Это Артем высмотрел двухрублевую монету в прибитой дождем, грязноватой траве у крыльца его магазина.
- Смотри – лежит...
Вот, что значит зоркий до денег глаз- я бы внимание вряд ли обратил.
- Да, пусть лежит - кому-то на хлебушек не хватит, подберет. Или, вон, - я кивнул на сидящих в достаточном отдалении на бордюре помятых людей, что с полным безразличием ко всему, вяло предавали друг другу баклажку с портвейном, - за этими точно не заржавеет. А я железные деньги сроду не поднимаю.
И вправду! Это меня еще друг цыган науськал: неизвестно, мол, не со злом ли умыслом – с порчей какой? - они подброшены… Хоть деньги и сами по себе – зло!
- Да-а, - протянул Артем. – А ты Карена-то, дружбана моего, знаешь?.. Ну так вот, у него же родственник, - Артем назвал известную в городе фамилию, - владелец сейчас всей молочной сети. Миллионер! Так вот, Карен рассказывает: никогда не пройдет мимо, если какую-то монету дохлую под ногами увидит. Вот, пусть даже она в луже грязной лежит!.. Палкой ее выковыряет, и все равно поднимет!
- Ну, Артем, - развел руками я, - на то он и миллионер: по копеечке, по копеечке!.. Ладно, побёг я!
И, пожав на прощание руку владельца нескольких магазинов, я поспешил по своим делам, невольно бросив прощальный взгляд на ежедневно праздных бедолаг поодаль на бордюре. Без какого-либо порицания: сдается, еще совсем немного экономического роста вокруг – и я, опустив наконец руки, рядом присяду.
А потому, что денег, которые буквально под ногами лежат, сроду не видел! А ведь это тоже - культура обращения с деньгами. А и вправду - не должна народная копейка в грязи валяться: «Копейка рубль бережет»! И если с этих позиций взглянуть – просто-таки дело чести монетку поднять, выудить, и к жизни – в оборот денежный – вернуть.
И та отмытая копеечка, да к копеечке другой – так и заблистают они скоро золотым капиталом деньжищ несметных. Потому как, само Провидение начнет помогать тому, кто презрительно попираемую ногами других денежку поднять не поленился!.. И лучше понять то поздно, чем никогда.
Когда через минуту я вернулся, беспечные бродяги все также осоловело таращились издалека на опустевшее крыльцо магазина.
Двухрублевой монеты в траве не наблюдалось.