москву в некоторых источниках сообщается, что богунцы, участвуя в боях против григорьевцев, попутно расстреливали и коммунистов. Впрочем, справедливости ради отметим, что представители антибольшевистских сил по отношению к евреям отличались еще большей жестокостью. В отдельных своих донесениях в Москву Арапов не стеснялся в выражениях, прямо называя бойцов Щорса “контрреволюционерами”, “украинской бандой”, “сборищем бандитов”, всячески стараясь подчеркнуть, что Щорс, по своей сути, является человеком враждебным делу и духу большевиков. Возникает вопрос - почему же Арапов просто не арестовал Щорса, как это в годы гражданской войны было сделано со многими военачальниками, обвиненными в партизанщине и антибольшевизме. В качестве наиболее вероятного ответа на этот вопрос назовем банальную боязнь Москвы взорвать ситуацию внутри дивизии, где Щорс обладал большим авторитетом и его арест мог повлечь непредсказуемую реакцию, вплоть до прямого неповиновения и перехода личного состава в стан антибольшевистских сил, как это произошло с дивизией 
Н.А. Григорьева. Подобный сценарий событий неминуемо означал бы для большевиков потерю всего фронта к западу от Киева. При таких обстоятельствах устранение Щорса под видом его геройской гибели, якобы от петлюровской пули, было куда более предпочтительным вариантом. 40 лет спустя, Арапов в мемуарах о гражданской войне так напишет о Щорсе: “К сожалению, упорство в личном поведении привело его к преждевременной гибели”. И в этих же мемуарах содержится весьма любопытное утверждение Арапова о том, что впервые о гибели Щорса он узнал лишь 8-го сентября 1919-го года. Скажем прямо, в это невозможно поверить, так как маловероятно, чтобы в Реввоенсовет армии в течение целой недели не поступило никаких сообщений относительно смерти начальника крупной дивизии. И это притом, что весть о гибели Щорса уже была напечатана в дивизионной газете “Красная Правда” от 4-го сентября 1919-го года и, вообще, вряд ли в те дни в войсках можно было найти человека, который не знал бы о гибели начдива. Говоря об обвинениях Щорса в партизанщине, следует признать, что для этого у Арапова некоторые основания все-таки имелись. Украинские дивизии, которые подобно Богунскому полку, формировались из разношерстных

138

партизанско-повстанческих отрядов, имели свою специфику, которая в общих чертах может быть обозначена такими терминами, как “атаманщина” или “батьковщина”. Зачастую с командирами таких подразделений было сложно найти общий язык, и тем более трудно было заставить их беспрекословно выполнять приказы армейского начальства. В свою очередь, и самим командирам было нелегко организовать дисциплину в своих частях, поскольку в них служил не самый простой контингент. К примеру, в Богунском полку служил Иван Алексеевич Васильчиков, более известный как атаман Галака (Галако) При освобождении Чернигова от петлюровских войск он был уличен в мародерстве, арестован и предан военному трибуналу. Однако ему удалось бежать. В 1920-ом году Васильчиков организовал уголовную банду, которая действовала в лесах украинского и белорусского Полесья, в районе Чернигова и Гомеля, грабя и убивая население, особенно еврейское. Впоследствии банда атамана Галаки имела связь с различными силами антисоветского толка, в связи с чем сегодня на Украине принимаются попытки представить деятельность Галаки, как национально-освободительную.
В 1921-ом году атаман Галака был ликвидирован органами ЧК. В целом, отдельные украинские командиры в идеологическом плане никак не отвечали ожиданиям московских большевиков.
Например, тот же батько Боженко, в ответ на назначение в войсках политкомиссаров заявил, что если “будете давить нас, перейдем на сторону Петлюры”. Разумеется, подобные вещи расценивались как опасное самовольство, которого терпеть не мог Троцкий, стремившийся к созданию кадровой профессиональной армии с жестким подчинением вышестоящему командованию. Сегодня с высокой долей вероятности мы можем предположить, что высшее большевистское командование в 1919-ом году рассматривало своенравного Щорса как ненадежного “попутчика”, от которого при случае не прочь было избавиться. Если проводить параллели с другими известными украинскими деятелями времен гражданской войны, то судьба Щорса в каких-то моментах схожа с судьбой Нестора Махно. Тот со своей гуляйпольской братией оказал большевикам немало услуг, воюя с Петлюрой, Григорьевым, а в первую очередь с белогвардейцами. Некоторое время Махно даже находился в прямом подчинении командованию Красной армии, награждался орденом Красного знамени, однако, его вольный нрав и нежелание подчиняться Москве заставили большевиков ликвидировать армию прославленного батьки, а сам он избежал гибели, перебравшись за границу. Еще более яркий пример неподчинения большевикам продемонстрировал атаман Николай Александрович Григорьев, который, будучи командиром 6-ой украинской советской дивизии, 7-го мая 1919-го года поднял мятеж и выступил против большевиков. Учитывая, что в подразделении Щорса служил контингент, весьма схожий по менталитету с теми же махновцами и григорьевцами, для которых главным авторитетом был не военный устав и комиссар, а “батько”, у большевистского командования были немалые основания опасаться развития событий в щорсовской дивизии по аналогичному сценарию. Добавим также, что в постсоветское время была обнаружена переписка Льва Троцкого с командованием 1-ой армии, в которую входила дивизия Щорса, где нарком давал указания провести “строгую чистку и освежение командного состава” дивизии, а также замены его представителями других национальностей, так как все “украинцы с кулацкими

