Горькие лилии. Начало

Ольга Пляцко
* * *

Рита Милорадович служила горничной в одном из самых богатых и роскошных домов Старого Аккрингтона, что уютно расположился в графстве Ланкашир. В этот вечер она стояла на кухне и, засучив рукава, мокрыми от воды и пота руками при не слишком ярком свете возила тряпкой по широкой чёрной плите, пытаясь убрать жирные разводы, оставшиеся после затейливого ужина трудолюбивой кухарки Ивонн. Новое моющее средство, приобретённое Перси, совсем не справлялось с жиром; и Рита, вспотевшая и злая, проклинала всё: и свою работу, и Перси, и, конечно же, Старый Аккрингтон, куда её не по собственной воле забросила судьба.

Рита была высокая и стройная девушка с прекрасными светло-русыми волосами. Её даже можно было счесть красивой, если бы не простоватое выражение чуть полноватого лица, которое в этом городе говорило за сельские корни их обладательниц. Она являлась горничной семьи Белоправских, и здесь, в Англии, её часто принимали за деревенскую простушку, которой посчастливилось перебраться в город. Рита не была простушкой. И никогда не жила в английской деревне. Аристократы не видели в ней «свою», но своей родословной Рита могла заткнуть за пояс любую представительницу высшего света. К сожалению, высший свет мало интересовался Ритой. Ведь она работала прислугой.

За девушку похлопотала бабушка, давняя знакомая Марии Белоправской, уже пожилой женщины и старшей представительницы этого, пока не угасшего, но уже порядком поредевшего старинного дворянского рода. Мария согласилась помочь давней русской подруге и взяла внучку той к себе на работу, сюда, в Западную Англию.

Рита жила здесь уже пятый год, и поначалу ей даже нравилось её новое положение. Работа была не слишком трудной, а жизнь на новом месте совсем не тяготила её. Уборка хоть и большого дома не была чем-то тяжёлым или неприятным, к тому же два раза в месяц Мария Игнатьевна нанимала специальных людей для генеральной чистки всего особняка. Но Рита с детства была очень амбициозной и не собиралась всю жизнь вытирать пыль с чьих-то книжных полок. Она решила поискать более привлекательную в карьерном плане работу, но везде требовалось наличие соответствующего образования. Рита переехала в Англию в двадцать первом году. К тому времени она уже год как окончила школу, но в России ей было не до учёбы. Со слезами на глазах расставалась она с любимой бабушкой, которая осталась в разнелюбой стране ждать возвращения своего старшего сына. Рита знала, что её отец не вернётся. А сейчас она знала, что больше никогда не увидит и бабушку.

Поначалу она думала поступить в какой-нибудь местный коллеж, благо в Аккрингтоне их было немало, но загрузка делами, да и такое непохвальное качество Риты как лень поубавили её настрой на учёбу. Время шло, а Рита по-прежнему оставалась горничной земляков-эмигрантов.

Девушка решила поднакопить денег, а затем вернуться в Россию. Она слышала, что за последние пять лет, которые миновали с момента её отъезда, многое изменилось. О своих опрометчивых планах девушка, конечно, помалкивала. Не дай бог, прознает Мария Игнатьевна: сразу рухнет замертво с сердечным приступом.

Время первого приятного впечатления от заграницы прошло быстро. Аккрингтон был несомненно очень красивым местом и привлекательным для туристов, но Рита кроме бабушкиной подруги и членов её семьи никого здесь не знала, да и друзей у неё не было. Застенчивая Рита не ходила по местным клубам и танцплощадкам, и познакомиться с кем-то вне стен дома становилось просто невозможным.

Так однообразно: то занимаясь уборкой, то почитывая местные газеты, – Рита вела свою жизнь в доме Белоправских на Уэлли-Роуд в Старом Аккрингтоне. Правда, в последнее время ей стало намного приятнее проводить время в этом древнем безотрадном (как она всегда считала) доме. В её жизни появился человек, который очень много для неё значил. Именно сегодня он позвонил ей и пригласил прогуляться в парке, на окраине города. Это, кстати, тоже послужило причиной того, что сейчас Рита пребывала в бешенстве. Она уже закончила тереть конфорки и принялась за чистку картошки. «Мерзкая кухарка», — думала Рита, хватаясь за нож и вытаскивая из большой миски, стоявшей на столе, крупную картофелину. Рита не без основания считала, что работа кухарки заключалась также в чистке овощей, но повариха Белоправских часто любила перекладывать «чёрную» работу на плечи молодой горничной, а Мария Игнатьевна почему-то отказывалась это замечать.

Мария... Да, Марии Рита обязана многим. Чего тут спорить. Она, похоже, единственная в этом доме относится к ней по-человечески. Но почему? Аристократическая солидарность? Чувство долга перед старой (и наверняка покойной) подругой? Или простая человеческая жалость? Именно жалость, не доброта. Вряд ли здесь помнят, что такое доброта. Да и знали ли они вообще когда-нибудь о ней? Вот о долгах они знают всё. Кто им должен и кому они должны. Долг священен, а доброта — что? Чувство. А чувство — прихоть, не больше. Но и Мария, несмотря на своё покровительственное и внимательное отношение, мало сделала для Риты. Горничная. Прислуга. А она, с её-то связями могла выхлопотать для своей соотечественницы гораздо больше. И ей это ничего бы не стоило. Ну, разве только самую малость. Но Мария, кажется, напрочь забыла о Ритином существовании. Вернее, о том, кто есть Рита на самом деле. Девушка, того и гляди, сама скоро уверится, что родилась в сельской глуши где-то в отдалённом уголке Йоркшира. Может, пришла пора напомнить о себе?

Как же хорошо было в России, на их солнечной Орловской дачке. И как, наверное, неузнаваема она сейчас. Пустые окна без единого стекла. Возможно, там сейчас держат скот, а в расписанных узорчатыми каймами уютных гостиных сгрудили сено для лошадей. Да и есть ли эта дача? Есть ли та полянка, где Рита бегала босиком ещё малышкой? Пробежаться бы сейчас... Но сейчас те места не для детских ножек. Торчащие прутья, битые стёкла, скрип солдатского сапога...

А они кричали: долой из России. Вперёд в Европу: Париж, Рим, Лондон. Европа утрёт ваши слёзы! Париж утрёт ваши слёзы... Только кричавшие забыли уточнить, как хорошо иметь в «новой Лютеции» собственные пенаты. Те, кто кричали, давно ими обзавелись. Но они звали тех, у кого ничего здесь, в Европе, не было.

«И он», — вновь с яростью припомнила Рита сегодняшний день и принялась с неимоверной злостью сдирать кожуру с ни в чём не повинного овоща. Дело было в том, что вот этот самый значимый для Риты человек, который звонил ей и приглашал в парк, не явился на встречу. Рите было от чего взбеситься. Уходя на тайное свидание, — а её рабочий день ещё не кончился, — она рискует получить нагоняй от Марии Игнатьевны или даже потерять работу. Но она бросает всё и мчится в этот дурацкий парк, находящийся на другом конце города, а он не приходит. У него могли случиться какие-то дела, это конечно, но он даже не позвонил ей, чтобы объясниться, чтобы оправдать себя. Он даже не стал отвечать на её звонки, которые она, несмотря на клятвы не звонить первой и опасность быть застуканной за хозяйским телефоном, всё же сделала.

И сейчас девушка, потеряв столько времени на ненужную поездку, сидела поздно вечером на кухне и пыталась доделать то, что не успела сделать из-за него днём. Ну, ничего! Она увидится с ним завтра, и тогда мало ему не покажется.

С этой мыслью Рита, недобро гримасничая, мстительно стиснула зубы. За окном раздались приглушённые шорохи. Вернее, они звучали и раньше, один раз даже раздался подозрительный хлопок, который девушка приняла за звук испортившегося мотора. Только погружённая в свои грёзы о том, что и с какой интонацией она завтра выскажет своему ироду и как безжалостно посмотрит, и как сухо и неумолимо будет слушать извинения и оправдания, Рита не сразу приметила этот шум. Но сейчас девушка вмиг позабыла о занесённом топоре войны: она почти уверилась, что снаружи доносятся голоса. Окно выходило в сад, вернее, в ту его часть, что была плотно усажена деревьями: огромные ветви закрывали почти всё окно. И даже днём на кухне царил небольшой полумрак. Ветви не позволяли не только подойти кому-то снаружи, ничего при этом не повредив себе, но и находящемуся внутри увидеть творящееся на улице. Сейчас из-за духоты створки были приоткрыты, и Рита могла слышать то, что происходило поблизости, но не видеть этого. Звуки повторились. Рите стало интересно: кто это решил погулять по саду в такой не слишком благоприятный для променажей час.

Несмотря на недочищенную картошку, с которой Рита мечтала побыстрей расправиться, чтобы пойти спать; влекомая любопытством она поднялась со стула и отправилась на свежий воздух. Дойдя до дверей, которые открывали вход в огромный, но запущенный сад семьи Белоправских, Рита в нерешительности постояла у стеклянных створок, а потом тихо отворила одну из них. В саду было тихо. Девушка сделала несколько шагов по тропинке и остановилась. Небольшой ветерок обдувал ей лицо и, осушая капли с влажной кожи, охлаждал открытые руки. Рита вгляделась в темноту: никого не было видно. Сад был большим, здесь росло много деревьев, которые никто не подрезал, так что они заполонили собой большую его часть. Если кто-то и был между этими ветвистыми чудовищами, то увидеть его в такой темноте было просто невозможно. По спине девушки пробежали мурашки. Рита помедлила секунду, потом быстрым шагом, стараясь не смотреть по сторонам, вернулась в дом. Она почти вбежала в холл и резким движением закрыла стеклянные двери, и тут же, поколебавшись, повернула защёлку. Странное чувство она испытала в саду. И кому понадобилось гулять там? С такими тревожными мыслями Рита вернулась на кухню и принялась за оставшийся картофель, предварительно закрыв окно и сев от него подальше.

Понемногу Рита успокоилась и даже улыбнулась той мысли, какая же она, оказывается, трусиха. «Наверно, Зоя устроила себе тайное свидание», — подумала она. Милая девочка, жаль, что на дорогах сейчас так много лихачей. Последняя мысль заставила Риту задуматься. Зоя была её ровесницей, и её недавно сбила машина, так что девушка месяц провела в больнице. Сейчас она почти полностью выздоровела, но Рита не могла без содрогания вспоминать об этой истории. Вот так странно и обрываются жизни. Тогда, когда этого никак не ждёшь. Рита дочистила последнюю картофелину, выдохнула, обтёрла тыльной стороной ладони лоб и, удовлетворённо кивнув горе сырых корнеплодов в миске, начала споласкивать посуду. Ей показалось странным, что на кухне не было Перси. Обычно, он постоянно увивался около неё, стоило Рите только появиться в обители приготовления пищи. Перси играл роль её тайного воздыхателя, которому Рита не отвечала взаимностью. Но его это, казалось, не сильно удручало.

Конечно, уже довольно поздно, но Перси всегда был полуночником и многие дела по дому делал именно ближе к тёмному времени суток. К тому же он должен был передать ей деньги на хозяйские нужды. Завтра Рита собиралась отправиться за продуктами, ведь на стол всё подавалось свежим. Но ни денег, ни самого Перси Рита до сих пор не увидела. Немного подумав, она решила поискать парня сейчас. Бегать с утра пораньше по опочивальням Перси и выискивать его Рита точно не имела желания.

Конечно, существовала призрачная вероятность того, что Перси всё ещё убирается где-нибудь в доме.

Вытерев руки о кружевной белый фартук, Рита вышла на поиски нерадивого работника. Проверив гостиную, Рита решила зайти на территорию, которую всегда убирал только он один. Комнаты в доме были поделены между ними, двумя слугами, и никогда они не менялись своими обязанностями. Конечно, Перси, бывало, подчёркивал, что является в доме важной фигурой и вычурно именовал себя дворецким. Хотя, по сути, их должностные обязанности не очень-то отличались. Рита решила поискать Перси в кабинете старшей дочери Марии Игнатьевны, Ларисы. Он располагался в противоположной от гостиной части дома, в конце очень узкого коридора. Эту сторону здания всегда убирал Перси, и Рита там почти не бывала. Он и так мучил её своим вниманием, так что девушка при возможности сама избегала лишних с ним встреч.

Девушка отправилась бродить по пустынному дому и, привыкнув к темноте, решила не включать свет, чтобы не привлекать лишнего внимания, а довольствоваться только лучом небольшого фонаря, который захватила с собой из кухни. Пройдя через холл, Рита поднялась на второй этаж и вступила в узкий коридор, который должен был привести её к двери кабинета. Осторожно ступая по тёмному полу, Рита медленно стала двигаться в сторону двери. Коридор был заставлен то пуфиками, то маленьким столиком. И без того узкий, он сейчас был просто невыносимым ни для какого движения, а тем более в темноте. Пару раз больно стукнувшись коленкой о едва различимый предмет мебели и тихо выругавшись, Рита, наконец, добралась до высокой коричневой двери, сделанной из прочного толстого куска дерева. Она уже хотела было схватить массивную металлическую ручку, как вдруг почувствовала за спиной какое-то движение.

Комок невольно сдавил изнутри горло Риты. Глубоко вдохнув воздух и от страха забыв его выдохнуть, Рита резко обернулась: яркий луч фонаря врезался в тёмную фигуру, выхватив из мрака только чёрную руку с подсвечником. Крик застрял у Риты в глотке. Глухой удар не дал ему вырваться наружу.

Глава 1. Обо всех трудящихся замолвите слово

В десять часов утра детектив отдела уголовных расследований инспектор Дорси и его помощник сержант Копленд въехали в пределы Старого Аккрингтона. Утреннее оживление на Уэлли Роуд уже прошло, машин почти не было, так что сержант с довольным видом выразил их общую с инспектором мысль о том, как хорошо, что они так быстро добрались. Но на этом их радостное настроение поубавилось, так как полицейских ожидало долгое (а в этом они не сомневались) и муторное расследование.

С утра в Департамент полиции поступил звонок, сообщивший об убийстве в одном из самых дорогих и шикарных домов не только Старого, но и Нового Аккрингтона. Инспектор Дорси привык иметь дело с простыми людьми, которые спокойно отвечали на все его вопросы, и которым обычно нечего было скрывать от следствия, чтобы сохранить свои деньги и репутацию. А все эти представители сильных мира сего, по мнению инспектора, только стопорили и запутывали расследование. И, не дай бог, если они ещё были связаны с политикой или являлись кем-то сродни титулованным особам: обычно, труп у таких людей вызывал что-то наподобие изжоги или морской болезни, но точно не желание сказать правду. Даже если такие люди и не имели к убийству никакого отношения, то всё равно, как правило, дача даже самых невинных показаний для них имела массу нюансов. Могут они сообщить это следствию или не могут? А вдруг это просочится в газеты? А что скажут избиратели? И ещё множество других подобных «мелочей» всегда мешало жизни тружеников полиции. Инспектор повидал на своём веку немало схожих дел и поэтому сейчас, предчувствуя и даже мысленно наблюдая, как его опасения сбываются, был не в самом лучшем расположении духа. К тому же иностранная фамилия владельцев дома не вызывала у Дорси никакого доверия, и он даже задавался естественным вопросом: говорят ли эти люди по-английски, а если нет, то где, чёрт возьми, он найдёт переводчика в Старом Аккрингтоне?

