Лисёнок по имени Серёжка

Пролог:

      Из жизнеописания великих проповедников, святых и прочих просветлённых мы знаем, что самые фанатичные праведники получаются из самых отъявленных грешников. Люди справедливо полагают, что победа над собой засчитывается за таковую только если человек предметно знает, с чем именно он борется. Из раскаявшихся блудниц выходили скромницы, из пьяниц и гуляк — трезвенники и аскеты, из жестоких разбойников — милосердные человеколюбцы… Список можно продолжать до бесконечности, но нас интересует в нем лишь одно звено: педант, зануда, мистер принципиальность и преподаватель права (да не простого, а воздушного), Сергей Алексеевич Чернобурцев тоже выбрал себе призвание неспроста. А вот в юности… Ну, впрочем, обо всем по порядку.



==***======***======***==


      О том, что он происходит из древнего рода лис-оборотней, юный Серёжка узнал только в период полового созревания. Пока у всех его сверстников ломался голос, и щеки пунцовели вулканическими прыщами, с Серёжкой творились вещи похуже внезапно испачканных простыней. Как-то раз он проснулся в напрочь изодранной постели. Вы видели когда-нибудь, во что могут превратить предмет текстиля собачьи зубы и когти? Нет? Отвечаю — в невразумительные лохмотья и гору перьев. Вот как раз в такой куче и проснулся утром восьмиклассник Сережа. Из-под разодранной обивки старого дивана наружу торчали пружины. Подушке кто-то нанес восемнадцать ножевых, и ее бренные потроха раструсились тонким слоем по всей спальне, а кроме того, украшали темные кудри и брови мальчика. Что из постельного белья ещё вчера вечером было пододеяльником, а что — простыней, не сумела бы установить теперь даже профессиональная судмедэкспертиза. Обозревая приключившийся бардак, Сережа офигевал все больше и больше, но последней каплей стали десять ровных вертикальных борозд от когтей, украшающих стену! Существо, оставившее эти отметины, должно было быть размером с некрупную собаку… или росомаху? Или… Этого впечатлительный, начитанный и не по годам развитый подросток уже вынести не смог. С криком «мама-а-а-а!» Серёжка бросился прочь из страшного места.

      К счастью, мама была ещё дома. Едва глянув на покрытого перьями и пухом перепуганного сына, она все поняла. Ласково счистив с темно-русых кудрей Сережки подушкины внутренности, она начала свой рассказ, больше похожий на фантастические истории, которыми пугают малышей в пионерском лагере. Начинался он со слов: " Оборотни мы, Серёня…»
      Рязанщина на самой границе с мордовскими лесами издревле была родиной лис-перевертышей. Многие фамилии местных жителей (все эти Лисицыны, Лисовские, Телькеевы* (телкэ — лиса по-татарски, прим. автора), Рыжиковы, Рыженковы, Патрикеевы, Белохвостиковы, Чернышовы и Чернобурцевы) так или иначе указывали на этот факт, да и лисиц в лесах было не просто много, а подозрительно много. Семья Чернобурцевых принадлежала, как поведала мама, к клану чернобурых лис. Оборотни во все времена жили уединенно, потому что обывателей их дар пугал, а напуганные обыватели — сила бессмысленная и беспощадная, способная на публичные казни, пивные путчи, майданы и прочие прелести. Но временами лисы все же сочетались браком с людьми, поэтому в семьях лис-оборотней рождались и обычные дети без способностей. Изначально невозможно было определить, унаследовало ли чадо это странное свойство — жить в двух телах попеременно. Первый приступ оборотничества случался у подростков в пубертатный период, у девушек — чуть раньше, у юношей — чуть позже. Правда, в критической ситуации дар мог проявиться чуть ли не в младенчестве, например книжка про Маугли, которую Сережа в детстве так любил, оказалась на поверку правдивой историей об индийском мальчике-оборотне, который, оказавшись в джунглях, мгновенно научился превращаться в волчонка.
      Затаив дыхание, мальчик слушал мать, и пытался понять, как ему дальше жить со всей этой информацией. В конце концов, в одной спальне с Серёжей спал его младший братишка Миша, который сейчас гостил у бабушки в деревне. А что, если бы дикая лиса, в которую Серёжа перекинулся ночью, покусала его?! Или ещё хуже — загрызла насмерть. Может ли лиса загрызть человека — Сережа не знал, но стало по-настоящему страшно. К тому же, кто знает, а вдруг Мишка тоже сам оборотень… и посреди ночи ка-ак цапнет!
Мама рассказала, что в дальнейшем эти превращения будут связаны с луной, и в полнолуние лучше прятаться подальше от людей.


***


      Прошло много лет. Однажды утром, подойдя к своей машине, Серёжка… вернее, уже никакой не Серёжка, а Сергей Лексеич, худощавый, красиво седеющий мужчина пятидесяти пяти лет, обнаружил, что вчера забыл закрыть окно. Негодуя по поводу собственной неосторожности, Сергей Лексеич оглянулся по сторонам, не заметил ли кто его досадной оплошности… Двор был пуст. Зато внутри машины, прямо на водительском сидении лежали пять бездыханных куриных тушек. Шеи несчастных птиц были неестественно вывернуты, на белых перышках запеклась кровь, перемешанная с грязью. Брезгливо поморщившись, преподаватель права обернул кисть руки тряпкой для протирки стекол и, подсчитывая в уме, во что ему теперь обойдется химчистка салона, собирался было выбросить следы неудачного и на редкость тупого розыгрыша вон, но стоило ему поднять первую курицу, как на ее когтистой жёлтой лапе обнаружилась бумажка.
      Вырванный из тетради в косую линеечку листик гласил:

«Я все ещё знаю, что вы делали летом 79го. Баст.»


      Сергей Алексеевич крепко зажмурился и вновь резко открыл глаза. Надпись не исчезла. Не исчезли ни бумажка, ни дурацкая дохлая курица, ни окровавленные перья на обшивке кресла. Вся эта дичь была материальна, то есть, по словам Ленина, существовала в реальности, данной Сергею Лексеичу в ощущениях. Он помотал головой ещё раз. Потом решительно повыбрасывал куриные трупы на газон, содрал с сиденья испорченный чехол и сел за руль. Бумажку с посланием он разгладил и ещё раз впился глазами в текст. Бред. Какая Баст? Ну да, была такая богиня-кошка в Древнем Египте. И что? Даже если ошиблись машиной? Намек на божественный гнев хозяину чьей-то кошки, что та повадилась кур давить? Но тогда при чем здесь лето 79-го года? Ни одна кошка не способна прожить тридцать лет! Да и разве это кошка! Природная дотошность взяла верх над растерянностью и гадливостью, и вот уже Сергей Алексеевич принялся изучать повреждения на горле домашней птицы. Да, зубы, мелкие и острые, но челюсть хоть и узкая, но принадлежит зверю с длинной мордой. Собака? Хорек? Лисица? И тут по спине мужчины скатилась капля ледяного пота, пропуская разряд вдоль позвоночника. Лиса… Ну конечно… И Баст — вовсе не египетская богиня плодородия и женской красоты. Уткнувшись лицом в руль, Сергей Алексеевич замер, уносясь в воспоминаниях на тридцать лет назад…


***


      Папа Серёжи и Миши Чернобурцевых работал пилотом-инструктором в летном училище гражданской авиации. Училище находилось за рекой, и на тот берег с городской пристани ходил паром. Для мальчиков этот нехитрый транспорт и рассказы отца навсегда предопределили выбор дальнейшей профессии. По крайней мере, для старшего. После школы Сережа поступил в летное училище. Время было горячее, стены провинциального учебного заведения с трудом вмещали всех желающих. Самолётов было так много, что летные отряды базировались на четырех посадочных площадках, там же в палаточных лагерях жили и курсанты. По очереди заступали в караул — с автоматами охраняли воздушные корабли от циничных посягательств селян, норовивших поживиться какой-либо полезной мелочью для хозяйственных нужд. Сами самолёты крестьян не интересовали, зато брезентовые чехлы возбуждали нездоровый блеск их в глазах. Во избежание пропажи имущества и просто для того, чтобы чем-то занять будущих пилотов, командование организовало эти ночные бдения и строго следило за присутствием дежурных на посту. Опять же, оружие! Его просто так в чистом поле не бросишь! Но юные изворотливые мозги быстро изобрели обходные маневры: тяжёлый и неудобный ствол прятался в воздухозаборник двигателя и прикрывался заглушкой, а его временный хранитель, утирая слезы счастья, несся на свидание с местными девицами. Главной проблемой было вовремя вернуться и не забыть достать из тайника несчастный казённый «Калаш». «Всего-то делов на рыбью ногу» — пренебрежительно фыркали опытные в таких делах третьекурсники, вызывая дикую зависть у лопоухих «минусов»* (минусА — кличка первокурсников, происходит из-за единственной полоски курсовки на рукаве кителя, прим. автора).