139

настроениями”. О субординационных проблемах, имевшими между украинскими 
формированиями и советским армейским командованием, писал в своих воспоминаниях и Николай  Палитко: “... Я сам видел, как комиссары советского правительства Украины в 1919-ом году не могли заставить Богунский и Таращанский полки повиноваться своим приказам”. В некоторых источниках приводится информация о том, что в мае 1919-го года солдаты Богунского полка срывали с себя кокарды со словами, что это “жидовские звезды”. Впрочем, известны и отличия от араповских оценок дивизии Щорса. Так, нарком по военным и морским делам УССР Подвойский в докладной записке Ленину от 15-го июня 1919-го года сообщал, что наиболее боеспособной на украинском фронте он считает дивизию Щорса. В связи с этим, акцентируем внимание на том, что полярно противоположные доклады Подвойского и Арапова о положении дел в дивизии Щорса по времени разделяло всего лишь пару недель. В целом, все исследователи биографии Щорса приходят к выводу о том, что у начдива был непростой характер, и в связи с этим отношения с вышестоящим командованием тоже складывались весьма непросто. Стремление до конца отстаивать свою точку зрения красноречиво характеризует эпизод телеграфных переговоров Щорса от 15-го августа 1919-го года с командующим 12-ой Украинской армией Семеновым, в которых последний призывал Щорса бросить в бой молодых и необстрелянных курсантов. “Командарм: Ближайшими резервами для вас могут служить курсанты. Щорс: Курсантов я не дам. Я буду отступать вплоть до Москвы, но курсантов не дам. Это значит погубить все. У нас еще впереди много предстоит, это будет на один заряд. Я заявляю: я пойду с курсантами, но больше совсем не будет ни курсов, ни меня.  Командарм: Этого требует положение. Щорс: Если вы решили все принести в жертву, то это тоже не спасет положение, давайте приказание последнее, но заявляю, что больше для меня приказаний не нужно будет, ибо меня не будет, я умру с честью”.
По мнению ряда исследователей, ко второй половине 1919-го года Щорс, глубоко разочаровавшись в военной и политической доктрине советской власти, всерьез обдумывал возможность отмежеваться от большевиков и перейти на сторону Украинской Народной республики. Такое же мнение высказывается и о двух других близких к Щорсу командирах – Черняке и Боженко. Оба они также погибли при достоверно невыясненных обстоятельствах в том же августе 1919-го года.


* * *

Завершая тему о причинах гибели Щорса, можно добавить, что помимо вышеизложенных версий, существует и еще одна, вполне правдоподобная, но не популярная у конспирологов – комдив Щорс мог стать жертвой рикошета пули. На месте, где все произошло, по свидетельству очевидцев, было достаточно камней, которые могли стать причиной того, что пуля, отскочив от них, попала в затылок красного командира. Причем рикошет мог быть вызван как выстрелом петлюровцев, так и выстрелом кого-то из красноармейцев.