Из-за небольшого холма, покрытого дубами, показался здоровенный «уродец». Инспектор прищурился, наморщив лоб, но, поняв, что перед ним огромный дом самого вызывающего и эпатажного вида, широко распахнул глаза и присвистнул. Сержант сидел, свесив челюсть. За окном автомобиля светало, а температура поднималась. Погода налаживалась ровно с такой же скоростью, с какой мрачнело лицо инспектора Дорси. «Нувориши» — это слово никак не хотело вылетать из головы, а всё сильнее пускало корни и почти что свило в мозгу инспектора гнездо. Создать такое чудовище с таким обилием колонн, что даже позавидует весь пантеон греческих Богов со всеми своими храмами! Здесь чувствовались деньги. А вернее те, кто первый раз ощутил их шелест и перезвон в своём кармане. Всё напоказ. Неестественно и вульгарно. Инспектор дышал тяжело, как пожилой сенбернар, но в его взгляде не было той простоты и покладистости, свойственной этой собачьей породе. В душе Дорси уже вовсю бушевали буря и протест. И, кажется, сам дом содрогнулся и сжался под непримиримым взглядом инспектора: каменной постройке стало неловко, что она выпирает здесь, заглушая гармонию зелени и ландшафта.
 
Высокая ярко-жёлтая дверь резко распахнулась сразу же после того, как инспектор нажал на звонок. Его тут, очевидно, ждали с нетерпением. Высокая брюнетка лет сорока пяти в твидовом костюме, включавшем в себя модный пиджак и юбку-карандаш, с облегчением вздохнула и без слов, энергичным движением руки, пригласила полицейских войти. Волнение не давало ей нормально построить фразу, и женщина невольно то и дело вздыхала и дышала ртом. Инспектор и сержант прошли в огромный холл, ярко освещённый благодаря огромному окну, выходившему на солнечную сторону дома.

– Я детектив инспектор Дорси. Это мой помощник, сержант Копленд. Вы хозяйка дома? — вежливо произнёс инспектор, улучив момент, когда леди вроде бы успокоилась.
– Я Лариса, — наконец произнесла она. — Это дом моей матери. Она сейчас приняла настойку брома, но скоро выйдет к вам. Мама — старая женщина, а тут такой ужас.
– Вы должны показать нам, где находится тело. С минуту на минуту прибудут эксперты. Вы вызывали врача? Может, девушка была жива?
– Она была вся синяя! — Лариса поёжилась. — По крайней мере, руки... были.
Лариса Белоправская скрестила ладони на груди, вновь тяжело вздохнула, потом пригласила полицейских проследовать за ней на второй этаж.
– Только руки? — произнёс сержант, спотыкаясь своими длинными ногами о пуфик и чуть не падая на инспектора, в то время как они шли по узкому коридору в кабинет Ларисы. — А лицо?
– Сами всё увидите, — прошептала Лариса и закрыла рот рукой. Цвет её лица не вселял уверенности, что она сможет пережить это снова.

Дойдя до конца тёмного коридора, все трое остановились. Инспектор заметил небольшой предмет у самого входа и наклонился к нему. Осторожно, надев перчатки, инспектор поднял к глазам сержанта и Ларисы небольшой ручной фонарик. Сержант мгновенно раздобыл для улики из недр своей формы кусок плотной ткани.

– Вы знаете, чьё это? — произнёс инспектор.

– Нет, но... Хотя… — Лариса задумалась. — Не знаю. Может, кого-то из слуг.

После этой фразы Лариса вздрогнула: видимо, в её мыслях вновь пронеслась убитая служанка, и она, отведя взгляд в сторону, поскорей отворила дверь. В кабинете, как и в холле, тоже имелось большое окно, и помещение, ярко освещённое солнечным светом, открылось взору вошедших просторным чистым пятном. После полумрака коридора резкий свет заставил посетителей ненадолго зажмуриться, но, когда их глаза привыкли к свету, им представилась непривлекательная картина. Небольшой кабинет был заставлен письменным столом, парой кресел и полками с книгами, а в середине, почти в самом центре комнаты, на полу, головой к письменному столу лежала девушка. На ней была чёрная униформа прислуги, а на ноге отсутствовал один башмак: он валялся в метре от убитой. Голова девушки была плотно укутана кружевным белым фартуком, с одной стороны которого, у её правого виска, краснело небольшое пятно. Лицо было полностью закрыто, только прядь светлых волос пробивалась из-под ткани.

– Кто эта девушка? — произнёс инспектор, подходя к телу и внимательно осматривая его.
– Это наша горничная Рита.
– Вы уверены?
– Да, абсолютно. Больше просто некому.

Инспектор поджал губы, и его лицо тотчас приняло жёсткое выражение. Он стал тщательно осматривать убитую, а потом попросил Ларису:

– Я надеюсь, Вы предупредили своих домашних и прислугу, чтобы они не покидали дом, пока мы их не опросим?
– Нет, но вроде никто и так никуда не собирался, — Лариса задумалась, — я сказала Перси, чтобы он отложил свой поход за продуктами. Я думала, Вы захотите с ним поговорить.
– А кто такой Перси?
– Это наш дворецкий. Он выполнял различные обязанности по дому, как и бедная Рита.
– Хорошо. Мы поговорим со всеми позже. Предупредите их, миссис Белоправская, а мы с сержантом начнём осмотр.
– Да, конечно. — Лариса уже повернулась, чтобы покинуть кабинет, но её остановил голос инспектора:
– И ещё. Кто входил в этот кабинет после обнаружения тела?

Лариса вздрогнула при слове «тело» и поспешно ответила:

– Перси с утра пришёл убирать мой кабинет и нашёл здесь Риту. Он сразу побежал ко мне. Я велела вызвать полицию и запретила кому-нибудь входить сюда. На всякий случай я заперла дверь. Ключ был только у меня, я забрала у Перси запасную связку. Так что никто не входил.

– Замечательно, — сухо произнёс инспектор. Когда он начинал непосредственно вести дело, то становился похожим на бесчувственную машину, которой были чужды и сострадание и сочувствие, да и просто любые эмоции. — Вы правильно поступили.

Сбоку послышался шорох, и из-за поворота вынырнул долговязый парнишка:

– Миссис, извините. Пришёл какой-то мужчина из автомобильной мастерской, его вызывали на сегодня.

– Сейчас не время, Перси. Скажи, чтобы перенёс визит, мы его предупредим по телефону. Хотя нет, я сама ему скажу.

Перси еле заметно кивнул и тут же растворился.

Лариса глянула на Дорси, извинилась и вышла в коридор. Инспектор и сержант начали заниматься своим делом.

– Мы осмотрим кабинет. Скоро прибудет Джонс со своей командой, так что может у нас появятся какие-то отпечатки, — сказал инспектор и вновь наклонился над телом.
– Вы думаете, её убили здесь, детектив? — произнёс молодой сержант.
– Сложно сказать. Не видно крови ни на полу, ни на предметах мебели. Может, здесь всё тщательно вычистили, а может, тело принесли сюда уже после содеянного.
– Странно. Зачем ей закрыли голову фартуком? — пробубнил сержант и стал вглядываться в испачканную кровью белую ткань на голове убитой.
– Может, чтоб не кричала. Хотя тогда бы ограничились кляпом. Трудно сказать. Я думаю, нужно дождаться хотя бы результатов вскрытия и понять, отчего она умерла.
– Возможно, это прозвучит поспешно, детектив, но, очевидно, от удара по голове.

– Всё возможно, Копленд, но я не люблю спешить, — с этими словами инспектор начал ощупывать карманы девушки. Из одного он медленно достал золотистую пачку сигарет с надписью «Ллойд и Бенсон». Она была уже открытая, но при этом все сигареты были на месте.

– Дешёвые сигареты, — заключил сержант. — Она была не очень-то состоятельной.
– Не забывай, Копленд, она работала горничной.
– Но в каком доме!
– Многие богачи сейчас скряги, — с видом знатока вздохнул инспектор, — но вот что интересно.

Он указал на содержимое пачки сержанту:

– Я уже два года не курю, но раньше это были мои любимые сигареты.
– Вы курили Ллойда? Неужели инспекторам два года назад так мало платили? — сержант весело оскалил зубы, а инспектор поглядел на него, как обычно глядят на ничего не понимающего ребёнка.
– Мой наивный Копленд, смотри не на то, что снаружи, а на то, что внутри.
– Но, детектив… Я не очень понимаю. Я, правда, никогда не курил. Меня как-то, когда я был ещё учеником, в школьном туалете поймал учитель математики: мы с приятелями раскурили какую-то доморощенную кручёную дрянь. Так вот, он сказал моей матери, а она…

Инспектор резко прервал не в меру разоткровенничавшегося сержанта:

– Копленд! Внутри пачки другие сигареты. Это не Ллойд. Это «Маунтинз». А они довольно недешёвые.
– И зачем она переложила одни сигареты в пачку от других?
– Если бы она переложила дешёвые сигареты в пачку из-под дорогих, я бы предположил, что она не хотела показаться бедной. Возможно, хотела произвести впечатление в обществе друзей, показать, что она при средствах.
– Но здесь всё наоборот…
– Это-то меня и смущает! Хотя, может быть, у неё были деньги, но она не хотела показывать этого. Отсюда и пачка из-под дешёвых сигарет. Но это полный абсурд.
– Может, она получила деньги незаконным путём? Появились бы вопросы…
– А может, мы пока делаем из мухи слона? Может, эти сигареты никак не относятся к делу. Проверим-ка другой карман, — и инспектор запустил руку в левый карман униформы убитой. Оттуда он выудил что-то белое, потом, немного вскрикнув, отдёрнул руку.
– Чёрт, колется! — произнёс он и снова запустил руку в карман. Потом осторожно, к удивлению сержанта, инспектор извлёк из него чёрный цветок. Он положил его к уже извлечённому ранее небольшому белому бутончику.
– Что это? — сержант округлил глаза.
– Белый клевер и чёрная роза. С шипами, — инспектор аккуратно потёр уколотую руку.
– Настоящие?
– По крайней мере, искусственных роз с шипами я не встречал.

Инспектор Дорси поднял к самым глазам уже немного повядшие цветы.

– Не думал, что бывают чёрные розы, — удивился Копленд.
– Эта роза чёрная только на первый взгляд. Присмотрись, Копленд. Она тёмно-бордовая. К тому же, немного подсохла и почернела.
– Что это значит? Может, она была на свидании?
– Где ты видел, Копленд, чтобы на свидании дарили клевер? Да к тому же чёрные цветы? И почему она держала их в кармане? На первый взгляд банальное убийство служанки запутывается всё больше и больше, — после этих слов инспектор совсем нахмурился и замолчал.
– А, может, это даже никакого отношения к делу не имеет, сэр?
– Может быть, Копленд, может быть.

Инспектор аккуратно приподнял белую материю с головы убитой: волосы слиплись, и в некоторых местах из светлых стали грязно-бурыми.

– Очень похоже на удар. Джонс скажет точнее.

Снаружи послышались сигналы подъехавшей машины.

– О! Джонс уже здесь. И врач, наверное, с ним. Сейчас увезут тело, а мы должны побеседовать с жителями этого прекрасного дома, — и, ехидно улыбнувшись, инспектор Дорси вышел из кабинета.

Глава 2. Очевидцы неочевидного

– Итак, Вы Персиваль Кэрол? Дворецкий госпожи Белоправской, верно? — инспектор Дорси заглянул в свой блокнот, который уже включал всех тех, кто проживал в доме в настоящее время. Инспектор удобно устроился в кресле гостиной первого этажа особняка семьи Белоправских, которую они так любезно (как решил сам инспектор) предоставили ему в качестве допросной.

– Д-да, — немного заикаясь, произнёс Перси. Он сидел напротив инспектора и вздрагивал от малейшего звука. Когда Перси только входил в комнату, его высокая и худощавая фигура в форме дворецкого показалась Копленду такой нелепой, что сержант быстро подавил невольно вырвавшийся смешок. К тому же Перси всё время подёргивал своим длинным утиным носом и периодически им посапывал. Почти прозрачные светлые волосы были прилизаны набок и не добавляли привлекательности его внешности. Сержант решил про себя, что этот молодой человек весьма странный, немного оторванный от мира и совсем непрактичный.

– Итак, мистер Кэрол, это Вы нашли тело служанки, верно? — инспектор приступил к беседе.

Перси снова вздрогнул и стал ещё быстрее двигать своим утиным носом:

– Да, это я, сэр.
– Расскажите подробнее, во сколько это было? При каких обстоятельствах Вы вошли в кабинет?
– Я убираюсь в кабинете миссис Белоправской, ну, не самой, а Ларисы Белоправской, это её дочь... Хотя она тоже миссис, но её все зовут по имени. Они почти никогда не употребляют таких слов как мисс и миссис и велят нам, слугам, называть их по именам. В России так принято.
– Хорошо, мистер Кэрол, вернёмся к делу, — нетерпеливо перебил инспектор.
– Да, хорошо. Так вот, я убираюсь в кабинете миссис Ларисы. Каждый день, вернее, каждый вечер. Она не часто там бывает, но ненавидит пыль и требует ежедневной уборки. Вчера я тоже должен был там убираться.
– И Вы в точности исполняете свои обязанности?
– Да, конечно. Вернее, я иногда не успеваю убрать кабинет хозяйки и когда точно знаю, что она туда не зайдёт, иногда позволяю себе пропустить день или два уборки.
– А разве такие вещи можно предугадать точно?
– Да, миссис Лариса, обычно, работает у себя в конторе. Дома она привыкла отдыхать. В кабинет она заходит, когда приходит время платить нам месячное жалованье или проверять счета за неделю.
– А сегодня она должна была туда зайти?
– В том то и дело, что да. Сегодня воскресенье, она должна была проверить все счета, все расходы, сделанные за прошедшую неделю. А я как назло вчера зачитался. Вы знаете, есть очень интересный философ Томас Гоббс, а его трактат «Левиафан» очень занимательный. Гоббс так интересно описывает возникновение государства, его собственная теория...
– Пожалуйста, мистер Кэрол, не отвлекайтесь от дела. Мы поняли, что кабинет миссис Ларисы Вы вчера убрать не успели, верно?
– Да, я обычно поздно убираюсь, но, когда вчера я, наконец, отвлёкся от Гоббса, была уже полночь. Поэтому я решил прийти в кабинет рано утром. Миссис Лариса любит заниматься делами после обеда, так что я бы наверняка успел.
– Во сколько вы вошли в кабинет?
– Где-то в 8.10 утра, сэр.
– И что Вы там увидели?
– Я открыл дверь, и тут же мне в глаза ударил свет. После тёмного коридора яркий кабинет просто ослепил меня. Я не сразу посмотрел на пол, думал о Гоббсе, хотел подойти к столу, но обо что-то споткнулся. Представляете, я заметил её только, когда споткнулся об неё! Это так ужасно, сэр. Бедная Рита...
– Почему Вы решили, что это Рита? Ведь её лица не было видно из-за фартука.
– Но кто же, если не она? В этом доме только она носит такую форму. Кухарка Ивонн надевает белое платье. А постоянная служанка у нас одна, и это Рита. К тому же я видел, как она вчера входила в кабинет.
– Рита входила в кабинет миссис Ларисы? Когда вы это видели?