      Как и все остальные курсанты, Сережа Чернобурцев тоже заступал в наряды. К восемнадцати годам он выучил название своей болезни — алепантропия* (алепоу — лисица, антропос — человек, слово образовано по аналогии с ликантропией и элюрантропией, прим.автора), научился предугадывать начало своих приступов по лунному календарю, и теперь странный дар или проклятие не могли застать юношу врасплох. Кроме таких вот случаев. В полнолуние Сережа пускался на хитрости, просьбы и даже откровенный конфликт со старшиной классного отделения, лишь бы поменяться с кем-нибудь нарядом. Иногда старшина шел на принцип, и в наряды заступать все же приходилось. Если дело происходило в казарме, то наглухо задернутые занавески спасали дело. В особо облачную ночь, когда нелётная погода наступала даже для Луны, бедный оборотень тоже ещё как-то держался на отваре мяты и прочих успокоительных. Но в этот раз не свезло так не свезло: ночь была ясной, луна светила как назло ярко, серебря плоскости крыльев учебных бипланов, капоты и расчалки. Луна вскипала на вороненом стволе и дульной коробке автомата, норовила заглянуть в плотно прикрытые глаза кудрявого темноволосого паренька, невысокого и худенького. Луна дразнила и подначивала, как хороший, но шкодный приятель-разводила на «слабо?». Сережа терпел, даже фуражку на глаза надвинул, прячась в спасительной тени лакового козырька. В груди то и дело взбухали и лопались какие-то щекотные пузырьки, словно бы он напился газировки или квасу до умопомрачения. Но в отличие от кваса, ощущения были невозможно приятными. Они манили за порог, обещали воссоединение с природой, восторг жизни в собственном теле. Обоняние и слух обострились так, что парень различал сейчас писк полевых мышей в густой траве, чувствовал их запах — запах добычи, пищи и теплой крови… Нет! Из кармана тотчас же отработанным движением был извлечён пузырек с таблетками валерьянки. Стоит слопать пять штук, и пузырьки исчезнут, обоняние вернётся в норму, и слух снова станет прежним человеческим слухом, чуть подпорченным в шуме работающего винта.
      Пузырек выскользнул из неловких пальцев юноши как живой! Чертыхнувшись и не открывая глаз, Сережа нагнулся за ним, придерживая висящий на груди автомат, и… уронил фуражку.
      Шаря в поисках пузырька в холодной ночной траве, парень понял, что найти спасительные таблетки наощупь не удастся. Решив, что была-не была, и он успеет сожрать валерьянку до того, как луна завладеет разумом, подменив тот на животные инстинкты, Серёжа распахнул глаза как можно шире.
      И Луна хлынула в них…

      Из вороха одежды высунулась любопытная серая мордочка. Острая и узкая, она отчасти напоминала человеческое лицо Серёжи, украшенное длинным, не лишенным изящества, носом. В остальном же это был настоящий молоденький лис, серебристо-серой масти. В свете луны его мех переливался каждой шерстинкой. Лис выскользнул из тряпок, понюхал сапоги и автомат, попробовал на зуб козырек фуражки. Он был молод, голоден и счастлив. Еды вокруг было хоть отбавляй, острый запах влажной земли обжег чувствительные ноздри хищника, когда тот погрузился в круглый ход мышиной норы. Зубы сомкнулись на теплой трепыхающейся тушке, полевка даже не успела понять свою смерть, и была мгновенно проглочена. Лисенок принюхался и стал раскапывать норку дальше, мышами оттуда пахло едва ли не вкуснее, чем в обед от термоса со стартовым пайком. Утолив первый голод семейством полевок, маленький хищник прислушался к ощущениям. Есть все ещё хотелось. Причем что-нибудь серьезное, не меньше зайца. Зайцев поблизости не было. Но были домашние куры! В деревне при каждом доме был птичник. Распушив шикарный хвост с непременной белой отметиной на кончике, зверёк потрусил в направлении деревни Бастаново…

      В тот раз он наелся на славу. Опьяненный первой в своей жизни настоящей охотой, лис задушил несколько больше кур, чем смог бы слопать, и сделал это не совсем аккуратно, несушки подняли шум и разбудили здоровенного цепного пса, который немедленно зашелся лаем в своей конуре. Осоловевший от еды лисенок не сразу увидел, как в окне дома вспыхнул свет, а сообразил, что нужно бежать — совсем поздно, когда на пороге курятника возник силуэт молодого парня в телогрейке поверх футболки. Наверное, это был хозяйский сын, потому что по возрасту смахивал парень на примерного ровесника самого Сережки в человеческом облике. В одной руке у хозяина положения угрожающе топорщились вилы, в другой — пылал электрический фонарик-жужжалка. Звук, с которым подзаряжалась батарея, вызвал у зверька нестерпимый приступ любопытства и тот, хоть и решил смирно лежать в углу, накрывшись тушами умерщвленных куриц, высунул морду из укрытия. Луч фонарика ударил в глаза, обжигая сетчатку.
— Ой, лиса! — парень перехватил виды наизготовку и быстро ткнул в кучу перьев, служивших лисенку защитой. — Ах ты…
      Короткий бой чуть не стал последним приключением в жизни молодого оборотня. Вилы скользнули по боку, и только природная гибкость лисьего тела позволила увернуться от второго, добивающего удара. Силой ему было не победить, огромные острые зубцы просто проткнут тело насквозь! Но лис не был бы лисом, если бы полагался только на силу. Зверёк крутанулся на месте, оскалил зубы, высунул язык и, волоча пушистый хвост как полено, бросился на человека. Глаза парня тут же расширились от ужаса.
— Твою мать! Да бешеная же!
      Теперь парень и не помышлял о нападении, вилы он выставил перед собой словно загородку: лишь бы дикий бешеный зверь не укусил его за ногу. К слову сказать, был защитник курятника без штанов, в одних трусах, а обут в резиновые галоши на босу ногу, так что должно быть чувствовал себя невероятно уязвимым. Прошмыгнув прямо между галош, лис бросился во двор. Из конуры вслед несся угрожающий лай, который дикий зверь понимал отлично: основной темой было «поймаю -порву!». Отяжелевший от еды лис едва протиснулся в щель под воротами и оказался на воле. Из-за забора доносились женские причитания над судьбой убитых несушек, отборный мужской мат и сбивчивые рассказы о бешеной лисице, сопровождаемые лаем пса. Дальше оборотень слушать не стал, и растворился в ночи.

      Утреннее пробуждение курсанта Чернобурцева было ужасным. Он стучал зубами от холода, и никак не мог взять в толк, почему он мало того, что лежит на земле, но и при этом совершенно голый! Форма лежала отдельно, причем выглядела так, словно бы ее не снимали, а просто выскочили из застегнутой! Белье находилось внутри брюк, рукава гимнастёрки оказались продеты в рукава шинели, и все пуговицы оставлись продетыми в петли. Так… Бок саднило. Сережа нащупал на нем длинную запекшуюся ссадину и поморщился от боли. Где же это он так? С лицом тоже творилось что-то странное: его словно бы стягивала корка. Ощупав подбородок и щеки юноша почувствовал под пальцами кроме колкой утренней щетинки нечто мягкое как пух. Пух?
      Быстро одевшись, Серёжка не поленился влезть на нижнее полукрыло охраняемого биплана, чтобы посмотреться в стекло иллюминатора. Круглая линза равнодушно отразила юное лицо, украшенное острым носиком и… кровавыми разводами вокруг рта. На кровь налипли мелкие белые пёрышки и так присохли. Вцепившись пальцами в волнистые волосы, парень в шоке осел на плоскость крыла и шумно выдохнул. Он ничего ровным счётом не помнил из своих ночных похождений, но найденная в траве стеклянная баночка с желтыми двояковыпуклыми таблетками навела юношу на мысль, что он всё-таки превратился и убежал. Куда он бегал? Судя по роже, душил где-то кур… О Господи! Будущий пилот, комсомолец и вообще неплохой парень, оказывается, ворует кур у местных жителей. И жрет… Позорище… И потом вот как же, позвольте, прямо сырую грязную курицу вместе с перьями — в рот… Какая гадость, фу! Нарвав травы, парень принялся оттирать лицо. Казалось бы, ему должно быть мерзко, но желудок сладостно молчал.


***


      Сергей Алексеевич вынырнул из омута юношеских воспоминаний и издал короткий смешок. Ну и история! Получается, кто-то из бастановских фермеров до сих пор помнит эту историю. Стоило один раз в лисьем облике забраться в курятник, рискуя жизнью, так ему целую вендетту объявили! Ну ладно, не один раз, конечно. Далеко не один, хе-хе. Да и со временем Серёжка научился не подставляться так глупо под вилы, но все равно! Этих куриц так и этак все равно бы зарезали и съели, не он под забором, так хозяева бы в супе с лапшой… Ну что такое для крепкого хозяйства двадцать кур в год? Ну, тридцать… Хорошо, ладно. Во сколько они оценивают материальный ущерб? Может быть, просто разыскать этих людей и заплатить им? Раз уж они знают его машину, то в следующий раз в салоне может поджидать сюрприз и похуже дохлой птицы… Проколотые шины, разбитая лобовуха, матерное слово, нацарапанное гвоздем на капоте… да мало ли на что обозленной фермерской фантазии хватит. До уголовщины вряд ли дойдет, но машину все равно жалко! Пятилетняя «КИА» и какие-то грязные куры — несопоставимый размен! Сколько там стоит одна курица?
      Примерный подсчет дал неутешительные результаты. Выходило, что за три года учебы Сережа задолжал неизвестным мстителям около ста пятидесяти куриных душ. Но после окончания, юный выпускник Чернобурцев, как особенно перспективный, остался в училище пилотом-инструктором. И… Да, сразу завязать с охотничьими подвигами не смог. Повзрослев и превратившись в тридцатилетнего молодого мужчину, Сергей и в лисьем облике заматерел. Теперь крупный серый лис мог не то что фермерского сына напугать мнимым бешенством, а и с небольшой шавкой бы справился один на один! Лёгкая добыча ему наскучила, теперь Сергей Алексеевич охотился на зайцев, с удовольствием гоняясь за ними по лесу. Не брезговал и мышами, особенно зимой, напрыгивая на них сверху, пробивая снежный покров. Ёжиками баловался порой — сталкивал лапкой в воду, коварно заставляя развернуться и хватал за мягкое брюшко. И всё-таки несмотря на изобилие добычи, серый лис иногда наведывался в бастановский курятник. О Боже… Сергей Алексеевич почувствовал, что расплатиться с жертвами наглого грабежа он сможет, лишь продав автомобиль. Хорошо, значит, это не вариант.

      Сегодня на парах преподаватель воздушного права был на редкость въедлив и строг к формулировкам ответов, переплюнув все представления курсантов о собственной придирчивости. Трояки сыпались из-под пера в журнал плотной колонкой только так, изредка в их массе мелькали беспощадные «параши» и снисходительные четверки. Одно неосторожно сказанное лишнее слово могло спровоцировать дополнительные вопросы, а иных и топить не нужно было — сами тонули. Глядя на мнущихся, краснеющих и бледнеющих курсантов, Сергей Алексеевич напряжённо обдумывал свое, а именно: кто и как узнал о его тайне? Человек он был скрытный, а уж этот секрет хранил даже от своих многочисленных женщин. Женщин, кстати, не в последнюю очередь было много именно из-за того, что ни одна подруга жизни не держалась рядом подолгу, уставая от странных ночных отлучек нипойми куда. Раскрывать свою истинную природу мужчина не спешил, а в его оправдания любовницы не верили и уходили, хлопнув дверью. Впрочем, популярностью у прекрасного пола Сергей пользовался достаточно высокой, и свято место пустовало редко. В глубине души маленький лисёнок Серёжка все ещё таил надежду встретить однажды такую же, как он сам. Может быть, не обязательно лисичку, но просто женщину-оборотня, которая все поймет, и не нужно будет ничего объяснять и выдумывать. Но вот уже темно-русые кудри стали серебристыми от седины, залегли глубокие складки у рта, и совсем скоро закончится зрелость и придет старость, а никаких лисичек так и не встретилось. Значит, не судьба. Неважно! Важно то, что тайна оборотничества хранилась Сергеем Алексеевичем даже от самых близких. И все же тот, кто подбросил в машину дохлых кур, был явно в курсе существования алепантропии и как-то проследил за самим оборотнем во время очередного планового визита в курятник.


