Воронье гнездо или инстинкт материнства

Любовь Баканова 3
             
Третий день маленький городок находился под мартовским циклоном. И третий день, выходя на балкон, я с тревогой всматривалась в высокий куст боярышника, где в сплетении голых веток находилось гнездо вороны. Наши с вороной жилища располагались параллельно,но если для моего шлакоблочного пятиэтажного дома шквальные порывы ветра не представляли никакой угрозы, то для гнезда представительницы дворовой фауны это было настоящим бедствием: торнадо, тромбом, цунами...
Вместе с высоким кустом боярышника бедное гнездо вороны раскачивало-кидало в разные стороны, опускало до земли и вновь подбрасывало кверху. Зацепившись за сучья, на ледяном ветру рвались-лохматились тонкие коричневые полоски старой магнитофонной ленты, обрывки целлофановых пакетов, клочки бумаги - вырванный ураганом "стройматериал" семейного очага вороны. Даже с балкона было заметно, как сильно напугана птица: её чёрная блестящая голова, казалось, крутилась-вертелась вокруг своей оси и мне чётко представлялись дико вытаращенные обезумевшие глаза. Но силён инстинкт материнства! Ворона, будто приклеенная, не отпускалась от гнезда. Распластав крылья, она изо всех сил оберегала свою кладку. КАК понимала я сейчас наше с ней единение! Единение истинных матерей природы: птичьей и человеческой. Мне было страшно и больно представить, как весенняя стихия разрушит воронье гнездо и на землю посыпятся недосиженные яйца, а я, стоявшая невдалеке и наблюдающая, ничем не могу помочь мамочке-вороне, не в силах предотвратить это бедствие.
В редкие короткие паузы, когда порывы ветра стихали, к боярышнику слетались вороньи сородичи. Карканье стояло оглушающее. О чем кричали птицы? Спорили? Одни советовали оставить гнездо, а другие выражали поддержку в его спасении? Нам не дано знать птичьего языка, но известны сильнейшие материнские инстинкты животного мира и потому, конечно же, воронья стая наверняка поддерживала свою сестру и подругу. К вечеру ветер неожиданно угомонился, а с небес плотной белой стеной повалил снег. 
Ранним утром я поторопилась на балкон: что же там с гнездом?
На фоне тонкоствольных ветвей боярышника изрядно потрёпанное, но сохранившееся воронье гнездо смотрелось праздничным серебристым шаром. Из середины шара гордо торчала чёрная птичья голова. Жива мать-ворона! Живо гнездо! Из чего же слепила-сложила она его, уцелевшее под ударами природных катаклизмов?! И ещё мне подумалось: птицы не седеют! Моя голова уж точно от таких переживаний превратилась бы в серебряный шар, как гнездо вороны.
Раздумья мои были вынуждены прерваться весьма умильной картинкой семейной идиллии. Прямо на голову мамаше-вороне приземлился птичий объект. По всей видимости ворона-папаша. (У обыкновенных ворон самцы тоже женского рода. ВОрон же - совсем другая птица. "Вещий вОрон"). Между воронами состоялся короткий тет-а-тет. Нет, это не было противным карканьем - это был умиротворённый, тихий любовный клёкот, язык-договор будущих счастливых родителей. Затем ворона-мама стремительно выпорхнула из гнезда, доверив кладку вороне-папаше. Проголодавшаяся, она полетела за необходимым пропитанием. И душа моя успокоилась: у этой пары яйца будут насижены, птенцы выведены и, как говорится, поставлены на крыло. В бесконечный раз основной замысел природы осуществлён!