– Вчера вечером, где-то после девяти. Я шёл в спальню миссис Марии, чтобы принести ей лекарство, и проходил мимо коридора, который ведёт в кабинет. Тогда в коридоре были зажжены бра, и я видел, как Рита входила в ту злополучную комнату. Я ещё удивился, зачем она туда идёт, ведь убирать кабинет не входит в её обязанности. Я думал пройти за ней, но миссис Мария очень не любит, когда её заставляют ждать, поэтому я решил сначала доставить таблетки в спальню хозяйки.

– Кабинет запирается?
– Да, миссис Лариса всегда запирает его, но у меня есть ключ, чтобы я не беспокоил хозяйку, когда мне предстоит заниматься уборкой.
– Она не доверяет членам семьи?
– Нет, просто она не хочет, чтобы в кабинет заходили посторонние и перекладывали её вещи. Она любит порядок во всём. Ничего ценного там не хранится, деньги и ценные бумаги находятся в банке.
– Значит, у Риты не было ключа?
– Не было. Я тогда ещё подумал, каким образом она вошла, раз ключа у неё нет. Но потом понёс таблетки хозяйке...
– Ну, а после того, как вы отнесли таблетки, вы всё-таки зашли в кабинет?
– Нет, — Перси расстроенно покачал головой, — не зашёл.
– И почему же?
– В спальне миссис Марии я вспомнил о книге Гоббса, которую взял в библиотеке, и совершенно забыл, что хотел пойти за Ритой.

Инспектор и сержант переглянулись, потом инспектор Дорси, глубоко вздохнув, продолжил:

– А после этого вы видели Риту?
– Только сегодня утром в кабинете и уже неживой.
– Вы что-нибудь трогали в кабинете?
– Нет, я не успел, я растерялся, не знал, что делать. Попытаться помочь ей или позвать хозяйку.
– Вы предполагали, что девушка жива?
– Нет! Я почему-то сразу понял, что ей уже не помочь, а всё-таки убеждал себя, что я ошибаюсь. Но это красное пятно на её голове и такие бледные руки.
– Ладно, Перси. Но, может, вы слышали что-то вчера вечером или ночью, когда читали Гоббса? Что-нибудь, что показалось странным, скажем, какой-то шум? Звук удара?
– Удара? Нет, ничего похожего. Был странный хлопок. Уже ближе к одиннадцати, или даже позже. Но, скорей всего, это опять какой-то лихач проехал мимо дома по дороге.
– Скажите, Вы уже давно работаете на Белоправских?
– Почти три года, сэр.
– И что Вы можете сказать об этой семье?
– Да ничего особенного. Платят хорошо, ничего дурного я за ними не примечал. Это прозвучит немного удивительно, но, мне кажется, они очень дружны между собой.
– А почему это прозвучит удивительно? — вмешался сержант.
– Ну, Вы знаете, как бывает в таких семьях, где есть пожилая дама, владеющая огромным состоянием, и куча наследников. Обычно, между собой наследники грызутся, а здесь тишь да гладь.
– А в каких отношениях члены семьи были с Ритой?

– Да ни в каких, — Перси удивлённо посмотрел на инспектора. — Она хорошо делала свою работу, не гуляла, не пила. Она служанка, у неё нет каких-то особенных отношений с этой семьёй. Да, я слышал, что её бабушка когда-то дружила с миссис Марией, и та, помня о старой дружбе, помогла Рите в сложной ситуации, когда девушка не могла найти себе работу. Но хозяйка никогда не выделяла её и не приближала к себе.

– Понятно. Ещё, мистер Кэрол. Вы узнаёте эту вещь? — инспектор достал кусок материи, внутри которой находился маленький ручной фонарик.
– Такой был у Риты, — немного подумав, ответил Перси. — Она всегда носила фонарь с собой на случай, если отключат свет, или понадобится выйти вечером во двор.
– А, может, вы припомните: случилось ли вчера вечером какое-то событие? Например, что-то расстроило Риту или наоборот обрадовало?
– Знаете... — Перси призадумался. — Около семи часов был один звонок. Вернее, я не понял, звонила ли Рита или звонили ей. Я только видел, как она положила телефонную трубку на рычаг и была очень довольна. Разговора я не слышал.
– Так или иначе, мы проверим. А другие члены семьи – кто-нибудь вёл себя странно?
– Нет, сэр, кажется, как обычно. Мистер Бергович очень расстроился за ужином, но он всегда горюет, когда ест дома. Жена заставляет его соблюдать особую диету. Мистер Леонид, наоборот, был крайне возбуждён: всё время шутил, смеялся. Клара была сосредоточена, она всегда занята, у неё и свободной минутки не бывает. Правда, мисс Зоя была чем-то расстроена, мне даже показалось, что она плакала. Только я уже не помню, когда я её видел: до ужина или после, или во время...
– Ещё такой вопрос, мистер Кэрол: Рита курила?
– Рита? Нет, сэр. Рита терпеть не могла табачный дым, она всегда говорила, что сигареты — это яд, и она не собирается гробить своё здоровье.
– Хорошо, мистер Кэрол. Я думаю, что мы поговорим с вами позже, когда будем знать точное время смерти, а сейчас можете идти. Спасибо, что ответили на наши вопросы.

Перси немного помедлил, потом быстро поднялся и неловко, как цапля, на своих длинных ногах покинул гостиную.

– Сэр, — сказал сержант, когда Перси закрыл за собой дверь, — думаете, он говорит правду? Думаете, он не пошёл в кабинет за Ритой?
– Не могу сказать точно, Копленд. Но если он не врёт и экспертиза скажет, что Рита была убита вчера в районе девяти вечера, то почти со стопроцентной вероятностью мы сможем сказать, что убийство было совершено в кабинете. Может, там её кто-нибудь и ждал. Хотя меня смущает фонарик: мы нашли его при входе в кабинет. А Перси видел девушку при свете бра.
– Может, он предназначался для кабинета, а не для коридора? Она не хотела включать свет и привлекать к себе внимание. Может, хотела проникнуть внутрь тайно, а чтобы её не заметили, захватила фонарь.
– Думаешь, что служанка хотела порыться в документах Ларисы в отсутствие хозяйки? И такое нельзя исключать, но, в любом случае, Копленд, фонарик найден за пределами кабинета. Значит, войти она не успела.
– Но ведь Перси сказал, что видел, как она зашла в кабинет.

– Да, он так сказал. Если предположить, что он сообщил нам правду, то, может, Рита успела порыться в документах своей хозяйки, но тогда она успела кабинет покинуть. Скажем, девушка не осталась незамеченной и при выходе из кабинета натолкнулась на свою хозяйку или ещё на кого-нибудь из Белоправских. На неё могли напасть и в коридоре, а потом втащить внутрь кабинета. Нужно сказать экспертам, чтобы всё там проверили. Хотя, может, это не её фонарик. Надо сверить отпечатки на нём, он мог принадлежать убийце.

– Думаете, Ларисе было что скрывать?
– Всё может быть, Копленд, всё может быть. В таких семьях всегда найдётся то, что захотят скрыть. А это, как ты понимаешь, совсем не продвигает расследование. И эта странная ситуация с сигаретами. Зачем они ей, если она не курила?
На этот вопрос ни одной идеи не появилось даже у сержанта, который всегда любил давать всему происходящему самые невероятные объяснения.

– Ладно, Копленд. Пригласи сюда Ларису Белоправскую. Думаю, сейчас пора поговорить с ней. Я так понимаю, что экономки у неё не было, за прислугой она следила сама, как и за всем в доме. К тому же кабинет, в котором обнаружен труп, принадлежит ей.
– Слушаюсь, сэр, — Копленд направился к двери.
– И не забудь попросить экспертов обратить пристальное внимание на коридор. Пусть Джонс всё там осмотрит. Это явно не такое простое дело, как нам кажется, Копленд. Нутром чую.

Сержант покинул гостиную, а инспектор Дорси заглянул в свой блокнот. Лариса Белоправская дала полный список проживающих и часто бывающих в доме людей, и инспектор начал тщательно изучать его. Хозяйка дома, Мария Игнатьевна Белоправская (Дорси с трудом прочитал такую невиданную вещь как отчество), старая дама, родилась и выросла в России. Восемь лет назад перебралась с семьёй в Англию. Ей было уже почти семьдесят лет. В доме также проживала её дочь Лариса, сорока шести лет. Насколько понял Дорси, она была замужем, но сейчас овдовела. Он обратил внимание, что фамилию Лариса предпочла носить девичью. У Ларисы была дочь Зоя, девятнадцатилетняя девушка. В доме также проживал Леонид Белоправский, племянник Марии. А также дочь Леонида Клара со своим мужем Павлом. Эти двое носили фамилию Бергович. В доме помимо членов семьи проживали и слуги: Персиваль Кэрол и убитая Маргарита Милорадович. Кухарка Ивонн Сиверос в доме не жила, она приезжала на работу каждое утро на автобусе. Среди постоянных посетителей дома Лариса назвала Джеймса Грея, молодого человека из юридической конторы, который помогал Ларисе вести дела и был консультантом семьи по финансовым вопросам. Также в списке была некая Паола Агости. Лариса сказала, что эта девушка приехала к её матери. Паола приходилась внучкой подруги её молодости. «Да, немаленький список — вздохнул инспектор, — но чем раньше начнёшь, тем скорее закончишь».

* * *

– Вы что-нибудь выяснили, детектив? — сразу же произнесла Лариса, опустившись в кресло напротив инспектора.
– Боюсь, нет, мадам, — Дорси побарабанил пальцами по ручке кресла. — Мы с сержантом Коплендом только приступили к делу, но некоторые ниточки у нас уже есть. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Я помогу, чем смогу.
– Как вы узнали о случившемся?
– От Перси. Он вбежал ко мне как ненормальный. Я как раз была здесь, в гостиной, пила кофе. На нём лица не было. Я сразу поняла, что произошло что-то страшное, раз так напугало его. Он всегда такой спокойный и отрешённый, а тут... Он сказал, что мне нужно срочно пройти в кабинет. Перси был так взволнован, что даже не мог и слова произнести об убийстве.
– И Вы сразу проследовали за ним?
– Да. Я так испугалась, когда увидела Риту. А Перси хватался за голову и только повторял: «Что делать? Что делать?» Я отправила его к Ивонн, чтобы та дала ему что-нибудь успокаивающее, а сама заперла кабинет и вызвала Вас.
– Не могу не выказать своё восхищение вашим поведением. Вы молодец, не потеряли самообладание. Даже закрыли место преступления. Это было очень правильно и рассудительно.
– На самом деле, я очень испугалась и, возможно, сама бы запаниковала, но эта роль досталась Перси, он своими воплями просто отрезвил меня. Я поняла, что нужен человек, который должен сохранять хладнокровие в данной ситуации, и этим человеком пришлось стать мне.
– Очень хорошо. Когда в последний раз Вы видели вашу служанку живой?

Лариса задумалась. Глаза её были тёмно-серые. В сочетании с тёмными волосами и маленьким носом они делали Ларису совсем незапоминающейся. Увидев такую однажды, не узнаешь её потом в другой одежде или когда она будет находиться в толпе.

– Кажется, вчера вечером. В полдевятого я вернулась из офиса, семья к этому времени уже поужинала. Я дала Рите указания по поводу уборки на завтра и пошла к себе в спальню.
– А где вы с ней беседовали?
– Я встретила её в саду. Она несла дрова для камина. Вы, наверно, видели наш камин? Это настоящее произведение искусства, он здесь с самой постройки нашего дома, аж с начала XIX века.
– Да, мадам. Прекрасный камин, я его видел. Однако после этого Вы девушку не видели?
– Нет, я вернулась в свою спальню и больше не выходила из неё.
– Ваша спальня ведь находится на втором этаже? — инспектор прищурился, задавая этот вопрос.
– Да, детектив.
– Во сколько Вы легли спать? Вы не слышали ничего подозрительного, пока были у себя?

Лариса немного помолчала, но потом с сожалением произнесла:

– Нет, детектив, к сожалению, нет. Я легла спать около одиннадцати часов. У меня очень чуткий сон, поэтому я всегда надеваю беруши. Знаете, иногда почти заснёшь, но неожиданно мимо дома проедет какой-нибудь лихач с невероятно шумным двигателем, и тогда прощай, сон! А с моей работой хороший отдых мне необходим, как воздух. До одиннадцати я ничего не слышала, что бы встревожило меня. А после уже не могла слышать.
– Вы не могли бы назвать точное время, когда легли? До минуты?
– Я всегда смотрю на часы, когда ложусь. У меня есть такая привычка: подсчитывать, сколько времени осталось спать. Это так по-детски, но я всегда радуюсь, когда понимаю, что сон будет длиться на час больше, — Лариса немного смутилась своей откровенности. — К тому же ко мне забежала Зоя пожелать приятных снов. Так что могу сказать точно. Когда я надела беруши и выключила свет, было 22.45.
– Ладно, давайте поговорим о Рите. Давно она у Вас работает?
– Уже несколько лет, четыре или пять — точнее не скажу. Она приехала к нам из России, её бабушка дружила раньше с моей мамой и очень просила помочь бедной девочке. В России сейчас трудные времена, от той страны, которую я знала, ничего не осталось. Да и от людей тоже... Во всех смыслах!
– Ваша мать, насколько мне известно, уже не видела Россию больше шести лет?
– Верно, инспектор. Но она никогда не забывала свою Родину. У нас там много родственников, и мама, если бы не та обстановка, что сложилась сейчас, непременно бы съездила туда. В России у неё очень много друзей, к тому же русский язык — это наш родной язык. И Белоправские никогда не забывали свои корни! — последние слова Лариса произнесла с гордостью.
– Что-нибудь пропало из вашего кабинета? Или из других комнат?
– Я ещё не успела оглядеть кабинет, но после визуального осмотра вроде бы всё осталось на месте. Конечно, я ещё не смотрела документы, но среди моих бумаг не было особо ценных. А вы думаете, что это был грабитель?
– Если грабитель, то очень странный... В любом случае, позже, когда мои люди закончат в кабинете, вы с моим помощником пройдёте туда и убедитесь, что всё на месте.
– Непременно, но не думаю, что это много даст.
– Что ж, хорошо. А что лично Вы можете сказать о вашей работнице? Какая она была?