***


      Для начала Сергей Алексеевич решил выяснить, кому принадлежит дом со злополучным курятником. Прийти поговорить с этими людьми. Раз уж они в курсе его тайны, то извиниться и предложить компенсировать ущерб. Пусть не весь, но хотя бы последние несколько лет. Человек, проникший в тайну оборотня в преподавательских погонах сам по себе должен быть умен как минимум, а как максимум — проницателен. Пробема заключалась в том, что никаких подробностей о звериной части своей жизни мужчина в человеческом облике не помнил. И даже не смог бы найти на деревенской улице так приглянувшееся его лисьей ипостаси строение. Значит, нужно будет ночью сбегать туда ещё раз в лисьем облике, оставить метку — допустим, какой-то предмет или просто клок шерсти, а потом днем вернуться на машине и пройтись посмотреть. Преподаватель права задумчиво повертел в длинных пальцах белый мелок для доски. Интересно, удержит ли лис в зубах кусок мела? А если да, то вспомнит ли, что должен не сожрать его, а поставить знак на заборе? Нет, скорее всего… Ну, просто Али-Баба и сорок разбойников! * (в этой сказке разбойники, собираясь напасть на дом горожанина Али-Бабы, пометили его дверь крестом, но смелая и умная служанка Али-Бабы по имени Марджина заметила знак и разрисовала похожими крестами все дома на своей улице, тем самым спасая своего господина — прим.автора) Главное, чтобы Марджина какая-нибудь местная в последний момент не объявилась, а то все труды насмарку. Ладно. Попробуем надрессировать лиса носить предметы в зубах. Выплюнуть под забором яркую тряпочку несложно, вон, собаки в цирке ещё не такие трюки выделывают!

      Садясь вечером в машину, Сергей Алексеевич обнаружил ещё один сюрприз. На этот раз, правда, приятный. К ручке двери узкой ленточкой была привязана плитка шоколада «Риттер Спорт». Того самого, который квадратиш, практиш унд гут. С цельным, между прочим, лесным орехом. Ожидая после дохлых кур очередной гадости, мужчина очень осторожно проследил, не идёт ли внутри ленточки какая проволочка-растяжка. Одернув себя на мысли, что просто пересмотрел боевиков и военных хроник, Сергей хмыкнул и осторожно отвязал подарок. В конце концов, до уголовщины со взрывчаткой не дойдет. Скорее уж, можно ожидать кошачьих фекалий внутри упаковки, ну, или слабительного в самом шоколаде, нежели реальной угрозы для жизни. Но квадратиш и практиш оказался тем, чем казался изначально — плиткой отличного немецкого шоколада. С цельным лесным орехом. И все. Что это? Подарок? От кого и за что? Хоть бы записку оставили, на курах вон была… Ладно, нужно сегодня к родителям заехать.
      Проезжая через двор, Сергей Алексеевич заметил невысокую коротко стриженную барышню, которая вела на поводке двух упитанных собачек. В преподавательской памяти сразу же всплыли фамилия и имя, а также номер классного отделения, в котором училась эта курсантка. По стечению обстоятельств, она купила себе однушку в доме по соседству с домом родителей самого Сергея Алексеевича. Время от времени он и похожая со своей стрижкой на мальчишку-подростка Ольга здоровались, перебрасывались парой ничего не значащих фраз. Училась Ольга хорошо, и вообще производила благостное впечатление на преподавателя, так уставшего от раздолбаев и лоботрясов. О, а вдруг это она подбросила шоколад? Поравнявшись с курсанткой, Сергей Алексеевич вопросительно показал ей в окно плитку. Та в ответ пожала плечами и состроила недоуменное выражение лица. Ясно… Даже если и она, то не признается. Интересная барышня вообще. Не поймёшь, когда дурачится, а когда говорит серьезно. Теперь ещё и подарки… Ладно. В конце концов, шоколад лучше грязных дохлых кур!

      Через две недели лис пошел «на дело», сжимая в зубах обёртку от шоколадки «Риттер Спорт», обмотанную той самой ленточкой. Успешно миновав лесопосадку на окраине Авиагородка, серый хищник пересёк открытую местность и оказался в Бастаново. Ориентируясь по запаху, лис безошибочно нашел тот самый курятник, в котором он впервые оказался упомянутым в записке летом 1979 года. Выплюнуть свёрток нужно будет не тут, а у крыльца. Ну или хотя бы под забором со стороны улицы. Вот так…
      Сделав дело, за которым пришел, лис замер на минуту, борясь с искушением в последний раз полакомиться лёгкой добычей. С подветренной стороны он не почувствовал запаха человека и ружейной смазки. Одиночный выстрел разорвал тишину, пуля коротко взрыла землю у передней лапы. Лис подскочил на месте и бросился бежать по узкой улице. За заборами то тут, то там раздавались крики:
— Толян, ты чё, е*у дал палить на улице?! Я тебя в ментовку сдам, пьянь сраная!
— Что за война посреди ночи? Кто стрелял?
— Да это же тот лис! Тот, серый сукан! Я его щас…
— Толя, не надо пожалуйста! Опусти ружье, ты ж в людей попадешь! Толя-я! Посодют же дурака-а!
 — Сама дура! Руки убери! Я из этой твари воротник сделаю! Я ещё до армии его хотел пристрелить, б*я!
— Толенька, не надо…
— Толян, уймись. Положи «Сайгу» на место.
— Я его сначала положу, б***ь! Сукана такого! Бешенством меня пугать!
— Нина, Нина, вызывай ментов. И скорую. Допился соседушка наш, хрен ему в гланды.
— На тебе, сукан! — облепленный соседями и домочадцами Толян в последний раз вскинул карабин к плечу, и лисий бок обожгло болью. Это не было похоже на вилы. Вернее, было бы похоже, если бы их зубец, вошедший в мышцы, оказался бы докрасна раскален. Силы стремительно покидали зверя. Через полкилометра они иссякли, тонкие сильные ноги казались свинцовыми и почти не слушались. Мучила жажда. С трудом перебежав дорогу прямо перед бампером «Нивушки», лис скатился под откос высокого берега к вожделенной воде. Здесь силы оставили его, и серая тушка, пачкая землю темной кровью, завалилась набок в зарослях ивняка.


***


      Вечером Ольга как обычно вышла гулять с собаками. Две низенькие короткошерстные дворняжки Рокки и Ренар, едва увидев узкую полоску света в открывающейся двери подъезда, рванули вперёд так резво, что едва не опрокинули свою миниатюрную хозяйку. Утихомирив буйных питомцев, девушка повела их по двору. Как назло, именно в этот момент сосед-браток вывел во двор своего совершенно безумного ротвейлера Геббельса. Хозяин и питомец слыли отъявленными беспредельщиками, и Ольга, во избежание ненужных диалогов, тупых подкатов и внезапных собачьих драк тихо прошла вместе с Рокки и Ренар по аллее и оказалась на обочине дороги, ведущей от авиагородка вдоль реки в соседнюю деревню Бастаново. Левый берег здесь был высок и представлял собой поросший травой косогор, обсаженный для укрепления застенчивыми березками. Ранняя весна ещё не заявила своих прав на это место, и Ольга порадовалась, что на ногах резиновые сапоги. Впитавшая в землю талая вода ещё почавкивала в низовьях, куда затащили хозяйку собаки.
— Рокки! Ренар! Какого черта вам надо там?
Собаки действительно, будто взбесились на пару! С энергией, достойной лучшего применения, низкорослые песики, отчаянно поскуливая, тянули девушку в прибрежный ивняк, вырывая из рук поводки. Опасаясь навернуться с косогора, хозяйка, ведомая питомцами, сбежала вниз и полезла в кусты, продираясь сквозь ил и мусор, налипший на ветках после паводка.
— Уроды!!! Щас по жопе надаю обоим, куда, бл… Ох, Божья мать!
      Мат, внезапно прервавшийся упоминанием Богоматери, имел полное право на существование. В первую минуту Оля не поняла, что это за кусок грязного серого меха лежит среди ивовых прутьев. Но у куска меха были острая мордочка и мутные от боли раскосые глазки. Лиса… еле живая лиса. Мама!
      Собаки, будто исполнив свой долг, смирно сели рядом, наблюдая за тем, что станет делать их человек. Сами они были спасены Ольгой с улицы от отстрела и как-то уверовали во всемогущество своей двуногой покровительницы, которая, конечно, хоть и орет почём зря, заставляет мыть лапы после прогулки и не даёт весело драть подушки, но добрая и мимо чужого горя никогда не пройдет.
      Ольга, конечно, и не прошла. Выматерив весь белый свет, лиса, собак и мудаков, что носятся на машинах по шоссе, сшибая все на своем пути, она схватила мобильник и набрала номер ветеринарного врача Наташи, когда-то лечившей Рокки и Ренар. В красках описав увиденное, она получила инструкцию: скотину руками не трогать и ждать на месте. Наташа обещала быть через десять минут.
В ожидании Ольга присела на корточки рядом с лисой. Хм, пены, слюны и других признаков бешенства нет… Она нерешительно протянула руку и вздрогнула от того осмысленного взгляда, каким зверь посмотрел на нее. Отдернула. Принюхалась. Пахло кровью. Походу, правда машиной сбили. Дело плохо, если лиса на собак даже не реагирует. Но пустобрехи Рокки и Ренар сидели как прибитые и молчали, только пялились на лису. Что за хрень? Взгляд раненой лисицы выворачивал душу, и Ольга всё-таки решилась. Маленькая кисть погрузилась в густой и гладкий серый мех на шее зверя, осторожно провела по загривку.       Лиса смотрела на человека, не выказывая ни малейшей агрессии. Что это? Ручная лиса? Или дикая, но ей настолько плохо, что она людей не боится?
      Дальний свет фар разорвал темноту, машина остановилась как раз над тем местом, где в кустах темнела страшная находка. Придерживая саквояж с медикаментами, пухленькая Наташа лихо съехала на подошвах кроссовок по глинистому склону вниз, словно на сноуборде с горки. Дамы обменялись приветствиями, собаки тут же отмерли и, поскуливая, попытались спрятаться за хозяйку: помнили, как эта с виду добрая двуногая лихо колет порядочных собак острыми иголками в лапу и холку! Знаем мы этот запах, а в страшном чемодане те самые иголки! Колючие! И горькие таблетки! И ещё всякая гадость! Нафиг-нафиг!
— Тихо!!! — рявкнула Ольга на разоравшихся собак и включила фонарик.
Наташа натянула резиновые перчатки и принялась поворачивать лису. Заглянула в глаза, оттянула веко, приоткрыла зубастую пасть… И вовремя отдернула пальцы, потому что зверь такого обращения с собой терпеть не собирался даже на пороге смерти.
— Ничего, жить будет, раз кусается! — жизнерадостно сообщила она Ольге. — Помоги достать его оттуда.
Вдвоем девчонки обломали ветки, выволокли тушку на ровное место, и ветеринар продолжила осмотр.
— Лис самец, немолодой, зубы стерты. Слизистые бледные, дыхание слабое, глаза и рот чистые, кости целы, на боку рана… Хм… Глубокая.
— Машиной сбило?
— Непохоже… — в руках Наташи с хрустом поочередно ломались хвостики ампул, и тонкие инсулиновые шприцы хищно высасывали их содержимое. Ольга замерла с фонариком в руке, словно Статуя Свободы. Один за другим препараты входили в измученное тело животного, избавляя от боли, останавливая кровотечение, предупреждая сепсис. Лис молча переносил все манипуляции, глядя на людей, невольно причиняющих ему страдания, совершенно осмысленным взглядом жёлтых глаз. В этих глазах утонуть было можно, и Ольга тонула. Ей ужасно захотелось, чтобы зверюга выжила. И она мысленно просила сейчас его продержаться.
— Сайга… — донёсся до Оли голос Наташи.
— Что?
— Сфоткала рану и отправила мужу. Он сказал, что это огнестрельное, по калибру предположительно — карабин «Сайга». Охотничий, знаешь?
— Ох, блин…
— Не блин, а хорошо что не 12,7! Пополам перешибло бы! Давай его в машину!
— Его?
— Ну да. Я в военно-полевые хирурги не нанималась! Дома у тебя прооперируем. Поехали!

