Его прикрывал ведомый Вячеслав Березкин. Но четвёрка «фоккеров» решила не упускать подбитый советский самолёт и ринулась на преследование. Березкин смело отразил первую атаку, сбил «фоккера». Он мастерски продолжал вести бой с тремя другими вражескими истребителями, прикрывая командира. В один из моментов, уйдя из-под огня бочкой, он сумел зажечь второго «фоккера». Оставшаяся пара прекратила атаки и ушла на запад. К большой горечи, Ивашко не дотянул до своего аэродрома. Вероятно, он потерял сознание от ранения. Лётчик разбился у городка Берестечко. За этот бой, смелые действия при прикрытии командира Березкин был представлен к ордену Славы, который вручили на построении личного состава ИАП. С Речкаловым, исполняющим обязанности комполка после ранения Бориса Глинки, состоялся ещё один резкий разговор, в ходе которого Покрышкин потребовал не выпускать небольшие группы. Было ясно – будь в подчинении Ивашко более сильная группа, он выбрал бы другой вариант боя, нанёс бы противнику больший урон. В целом лётчики в воздухе действовали смело, решительно, дерзко. Однако победы кой-кому всё же вскружили головы, приводили к нарушению установленного перед вылетом плана ведения боя. Так, в частности, произошло 13 июля 1944 г. в группе, патрулирующей северо-западнее Львова. Восьмёрка Боброва была наведена с КП корпуса на большую группу бомбардировщиков противника. Они летели без сопровождения истребителей. Первая же атака звена Боброва была успешной. Вниз упало несколько горящих «юнкерсов». Остальные, сбрасывая бомбы, разворачивались для ухода.
Азарт боя захватил и звено прикрытия. Вся восьмёрка набросилась на бомбёров и просмотрела появившихся из-за облаков «мессеров», которые нанесли внезапный удар. Самолёт увлечённого атакой ст. л-нта Михаила Девятаева загорелся. Лётчик развернулся на восток и со снижением пошёл к линии фронта, оставляя за собой полосу дыма. – Девятаев, прыгай! Миша, прыгай! – кричал ему Бобров. Михаил слышал команду ведущего, но не прыгал, тянул к своим, Он знал, что внизу, на земле – территория, занятая фашистами. А огонь уже добрался до кабины. Он обжигал лицо и руки. Дальше лететь было невозможно. И Девятаев выбросился из самолёта. С воздуха видели, что у самой земли открылся парашют. Лётчик спускался прямо в расположение гитлеровской части. О дальнейшей судьбе этого опытного, умелого и отважного человека стало известно позднее. Оказывается, он при прыжке ударился о стабилизатор и открыл парашют в полубессознательном состоянии. Для М. Девятаева начались страшные дни фашистского плена, побои и голод. В лагере под польским г. Лодзь он попытался устроить свой первый побег, но его поймали, и перевели в лагерь смертников Заксенхаузен. И он бы сгинул в этом страшном месте, если бы не первый случай судьбоносного везения – лагерный парикмахер из числа заключённых заменил Девятаеву его нашивку смертника на лагерной робе. Накануне в нацистских застенках умер узник по имени Григорий Никитенко. В мирной жизни он был школьным учителем в киевской Дарнице. Его нашивной номер, срезанный парикмахером, не просто спас жизнь лётчику-офицеру Девятаеву, но и стал его пропуском в другой лагерь с более «лёгким» режимом - у городка Пенемюнде, который был расположен на острове Узедом в Балтийском море.
Ужасы фашистского плена продолжались. За каждое малейшее неисполнение изуверских порядков, даже за ненавистный взгляд можно было получить пулю. Непокорных забивали до смерти. Только солидарность между пленными, твердо отстаивавшими чувство достоинства советского человека, помощь друзей, помогли Девятаеву выжить. Спасённый от расстрела, он перебрасывался из одного лагеря в другой, и продолжал думать о побеге, хотя благоприятных условий для этого не было. Вскоре Девятаев оказался в группе пленных на авиабазе. Это был сверхсекретный испытательный полигон ракетного "оружия возмездия" на Балтийском море. Разработкой германских ракет Фау руководил талантливый инженер Вернер фон Браун, ставший впоследствии отцом американской космонавтики. Военную базу Пенемюнде, расположенную на западной оконечности о. Узедом, немцы называли "Заповедником Геринга". Узники по другому называли эту местность – «Остров дьявола». В своей книге "Побег из ада" Девятаев вспоминал: «Рёв самолётов, их вид, их близость с громадной силой всколыхнули мысль о побеге». Поднять в воздух многотонный пятиместный самолёт одному измождённому и ослабленному заключённому было не под силу. Нужна была надёжная команда и вскоре она сколотилась. Приступили к активной разработке плана захвата бомбардировщика и побега на нём. Девятаев являлся центральной фигурой в группе и должен был вести "Хейнкель". Это был дерзкий и довольно рискованный план и узники представляли на что идут. Гибель для них была лучше, чем дальнейшее пребывание в плену. Несколько попыток захвата бомбардировщика сорвались. Всё чуть не кончилось провалом. Но выдержка и терпение военнопленных были поистине безграничны.