– Я даже не знаю, — Лариса была в замешательстве. — Работница она была хорошая. Не увиливала от работы, всегда выполняла даваемые ей поручения исправно. Не то, что Перси, он весь такой возвышенный, иногда забывал то, что я говорила ему пять минут назад. А Рита была ответственной. К тому же не просила прибавки к жалованью. В нашем доме слугам грех плакаться на своё содержание, моя мать никогда не была скупердяйкой, но все наши предыдущие слуги после месяца работы вставали в стойку и требовали повышения. Говорили про непосильный труд, про то, что дом очень большой. Наверно, им казалось, что раз у нас есть деньги, то мы обязаны дарить их им просто так.

– А каким она была человеком? Вы знаете, с кем она общалась?

– Боюсь, детектив, что таких подробностей я не знаю, — Лариса покачала головой.

— Я целый день пропадаю в офисе, не слежу за теми, кто у нас работает. Хотя лично мне Рита всегда казалась немного замкнутой. Но я не знаю, с кем она общалась вне стен дома и общалась ли. Возможно, на такие вопросы Вам больше ответит Ивонн. Насколько я знаю, они не дружили, но Рита в любом случае была ближе к ней, чем к любому из нас.

– А с кем-нибудь из дома кроме вашей кухарки она общалась близко?

– Не уверена. Но думаю, что нет. Ни о какой дружбе между ней и кем-нибудь из нашей семьи я никогда не слышала. Но если и есть варианты, то только Зоя. По крайней мере, она подходит ей по возрасту. Но я уже сказала, что Рита — закрытая девушка… была, — добавила она со слезами. — Боже мой, она же ровесница моей дочки! Найдите этого негодяя, инспектор, такие люди не могут быть на свободе!

– Не волнуйтесь, мадам. Мы делаем всё, что нужно, — инспектор достал свой блокнот. — Вы сказали, что у Вас в доме есть человек, который не проживает здесь постоянно, а только приехал на время. Это некая Паола Агости.
– Да, Паолетта, — Лариса неожиданно улыбнулась, — очень приятная. Такая хорошая. Она гостит у нас уже две недели. Моя мать получила письмо от своей старинной подруги, с которой не виделась больше десяти лет, но постоянно переписывалась. Старушка просила принять в нашем доме свою внучку – Паолу. Девушка никогда не была в Англии и очень хотела познакомиться с обычаями и культурой страны. Она художница.

– Вы раньше эту девушку никогда не видели?
– Нет, никогда. Мама последний раз встречалась со своей подругой в Америке, в 1916 году, мы как раз эмигрировали из Империи. Кажется, мама была знакома и с дочерью подруги, та вышла замуж за итальянца, а Паоле в те годы было лет десять. Может, я и видела её мельком, но абсолютно не запомнила.

– То есть эта девушка постоянно проживает в Штатах?

– Да, живёт в Канзасе или Милуоки, для меня это одно и то же. Она занимается живописью, сейчас пишет композицию со спортсменами. Мама, как только узнала, очень обрадовалась. Аккрингтон – самое подходящее место, наш футбольный клуб очень знаменит, и Паолетта с радостью принялась за работу. Мама ждала, что её подруга тоже приедет, но бедная старушка в последнее время редко ходит, и её родственники побоялись, что долгая поездка только пошатнёт здоровье пожилой женщины.

– Хорошо, мадам Белоправская. Я думаю, что мы сможем сказать больше, получив результаты экспертов. А сейчас я хотел бы поговорить с вашей матерью. Как она себя чувствует?

– Уже намного лучше, я позову её, — Лариса поднялась с кресла и покинула кабинет.

Глава 3. Русские мигрантки

Мария Белоправская была, что называется, почтенной старой леди. Держала она себя очень достойно, говорила медленно и отчётливо, при этом весьма строго поглядывая на собеседника. Её абсолютно седые волосы были красиво уложены, и, несмотря на то, что ходила Мария, опираясь на костыль, выглядела она человеком, ещё полным сил. Внешне она смотрелась на свой возраст, но энергия жизни, бившая в ней, казалось, скидывала её года и делала моложе.

Сержант Копленд уже вернулся. Он сообщил инспектору, что Джонс со своей командой нашёл кровь на стене коридора, в непосредственной близости от двери, ведущей в кабинет. Инспектор этому не удивился. Он лишь кивнул Копленду с таким выражением лица, словно хотел сказать: «Результат был предсказуем». Сразу после этого в гостиной появилась хозяйка дома. Мария с важностью герцогини опустилась в кресло, а потом велела задавать ей вопросы. Инспектор слышал, что кончина Риты очень потрясла старую женщину, но сейчас она явно не желала давать повод обвинить себя в чувствительности и слабости.

– Миссис Белоправская…
– Называйте меня Мария! Сочетание английского обращения с русской фамилией звучит глупо. Правда, ещё глупее то, что выдумала моя дочь. Употреблять все эти «мисс» и «миссис» перед именем. Но звучит смешно, не правда ли? — Мария Игнатьевна улыбнулась только так, как могла улыбаться женщина её круга или её возраста. С достоинством. Она всё делала с достоинством, как заметил сержант.

– Хорошо, но лучше я буду называть Вас мадам, — инспектор достал свой блокнот и карандаш. — Вы не могли бы рассказать мне о Рите Милорадович? Всё что знаете.

– Знаю я немного, но, наверно, больше любого в этом доме. Рита родилась и выросла в Орле, это город в европейской части России. Там же жила и её бабушка Софья, мы с ней познакомились ещё в начале шестидесятых, когда учились в Петербурге. Мне было намного проще, знаете ли. Я уехала из своей страны за много лет до того кошмара, что там произошёл. Да, я пробивалась здесь сама. Но всё это происходило по моей воле: никто не выгонял меня из своего дома. Мне тогда, в случае неуспеха, было куда вернуться. А им, тем, кто остался в России сейчас, и тем, кто блуждает, потерянный без приюта, по Европе, некуда возвратиться, не к кому пойти. Но, я думаю, Вам не очень-то интересно, через что все мы прошли, а кому-то ещё предстоит пройти. Сейчас в нашей семье это не ценится, — с упрёком произнесла Мария и поджала губы, — только Лариса интересуется судьбой России, но и она всё реже заговаривает об этом. И вот несколько лет назад ко мне приехала Рита. Она привезла с собой письмо от Сони, в котором моя подруга юности просила помочь своей внучке. Она писала, что остаётся ждать сына. Больше я о ней не слышала, — лицо Марии нахмурилось и потемнело. — Я предложила Рите поработать для начала у меня в доме. Если честно, я думала, что она захочет учиться, но Рита, кажется, была совсем не расположена к этому. Но работница она была на вес золота, после её появления в доме я, наконец, перестала повсюду видеть пыль. Знаете, в этой истории мне больше всего жалко бедную Соню. Она отправила свою внучку в Англию, чтобы у той могла сложиться счастливая жизнь, чтобы её не убили на ставшей чужой родине, а получилось то, что получилось. У жизни плохо с чувством юмора: она просто насмехается над нами!.. И это здесь, в мирной, цветущей, не охваченной революционным пожаром Англии! От судьбы не уйдёшь, так говорят? Хотя в этом косвенно виновата и я...

– Почему Вы так считаете, мадам? — инспектор удивлённо поднял брови.

– Мне следовало уделять ей больше внимания. Возможно, настоять, чтобы она поступила в местный колледж. Может, тогда бы она проводила меньше времени в этом «заплесневелом» доме, а завела бы себе друзей за его пределами.

– А с кем Рита общалась в доме?

Мария строго посмотрела на инспектора:

– С тем, с кем ей не следовало общаться. К сожалению, я ни разу не поймала её за руку.
– Не поймали за руку? — инспектор с удивлением глядел на собеседницу. — О чём Вы говорите, мадам? И, если я Вас правильно понял, Вы намекаете на то, что, если бы Рита Милорадович меньше времени проводила в Вашем доме, то бы осталась жива?
– Вы подозреваете кого-то из членов семьи или других слуг? — неожиданно вмешался сержант.

– Боюсь, что подозреваю, — тихо произнесла Мария. — Я, конечно, старая женщина, но ещё не впала в маразм. Хотя, некоторые из живущих в этом доме уверены в обратном. Я была бы только рада, детектив, если бы Вы сообщили мне, что убийца — кто-то со стороны, но, к несчастью, я почти убеждена, что это не так. Да и у Риты не было знакомых за пределами дома, не могло быть.

– Вы уверены в этом? Вы же не можете контролировать каждый её шаг, верно? Может, она и познакомилась с кем-то.

– Я буду рада, если Вы окажетесь правы, детектив. Но у меня есть шестое чувство, которое меня ни разу не подводило. Рита отлучалась из дома только за покупками и всегда вовремя возвращалась. Если бы у неё были друзья или тайный поклонник, то явно не за пределами дома. Им нужно уделять время, а Рита безвылазно сидела в особняке, когда у неё выдавалась свободная минутка. Друзьям вряд ли понравилось бы такое внимание, не правда ли?

– И всё же Вы можете назвать человека, с которым она общалась в доме?

Мария неожиданно посуровела:

– Я уже сказала, что ни разу не поймала её за руку. Но я почти уверена в том, о чём сейчас Вам скажу. Знаете, как я ненавижу людей, которые пытаются казаться белыми и пушистыми? Они всегда улыбаются Вам в лицо, но, на самом деле, никогда не знаешь, что у них на уме. Их не волнуют чувства других людей, они думают только о своих удовольствиях и выгоде.

– Вы говорите сейчас о Рите?
– Конечно же, нет, — порывистость Марии неожиданно сменило успокоение, — Рита — ещё дитя, которое никому не причинило зла. Она просто связалась не с тем человеком. Я говорю о Павле.

Инспектор заглянул в свой блокнот и, немного подумав, произнёс:

– Вы говорите о муже Вашей внучатой племянницы?

– Да, о нём, о муже Клары, — лицо Марии приобрело презрительное выражение. — Он из тех людей, которых я Вам описала. Знаете, когда я вижу его слащавую улыбку, мне так и хочется запустить в него моим большим англо-русским словарём.

– Он общался с вашей служанкой?

– Мне кажется, у них был роман. Павел ни одной юбки не пропустит. Он всегда так любезно говорил с ней, благодарил за кофе. А Рита очень глупая, и я не удивлюсь, если узнаю, что она всё же поддалась на его обаяние и обворожительное лицо, в которое я бы с радостью плюнула.

Сержант тихо хихикнул и посмотрел на инспектора, который был в замешательстве.

– А у Вас есть какое-нибудь подтверждение ваших слов, мадам? — серьёзно сказал Дорси.

– Я же говорю, у меня только косвенные улики, детектив. Я видела, как он несколько раз ошивался на кухне, хотя, чёрт возьми, что ему там делать? Или вы думаете, он приходил к нашей кухарке Ивонн? Но, боюсь, что она не его тип. К тому же в последнее время Рита то и дело пропадала.

– В каком смысле?

– Её, бывало, не дозовёшься. Вроде пять минут назад была в гостиной, а потом исчезала минут на двадцать. Потом появится и снова исчезнет.
– Она могла покинуть пределы дома?
– Это было возможным. Но куда она успела бы сходить за такое короткое время? Я думаю, что она устраивала тайные свидания с Павлом.
– И Вы никому не говорили о своих подозрениях? Кларе?
– Я же не была уверена. Вернее, я была уверена, но у меня не было доказательств! А пустые слова ничего не значат.
– Но если Вы были уверены, то, наверно, попытались как-то пресечь это?

Мария вздохнула и посмотрела в сторону большого окна. За ним ветер беззаботно играл листьями деревьев.

– Я как-то попыталась намекнуть Павлу, что Рита — очень значимый для меня человек, — тихо произнесла Мария. — Понимаете, детектив, она дочь моей подруги, а Павел просто мерзавец.
– А как же Клара? — спросил сержант. — Вас не волновало то, что вашей племяннице изменяют? Ведь Рита знала, что Павел женат на ней!

Сержант спросил то, что волновало и самого инспектора. Он не мог не обратить внимания, что Мария печётся только о малознакомой девушке, притом, что дело напрямую касается её пусть и не родной, но племянницы.

– Да Клара — дура! — неожиданно выпалила Мария, чем повергла в недоумение обоих полицейских. — Она никогда не видела того, что творилось у неё под носом. О том, что у Павла была любовница и не одна, знали, наверно, все в доме, но только не она. Я предупреждала её ещё перед свадьбой, говорила, что Павлу нужны лишь её деньги. Она страшно на меня обиделась. К тому же эта её деятельность по защите животных! Она непрактичный человек. Её предупреждать о Павле было бесполезно. А вот Риту мне, правда, было жалко. Она не походила на девушку, которую интересует лишь нажива. К тому же она знала, что капитал принадлежит нашей семье, да и любой адвокат при разводе оставит Павла без копейки. Рита наверняка влюбилась, потому что тоже дура. Все они дуры! — громко завершила свой монолог Мария.

– Хм... — инспектор явно был ошеломлён и обескуражен столь резвыми мыслями такой безобидной старушки. — А когда Вы в последний раз видели Риту живой?

– Я вчера слегла: голова очень сильно болела. Так что ужин мне подавали в комнату. Потом Рита принесла мне чай где-то в 20.30. И больше я её не видела. После девяти ко мне заходил Перси, принёс таблетки и воду. Я немного почитала, а потом заснула и проспала до утра.

– Вы ничего не слышали за пределами вашей спальни? Или на улице?
– Нет. Видимо, болезнь сделала своё дело. Меня ничто не тревожило.
– А кроме Перси и Риты к Вам кто-нибудь заходил в тот вечер?
– Клара заходила. Наверно, почти сразу после ухода Перси. Спрашивала что-то, даже не помню что. Я её почти не слышала, голова очень болела. У Вас будут ещё вопросы, инспектор Дорси?
– Пока нет, но в скором времени появятся. И ещё, вы как хозяйка дома, можете поговорить с вашими домашними? Кто-то должен пройти процедуру опознания.
– Я сама поеду.
– Вы уверены? — инспектор с недоверием посмотрел на её костыль и тут же припомнил рассказ о вчерашней болезни. Ему очень не хотелось получить два трупа вместо одного, если эта старая леди от сильных впечатлений скончается прямо в морге.
– Пусть я и слаба, — сказала Мария с достоинством, поймав его взгляд, — но это мой долг! Рита — внучка моей подруги. К тому же могу с уверенностью сказать, что в этом доме я лучше других понимала её. А некоторые, — она подчеркнула последнее слово, — наверно, даже имени её вам не назовут.

* * *

Сержант с изумлением посмотрел вслед уходившей Марии. Потом с восхищением повернулся к инспектору.

– Знаете, детектив Дорси, — сказал он, когда пожилая леди захлопнула за собой дверь, — я никак не ожидал такого пассажа от этой старушенции. Она говорила с такой энергией, что ей и тридцатилетний позавидует. Думаете, это правда насчёт её внучатой племянницы и её мужа? Ведь тогда у нас появляются подозреваемые. И целых двое.