      Ночь прошла как в бреду. В маленькой однушке, превращенной в подпольный госпиталь, до утра горел свет. Тихо скулили и подвывали за запертой дверью комнаты собаки и три кота. Тихо дышал под общим наркозом лис на стерильной салфетке. Текли минуты. Ольга, в студенческие годы работавшая санитаркой в роддоме, вида крови не боялась, а потому ассистировала ветеринару в извлечении пули. К счастью, внутренние органы не пострадали, только мягкие ткани и крупный сосуд. Поэтому крови и было так много. Наконец, последний стежок шва был щедро намазан зелёнкой, и на обмякшую тушку в четыре руки надели попону, чтобы пришедший в себя зверь не лизал и не расчесывал шов. Вдвоем сгрузили четвероногого пациента вместе с подстилкой на пол поближе к радиатору отопления. Умирающая от усталости Оля всё-таки попросила Наташу не выбрасывать пулю и сложила ее в пакетик, как это делают криминалисты в детективных сериалах. Ветврач хохотнула, стаскивая перчатки и качая головой:
— Все на закон о жестоком обращении с животными надеешься? Зря, это ж не собака, не кошка. Мало ли кто дикого подстрелил? Охота же пока не запрещена…
— Пусть будет! — отчаянно зевая и ероша коротко стриженные волосы на макушке, упёрлась ассистентка. — Сколько я тебе должна за операцию?
— Да нисколько! Половину ты сама сделала, — отмахнулась Наташа. — Считаем его за бездомыша! Я только за препараты возьму…
      Оля ещё не раз вставала ночью, чтобы проведать лиса. Не только из-за опасений за его здоровье, но еще и потому, что она никогда прежде не видела этих прекрасных животных так близко. Зверь лежал на здоровом боку, разбросав во сне изящные длинные ноги. Темные когти походили на собачьи, но были намного тоньше, а серый мех на пальчиках темнел до бурого, и казалось, что зверёк обут в тапочки. Глаза были закрыты, тонкая узкая мордочка запрокинута вверх. Пушистый хвост, размером почти с самого патрикеича, оканчивался белой меткой. Ольга вспомнила «Сказки дядюшки Римуса» о происхождении этой метки и улыбнулась* (в одной из сказок Дж.Харриса Братец Лис, уличенный в краже масла, вместе с другими подозреваемыми прыгал через большой костер и опалил кончик хвоста. А в костер упал совершенно непричастный к этим темным делишкам, но толстый и тяжёлый Братец Барсук. Почти суд Линча… прим. автора). Вот как эти лисы умудряются выглядеть плутовато даже полумертвыми? Ольга невесомо погладила бархатное острое ушко, бровь, провела пальцем по тонкой полоске темного меха от лба до черной нашлепки лисьего носа.
— Кто ж тебя так? — задумчиво протянула девушка, теребя завязку попоны. — Что-то очень близко от жилья мы тебя нашли, вряд ли охотники постарались. Может, ты в курятник полез, дурачок? А?
При этих словах острое ухо лиса дернулось.
— Ну и что, пожрал курятины, б***ь?! Халявщик хренов… Уж не маленький, вон какой хвост отрастил, а мозгов с орех. Вот уж правда, Бог промедлил, а снайпер нет, знаешь песню такую? Эх, ты… Ладно, сейчас ещё викасол сделаю тебе и спать. Мне завтра на занятия с утра, ещё с собаками гулять… Ох, ты йож, я же так и не успела воздушное право почитать!!! Ааааа, Черныш меня завтра точно спросит, у меня одной оценок ещё нет. Все, п***а мне…
      Занятая уколом Ольга не заметила, как при упоминании фамилии препода лис приоткрыл глаз. Потому что он быстро закрыл его обратно. Зато девушка заметила как изменилось дыхание зверя.
— Что, больно? — извиняющимся тоном спросила она. — Это кровоостанавливающее, обязательно надо.
      И лис как-то совершенно по-человечески вздохнул, не открывая глаз.


***


      После построения на плацу, курсанты как обычно разошлись на занятия. Пара по воздушному праву была в расписании первой, и надышаться перед смертью надеялись разве что самые отчаянные, впервые открывшие тетрадь непосредственно перед опросом. Прозвенел звонок. Дежурный курсант, застывший у двери в ожидании доклада преподавателю, недоуменно чесал репу, прикидывая, не случилось ли чего. Сергей Алексеевич никогда не опаздывал, и потому терпеть не мог, когда опаздывали другие. Но время шло, а Чернобурцева на горизонте длинного коридора так и не появилось. Пара прошла впустую. Никто не пришел с известием о болезни, не явился на замену. С одной стороны, все были рады, что удалось избежать опроса, а с другой — какое-то тягостное ощущение разлилось в воздухе аудитории. Особенно в районе «Камчатки», где обычно сидела Ольга. С трудом дождавшись конца занятий, курсантка побежала домой к питомцам. По дороге завернув в «Пятерочку», она купила куриное филе для лиса и… ещё одну плитку шоколада «Риттер Спорт».

      Лис лежал у батареи на впитывающей пелёнке, но уже не безвольной тряпочкой, а тугим клубочком. Его жёлтые глаза внимательно рассматривали присевшую рядом с его мордой девушку в курсантской форме. В руках у девушки был продолговатый контейнер, от которого исходил вкусный запах.
— Привет! Как ты? А я тебе принесла кое-что…
      Закрывающая контейнер пленка поползла долой, и в нос зверя ударил запах мяса. Черные влажные ноздри возбуждённо задвигались. Лис потянулся к источнику запаха.
— Погоди, погоди, не так. Надо помельче сделать…
Ножом Ольга нарезала каждый кусочек на четыре части и стала по одному выкладывать перед мордой зверя на пол. Лис с удовольствием слопал половину и снова лег.
— Ну что, Серёня, это получше чужих курей, а? — Ольга с умилением разглядывала спасённого хищника и его кошачье-песьи повадки. Имя вырвалось само, и только чуть позже, будучи осознанным, вызвало волну смущения и паники. Серёней она иногда называла про себя… Сергея Алексеевича Чернобурцева, преподавателя воздушного права.
      О, конечно, вслух она бы ни за что не согласилась это произнести, но влюблена она была в него ещё с первого курса. Уже не с той отчаянной юношеской страстью семнадцатилетних дев, а, скорее, с теплотой и пониманием тридцатилетней женщины. А вот теперь этот лис ещё… Ну, хотя тут легко объяснимо: кличка происходит от серого цвета шерсти, и это нормальная практика — есть же у ее однокурсницы Людки рябая кошка Пеструха! А у одного приятеля жили белоснежный кот Беляш и светло-рыжая собачка Злата… А ещё пёс Уголек летал в космос и был абсолютно черным. Почему тогда серому лису не стать Серёней? Тем более, что лису новое имя, кажется, понравилось — он даже перестал жевать на пару секунд и проникновенно посмотрел спасительнице в глаза. Удержаться и не погладить белую манишку на шее было просто невозможно, уж очень она призывно выбивалась из-под попоны. Хищник отнёсся к ласке благосклонно, прищурил глаза совсем как кот, только что не замурлыкал, и это вызвало у Ольги новый приступ умиления. Сделав для себя окончательный вывод, что раньше этот лис жил у людей, девушка рассудила, что когда раненый зверь немного окрепнет, то, скорее всего, его придется выгуливать на поводке как собаку. Конечно, будет море вопросов, охов и ахов, комментариев и истошных визгов того же Геббельса, но больше никак. Значит, время прогулок придется сместить на совсем ранее утро и поздний вечер, когда любопытных глаз становится поменьше.