140

В этой ситуации имеет объяснение и то, что Дубовой сам перевязал рану Щорса, никого к ней не пуская. Увидев, что пуля попала в затылок, заместитель комдива просто
испугался. Рядовые бойцы, услышав о пуле в затылок, легко могли расправиться с “предателями” – таких случаев во время гражданской войны предостаточно. Поэтому Дубовой поспешил перевести гнев в сторону врага, причем вполне успешно. Разъяренные гибелью командира бойцы Щорса атаковали позиции галичан, заставив их отступать. При этом красноармейцы пленных в этот день не брали. Доказательством этому может быть изучение документов, относящихся к исследованию останков Н.А. Щорса с 1949-го до 1964-го года, хранящихся в архиве городского комитета КПСС. В сентябре 1964-го года почти все они были направлены в Куйбышевское (ныне Самарское) Бюро судебно-медицинской экспертизы (ГоСМЭ) для подготовки ответов на вопросы, изложенные в запросе директора Государственного мемориального музея Н.А. Щорса. Ответ был подготовлен на 4-х страницах. Готовили ответ судебно-медицинские эксперты
Н.Я. Беляев и В.П. Голубев, а также начальник Куйбышевского БСМЭ Н.В. Пичугина.
Исследуя повреждения черепа Щорса, они пришли к заключению, что ни одна из известных пуль, используемых для стрельбы из пистолетов того времени, не отвечает причинению такого разрушения черепу, какое было причинено черепу Щорса. Наиболее подходящие разрушения могла причинить только манлихеровская пуля (пуля со смещенным центром тяжести, для придания ей кривизны вращения). Манлихеровский патрон использовался для стрельбы из винтовки, а также из пулемета. Все это – оружие так называемого сильного боя, и оно имелось на вооружении войск противника.
Пуля, выпущенная из такого оружия, обладает очень высокой начальной скоростью полета и, следовательно, кинетической энергией. Выпущенная с близкого расстояния, она причинила бы более обширные разрушения черепа.
Из-за высокой скорости полета пуля, образовав входное отверстие в костях черепа (после чего может начаться ее вращение), как правило, не успевает повернуться в полости черепа настолько, чтобы выйти из него боковой поверхностью.
В случаях, когда пуля входит в полость черепа прямолинейно, без предшествующего вращения, на черепе обычно образуются круглые дырчатые переломы. Специалисты, исследовавшие череп Щорса, объяснили, что “по-видимому, пуля в область затылка покойного проникла не в строго перпендикулярном направлении или была деформирована”. Наиболее вероятной представляется версия рикошета, после которого пуля неизбежно должна была изменить направление полета и могла начать вращаться еще до входа в череп, а внутри полости черепа лишь продолжить свое ранее начатое вращение и выйти боковой поверхностью. Следует также иметь в виду и возможность рикошета от предмета, находившегося позади потерпевшего. При этом стрелявший должен был располагаться спереди и сбоку от Щорса.
Приведенные данные свидетельствуют, что версия убийства легендарного начдива своим, тем более кем-либо из находившихся в непосредственной близости от него, в частности, Дубовым или Танхиль-Танхилевичем, не имеет под собой реальных оснований. Так что вопрос, кто убил Щорса, и был ли он вообще убит преднамеренно или погиб от шальной пули со стороны противника, остается, по нашему мнению, пока открытым.


141


* * *

Установить дополнительно все обстоятельства гибели Николая Щорса сегодня вряд ли представляется возможным, да и не имеет это принципиального значения. Красный командир Щорс давно занял свое место в истории Гражданской войны на Украине, а песня о нем вошла в фольклор вне зависимости от того, как оценивают историки его личность.
Чуть меньше чем через сто лет после гибели Николая Щорса на Украине снова полыхает Гражданская война, и новые Щорсы бьются насмерть с новыми петлюровцами. Но, как говорится, это уже совсем другая история.
































142


Содержание


Введение     __________________________________________________     3


Часть первая:

Звенигородско-таращанское восстание     ________________________     9


Часть вторая:

Нейтральная зона     __________________________________________    30


Часть третья:

Приобретение Украины     _____________________________________    63


Заключение     ______________________________________________  127
.