– Ты полон оптимизма, Копленд! — на лице инспектора появилась кислая мина.
– А что? — заговорил сержант с жаром. — Рита могла пригрозить Павлу, что устроит скандал, если тот не женится на ней. А если об их связи узнала Клара, то тут даже и объяснять не надо, всё и так понятно.

– Всё может быть, но я больше привык доверять уликам, чем словам. Ты же слышал, что у Марии нет прямых доказательств её версии, а косвенные улики она умело подстраивает под свою теорию. К тому же, ещё рано что-либо говорить. Я не беседовал ни с Кларой, ни с Павлом. Позови их. Клару для начала.

Копленд послушно скрылся за дверью. Через пару минут он появился с высокой рыжей женщиной с маленьким носом, который украшали очки. Клара казалась спокойной, даже отрешённой, как заметил инспектор. Казалось, что происходившее в доме совсем не волновало её. Клара была одета в ярко-зелёный костюм, слишком яркий и слишком зелёный, как снова подметил Дорси.

– Я слушаю Вас, инспектор, — тихо произнесла женщина, усаживаясь на краешек кресла и снимая окуляры.
– Вы можете сказать, когда последний раз видели живой служанку Маргариту Милорадович? — без промедления приступил к делу Дорси.
– Вчера вечером, кажется. Я выходила из спальни тёти Марии и увидела, как Рита спускалась по лестнице. Я окликнула её, но она, похоже, не услышала. Во всяком случае, она не обернулась.
– Вы уверены, что это была она? — недоверчиво переспросил Дорси, искоса поглядывая на лежащие на коленях Клары очки. Женщина поняла его намёк.
– У меня дальнозоркость, инспектор, я вижу плохо только вблизи, а вот спину нашей служанки и её униформу разглядела очень хорошо!
– А Вы можете сказать, было это после того, как к вашей матери заходил Перси или до? — инспектор внимательно следил за повествованием мадам Бергович.
– После, наверно, — Клара немного подумала. — Да, точно. Тётя уже приняла таблетки, которые ей принёс Перси. Значит, точно после.
– А потом вы Риту видели?
– Нет. Я пошла в свою комнату писать доклад против убийства кречетов в Белом море. Может, выходила, чтобы сделать себе кофе, но никого не встретила.
– Кречетов, мадам?

– Да, этих бедных клювиков до сих пор истребляют двуногие изверги! — её голос на миг стал твёрдым, а лицо исказилось от негодования и злости. — Норвежцы – невежды, инспектор. Они истребляют хищных птиц в надежде защитить популяцию белых куропаток. Англичане в этом плане не лучше. Тоже перебили немало соколов и сапсанов. Хотя действуют они не из таких благородных побуждений, как скандинавы. Им просто не нравится, что безобидных фазанов и курочек убивают не они, а кто-то другой.

– Но ведь... — нахмурился Копленд. — Белые куропатки – это тоже важно. И, выбирая между двумя вариантами: сохранить безобидных пташек, между прочим полезных для человека, или свирепых убийц, думаю, никто особо размышлять не станет.
– Вот и вы не размышляете, сержант.
 
Щёки Копленда покрылись розовой краской.

– Полезных для человека, — Клара фыркнула, даже не пытаясь скрыть иронии. — Бог создал куропаток исключительно, чтобы мы, двуногие, набивали себе ими желудки. Только вы, католики, уж должны знать, что Бог создал человека в последний день! В последний, не в первый! Может, это знак, что миссия человека, замыкающего сотворённое Господом, – сохранять гармонию и поддерживать равновесие. А не использовать природу, чтобы удовлетворять свои прихоти. И, если бы вы хоть на секунду подумали, проявили крохотное усердие, чтобы изучить вопрос, вы бы поняли, о чём я говорю.

– А что вы делали в спальне мадам Белоправской? — решил вывести сержанта из-под удара инспектор.

– Я хотела, чтобы тётя Мария поучаствовала в нашем новом проекте. К сожалению, во время войны нам было не до птиц, и наша ассоциация утратила контроль над процессом. Но тогда приходилось думать о сохранении другого вида. Не такого важного, конечно, но всё же существенного, к тому же, наша группа не делает исключений – охраняем всё живое: будь то птица, дерево, человек...

– Вы что – говорите о людях? — вытаращил глаза Копленд.

– Считаете меня циником? Да, я говорила о них. Уничтожить несколько миллионов представителей своего вида за столь короткий срок. Даже чума позавидовала бы такой рьяной погони к самоуничтожению. Но война, слава богу, кончилась, и всё вернулось на круги своя. Мы снова спасаем невинных от уже спасённых. Всё такое непостоянное, инспектор. Вот ты был жертвой, а теперь – ты уже убийца! Так где скрывается эта тонкая грань?

Инспектор молча переглянулся с сержантом, а затем снова бросил взгляд на зелёный костюм мадам Бергович. «Она фанатик. И не только дикой природы», — решил про себя он, но вслух произнёс другое, стараясь казаться вежливым, хоть и явно чувствуя себя неловко, так, будто случайно перепутал дверь и зашёл в чужую комнату:

– Давайте вернёмся к вашей тёте. Что она ответила вам? Согласилась? Как долго вы проговорили?

– Мы, в общем-то, и не говорили. Она была очень слаба, и я решила отложить беседу до сегодняшнего утра. Вы же не будете против, если я закурю? — Клара, не дожидаясь ответа, достала голубую пачку «Маунтинз». Упаковка была вскрыта, но все сигареты были на месте.

Инспектор обратил внимание на знакомое название и быстро спросил:

– Простите, мадам Бергович, а давно Вы курите эту марку?

Клара с удивлением посмотрела на инспектора.

– Где-то два года. «Маунтинз» — это моя слабость. Курю только их, — она достала из сумки вторую голубую пачку и стала с удивлением её рассматривать, потом произнесла. — Вот до чего дошла, совсем памяти нет. Открыла одну пачку, потом забыла, что эта ещё не выкурена, и распечатала другую. Это называется буржуйство, — она улыбнулась и достала сигарету из наполовину пустой пачки, а целую убрала обратно в сумку.

– А Вы не угощали сигаретами вашу служанку? — невинным голосом поинтересовался инспектор.

Клара округлила глаза:

– Нет, детектив. Как можно представить меня в подобной ситуации? Рита протирает полки с книгами, а затем, почувствовав усталость, подходит ко мне и просит прикурить? Это нелепо, — Клара снисходительно улыбнулась этой мысли инспектора.

– Хорошо, я не настаиваю. А Вы можете сказать что-нибудь о ней? Что Вы думаете о девушке?

– Если честно, то ничего. Я её почти не видела. Знаете, у меня, что ни день, то митинг, или заседание в суде: мы ищем союзников, меценатов, раздаём и печатаем листовки. Не всегда удаётся договориться с типографиями. Особенно сейчас, когда прошли волны забастовок, так что часто пишем чернилами от руки. У меня мало свободного времени, и это не преувеличение. Я редко бываю дома, а даже если и бываю, то почти не вижу слуг. Рита ходит как тень. Ходила, — быстро поправилась Клара.

– И Вы не знаете, с кем она дружила, общалась, кому мешала?

– Явно не мне, — Клара хитро улыбнулась. — Хоть она и ела мясо, но у меня не было причины убивать её. Вы же на это намекаете, инспектор Дорси?

– Я не намекаю, мадам, — сказал инспектор чёрство.

– А с кем она общалась — этот вопрос вы задаёте не тому человеку! Я даже о ней самой много вам не скажу, не знаю, какая она была работница, а про её друзей и подавно ничего не знаю, и... — Клара резко остановилась и замолчала. Лицо её приобрело отсутствующее выражение: на нём читалась активная работа мысли.

Инспектор понял, что женщина о чём-то вспомнила.

– Вы можете что-то сообщить нам, мадам? — поторопил её Дорси.

– Кажется, да. Я как-то зашла в дом, и была в холле, как вдруг услышала, что кто-то говорит по телефону. Это оказалась Рита, она болтала с кем-то из гостиной, а эта комната совсем близко прилегает к холлу, да и дверь в тот день была открыта. Так, знаете, когда я зашла, она так резко повесила трубку. Думаю, что даже не попрощалась с собеседником. И у неё были большие испуганные глаза. Может, Рита подумала, что я её отругаю, ведь она на работе и всё такое. Хотя это странно. У наших слуг рабочий день не нормирован. Да и тётя Мария разрешает пользоваться телефоном, который находится в доме. Главное, чтобы к концу дня всё было убрано, а так... Разумеется, это не касается приготовления еды.

– Вы успели что-нибудь услышать конкретное из того разговора?
– Нет, но… она была так счастлива и говорила с таким выражением на лице, просто сама нежность. Думаю, это как-то связано с молодым человеком.
– А когда это было?
– Не так давно. Может, неделю-две назад.
– Знаете, в кармане горничной мы нашли очень странный букет, — инспектор рассказал о поразившей его находке.
– Даже не знаю... — Клара растерялась. — Зачем бы ей? Может, она срезала больной цветок и забыла выбросить?

Дорси неопределённо пожал плечами.

– Ещё, миссис Бергович... Какие у Вас отношения с мужем?

Клара снова округлила глаза, приоткрыла рот... но тут же её удивление сменилось снисходительной улыбкой:

– Вы, наверно, говорили с Марией. Ей не даёт покоя моё счастье. Она сама, насколько я знаю, неудачно вышла замуж. Хотя, нет, — поправилась Клара. — Удачно! Только всю свою энергию она направила не в то русло, в отличие от меня. Я направляю свою энергию в правильное русло. Я борюсь за счастье животных!!! Мария всегда хотела быть во всё посвящённой и вмешивалась, куда не следует. Даже в Америке она умудрилась вложить наш капитал в сомнительное дело. Как оказалось, та часть рынка была занята настоящими гангстерами. Они угрожали нашей семье, требовали, чтобы мы платили отчисления. Ужасная страна, скажу я вам.

Копленд аж подпрыгнул. Инспектор открыл было рот, но возбуждённый сержант успел его перебить:

– Вам угрожали американские бандиты?!

– Ну, да. В итоге, Игорь, покойный муж Ларисы, настоял, чтобы мы покинули Штаты, и вот мы обосновались в Англии. Даже были отмечены Её Величеством. Конечно, Британия намного ближе нашей семье по духу. Всё-таки, как никак, монархия, здесь живут изысканные и приличные люди. Жаль, не во всех отношениях. Если брать в расчёт права животных, это отсталая страна.

Полицейские были очень удивлены, но инспектор решил, что, даже если это правда, вряд ли есть какая-то связь убийства служанки с прошлым этой семьи.

– Хорошо, миссис Бергович, — произнёс инспектор Дорси, улыбаясь, — у меня нет к Вам вопросов. Вы не могли бы пригласить к нам вашего мужа?

– Конечно, детектив. О, Боже, я опаздываю: сегодня мы раздаём самодельные брошюрки, требуя ограничить варварское уничтожение скопы. Всего доброго! — сказала Клара и почти выбежала из кабинета.

Сержант с нетерпением ждал её ухода, чтобы высказать инспектору свои мысли.

– Значит, Рита была в кабинете дважды. Клара видела её спускающейся по лестнице, значит, девушка всё-таки покинула кабинет живой. Порылась в документах хозяйки первый раз, не нашла, что искала, и решила вернуться позже, когда остальные уснут.

– Похоже на то, Копленд, — хмуро ответил инспектор, — если, конечно, мы возьмём за аксиому слова мадам Бергович.

– Точно! Хотя у меня появилась совсем дикая версия. Как ярая защитница всего живого, Клара увидела, что Рита срывает бедную розу, пришла в бешенство и расправилась с бедняжкой, — пошутил сержант. — Но, если серьёзно, вы же слышали мадам Бергович? Она знала, что у Риты есть поклонник. Может, она догадалась, что это её муж и…

– Не торопись с выводами, Копленд! — быстро произнёс инспектор и бросил торопливый взгляд на дверь, которая уже открывалась.

Глава 4. Тот, на кого указала Мария

Вошёл невысокий джентльмен с улыбкой, словно приклеенной к лицу. Глаза мужчины не улыбались, и впечатление маски, чего-то кукольного и театрального прочно застревало глубоко внутри после общения с ним. Он носил тёмные бакены и аккуратные усы с загнутыми краями. «Пренеприятнейший тип» — дал мысленное заключение своим наблюдениям Копленд.

– Павел Бергович? — инспектор устремил считывающий информацию взгляд на вошедшего, который уже успел опуститься в кресло и закинуть ногу на ногу.

– Безусловно, это я! — Бергович выставил все свои тридцать два зуба на обозрение (Сержант Копленд готов был поклясться, что их было, по крайней мере, тридцать шесть).

– Мы только что беседовали с вашей женой... Вы можете нам сказать что-нибудь об убитой? Вы с ней хорошо общались?

– Я? — поднял брови Бергович. — Как все. Она милая, услужливая, и всё.

– Как часто вы с ней виделись?

– Я? — Павел немного округлил глаза. — Как все. Когда она подавала еду: за завтраком, за обедом... ещё иногда видел её во время уборки. Не очень часто. Ровно столько, сколько и положено видеть прислугу.

– А вы, мистер Бергович, виделись с Маргаритой Милорадович ещё где-нибудь? Может, искали дополнительных встреч с ней?

– Я?!! — на этот раз глаза Берговича чуть не вылезли из орбит. — Да как можно? Да зачем?

– Не надо отпираться, мистер Бергович, — голосом инспектора можно было читать детям сказки, а не допрашивать свидетеля, настолько он был спокоен. — Мы же знаем. Вы часто ходили к ней на кухню, будете отрицать?

– Я пить хотел. И вообще я не имею привычек заигрывать со служанками, я женатый человек. У меня нет, и не было любовниц.

– У нас надёжный источник!! — резко вставил Копленд.

Уголки губ мистера Берговича опустились. Наверно, впервые за несколько лет он не улыбался. На его бесстрастном лице за отсутствием улыбки ясно очертились скулы, и он выглядел зловеще. Даже отважный Копленд почувствовал, как по спине побежали мурашки. Но, очевидно, серьёзное лицо претило самой физиологии мистера Берговича, и он снова улыбнулся:

– Господа, вы, очевидно, введены в заблуждение. У Вас нет, и не может быть никаких доказательств на этот счёт. Так что извините.

– С этим мы разберёмся позже, будьте уверены, — недружелюбно заключил инспектор Дорси, — от нас бессмысленно что-либо скрывать, говорю вам наперёд. Однако мы отступили от главного. Когда вы в последний раз видели Риту живой?

– Э... Я не помню, — Бергович пожал плечами и... надо бы сказать, улыбнулся, но, так как он делал это всё время, то продолжим. Инспектор нахмурился и рассеянно пригладил свои короткие волосы.

– Вы... не помните? — улыбаясь, сказал он.