      Шлейка Ренар оказалась лису катастрофически мала, особенно поверх попоны. Пришлось съездить в зоомагазин в город и купить обычный ошейник. По темноте состоялся первый выход во двор. Лис вел себя крайне интеллигентно: не тянул поводок, не жался к ногам, а, оказавшись на улице, не выпендривался на кошек и мелкую дворовую шушеру, а неторопливо шел впереди, держа на отлете шикарный хвост. Держался он при этом столь невозмутимо, что, казалось, это он выгуливает человека, а не наоборот. Немного замешкался лис только возле подъезда одного из соседних домов: замер, напрягся и вдруг неожиданно резко потянул проводок в сторону черенеющего портала входной двери. Ольга упёрлась ногами, но дергать за поводок независимого и гордого зверя — к тому же раненого — не стала. Лис попытался подсунуть лапу под ошейник и выскользнуть из него. Пришлось принимать меры: перехватить ушастого скандалиста за сбрую.
— Ну вот куда ты собираешься, а? Это не наш подъезд, даже дом не наш. Ничего интересного там нет, пойдем… — девушка разговаривала с новым питомцем ласково, успокаивающе гладя голову меж острых ушек. Лис посмотрел ей в глаза с такой нескрываемой тоской, что Ольга присела перед ним на корточки, обняла так, чтобы острая мордочка легла ей на плечо.
— Серёня-Серёня, не грусти, скоро ты поправишься, и мы найдем твоих хозяев. Ты же ручной совсем. Тебя потеряли, да? Тогда тебя точно ищут, я уверена. Не грусти, пойдем…
После уговоров зверь вздохнул и дал себя увести. Вдохновлённая своими дипломатическими успехами Ольга так и не увидела, что из окна на эту сцену неотрывно смотрит пожилая женщина, и по морщинистым щекам ее текут слезы.


***


      Ночью после прогулки лису сделалось худо. Он снова безвольной тряпочкой лежал на полу, словно потратил все силы на безуспешную попытку сорваться с поводка. Ольга созвонилась с ветврачом, получила список лекарств и снова поехала на ветстанцию в зооаптеку. Вернувшись, она стала свидетелем донельзя трогательного зрелища: две собаки и три кота облепили лиса со всех сторон, улеглись рядом, согревая собой. Жар мохнатых тел перетекал как энергия от здоровых зверей к больному собрату, насыщая и исцеляя. Бестолковые пустобрехи Рокки и Ренар оказались образцовыми санитарами, они не покинули свой пост даже когда в двери повернулся ключ, хотя, не будь тут лиса, они бы уже давно скакали в прихожей, размахивая хвостиками и нетерпеливо поскуливая. Хозяйке грозила смерть от избытка умиления, но она взяла себя в руки и принялась пичкать животное принесенными лекарствами. Закончив с этим, она рассеянно покрутила в руках шоколадку «Риттер Спорт», ловко обернула ее ленточкой и вздохнула.
— Ну и что вот я хочу получить от него взамен? Веду себя как девчонка… Ну нравится он мне, и что? Шоколадки, привязанные к дверной ручке… Пустая болтовня… Детский сад! Не хочу так… Хочу касаться, за руки теплые держать, смотреть в глаза, хочу, чтобы он улыбался своей детской улыбкой, ясной такой! Эх… Серёня-Серёня…
Заметив, как внимательного прислушивается к ее словам новый питомец, Ольга фыркнула:
— Это я не тебе! Есть тут ещё один… Тот ещё лис. Не вникай. Поправляйся лучше.

      В училище преподаватель права так и не появился. Курсантам сообщили о его болезни и прислали замену: молодого пилота-инструктора Ковальчука, рыжего и застенчивого, который по чернобурцевским конспектам пытался читать лекции. Получалось у него так себе, парень ощущал себя не в своей тарелке, потому что привык учить больше не наукам, а ремеслу. Ольга никогда не подумала бы, что станет так скучать по строгим устным опросам, которые устраивал в начале каждой пары Сергей Алексеевич. Хм… интересно, а что с ним? Насколько серьезно он болен? Может, она могла бы помочь чем-нибудь, но кто она ему, в конце концов? Эх… Ладно. Кроме воздушного права полно других предметов, к которым надо готовиться. Тот же двигатель, например… Может, передышка и своевременная, но Серёню все равно жаль.
      По дороге с пар Ольга шагала не по центральной аллее Авиагородка, а дворами, чтобы встретить как можно меньше знакомых. И тем неожиданнее было для нее услышать за спиной: «Оленька, постойте!». Голос был женским и очень тихим, так что девушка не сразу даже сообразила, что обращаются к ней. Но обернувшись, увидела старушку в черном бархатном берете и длинном коричневом пальто в дверях подъезда. Старушка опиралась на резную тросточку, а ее светлые глаза смотрели на девушку с мольбой и затаенной болью.      
       Отзывчивая к чужому горю Оля решила, что у бабушки приключилась какая-нибудь небольшая трудность вроде уроненных очков, ключей, забытого дома сотового телефона… ну, или ей просто нужна помощь, чтобы дойти до лавочки. И она подошла поближе.
— Оленька… вы не сердитесь, что я вас так называю, нет?
— Ээээ… — смутилась курсантка. — Я вообще не думала, что вы знаете мое имя.
— Так получилось, что знаю, — улыбнулась пожилая женщина, и улыбка ее показалась Оле смутно знакомой… словно бы точно так же улыбался кто-то очень хорошо ей известный. Хм…
— Я вчера видела, как вы гуляли с лисой. Из окна.
      Ольга напряглась. Вот уж воистину от людей на деревне не спрячешься! Даже по темноте найдется какой-нибудь любитель полуночного шоу «За стеклом». Предчувствуя, что сейчас начнется лекция о праве диких животных оставаться дикими и тех уродах, что заточают их в бетонные коробки квартир себе на потеху, она выдала уже готовый ответ, несколько смягчив его изначально резкую форму:
— Да, сейчас у меня временно живет дома лис. Я его нашла раненым на берегу Цны. Вызвала ветеринара. Лиса прооперировали, он поправляется. Когда поправится, я найду ему хозяев или отдам…
— Как раненым? — старушка ухватилась за дверной косяк, тросточка со звонким стуком покатилась по бетонному крылечку подъезда. — Что с ним?
Ольга вздрогнула. Старушка выглядела такой перепуганной. Что это: старческая сентиментальность или такое горячее сочувствие к животному? Осторожно, чтобы не пугать соседку еще сильнее кровавыми подробностями, она рассказала о пуле, которую врач вынула из раны.
— Не волнуйтесь, пожалуйста! — Ольга поддержала бабушку под локоть и помогла ей сесть на лавочку. — Рана была неопасная, ему сейчас совсем не больно, он хорошо кушает, я его курицей кормлю. Скоро поправится. Да вы же видели, он уже ходит на поводке… и сильный такой!
— Олечка… — сухонькая ладонь старушки вдруг легла поверх колена собеседницы. — Вы такая молодец. Вы ведь жизнь спасли…
По щекам старой женщины снова покатились слезы. Ольга окончательно смутилась, не зная куда деться от всех этих восторгов на ровном месте. Ну, спасла и что? Двух собак, трех котов и одного лиса… тоже мне подвиг! да вон, зоозащитники сотнями эти самые жизни спасают, вот кто герои, а она так, просто вовремя погулять вышла.
— Ну, главное, что все хорошо закончилось… ой, а как вас зовут? — решила мягко сменить тему жертва горячей благодарности.
— Ксения Петровна я, — улыбнулась старушка, смахнув слезинку с острого носика, — Олечка, вы удивительная девушка, — светло-серые глаза внимательно изучали собеседницу. — Я бы хотела поближе познакомиться с вами. И с вашим лисом, конечно! Можно?
Регенерация тканей у зверя оказалась удивительной. Оттянув попону для обработки шва, Ольга увидела розовый рубец и присвистнула. Рана выглядела так, словно прошла уже пара недель. Ощупав бок как следует, девушка нашла под мехом ещё один шрам, длинный и прямой.
— А я смотрю, ты у нас дерзкий парень! Любишь рисковать, да? — улыбнулась она, наглаживая мягкий мех, плотный и шелковистый, совсем не похожий на собачий, пропуская его между пальцами. Лис зевнул, выгнув крючком розовый язык, и неожиданно ткнулся мокрым носом в ладонь. Пушистый хвост мазнул колено, щекоча кожу ниже края домашних шорт: спасённый зверь благодарил человека, возвращая ласку.
— Да ты седой весь, Серёня! — тихо сказала Оля, перебирая шерсть на загривке. Серебряных шерстинок в ней было едва ли не больше, чем серых, и седая шерсть покрывала острые лисьи уши. Проглядывала в мехе хвоста, разбегалась по темной спинке. — Старый лис…
Убаюканный мерным поглаживанием хищник закрыл глаза и уснул, положив голову на голые коленки своей временной хозяйки. Оля сидела, боясь пошевелиться, наслаждаясь ощущением доверия.
— Знаешь, в одной книжке сказано, что в горах Кеттари водится маленькая лисичка чиффа, — не с того, ни с сего начала она, — она очень любопытна, и обязательно вылезет посмотреть на охотника, если тот будет вести себя необычно, например, начнет жонглировать сапогами. Взрослые чиффы на это не ведутся. Их можно выманить только на настоящее чудо… *(цитата из романов Макса Фрая о мире Ехо — прим.автора).
С дивана пружинисто поспрыгивали коты, молча приблизились и легли по сторонам от лиса. Прицокали на коготках Ренар и Рокки, покрутились, натаптывая местечко, и тоже плюхнулись в общую кучу-малу. Так они все и проспали до вечера на ковре, тесно прижимаясь друг к другу.

      Вечером, когда хорошенько стемнело, Ольга повела лиса гулять мимо подъезда Ксении Петровны. Старушка уже ждала их на лавочке.
— Добрый вечер, Олечка!
— Добрый ве… — начала было девушка, но лис метнулся к пожилой женщине с такой силой, что вырвал поводок из руки.
— К-куда?! — рявкнула Оля, кидаясь наперерез — мало ли, что у зверюги на уме? — но лис, точно комнатная собачка, встал на задние лапы, обняв передними Ксению Петровну за шею и спрятал острую морду в воротник ее старенького пальто. Сухонькие руки старушки безостановочно наглаживали лисьи бока, спинку и голову под неразборчивое бормотание и трогательное пофыркивание. Ольга смотрела во все глаза, и даже проморгалась хорошенько, чтобы убедиться, что зрение не играет с невыспавшимся мозгом шуток. Но нет! Лис и старушка обнимались так, словно знали друг друга много лет, между ними невооружённым взглядом была видна та глубокая связь, что бывает между прикипевшими друг к другу хозяином и питомцем.
— Кажется, знакомство прошло успешно! — девушка улыбалась до ушей. — Вы друг другу очень нравитесь.
— Олечка, а мы можем… Я имею в виду, не могли бы вы оставить его на ночь у меня?
— Зачем?
      Будучи дамой подозрительной, Ольга на эту странную просьбу среагировала немедленно.
— Ну, вы же все равно будете искать ему хозяев, — заюлила соседка. — Может быть, я смогла бы о нем заботиться? Вы ведь все равно уедете скоро…
— Извините, но нет. Я не смогу отдать дикое животное пожилому человеку. Тем более, что я скоро уеду и не смогу проконтролировать, что с ним случится дальше.
Будто издеваясь над категоричностью спасительницы, хитрая зверюга с ногами запрыгнула на лавочку и свернулась у Ксении Петровны на коленях калачиком… Здоровенным таким калачищем! Лис словно издевался, демонстрировал безусловную любовь с первого взгляда и горячее желание немедленно стать домашним питомцем малоизвестной старушки. Ох… Ольга ощутила внезапный приступ… ревности? Ах ты, тварь шерстяная…
И ведь вчера именно в этот подъезд убежать пытался!
И девушка сдалась.