Михаил Девятаев прекрасно понимал, что взял на себя трудную задачу. Он сделал всё, чтобы подготовиться к побегу, использовал каждую возможность для восстановления лётных навыков, изучения новой для него техники. Убирая повреждённые бомбардировщики, отважный лётчик изучил расположение многочисленных приборов и тумблеров в кабине. Однажды Девятаеву подфартило весьма курьёзно: благородный немецкий пилот, пребывая в добром расположении духа, сам показал дикому варвару и недочеловеку, как арийские небожители запускают моторы у летающей машины. Из воспоминаний Михаила Петровича: «Случай помог проследить операции запуска. Однажды мы расчищали снег у капонира, где стоял "Хейнкель". С вала я видел в кабине пилота. И он заметил моё любопытство. С усмешкою на лице – смотри, мол, русский зевака, как легко настоящие люди справляются с этой машиной, – пилот демонстративно стал показывать запуск: подвезли, подключили тележку с аккумуляторами, пилот показал палец и отпустил его прямо перед собой, потом пилот для меня специально поднял ногу на уровень плеч и опустил – заработал один мотор. Следом – второй. Пилот в кабине захохотал. Я тоже еле сдерживал ликование — все фазы запуска "Хейнкеля" были ясны...». После всех наблюдений Михаил остановил свой выбор на Хейнкеле-111 с именным вензелем на борту «Г.А.», что означало «Густав-Антон». Этот самолёт чаще других взлетал на задания и после приземления его сразу же заправляли снова. Узники стали называть бомбардировщик, не иначе как "наш "Хейнкель". 7 февраля 1945 г. команда Девятаева решилась на побег. После полудня, когда техники и обслуга потянулись на обед, стали действовать.
Иван Кривоногов ударом стального прута обезвредил охранника. Пётр Кутергин снял с бездыханного часового шинель с фуражкой и одел их на себя. С винтовкой наперевес он повёл "пленных" в направлении бомбардировщика. Охрана на сторожевых вышках ничего не заподозрила. Группа вскрыла люк и проникла в самолёт. Внутренность "хейнкеля" Девятаеву, привыкшему к тесной кабине истребителя, показалась огромным ангаром. Тем временем, Владимир Соколов и Иван Кривоногов расчехлили моторы и сняли с закрылков струбцинки. Ключ зажигания был на месте... Вот как этот тревожный момент описывал М. Девятаев: «Нажал на все кнопки сразу. Приборы не зажглись... аккумуляторов нет!... «Неудача!» - резануло по сердцу. Перед глазами проплыла виселица и болтающиеся на ней 10 трупов...». Но к счастью, парни быстро раздобыли аккумуляторы, подтащили их на тележке к самолёту, и подключили кабель. Стрелки приборов сразу качнулись. Поворот ключа, движение ноги – и один мотор ожил. Ещё минута – и закрутились винты другого движка. Оба мотора ревели, но никакой заметной тревоги на лётном поле пока не было видно – потому как все привыкли: "Густав-Антон" летает много и часто. Рулёжка на полосу и самолёт стал набирать скорость, стремительно приближаясь к краю взлётной полосы. Отрыва от земли не произошло и "Хейнкель - 111" чуть было не рухнул с обрыва в море. За спиной у пилота возникла паника – крики и удары в спину: "Мишка, почему не взлетаем!?" А Мишка-то и сам не знал почему. Догадался только спустя несколько минут, когда развернулся и повторно пошёл на взлёт. Виной всему был триммеры! Триммер – это подвижная, с ладонь шириною плоскость на рулях высоты.
Её немецкий лётчик оставил в положении "посадка". Но как за несколько секунд в незнакомой машине с электронным оборудованием для наведения ракет, найти механизм управления этими триммерами!? У сильно истощённого Девятаева не хватило сил отдать штурвал от себя для подъёма хвоста самолета... Казалось, все кончено. Но Девятаев проявляет недюжинную волю, смелость и мужество. Он снова порулил на взлёт. А на аэродроме уже спохватились, заметили беглецов. Гитлеровцы пытались окружить самолёт и захватить отважную группу. Пленным терять было нечего – или прорваться и взлететь, или погибнуть... В кабине самолёта не растерялись: лётчику помогли отдать штурвал вперед. «Хейнкель» приподнял хвост на разбеге и, набрав скорость, взлетел. С момента удара по голове рыжего охранника до ухода в облака прошла всего 21 минута. Время риска и отваги, натянутых нервов и борьбы со страхом. Над Балтийским морем самолёт взял курс на север. Девятаев действовал хладнокровно. Он сумел найти рычаг изменений положения триммера руля глубины и снял нагрузку со штурвала управления самолёта. Конечно же, за ними послали погоню и подняли в воздух истребители. На перехват, в том числе, взлетел истребитель, пилотируемый известным воздушным асом – обер-лейтенантом Гюнтером Хобомом, обладателем двух «Железных крестов» и «Немецкого креста в золоте». Но, без знания курса, удравшего бомбардировщика обнаружить его можно было только лишь случайно, и Гюнтер Хобом беглецов не нашёл. Позднее самолёт Девятаева был обнаружен ещё одним немецким асом полковником Вальтером Далем, который возвращался с задания на "Фокке-Вульфе-190".
Продолжение последует в части 33 http://proza.ru/2021/02/22/959