– Нет. Я же не слежу за ней. Наверно, когда она подавала ужин, тогда и видел.
– А где вы были вчера?

– Я? — за этот вопрос Копленд уже готов был пристукнуть сидящего перед ним Берговича.

– Нет, Ваша бабушка, — не выдержал он. — Конечно, Вы!

– О! Я был на ипподроме, — улыбка Берговича достигла пределов, и теперь у него, казалось, растягиваются вширь щёки и скулы. — Я, кстати, неплохой ездок. В прошлую пятницу я выиграл скачки у самого Генри Уайльда. Мы с моим Ураганом обогнали его знаменитую клячу, которая считалась, между прочим...

– Ладно, мистер Бергович! Мы поняли, — остановил Павла инспектор и заглянул в свой блокнот. — Во сколько вы вернулись домой?

– К семи, кажется. Я успел прямо к ужину. Была удивительная утка. И Клара была дома, — с досадой отметил он. — Я же специально у неё узнавал, до которого часа продлится встреча с этими зеленщиками!

– С кем? — не понял Копленд.

– Да, с этими... Ну, с защитниками лесов! Хотя вроде сейчас она возится с какой-то птицей. Не знаю, как, но всё это связано с крикетом. Жена сказала, что вернётся домой не раньше девяти. Я даже специально на кухню пошёл, попросил Ивонн, чтобы была утка по-английски, наша, настоящая!

– Разве вы англичанин?

– Я живу здесь около восьми лет! Мне кажется, я являюсь англичанином с рождения! А Клара... Эх! — он отчаянно махнул рукой, и лицо его из весёлого в момент сделалось невыносимо трагическим. Казалось, что вы ведёте беседу уже с другим человеком. Копленд захихикал, но, поймав на себе взгляд инспектора, быстро закашлялся.

– Вы обманываете жену в том, что вы вегетарианец?

– Ещё бы не обманывать! Да если она узнает, чем я питаюсь во время моих прогулок верхом, она меня съест! А я ведь не растение, человеческий организм даже устроен соответствующе. Вот коровы — травоядные, и у них нет клыков. Из зубов у них только резцы и коренные, а всё почему? — Павел поднял указательный палец вверх и сделал многозначительную паузу. — Да потому, что они природой не созданы для поедания мяса, для охоты. А человек — это же совсем другое. Божественное Начало предоставило ему соответствующие инструменты, а для чего? Чтобы он ел мясо! Это очевидно!

– Вы, наверно, готовили это объяснение для своей жены? — заметил Копленд и улыбнулся почти так же как Бергович. — Даже зоологический справочник прочли!

– Д-да! Но я ей этого не скажу, я ещё жить хочу! Против каннибализма моя жена ещё ни разу не выступила, а, говорят, он довольно популярен в Западной Африке.

– Значит, деятельность вашей жены в качестве защитницы природы вам не по душе?

– Почему нет? Я с ней во многом согласен, — возразил Бергович. — Вот убивать животных ради развлечения — это дико! Уж в наш-то век без этого можно обойтись, охота на лис, например, – это блажь и дань каменному веку. Аристократы думают, что такая привилегия отличает их, подчёркивает статус. Но по поводу мяса. Ведь домашний скот для того только и выращивают...

– Однако мы снова уходим не в ту степь, — прервал инспектор. — Что было после ужина?

– Я очень расстроился! Хотя Ивонн и подмешала в мой салат несколько кусочков мяса (спасибо ей!), но это было не то! Я уже настроился на зажаристую утку! Я даже не стал ждать окончания ужина, сказал, что устал на ипподроме и хочу спать. И отправился в спальню.

– А в какой части дома находится ваша спальня относительно кабинета Ларисы Белоправской?

– Полностью в противоположной. Её кабинет, как вы уже знаете, в восточной стороне особняка, а наша с Кларой спальня в западной.

– И вы легли спать?

– Я попытался заснуть, но Клара всё время входила-выходила, а ещё эти её каблуки! Она их и дома не снимает! Хотя через какое-то время я заснул. Когда проснулся, было совсем темно и тихо. Кажется, в доме все спали.

– Который был час?

– Кажется, была четверть двенадцатого, насколько помню. Я смотрел на часы, но после сна был в несколько отрешённом от мира состоянии. Точно не скажу.

– А Клара уже спала?

– Конечно, спала!

– То есть, вы в этом уверены?

– Ну, да, наверно... — колеблясь, произнёс Павел.

– Что значит «наверное»? — прищурился инспектор.

– Я же говорю: темно было. Я решил пойти в сад подышать, а, может, и заглянуть на кухню в поисках оставшейся утки... Я даже не подумал, что Клара может быть где-то ещё в такой час кроме спальни. Да и зачем её болтаться по дому в столь позднее время? Бессонницей она не страдает. Вряд ли она, как я, решила полакомиться птахой. Я даже специально не включал ночник, не хотел будить её. Нащупал в темноте халат и на ощупь выбрался из спальни.

– Хорошо. И что было потом?

Бергович потёр переносицу, очевидно, вспоминая:

– Я решил выйти в сад, как уже сказал. Но мне было очень лень спускаться, поэтому я последовал на балкон. Он находится недалеко от кабинета Ларисы на втором этаже и выходит прямо туда.

– То есть вы были рядом с кабинетом?

– Не совсем. Рядом с коридором, ведущим в кабинет, а коридор довольно длинный.

– И что вы там заметили?

– Там? Абсолютно ничего, я даже не смотрел в ту сторону.

– То есть, «там» не заметили? Значит, где-то всё-таки было, на что обратить внимание?

– О! Точно! — Павел даже хлопнул себя ладонью по лбу, настолько его поразила пришедшая в голову мысль. — В саду кто-то был!

Инспектор и сержант переглянулись.

– Кто? — спросил инспектор.

– Не знаю, там темно было. Но только их было, по крайней мере, двое, они о чём-то оживлённо разговаривали, но при этом, кажется, шёпотом. Я ничего не разобрал.

– А кто это был, вы узнали?

– Нет, инспектор. Было очень трудно понять, но один голос был точно женский. Кажется.

Инспектор с досадой вздохнул и спросил:

– А потом?

– А потом я пошёл в Кларин кабинет, он рядом со спальней. Решил почитать, так как уже выспался. Сна не было ни в одном глазу.

– Когда вы вернулись в спальню?

– А я так и не вернулся. Заснул в кресле, — тут лицо Павла Берговича приобрело точь-в-точь такое же слащавое выражение, которое присутствовало на нём, когда он только входил в гостиную.

– Не верю я ему! — произнёс Копленд, когда за Берговичем закрылась дверь. — Навешал лапши он нам, инспектор!

– Ты думаешь, Копленд?

– Конечно! Вы видели его лицо? Он наверняка соврал нам и про свои отношения с Ритой, и про сад!

– Думаешь, про сад тоже?! — удивился Дорси.

– Конечно, сэр! Что-то он видел и что-то слышал, но в то же время ничего не видел и ничего не слышал!

– Он говорил очень правдоподобно, Копленд. Я бы удивился, если бы со второго этажа он до мельчайших подробностей передал нам разговор незнакомцев.

– Да ведь он всё выдумал! Наверняка служанка пообещала сообщить об их связи жене, он испугался и пристукнул её. А эту байку про сад он нам сообщил на тот случай, если кто-то его видел ночью в районе места убийства. Я-де там был, но в сад смотрел, а про убийство ничего не знаю!

– Но ведь он прав, Копленд. У нас нет ничего, что бы свидетельствовало об его взаимоотношениях с убитой!

– Это дело времени, сэр!

– Может быть, но всё же сад осмотреть не помешает.

Глава 5. Молодое поколение

Следующей в гостиную вошла дочь Ларисы Зоя, молодая девушка с осветлёнными по новой моде волосами и с бледным лицом без каких-либо признаков косметики. «Несимпатичная, — критически думал Копленд, — хоть и пытается компенсировать внешние недостатки щегольской одеждой и украшениями. Одна нитка жемчуга стоит целое состояние».

– Что вы можете сказать об убитой, мисс? — мягко обратился к ней Дорси, при этом взгляд его был цепким, как у хищной птицы.

Зоя пожала плечами:

– А что я могу о ней сказать? Служанка.

Инспектор Дорси хмыкнул, услышав такую ёмкую характеристику.

– Я имею в виду, что Вы можете сказать конкретно о ней. Что она была за человек? Может, Вы знаете, с кем она общалась? Вы же одногодки.

– Одинаковый возраст совсем необязательно подразумевает общность интересов. Я с Ритой почти не общалась. Она из дома-то практически не выходила. Сидела здесь, как медведь зимой в берлоге. Я её видела, в основном, только во время уборки. Правда, как-то по совету бабушки я пригласила Риту на вечеринку, но она отказалась. Ей не по душе шумные компании, где «один алкоголь, танцы, и поговорить толком не с кем». Передаю её слова.

– Ваша бабушка просила её пригласить? — удивился Дорси.

– О, да! Моя бабушка носится с ней как с писаной торбой. Она решила, что Рите скучно дома одной, ведь друзей у неё нет. Ну, я и позвала её, думала — она обрадуется. Как же! — ядовито заключила Зоя.

– Вам она не нравилась? — как бы между прочим поинтересовался инспектор.

Девушка неопределённо подёрнула плечом, прежде чем ответить:

– Я не знаю. Не то, чтобы не нравилась. Это трудно объяснить. Она не грубила, выполняла свои обязанности... Но при этом было в ней что-то высокомерное.

– Подробнее, пожалуйста.

– Да ту же вечеринку взять. Вы бы слышали, как она отказалась от моего приглашения. Конечно, есть люди, не любящие шумных сборищ. И, лично мне это понятно, все мы разные. Но Рита говорила со мной таким тоном, будто я несмышлёная девчонка, ещё не понимающая жизни. Как будто она уже вышла из того возраста, когда прыгают по-обезьяньи в клубах и на танцплощадках. Откровенно говоря, я старалась с ней вообще не встречаться. От одной незначительной фразы, услышанной от неё, настроение могло испортиться на целый день. И, представляете, она никогда не добавляла слов «мисс» или «миссис» во время разговора. Принесёт Вам кофе и скажет: «Вы просили кофе». И всё. Как будто я сама не знаю, что просила! А бабушка на мои замечания только ухмылялась. Можно подумать, что и в России в своё время не были приняты вежливые обращения, знаете ли, — кипя от негодования, завершила тираду Зоя. Потом неожиданно прибавила. — Её нашли в кабинете мамы? Так сказала бабушка.

– Да, мисс. Именно там.

– Странно всё это, — казалось, Зоя на секунду задумалась. — Что ей там было делать? Мамин кабинет всегда убирал Перси.

– Но это, действительно, так. Нам тоже показалось, что место преступления заслуживает внимания. Рита лежала на полу возле письменного стола.

– И как её убили? — выражение глаз Зои показалось сержанту странным.

– Ударили по голове, — спокойно отвечал инспектор, словно речь шла о назначении нового учителя математики в местной школе, — а потом завязали лицо фартуком.

– Что? — Зоя округлила глаза. — Что сделали?

– Обмотали ей голову её же фартуком, — спокойно добавил Дорси.

– Но зачем? — девушка казалась изумлённой. — Вы имеете в виду, что её ударили, а потом задушили её же фартуком?

– Об этом мы сможем сказать только после вскрытия, мисс.

Зоя выглядела потрясённой:

– Но... это же ужасно. Это отвратительно. То есть, если её сначала ударили, а потом душили, она даже не могла сопротивляться!

– Конечно, это ужасно. Любое убийство ужасно.

– Нет, сэр! — на этот раз голос Зои звучал твёрдо. — У человека всегда должен быть шанс на спасение. Это же просто нечестно. Если, скажем, жертву усыпляют, а потом закалывают ножом, то это называется трусостью!

– Ну, и девчонка, — заявил Копленд, когда за Зоей захлопнулась дверь. — Такая молодая, а в голове уже гуляют скользкие мысли. По правде, инспектор, у меня даже мурашки прошли по коже. Вы же поняли её представления: всё-таки есть люди, которые заслуживают смерти. И если убивать их «честно», то всё будет правильно.

– Мне больше не понравился её тон, — Дорси нахмурился. — Ты разве не уловил ту неприязнь, с которой она отзывалась о покойной. Пытаясь казаться безразличной к убитой, Зоя всё-таки не удержалась от едких замечаний в её адрес.

– По-моему, — Копленд сосредоточенно потёр переносицу, — в ней говорит уязвлённое самолюбие ребёнка, который недоволен, что его всё ещё считают маленьким. Ей просто не понравилось, как Рита общалась с ней. Все эти намёки, что горничная уже достаточно взрослая, а Зоя занимается ерундой, как школьница, вряд ли вызывали положительные эмоции. Но это не повод для убийства.

– Это не повод! Но, если и вправду, только это...

Глава 6. Старшее поколение

Среди четверых, ещё не опрошенных инспектором, но значившихся в его списке людей, оставался ещё один член семьи Белоправских. Юриста и подругу семьи инспектор Дорси решил оставить напоследок. К тому же, разговор с ними должен был проходить в ином ключе, чем с представителями семейства.

Получив приглашение, в кабинете оказался племянник Марии, Леонид Белоправский. Осанистый невысокий господин лет пятидесяти с белёсыми бровями и поседевшими усами с достоинством опустился в кресло напротив представителей власти. Чертами лица он отдалённо напоминал свою тётку. Но характер имел на порядок мягче. Его дочь Клара, казалось, куда больше унаследовала фамильные черты древнего аристократического рода Белоправских, чем её отец.

После нескольких коротких вступительных фраз у инспектора сложилось впечатление, что только сейчас Леонид узнал, что в их доме помимо членов семьи иногда появляются и слуги. Он проявил мало интереса к вести о гибели малознакомой девушки и лишь выразил сожаление, что эти неприятности могут подорвать и без того хрупкое здоровье Марии. Он ничего не слышал и не видел вчера ночью. После ужина отправился к себе, просматривал колонки о всеобщей забастовке, пытался скорректировать расписание своих деловых поездок, чтобы не оказаться в Лондоне в самой гуще событий без возможности покинуть город, если поезда и автобусы встанут. Услышав о цветах, найденных в карманах Риты, Леонид Белоправский лишь изумлённо вскинул брови. У него не было ни малейшей мысли, кто и зачем мог так жестоко подшутить над убитой девочкой.

– Скажите, как давно вы проживаете в этом доме?

– Мы поселились здесь все вместе почти восемь лет назад, до этого два года жили в Америке, пытались обустроиться, но ничего не вышло. Пульс той жизни, что ведут американцы, чересчур неровный, беспорядочный... Они торопятся жить, все в делах. Такая суетливость претит моим представлениям о жизни.

– Это поместье, насколько я понял, не очень давно принадлежит вашей семье?

– Мы почти заново выстроили особняк по приезду сюда. Прежде на этой земле стояла какая-то развалюха, не подлежащая ремонту. Мы сохранили костяк здания, фундамент, оставили камин, потому что он – настоящая история! Возможность обустроиться здесь нам предоставила сама Её Величество. Можно назвать наше проживание здесь её милостью.