***


— Ну и напугал ты нас с отцом, сынок… — Ксения Петровна сидела на краю кровати. — Я всегда боялась, что может случиться так, что ты не сможешь превратиться обратно.
Сергей Алексеевич, укрытый до подбородка клетчатым пледом, смущённо кашлянул. Выражение лица у, взрослого мужчины было как у провинившегося подростка.
Сидящий за журнальным столиком седой старичок, меланхолично играющий сам с собой в шахматы, добавил свои пять копеек:
— И главное, никто ничего не понял. И сообщить некому! Давай честно, ведь помер бы в кустах, если б не девчушка эта твоя… И человеческое тело никто не нашел бы. Пропал без вести.
— Лёш, ну зачем ты… Мальчик и так натерпелся.
— А что не так? Выжил чудом. Это все девка.
Сергей Алексеевич покосился на расстёгнутый собачий ошейник на спинке дивана. Умей он краснеть, давно бы напоминал свежий помидор. Всю жизнь скрывавший свою оборотническую сущность даже от жен и любовниц, он чуть невольно не прокололся при полузнакомой второкурснице! Хорошенькая была бы сцена: просыпается одинокая незамужняя девушка утром, идёт умываться, а у нее в кухне на коврике — голый мужик в собачьем ошейнике! Причем не абы какой, а ее собственный преподаватель… Подумать страшно. При этом внутренний голос мужчины почему-то ехидно заметил, что это, возможно, было бы и неплохим началом дня, но Сергей Алексеевич возмущённо заткнул свое ехидное альтер эго. Потому что мысли его приняли иное направление. На коврике в кухне… почему именно в кухне? Может, вообще в спальне… под бочком хозяюшки, так сказать. Чего мелочиться! Но неет… Почему-то вспомнилось другое: теплые коленки, сосредоточенное сопение собак и мурлыканье котов. Ласковые поглаживания, от которых шерсть на хребте сладко топорщится и лапы разъезжаются даже на ковре. Яркий квадрат, повернутый на 45 градусов в маленьких руках… это шоколадка, точно. И вкусная сырая курица из этих же рук… Стоп! Откуда все эти воспоминания? Раньше, обернувшись человеком, мужчина ни разу не мог вспомнить, что творила его лисья ипостась, и догадывался только по косвенным признакам вроде окровавленных перьев на морде или ссадины от вил на боку. А тут такие образы…
      Мать словно мысли сына прочла. Пожевав губами, осторожно спросила:
— Сынок, скажи, а ты при Олечке обратно не превращался?
— Вообще не должен был, — ответил за Сергея отец. — У раненого оборотня все силы уходят на поддержание жизни и регенерацию тканей. У него вон рубец трех-четырехдневной огнестрельной раны выглядит так, как будто месяц прошел. У меня вон дружок покойный Петька, когда из Афгана вернулся, потом показывал…
— Так ветеринар хороший попался! — попытался пошутить Сергей Алексеевич, но Чернобурцев-старший только отмахнулся.
— Ерунду не болтай! Да, заштопано аккуратно, не спорю. Но не заживает у людей огнестрел за трое суток, Серёнь! На это сила обоих тел нужна, оттого и перекинуться не мог, и лис твой лежал тряпочкой. Все!
— Алёш… а Олечка его тоже Серёней называла… — мать прижала руку ко рту и перевела взгляд со смущенного донельзя сына на супруга. — Ну, лиса.
      Теперь мать и отец на пару сверлили Сергея Алексеевича взглядами, от которых ему захотелось как в детстве крикнуть: «Я в домике!» и накрыться пледом с головой. Черт! А вдруг и правда превращался? Надо с этой Олечкой поговорить как следует и все выяснить. Вот только как? Прямо спросить, не замечали ли вы, мол за мной чего-то странного… то есть не за мной, а за лисом… Ага, с тем же успехом можно задержать ее в аудитории после пары, вернуть ошейник, официально поблагодарить за спасение? Ну, бред…
— Я попробую это выяснить, — решительно пообещал мужчина, вылезая из-под одеяла и одеваясь.
— Выясни, конечно, Серёнь! — улыбнулась Ксения Петровна. — Но мне Олечка понравилась. Даже если и видела она чего, не расскажет. Не такая она девушка, чтобы болтать направо-налево. Хорошая такая она…
Сообразив, к чему клонит мама, Сергей Алексеевич поспешил перевести тему. Родители родителями, но женщин он все-таки предпочитал выбирать себе сам! Даже если выбор совпадет с предпочтениями мамы, это все равно будет его выбор!


***


      Проклиная все на свете, Ольга мчалась за рулем своего «Фордика» домой в Москву. Забив на контрольную по аварийно-спасательному оборудованию и тестирование по человеческому фактору, а также на лиса Серёню, временно зависавшего у старушки-соседки, и на его человеческий прототип, девушка везла в столичную ветклинику очередного страдальца. Большой сиамский кот Пломбир внезапно заболел, а надежды на провинциальную ветстанцию, не имеющую для диагностики ни УЗИ, ни рентгена, ни сложных анализов — не было ни малейшей. Наташа тоже только руками развела: ее врачебные таланты без точных сведений немногого стоили. И вот теперь четвероногий страдалец, лежа в корзинке на переднем сидении, мчался сквозь ночную тьму вместе с хозяйкой на северо-запад, чтобы через 6 мучительных часов пути оказаться на смотровом столе в лучшей ветклинике лучшего города земли. А «Пепси-кола», музыка и семечки — чтобы не уснуть — привычный рецепт бодрости.
Где-то на середине пути позвонила Наташа, ветврач, оперировавшая лиса на Олиной кухне.
— Привет, Сашка мой у себя на работе пробил нашу пульку. Нашелся ствол, прикинь!
— Ага? — азартно откликнулась Оля, включая громкую связь.
— Короче, выстрел сделан из карабина «Сайга», ствол принадлежит мужику из Бастаново. Вот есть его ФИО и прочие данные. Он охотник, действительно. Но! Пять дней назад был задержан полицией за стрельбу на улице в нетрезвом виде! Соседи вызвали ментов, очень напугались. Как тебе?
— Офигеть… вот урод! — громко возмутилась Оля, косясь на проснувшегося от резких звуков кота. — Совсем отбитый что ли?
— Похоже на то! — поддержала далекая Наташа. — А самое интересное знаешь что?
— Ммм? — девушка отхлебнула кофеиносодержащий напиток, продолжая следить за дорогой.
— То, что палить на улице этот… как бишь его… Анатолий Николаич начал прямо вот ровно накануне того, как ты лиса нашла. То есть из-за забора просто поливал пулями всех, кто шевелится, что ли… Реально больной мужик. И ты прости, хоть я и ветеринар, но я рада, что он ранил животное, а не, например, ребенка… Псих же!
— Ну… За человека его хотя б закрыли бы, — цинично пробурчала Оля.
— Да его и так закроют, я думаю… — неуверенно протянула ветврач и, по совместительству, супруга сотрудника полиции. — Ну, то, что лицензию и ствол отберут — это точно. Вот такие пироги…
— Ладно, спасибо, держи в курсе тогда, — попросила Оля.
— Как там наш пациент? Патрикеевич-то?
— Ты знаешь, все хорошо. Причем, чересчур…
      И Ольга рассказала Наташе о необычно быстром заживлении раны. Та выслушала в молчании.
— Эх, посмотреть бы! — задумчиво протянула она. — Если все правда так, как ты описываешь, то интересно бы на анализы глянуть. Биохимию крови полную, например. Может, аномалия какая-то? Это же может быть прорыв в регенерации тканей…
— Все так и есть, — оборвала излияния собеседницы Ольга. Той уже явно мерещилась как минимум кандидатская, а как максимум — докторская диссертация и жирный грант по ветеринарии. — Реально рубец уже, розовый такой… И жрет как не в себя.
— Да ну тебя! Ладно, приедешь, покажешь своего оборотня, — рассмеялась ветврач.
— Почему это — оборотня? — непонимающе переспросила девушка, но собеседница ее уже не услышала, так как продолжала говорить сама:
— Удачи и здоровья Пломбирке! — добавила Наташа.
      И отключилась.

      Беготня по ветклиникам с болящим котом вымотала бедную хозяйку до невменяемого состояния. Капельницы два раза в сутки в часе езды от дома по московским пробкам высасывали не только деньги и время, а еще и последние силы из измученного нервотрепкой организма. Кот сохранял прежнее жалкое состояние, толком не ел, лежал пластом. Мозг его хозяйки же завис в промежуточном положении между сном и бодрствованием, иначе чем бы еще можно было объяснить тот факт, что Ольга — человек-скептик, сомневающийся абсолютно во всем, что нельзя потрогать — начала размышлять об оборотнях. Причем, на полном серьезе.
      Для начала будущая лётчица вспомнила о японских лисах-оборотнях под названием кицунэ.* (Лис-оборотень, умеющий принимать форму человека, по преданиям, учится делать это по достижении определённого возраста (обычно сто лет, хотя в некоторых легендах — пятьдесят). Кицунэ обычно принимают облик обольстительной красавицы, симпатичной молодой девушки, но иногда оборачиваются и мужчинами. У кицунэ может быть до девяти хвостов. — прим. автора). Посмеялась и отмела эту мысль: хотя у найденыша хвост был и шикарный, но все-таки единственный. А вот в европейских легендах хвост у лисов, волков, медведей, котов, крыс и прочих перевертышей — один. И еще бешеная регенерация, да. Например, волколаку ничего не стоило заново отрастить отрубленную конечность, да и убить его можно лишь, отрубив голову, ну, или серебряной пулей. Пулей… Глупый вопрос, но лучше его задать…
Оля быстро открыла Whatsapp на телефоне и набрала короткое сообщение для Наташи: «Спроси у своего эксперта, не было ли на нашей пульке следов серебра, очень надо». Отправила. Получив в ответ смайлик, недоуменно чешущий репу, фыркнула и стала думать дальше.