– Королева? — невольно присвистнул Копленд.

– Ни больше, ни меньше! — с достоинством вскинул подбородок Белоправский. — После потрясших мир событий в России, Её Величество с большим трепетом отнеслась к знатным семьям, вынужденно оставшимся без родины. Да и муж моей тётки был довольно известен в царской семье и даже приходился дальним родственником Николаю.

– Но покинули вы свою страну ещё до Революции...

– У Марии был нюх на такие вещи. В шестнадцатом перебои с продуктами стали ощущаться особенно остро. О том, что грядёт новое время, где бывшим владельцам большинства благ не найдётся места, многие попросту отказывались верить. Но Мария не прогадала. Она уже тогда начала вывозить из России семейные архивы, книги, драгоценности, картины. Конечно, деньги — лишь полдела. Мария больше всего стремилась спасти родовые реликвии, и, можно сказать, ей это удалось. Беда нашей интеллигенции и дворянства заключалась в их непоколебимой вере в незыблемость вселенной, инспектор. Да что там — даже глядя на рушащийся мир, попираемые его обломками, они до сих пор считают, что время повернётся вспять, и всё вернётся на круги своя. Для них земля стоит на трёх китах, она не вертится, не меняется.

– В разговоре с нами некоторые члены семьи упомянули странную историю о некоторых, ни много ни мало, преступных кланах Америки, — с некоторым скепсисом поведал инспектор. Но Леонид не поддержал полушутливый тон и выглядел испуганным.

  – Неужели кто-то решился! — ахнул он.

– Что же это значит, мистер Белоправский? — растерялся Дорси.

– Лишь то, что всё это правда. В определённой степени, конечно. Я не знаю, что вам наговорили, но, будучи в Чикаго, к нам несколько раз наведывались подозрительные личности. Это, кстати, ещё одна причина нашего отъезда оттуда. Я не знаю, кто именно это был, но они явно не из тех, кто зарабатывает на хлеб своим трудом. Уже тогда существовали закрытые общности, которые, видимо, узнали о богатой русской леди, которая приехала из-за океана и решили заставить её проспонсировать некоторые свои тёмные делишки. Мария никогда не позволила бы себе запятнать доброе имя и нашу фамилию. Но не думаю, что её ответ понравился тем типам, вооружённым до зубов. Как бы то ни было, мы покинули тот варварский континент, а продолжения история, слава Богу, не получила...

Инспектор Дорси в задумчивости кивал головой. Копленд многозначительно кашлянул, и Дорси, придя в себя, вернулся к допросу.

– Так вы ничего не можете сказать нам по поводу убитой? С кем она дружила, общалась?

– Увы, инспектор. Если бы я знал, что её скоро убьют, я бы больше обращал на неё внимания.

– А по поводу других лиц, бывающих в доме?
– Вы сейчас говорите о нашей семье?
– Не только! — Дорси бросил выразительный взгляд.

– О, ну, конечно. Вы говорите об этой девушке, итальянке? Хм... Думаю, о ней лучше спрашивать Марию. Она гостит здесь вторую неделю. Не очень общительна, дочка тётиной знакомой, с которой Мария встретилась в Чикаго, она тоже эмигрантка, только из Кальяри, это город в Сардинии. В то время в Чикаго жило много итальянцев.

– То есть, мисс... — инспектор сверился с блокнотом. — Паола Агости ещё одна протеже Марии?

– Протеже? А, вы думаете, эта девушка находится под такой же опекой Марии, как было с Ритой? Нет, вряд ли. Рита приехала без гроша в кармане, и моя тётка приютила её, дала работу, это правда. Но с Паолой другой случай. Она, конечно, тоже приехала ради своих целей, а не просто повидаться с хорошей знакомой бабушки, но, сразу видно, что девушка себе на уме. И при деньгах. Нет, Паола здесь хозяйка своего положения, а вот Рита была в подвешенном состоянии. Это большая разница. Может, поэтому я старался избегать ту девушку, ведь при взгляде на неё меня глодало неприятное чувство, которое было чем-то сродни стыду. Всё-таки Рита была из «наших». В смысле, не из русских, а из нашего сословия. Глядя, как она возится с тряпкой, я представлял, сколько их, таких, раскинуто по земле — бывших столпов нашего уютного мира, а сейчас брошенных о самое дно...

– А другой человек, который часто бывает у вас?

– Мистер Грей? Да, как-то даже не подумал о нём. Странно, не правда ли? Этот молодой человек просто вылетел у меня из головы. А ведь он должен был сразу прийти мне на ум.

– Почему именно он? — удивился Дорси.

– Даже не знаю, как и объяснить. Когда я думаю о Рите, то думаю о ней, как о служанке, не более. Я не думаю об её привычках, знакомствах. Её лицо словно растворяется. Вспоминая о ней сейчас, я вижу чёрное платье, белый фартук, чепчик. А вот лицо расплывается. Я уже не помню его, — Леонид, будто в оправдание пожал плечами. — Но с Греем не так. Он не просто работник, служащий, адвокат. Он стал частью этого дома, хоть и занимается делами семьи всего лишь год. И, понимаете, говоря о нём, я не только вижу его лицо перед глазами так ясно, будто он сейчас находится в этой комнате. Я вижу рядом с ним убитую служанку. Говоря о нём, я чётко различаю и её лицо тоже. Она прочно ассоциируется у меня с ним. Я только сейчас задумался об этом. До сегодняшнего утра мне бы и в голову не пришло, что они тесно общались, но, доверяя своей интуиции, скажу: очевидно, так и было. Видно, я подмечал что-то про себя, и даже не сознанием, а подсознанием, но не удосуживался сложить звенья в цепочку. Так бывает, когда разглядываешь что-то, держа в руке увеличительное стекло, а потом отрываешь глаза и в изумлении понимаешь, что перед тобой целая картина...

Уточнив некоторые детали, инспектор быстро распрощался с племянником хозяйки, который не заставил себя ждать и мигом испарился из гостиной.

– Типичный приживальщик, — дёрнул носом сержант, — я даже не могу представить, чтобы такой солидный джентльмен взял бронзовую статуэтку или железную кочергу и пошёл разбивать головы горничным!

– Твой скепсис имеет право на существование, — посмотрел на него с иронией инспектор, — однако ты забываешь, сколько почётных и скромных джентльменов проходили по громким криминальным делам и мелькают перед моим носом до сих пор! Хотя в твоих словах есть здравое зерно! Нам пока не ясен мотив. Вот если бы убили старуху-хозяйку, у нас было бы больше поле для версий и размышлений. Но какая может быть выгода в смерти такой безобидной девчонки...

– Не такой уж и безобидной. Насколько мы наслышаны, она шуршала по кабинетам хозяев и подслушивала.

– Ни о чём таком мы не наслышаны, Копленд! — моментально осадил подчинённого инспектор. — Ты слишком горячо реагируешь на слова и по молодости склонен преувеличивать, а это не сыграет тебе хорошей службы.

Получив намёк на свой возраст, Копленд состроил недовольную мину.

– Всё, что нам сообщили, — не обращая внимания на реакцию сержанта, продолжал Дорси, — это лишь то, что горничную видели входящей в кабинет Ларисы. К тому же об этом нам поведал только один человек! А ты уже сделал безапелляционные выводы о мотивах события, но хуже то, что даже сам факт того, что оно состоялось, не вызывает у тебя сомнений.

– Вы намекаете, что Перси соврал нам? — с недоверием промямлил помощник.

– Да нет же! Я всего лишь хочу обратить твоё внимание, что нельзя на всё смотреть с удобной тебе стороны и воспринимать как данность ещё не подтверждённые уликами показания. Может, тебе повезёт, и, следуя по первому же выбранному пути, ты окажешься у цели. Но чаще случается наоборот. Чтобы у самого конца не оказаться в дураках и не начинать сначала, нужно принимать во внимание все грани и рассматривать все углы складывающейся мозайки. Что сейчас кажется мне наиболее правдоподобным — так это версия о ревности. У нас есть влюблённый дуэт, остаётся найти третьего лишнего.

– Вы говорите о Павле и Рите, тогда...

– Нет, сейчас я говорю о Рите и Джеймсе Грее.

– Но разве вы поверили этому старикану? Он ничего и не видел толком!

– То-то и оно. Но его рассуждения довольно занимательны. Такие люди бывают крайне проницательными, жаль только, что именно таких людей почти не интересуют другие личности. Но, даже не обращая особого внимания на Джеймса Грея и горничную, он всё-таки улавливал некоторые фальшивые нотки в их идеально-равнодушных взаимоотношениях. Мария тоже считает, что у Риты появился поклонник. Девушка практически не покидала дом, а из тех, кто появляется в сём жилище, по возрасту и по общей привлекательности подходит только один человек. А вот был ли третий лишний? И, если был, то кто это — мужчина или женщина?

– Версия о Павле мне кажется более правдоподобной... — продолжил по-детски отстаивать своё мнение сержант.

– Вот именно: правдоподобной. Пока рано делать выводы, хотя, думаю, Павел, действительно, увивался за горничной.

– Вот видите! — обиженно вставил Копленд.

– Но это не значит, что Рита отвечала ему взаимностью.

– Но тогда, как отвергнутый ухажёр, он вполне мог...

– Да ничего он не мог, — с досадой махнул рукой инспектор, — Павел — волокита, из него не получится Отелло. И, думаю, получи он от Риты от ворот поворот, особо горевать не стал бы, а тут же переключил бы своё внимание на другой объект женского пола. Он несерьёзен.

  – Он – нет, но вот его жена...
– Не думаю, что она что-то подозревала. Муж для неё – святыня, она всецело доверяет ему и на него молится.
– Значит, Павла из числа кандидатов в убийцы вы исключили...
– Ничего подобного!
– Я в конец запутался, — сержант беспомощно развёл руками, — вы же только что сказали, что Павел не стал бы убивать девушку...

– Для чего тебе уши, Копленд? Я сказал, что он не из тех, кто убьёт в порыве ревности, любви или ненависти. Он практик, а не романтик. И как практик он никогда не потеряет голову из-за чувств. Но именно как практик он вполне годится на роль убийцы другого типа. Меркантильные мотивы, Копленд, никогда не выйдут из моды. Если мистеру Берговичу будет грозить потеря статуса, дохода, привилегий или комфортного уровня жизни, считаю, он вполне может переступить через некоторые общественные нормы.

– Но в нашем случае таких мотивов не может быть...

– Откуда тебе знать? Мы ещё ровным счётом ничего не обнаружили об убитой. Мы опрашивали людей, состоявших с ней исключительно в рабочих отношениях. Кто она? Что думает и чувствует? Какой человек: с высокими моральными принципами или нет, честный или мгновенно попирающий нравственные установки? К тому же, не забывай, её семья была очень богатой, когда жила в России. И, подозреваю, ты, упустил, что Мария, которая уже стара и немощна, сильно привязана к внучке своей подруги. Она чувствует себя ответственной за девушку, которая к тому же напоминает ей лучшие годы молодости, жизнь в царской России.

– Вы хотите сказать... — ахнул Копленд.

– Да, сержант. Я не удивлюсь, если узнаю, что после своей смерти Мария собиралась щедро одарить горничную. Что ж, считаю, мисс Агости и Джеймса Грея стоит вызвать к нам в отделение, а сейчас пора узнать, что такого интересного нарыли наши парни.

Вновь заглянув в кабинет Ларисы, инспектор побеседовал с коллегами. Тело девушки уже убрали, лучи дневного солнца выхватывали практически идеальный белоснежный ковёр, и лишь кое-где красные крапинки, впитавшиеся в ворс, могли напомнить посвящённому о случившемся, а непосвящённому навеять мысль о несовершенстве мира. Как и предполагалось, идея о совершении убийства в кабинете не подтвердилась. Тело девушки, убитой примерно между десятью часами вечера и полуночью, перенесли в кабинет уже после преступления. Брызги крови нашлись у самого входа в кабинет: на стенах и фиолетовом пуфике. В холле первого этажа на одном из столиков стоял подсвечник с подозрительными бурыми разводами у основания.

– Вот и орудие убийства подоспело! — удовлетворённо подметил Копленд.

Инспектор в ответ лишь задумчиво хмыкнул.

– Кажется, всё ясно, — нёсся дальше сержант, — её ударили подсвечником в коридоре, а тело перенесли в кабинет, затем накрыли голову фартуком.

– Зачем? — раздражённо перебил подчинённого Дорси. — Зачем прятать тело в кабинете? Зачем накрывать лицо фартуком? Ведь мы здесь не играем в третьесортной абсурдистской пьеске! У каждого действия должен быть смысл!

– Он наверняка есть! — убеждённо заверил сержант. — Просто пока мы его не видим. Не всё сразу. Скажем, убийца не хотел, чтобы на тело наткнулись до утра. Тогда полиция появилась бы здесь ещё ночью: и преступник не успел бы подготовить себе алиби. А фартук для того, чтобы жертва не подняла крик!

– Всё может быть. Но следов крови, ведущих из коридора в кабинет, мы не нашли. В комнате на ковре их тоже практически нет. Мне не даёт покоя мысль, что девушку перенесли в кабинет далеко не сразу после содеянного: но именно эта версия объясняет такое малое количество крови и следов. Тогда, спрашивается, чего ждал преступник? Ведь, чтобы после такого удара прекратилось кровотечение и запеклась кровь, понадобилось бы, как минимум, пару часов.

Копленд пожал плечами.

– А твоя идея с фартуком не выдерживает критики! — продолжил Дорси. — Думаю, после такого удара по голове девушка, если каким-то чудом и оставалась жива, то кричать точно была не в состоянии. К тому же, фартук не засунут в рот, а без этого он не способен исполнять роль кляпа.

– Тогда я не знаю! — сдался Копленд.

  – Ещё мне не дают покоя сигареты и цветы. Ох, голова идёт кругом. Поехали, нам предстоит присутствовать на опознании. Надеюсь, Мария готова.

Мария давно была готова и важно восседала в кресле у входной двери. Она облачилась в тёплый дорожный плащ, старомодную шляпку и держала в покрытых чёрными перчатками руках практичную добротную сумку с еле заметным вензелем. Выражение её лица не предвещало ничего хорошего.

– Надеюсь, господа, вы здесь закончили! — важно сообщила она полицейским и, выпрямившись, направилась к выходу. Дорси и Копленд поспешили за ней.

– Всё пройдёт быстро. Мы не будем обременять вас излишними формальностями и ожиданием.

– Если вы так говорите, инспектор, не сомневаюсь, что так оно и будет.

– Извините, мадам, за бестактный вопрос, — извиняющимся тоном сказал Дорси, — но кому после вашей смерти достанется весь капитал?

– В этом вопросе нет ничего бестактного, уверяю вас, — важно произнесла Мария, — Большую часть денег, конечно, получит Зоя, примерно по паре тысяч фунтов достанутся Леониду, Кларе и Ларисе. Также я отметила довольно приличной суммой Перси и, конечно же, Риту.

– Значит, Павла в вашем последнем волеизъявлении нет?

– Нет, — Мария презрительно поджала губы.

На улице их встретил тёплый солнечный день. «А ещё только начало мая», — подумал инспектор. Стоящий у входа констебль проводил Дорси до машины, выслушав последние указания. Неожиданно главная дверь дома со стуком распахнулась, и из тёмного холла вынырнул дворецкий Перси. Он спешил к полицейской машине.

– Что такое, Персиваль? — недовольная задержкой, рассердилась Мария.

– Мадам, извините. Сэр, — отдуваясь и краснея, обратился молодой человек к Дорси, — я готов!

– К чему? — не понял инспектор, а Копленд посмотрел на Перси глазами охотника, загнавшего дичь, быстро придя к выводу, что малый хочет взять вину на себя.

– Ехать с вами, — дворецкий рассеянно развёл руками.

– Что за глупости?! — окончательно вышла из себя хозяйка дома. — Сейчас не место и не время для твоих выходок!

– Зачем вы хотите отправиться с нами? — мягко уточнил инспектор.

– Как зачем? Вы же едете на опознание? Я готов. Это мой долг.

Трое слушателей, глядя на чахлую фигурку, мгновенно лишились дара речи. Дорси исподлобья перевёл оценивающий взгляд с пожилой мадам Белоправской на её дворецкого: странно, но у тщедушной старушенции шансов выдержать такое испытание и не упасть в обморок казалось изрядно больше. Перси уже сейчас был бел как полотно.

– Да уж, менять шило на мыло, — сквозь зубы процедил он, а на вопросительный взгляд Марии прокашлялся и громко сказал:

– Ваша хозяйка уже согласилась выполнить это поручение.

– Вот именно! — недовольно вздёрнула нос госпожа Белоправская. — И, если ты не будешь удерживать нас, мы мигом покончим с этим безумием!

– Нет, — произнёс Перси с какой-то фанатичной твёрдостью, — я должен! Вы не понимаете. Это шанс выразить моё признание, ведь я был в ярости на Риту, даже желал ей зла. Я всегда веду себя, как трус, и даже теперь, когда её больше нет, мне страшно! Но я просто обязан отдать ей последнюю дань уважения... Сказать, что я не боюсь смотреть на неё, что, пусть я и не смог её защитить, я остаюсь с ней до конца.

– Господи, Перси! — Мария заговорила полушёпотом, возведя глаза к небу. — Неужели ты не понимаешь, что сейчас не время для твоих мелодрам?!

– Это не... я не... — было видно, что Перси довольно не просто даётся роль смутьяна: он явно не привык противоречить своей работодательнице. К тому же, Дорси готов был дать голову на отсечение, что подобным образом дворецкий поступает впервые в жизни. А это говорило о многом: настаивая на своём, Перси переступал не только через границы своего прежнего поведения, но и через очерченные долгим опытом послушания рамки.

– Знаете, что? — примирительно начал инспектор. — Думаю, что нет смысла в споре. Мы сэкономим время, если поедем все вместе.

Дорси бросил красноречивый взгляд на готовую взорваться Марию, и та неожиданно смирилась:

– Хорошо. Ладно, давайте просто быстрее с этим закончим.

Глава 7. Всё начинаю заново

В морг отправились трое: инспектора Дорси срочно вызвал к себе начальник полиции. Пришлось долгих сорок минут стоять в кабинете главы правопорядка Аккрингтона, глядеть на полное бледное лицо полковника и слушать нескончаемые внушения о важности доверенного инспектору дела, о необходимости не ударить в грязь лицом и о том, что расследование находится на особом контроле у Скотленд-ярда. Да что там: поговаривают, даже представители королевской семьи заинтересованы в благоприятном исходе, и поэтому нужно тщательно следить, чтобы не всплывало политических мотивов. Услышав последнее замечание, Дорси поспешил заверить полковника, что пока пахнет обычным разбоем, в крайнем случае, убийством из ревности.

К себе в кабинет инспектор ввалился с гудящей головой, и тут же его оповестили, что в приёмной ожидает посетитель. Проклиная сегодняшний день и всех русских мигрантов, Дорси пригласил войти незваного гостя. Это оказался высокий и симпатичный парень, который сейчас был бел, как укрытая снегом подъездная дорожка в первое утро декабря. Он носил тоненькие усики, был одет в модного покроя пиджак и тёмное, явно заграничное пальто. Дорси быстро оценил материальное, да и социальное положение вошедшего: не аристократ, но при средствах и явно частый гость в светском обществе.

На предложение сесть молодой человек с шумом выдохнул и пробормотал:

– Это не...

– Что вы сказали? — не понял инспектор и на секунду даже испугался, что гостя хватит удар. — Может, выпьете воды?

– Нет, спасибо... — отрешённо ответил гость, даже не поняв, что ему сказали, потом схватил протянутый стакан, залпом осушил его и буквально рухнул на жёсткий стул напротив инспектора.

– Вы не представились... — деликатно намекнул Дорси.

– Разве? — удивился гость. — Меня зовут Джеймс Грей.

Зрачки инспектора тут же расширились, а взгляд стал цепким. Теперь он изучал вошедшего взором профессионала. Парень не производил впечатления труса или особо впечатлительной натуры. Нет, это был уверенный в себе человек, твёрдо стоящий на ногах и смело противостоящий ударам судьбы. Вернее, таким он был до сегодняшнего утра. Произошло что-то явно из ряда вон выходящее, что выбило его из колеи. Но сегодня произошла только одна более-менее значимая вещь: была убита служанка в доме, где мистер Грей вёл свои дела. Неужели это произвело такое впечатление?

– Мне сообщили сейчас... недавно. Я только что от них.

– Вы были на вилле Белоправских? — деловито заметил Дорси.

– Был, — всего одно слово, но сказано так, будто удар топора перерубает канат.

– Вы же адвокат этой семьи, верно?

– Что? — снова отсутствующий и потерянный взгляд. — Да, я веду финансовые дела и выполняю некоторые другие обязанности.

– Вы сами пришли сюда, вас пока не вызывали...

– Неужели... — неожиданно мистер Грей схватил пресс-папье, стоящее на столе инспектора и принялся вращать его в своих длинных пальцах, — я просто хочу услышать от полиции, что это правда. Мне не стали ничего объяснять. Мисс Агости и я вообще не поняли, что происходит. Паолы не было дома: она отправилась с утра поглядеть на Ратушу, хотела сделать наброски.

– В такую рань? — изумился Дорси.

– У художников свои причуды. Паоле нужен был определённый час, вроде бы время восхода солнца. Чтобы первые лучи красиво высветили площадь и Ратушу. К тому же, в такой час в центре города никого, и никто ей не мешает.

Дверь кабинета открылась, и, как мышь, в помещение проскользнул Копленд. Он открыл было рот, но завидев гостя, тут же его захлопнул и, таинственно кивнув инспектору, сел на стул в дальний угол комнаты. Не обратив особого внимания на сержанта, Дорси вновь обратил лицо к посетителю.

– Значит, вы хорошо знали убитую, — произнёс он будничным тоном, думая прежде всего о том, что неплохо было бы выпить кофе и продолжить допрос в более «трезвом» рассудке. Но реакция на столь невинное утверждение была неожиданной.

– Я не убивал её, инспектор! — на висках Грея заискрился мелким бисером пот.

Инспектор Дорси удивлённо вскинул брови:

– Мы вас не обвиняем, мистер Грей! — мягко заметил он, но Грей недослушал.

– Я ведь знаю, что вам уже сообщили. И я подтверждаю, что это правда!

– Сообщили — что? — инспектор непонимающе прищурил глаза, ожидая ответа.

– Как что? — испуг Грея уступил место негодованию, он выпустил папье из рук, и оно полетело на пол. — Не нужно играть со мной, как кошка с мышкой, инспектор. Кто-то должен был разнести эту сплетню, разумеется, исказив и придав произошедшему неверный тон и смысл. Но, знайте, что бы там ни говорили о моих намерениях, я никогда её не обманывал. Да, я собирался сделать предложение Рите, но не успел. Но в наших отношениях не было той грязи, в которой меня упрекали некоторые...

– Что вы...? — инспектор недоговорил и, заслышав стук, перевёл ошеломлённый взгляд на помощника. Копленд, выронив карандаш на пол, сидел, разинув рот.

– Да, я люблю Риту. Любил... Как такое возможно! Кто это сделал?

– Успокойтесь, мистер Грей, и давайте по порядку.

– Это был грабитель? Мне сказали, что вещи на месте! Но зачем же, спрашивается, ещё было делать это?! Это мерзавец! Подлый трус, гадкая душа!

– Если вы хотите, чтобы мы нашли виновного, давайте вести беседу без эмоций. Возможно, мои слова звучат для вас бессердечно...

– Нет-нет, я знаю, как это важно – попробовать найти преступника по горячим следам. Вначале всегда больше шансов.

– Вот и хорошо. Тогда приступим. Как давно вы знакомы с мисс Милорадович?

– Почти год. Собственно, с того момента, как наша фирма занялась делами этой семьи. Я встретил Риту во время первого визита в дом, — Грей взволнованно схватил со стола карандаш и принялся мять влажными пальцами.

– Любовь с первого взгляда? — изогнул бровь инспектор.

– Нет, совсем нет. Я не сразу обратил на неё внимание. Правда, про себя отметил, с каким уважением к ней относилась госпожа Белоправская. Я понял, что она была не просто служанкой в этом доме. Мария явно выделяла её: нет, не жалованием и не послаблением в обязанностях. Просто сразу чувствовалось, что для Марии эта девушка – почти ровня. Рита воспринималась, как выходец из их среды. Скажем, к мужу Клары такого отношения не было. Мария презирала его, но Риту любила. Я уже потом узнал, что Рита имеет родовитые корни. Правда, так к девушке относилась только глава семьи, больше к Рите подобных чувств никто не проявлял. Для Ларисы и Клары она была всего лишь служанкой. Ей платят – она работает, не больше.

– А когда начались ваши отношения?

– Три месяца назад. Всё складывалось постепенно. Сначала Рита покорила меня своим умом. Я ведь тоже относился к ней с предрассудками: по моим представлениям, в горничные идут не очень способные к мозговым нагрузкам девушки, — произнеся последние слова, мистер Грей воровато оглянулся. — Каждый раз, когда именую представительниц женского пола глупыми, боюсь увидеть позади себя суфражистку. Знаете, бывало у меня с ними несколько дел, и лучше не связываться... Так вот, Рита была хорошо образована, могла поддержать умный разговор. Конечно, она оказалась не в меру наивна и ленива. Но именно лень, а не отсутствие мозгов мешала ей.

– А где вы встречались?

– Мы часто виделись в доме. Конечно, ничего запретного не делали, но и не афишировали тесного общения. Не думаю, что Марии или Ларисе понравились бы наши встречи. Иногда мы посещали вместе Дубовый парк, ходили пару раз в кино. Всё было в рамках приличий, но с каждым разом я понимал, что влюбляюсь всё больше.

– А когда вы видели её в последний раз?

Грей судорожно втянул ноздрями воздух.

– Это было два дня назад. Я уезжал в Клайсеро по поручению фирмы.

– Вы договаривались о следующей встрече?

– Да, я должен был встретиться с ней сегодняшним вечером...

Копленд тем временем вырвал из блокнота листок бумаги и стал что-то лихорадочно писать. Закончив, он поднялся и на цыпочках подошёл к столу инспектора, протягивая депешу. Дорси схватил её, не глядя и продолжая наблюдать за Греем.

– Но почему вы считаете, что мы должны обвинить в преступлении вас?

– Да ведь больше просто некому!

Копленд издал странный звук, да Грей и сам понял, как недвусмысленно прозвучали его слова.

– Я просто хочу сказать, что у меня с Ритой были близкие отношения. Я знаю, что она была закрытой девушкой, у неё в Англии не было друзей. Если это не банальное ограбление, то вы будете искать личные мотивы...

– Вы уверены, что мисс Милорадович не имела близких отношений с кем-либо помимо вас?

– На что вы намекаете?! — Джеймс Грей так и взвился на своём стуле.

Инспектор на секунду закрыл глаза, словно моля бога о терпении.

– Я имел в виду дружеские отношения, мистер Грей.

– О! — лицо Грея прояснилось. А за спиной посетителя меж тем Копленд начал подавать руками необычные знаки.

  – Скажите, мистер Грей, Рита курила? В кармане её формы нашли сигареты...

– Табак? Нет, конечно. В этом можете быть уверены.

Дорси задумался. Насыщенное утро мешало ему соображать, а он так хотел побеседовать с этим парнем на свежую голову. Инспектор гадал, зачем этот молодчик вообще пожаловал сюда? Искренен ли он в своих признаниях или это завуалированный ход, призванный сделать шаг на опережение? Может, он догадывался, что его отношения со служанкой не останутся незамеченными и решил произвести на полицию хорошее впечатление, рассказав свою историю первым. Чтобы его не застали врасплох. Сейчас Грей может контролировать ситуацию, он готов психологически. Взгляд инспектора упал на лежащий на столешнице листок. Поначалу слова плыли перед рассеянным взором Дорси размытым пятном, но затем стали обретать очертания. Пока в голову проникал смысл написанного, глаза инспектора расширялись. Он резко вскинул голову, поймал виноватый взгляд Копленда и снова посмотрел на Грея. Тот неожиданно спросил:

– Я могу увидеть её? — вопрос прозвучал тихо, почти беззвучно.

– Зачем? — голос инспектора прозвучал холодно.

– Я... — Грей растерялся. — Я должен её видеть.

– Почему-то сегодня всем нужно её видеть.

– Что значит «всем»?

– Мистер Кэрол сегодня утром тоже выражал горячее желание присутствовать на опознании...

– Что ещё за мистер Кэрол?

– Он служит у семьи дворецким.

– Перси? А ему-то что за дело? Хотя... Он часто увивался около Риты. В любом случае, мне это нужнее, чем ему! Я не поверю, пока не увижу. Это словно дурной сон.

– Боюсь, сон продолжается. Повторяю, в вашем посещении морга нет необходимости.

– Но я настаиваю...

– Хотя... Возможно, вы всё-таки окажетесь нам полезным. Ведь, насколько я понял, — Дорси снова поглядел на съёжившегося помощника, — нам всё ещё нужно решить главное.

– В смысле, найти убийцу? — уточнил Грей.

– И это тоже. Но, чтобы найти убийцу, сначала придётся разобраться с жертвой.

Брови Грея недоумённо взметнулись вверх.

– Убитая не Рита Милорадович, — мрачно ответил на незаданный вопрос инспектор. Казалось, атмосфера в кабинете изменилась за секунды. Над головами собравшихся сгущались тучи.

– Что? В каком смысле?

– В самом прямом. Персиваль Кэрол и мадам Белоправская не опознали убитую!