      Вообще, как еще можно отличить оборотня от обычного зверя? Теоретически? То ли оборотни, то ли вампиры должны бояться святой воды, креста, чеснока и… Ох! Креста атеистка Ольга сроду не носила, святой воды в доме не держала, и чеснок даже в салатах и мясе терпеть не могла, потому не покупала. Снова мимо. Так. А вот, допустим, животные? Как они относятся к оборотням? Боятся или, может, напротив, выражают симпатию? Гугл ничего конкретного по данному вопросу не пояснил, но девушка вспомнила, как смирно сидели Рокки и Ренар рядом с раненым лисом и заистерили лишь с появлением Наташи. А ведь, казалось бы, собачки должны были испугаться дикого зверя куда больше, чем тети-ветеринара! Да и потом, уже дома все питомцы без исключения сползлись утешать и согревать страдальца-патрикеича. Тоже бред… лис-то ведь не дикий, а ручной, раз людей не боится и умеет ходить на поводке. Вот зверье его и приняло как родного. Привыкли, что мать всяких убогих животин подбирает, обрадовались новому члену семьи… зверсовхоза этого однокомнатного, блять! Нет, лис в квартире — это уже перебор, честно. Нужно будет еще раз с этой Ксенией Петровной поговорить, может, пусть у нее поживет пока, если ей еще не в тягость.
      Создание, конечно, совершенно очаровательное… Ольга вспомнила ощущение гладкости длинного, наполовину седого меха, мягко струящегося между пальцев, и невольно улыбнулась. Ужасно захотелось снова гладить небольшую изящную мордочку, лежащую на коленях, слушать тихое пофыркивание, совсем непохожее на те звуки, какие умеют издавать собаки, почесывать серые крапинки на темечке меж больших и подвижных острых ушек. И обязательно научить лиса подавать лапку — изящную и тонкую, с темными длинными пальчиками. А вот интересно, как бы этот оборотень выглядел в человеческом облике? Вспомнились слова Наташи: «Лис самец, немолодой…». Ага… То есть перекинулся бы наш Серёня в немолодого мужчину, частично седого… и, видимо, с длинными пальцами и шикарной шевелюрой! Тут Оля разулыбалась до ушей. Даже жаль, что не удастся посмотреть, потому что оборотней не бывает… На этой мысли утомление взяло свое, и девушка просто вырубилась, провалившись в сон.
      Снился безнадежно влюбленной курсантке, конечно же, любимый преподаватель, живой и здоровый. Будто бы он вернулся с больничного и снова ведет пару. При этом Сергей Алексеевич во сне то и дело хитро поглядывал на Ольгу и тонко улыбался, словно бы говоря: «Ну мы-то с вами знаем, как все было на самом деле». И Ольга улыбалась в ответ… А потом они вместе шли с занятий в сторону дома и говорили, говорили, отчаянно жестикулируя и то и дело случайно касаясь рук, и было это совершенно естественно, будто так все и должно быть именно так. Очередной разговор ни о чем, очередная порция счастья… все, как в жизни.


***


      Свое внезапное исчезновение и трехдневное отсутствие на работе преподавателю воздушного права удалось с грехом пополам замять. Новый заместитель директора по учебной работе, молодой и застенчивый, но уже подпорченный бременем власти пухлый парень что-то пытался вякать, но был затерт во льдах мнения коллег. В учебном отделе Чернобурцев был на хорошем счету, в прогулах ни разу замечен не был. Кроме того, информация о престарелых и не слишком здоровых родителях тоже не являлась тайной. Так что без выговоров и более серьезных взысканий это происшествие обошлось.

      На четвертой послеобеденной паре Сергей Алексеевич, наконец, увидел Ольгу. Та выглядела уставшей и бледной, словно не спала ночь. Ах, да, она же на больничном была — покосился в рапортичку преподаватель. Напрягая недавно сросшиеся мышцы, оборотень задел шрамом о рубашку и поморщился: регенерация регенерацией, но все еще неприятно. Вот, в принципе, и повод начать разговор: вопрос о самочувствии. Вполне нейтральная тема по дороге домой, а что такого? Ну, и проследить за реакцией.

      Искать Ольгу даже не пришлось, курсантка попалась преподавателю прямо на крыльце учебного корпуса. Маленькая, с тряпичным рюкзачком «US Navy» за спиной, она еще больше чем обычно напоминала мальчишку-подростка. Ну, хотя зима и ранняя весна — это такое время года, когда различить на улице пол курсанта по внешнему виду становится почти невозможно. Как у ежиков. Одинаковые ДС-ки с поднятым воротом, брюки со стрелкой и меховые шапки с кокардой. Иногда только где робкая косичка из-за воротника выглянет — и все. У коротко стриженной Ольги даже косичка не выглядывала.
— Что, домой? — улыбнулся Сергей Алексеевич. Лицо девушки немедленно приняло шкодное выражение.
— Ну конечно. А что, есть другие предложения?
— Могу подвезти, — осторожно предложил преподаватель.
— Вы же в общаге живете? — сощурилась девушка, указывая на пятиэтажную громаду на территории училища.
— Верно, — кивнул Сергей Алексеевич. — Но я к родителям сейчас поеду, как раз в вашу сторону.

      На том и договорились. Вообще, по-хорошему, от КПП училища до любой точки авиагородка было не более пяти минут пешком, но преподаватель отчего-то мотался на машине, а Ольга была искренне за любой кипеж в его компании. Сидя рядом, она любовалась на узкую изящную кисть с длинными пальцами, уверенно легшую на рычаг коробки передач. Девушка просто засмотрелась на морщинки и светлые волоски на тыльной стороне, на выглядывающий из рукава зимней куртки край манжета рубашки… так близко. Ужасно хотелось накрыть руку своей, провести между тонких пальцев там, где кожа нежнее всего. И обручального кольца нет… и… стоять!!!
— Что ты так в рюкзак свой НАТОвский вцепилась? — ехидно подколол попутчицу Чернобурцев. — Как будто и правда там какая-то секретная информация.
Девушка, из последних сил разума и приличия намертво вцепившаяся в рюкзак, буркнула нечто невразумительное. К счастью, она тоже не умела краснеть, иначе щеки сейчас полыхнули бы ярче стоп-сигналов.
      Все хорошее заканчивается слишком быстро. Через пару минут серенькая КИА остановилась возле допотопной кирпичной подстанции во дворе, образованном несколькими многоэтажками.
— С доставкой, — улыбнулся Сергей Алексеевич, вынимая ключ из замка зажигания.
— Спасибо, — Ольга нашла в себе мужество посмотреть любимому преподавателю в глаза. На секунду взгляд ее задержался на его губах, тонких и твердых. Может быть, быстро чмокнуть в качестве благодарности? Ммм… нет. В губы это перебор, в щеку, может? Но черт знает, что он подумает. Нет, нет, нет!
— А вы в 14-м доме живете, верно? — внезапно спросил Сергей Алексеевич, заметив, что девушка не очень спешит домой. — Снимаете?
— Верно, в 14-м. Нет, у меня своя квартира, купила перед первым курсом.
— Однушка?
— Ну да… — девушка с интересом изучала выражение лица мужчины. С чего бы такие странные вопросы вдруг?
— А после окончания училища что планируете с ней сделать? Продавать будете или сдавать? — не унимался самый дотошный на свете препод.
— А вы купить хотите или снять? — наконец, Ольгина ехидность вышла из плоского штопора, надавала пинков застенчивости и тупняку, припугнула влюбленность и воцарилась единоличной хозяйкой в коротко стриженной курсантской головушке.
— Вообще, знаете, хочу купить, — пустился в доверительные рассуждения Сергей Алексеевич. — Я пока анализирую, выбираю между двушкой и однушкой. Но готов рассмотреть и однушку, если понравится.
— Ну, уж вам-то я с удовольствием продам квартиру после выпуска! — Ольга подчеркнула «вам» многозначительной интонацией, сохраняя невозмутимость мимики. Черт, он что, реально хату купить хочет? Или это очередная шутка искрометного юмора?
— А можно будет подняться и посмотреть? — этот, казалось бы, совершенно простой вопрос, поверг хозяйку недвижимости в ступор. Стало невыносимо жарко, дыхание перехватило, будто в бане. Решив, что расстегивать ДС-ку — это перебор, Оля ограничилась тем, что стащила с головы противную меховую шапку.
— А что такого я спросил? — невинно вскинул брови ее собеседник. Эх, заметил все-таки ее смущение. Черт…
— Можно, — кивнула девушка, упорно кося глазами в сторону. — Только нужно выбрать время. У меня там неубрано сейчас. Знаете же, животные…
— Маленькие собачки? — тепло улыбнулся мужчина, — две такие светленькие?
— Да. И три больших кота. И…
— И? — подхватил Сергей Алексеевич, азартно щурясь.
— И… ли… ээээ, дрозд. В клетке. Дрозд.
— А почему «или»?
— Ну… — Ольга вспомнила все свое умение быстро выкручиваться из неловких ситуаций, порожденных длинным языком. — Или дрозд, или дроздиха. Точно не уверена еще. Он у меня недавно.
      Сердце выпрыгнуло бы, наверное, наружу — прямо под ноги любимого преподавателя. Но не успело.
— Ну что ж, мне пора, родители ждут, — извинился мужчина. — Рад был пообщаться. Привет дрозду!
— До свидания… — махнула рукой Оля, провожая взглядом удаляющуюся спину. Хм, что-то он странно стал левую руку держать, словно ребра болят… что же с ним было-то? С сердцем проблемы? И… что? Он серьезно собрался ее хату смотреть?! О Божья мать, серьезно?
В изнеможении от обилия впечатлений влюбленная барышня плюхнулась на лавочку у подъезда с самым мечтательным видом. Она смотрела на тусклое весеннее солнышко, робко глядящее на землю сквозь все 8 октантов низкой слоистой облачности и глупо улыбалась. Серёня….
      Эйфория так и не позволила девушке повернуть голову и проследить за любимым мужчиной. Например, она так и не узнала, что он скрылся в том самом подъезде, где живет Ксения Петровна и куда так рвался спасенный лис.


***


      Первая попытка с наскока выяснить у милой девочки Олечки подробности с треском провалилась. Кажется, он выбрал не самый лучший способ напроситься в гости… нет, безусловно оригинальный, но тут нужно что-то другое. Так размышлял Сергей Алексеевич, крутя в руках ошейник, совсем недавно украшавший шею его второй животной формы. Ошейник был красив: темно-коричневый, из гладкой прочной кожи, украшенный заклепками. Недешевая вещь. У девочки есть вкус…
      Да и сама девочка достаточно интересная в общении, особенно на фоне провинциальных барышень всех возрастов. Сколько ей лет? Непохоже, чтобы совсем девчонка. Недетское поведение… опять же, быстро сориентировалась как помочь сбитой лисе. Хм… и почему кажется, что там еще что-то важное происходило между явью и наркозом? Ну, нет, точно нужно в гости напроситься. Только так, чтобы она не подумала, что я к собственной курсантке пристаю… еще чего! «И ошейник вернуть как честный человек!» — немедленно вставил ехидный внутренний лис. Чернобурцев послал его к черту. А еще через два дня произошло событие, заставившее пересмотреть приоритеты.

      Как обычно после пар Сергей Алексеевич завел машину, собираясь съездить в город, а по дороге заскочить к родителям. Собственно, доехать он успел только до родителей. Через три минуты работы двигателя из-под капота повалил плотный сизый дым. Проработавший не один десяток лет пилотом-инструктором на АН-2 Чернобурцев прекрасно помнил, что такой цвет дает горящее масло, поэтому припарковавшись на свободном месте напротив Ольгиного подъезда — не специально, а просто потому что рядом не было других машин — встревоженный автовладелец на всякий случай вооружился автомобильным огнетушителем и поднял крышку капота. Вонь горящего масла сделалась невыносимой, в клубах серого дыма ни черта было не разобрать. В довершение всего, струйка горячей темной жидкости прицельно плюнула из развороченного маслопровода аккуратно в грудь, как раз меж полами незастегнутой куртки. «Рубашке и галстуку конец» — поморщился мужчина, быстро отлепляя от кожи пропитанную горячей жижей ткань. — «И пиджаку тоже!»
      Столб дыма поднимался вверх, нехотя рассеиваясь в неподвижном воздухе. Сергей Алексеевич на всякий случай обвел взглядом окна трех соседних домов: нет ли свидетелей этого досадного происшествия? И на аллее наткнулся на знакомую миниатюрную фигурку: именно в это момент Ольга возвращалась домой. Среагировала девочка очень оперативно, свернула с дорожки, приблизилась, помахивая своим НАТОвским рюкзачком.
— Надо переодеться! — заявила она. Вот так вот без визгов, охов и ахов, без лишних предисловий и к главному.
— Да, я как раз сейчас к маме собирался зайти… — смущенный преподаватель запахнул куртку, пряча пятно. — Черт знает что. Там и…
— Предлагаю не пугать маму, — Ольга махнула рукой в сторону дома. — Первый подъезд. Второй этаж.
— Вы уверены, что это удобно? Может, не стоит?
— Вполне! — фыркнула девушка. И добавила уже серьезно. — Да еще и посмотреть надо, вдруг ожог?
Под напором аргументов Чернобурцев таки сдался, и они направились к подъезду.


***


      С бьющимся как после пробежки сердцем гостеприимная хозяйка однушки металась по комнате и быстро запихивала валяющиеся вещи в шкаф и на балкон, пытаясь спешно придать помещению приличный вид. Получалось не очень хорошо, потому что вредная скотина то и дело лезла под руки, мешала, срочно требовала внимания и ласки. Ольга драматическим полушепотом орала на собак и отпихивала котов, но так, чтобы не слышно было за стенкой. Сбылась мечта идиотки: у нее в кухне сейчас переодевается самый клевый мужик на свете… и ведь сам пришел! Ну почти сам. Неважно! Важно, что прямо сейчас можно будет совершенно неофициально попить с ним чай, просто сидеть напротив и любоваться на Серёню в безразмерном анораке, пес знает какими путями оказавшемся в закромах у миниатюрной барышни. Вот уж никогда не знаешь, как может пригодиться совершенно ненужная, казалось бы, вещь. От беглого медосмотра гость, к сожалению, отказался, но ведь еще можно будет поправить на нем анорак. Прикоснуться и чуть дольше задержать руки на плечах. Ох уж эти немудренные радости…
      От лирических раздумий девушку отвлек резкий звук с кухни. Рухнуло что-то громоздкое и тяжелое. Тело взвилось в воздух раньше, чем мозг сгенерировал правильную догадку. Ольга рывком распахнула кухонную дверь и замерла на пороге.
Посередине небольшой кухоньки валялся белый короб вытяжки, ни с того, ни с сего объявивший стене о своем суверенитете. К кухонному сепаратисту примкнули сковородка и ковшик, до падения соратника мирно обитавшие на газовой плите, а теперь сгрудившиеся вокруг своего нового партийного лидера.
— Все живы, — успокаивающе улыбнулся Сергей Алексеевич, стоящий у стола без рубашки, в наброшенном на плечи полотенце.
— Э-э. это главное! — с трудом собравшись с мыслями, вымученно ухмыльнулась Ольга, стараясь не пялиться на полуобнаженный торс предмета своих воздыханий. Ммм, а фигура-то! Возраст мимо прошел. Поджарый как пес молодой… Стоп!
      Повисла неловкая пауза.
— Никого не трогаю, пытаюсь с «Фейри» застирать масло с рубашки, — возмущенно начал рассказывать свидетель происшествия. — И внезапно падает вытяжка. Ни с того, ни с сего. Ну хорошо, на огне ничего не стояло! А если бы ты тут суп варила в этот момент? И ведь «Скорую» некому вызвать было бы…
      Он еще что-то говорил, вернувшись к своему менторскому тону, хорошо знакомому по парам воздушного права любому курсанту, но Ольга уже не слушала. Взгляд ее расширенных от волнения глаз прикипел к левому боку гостя. Там, на бледной коже алел свежий рубец, по краям которого еще местами топорщились хвостики нерассосавшегося кетгута. А недалеко от первого — второй шрам, совсем бледный и старый. Но, даже если бы не было второго, Ольга узнала бы эту розовую полоску из… ну, из тысячи вряд ли, а вот из десятка — точно. Сложно не узнать свою собственную работу…
— Вам тоже «Скорую» было некому вызвать тогда… — сорвалось с губ Ольги. — Обошлось же!
Мужчина перехватил направление взгляда девушки, резко и досадливо выдохнул, звук оказался похож на лисье фырканье. Но тотчас же по-особистски прищурился, сверля Ольгу взглядом светлых глаз и… жестом опытного фокусника выбросил вперед руку с зажатой в пальцах плиткой «Риттер Спорта». Квадратиш, практиш унд гут был даже готов к вручению: заблаговременно перевязан уже знакомой узкой атласной ленточкой.
      Ольга перестала дышать. Откуда? Где он ее нашел?! Неужели прокололась и забыла убрать в стол? Нет, не может быть. Это все чертовы коты… вытащили шоколадку из ящика, не иначе. Поймаю — убью козлов…
— С ромом и изюмом мне понравилась меньше, чем самая первая, что была с кокосовой стружкой, — светским тоном заметил Сергей Алексеевич, вертя плитку в руке. — А теперь вот с фундуком, спасибо. Моя любимая, — улыбнулся мужчина, наблюдая за тем, как меняется выражение лица собеседницы. На его последних словах ресницы девушки несколько раз моргнули, дыхание взволнованно сбилось, и Сергей Алексеевич запоздало оценил их двусмысленность. Смущенно кашлянул. В принципе, ему тоже все стало ясно. Вот, значит, как…

— Ну, что ж, все карты вскрыты, так сказать, — сидящий за столом ухмыльнулся гость уголком губ и отхлебнул чай из прозрачной чашки с изображением тигра. Погладил свернувшегося на коленях черно-белого кота. Лукаво посмотрел на сидящую напротив хозяйку.
— Ну… видимо, да. — Ольга оставила чашку и устало откинулась на спинку стула, ероша короткие волосы на темени. Сергей Алексеевич на автомате повторил ее жест, пригладив собственные седеющие кудри. Девушка прыснула. Выглядело это настолько мило, что мужчина залюбовался раскрасневшимся личиком, на котором не было ни следа вечной усталой бледности. Куда-то исчезли сизые тени хронического недосыпа под глазами, а сами глаза сияли как полированный шоколад.
— Забавно, что настолько близко эту сторону моей жизни знают только родители… ну, а теперь еще и ты, — тонкие сухие губы снова растянулись в улыбке. — Как-то это… знаково, что ли. Ну, а спасение жизни — это вообще отдельная история.
      Подавшись вперед, мужчина накрыл рукой маленькую обветренную девичью кисть, заставляя Ольгу неверяще скосить глаза на получившуюся конструкцию. Но ошибки не было, вот он контакт, живой и теплый. Кожа сухая… Голова сладко кружилась, отказываясь верить в реальность. Хорошо, что падать некуда: стул в углу стоит. Осмелев, девушка быстро — чтобы не повернуть назад — переместила свою кисть поверх руки Сергея Алексеевича, претворяя в жизнь свою недавнюю мечту. Вот он, фетиш длиною в два учебных года, ммм…

      О собственных пожеланиях мужчина умолчал, но непостоянная звериная память то и дело подбрасывала ему эпизоды, вполне годящиеся для того, чтобы вогнать в краску. Девичьи руки, неторопливо скользящие по лисьей спинке и бокам, гладящие ушки и животик… Коленки, такие круглые и теплые, что к ним и в человеческом облике тоже хочется прижаться щекой, сравнить ощущения… и предположительно, не схлопотать по физиономии. И еще несколько бытовых сцен вроде переодеваний и выходов из душа, которые лис помнил плохо, как не относящиеся лично к нему. Зато вполне мог домыслить взрослый человек, мужчина с фантазией и интеллектом. Стоп! Вот это точно не сейчас.
— Мне пора. Я могу пока уйти в этом? — Сергей Алексеевич указал на серый анорак с невнятной надписью на груди. — Честно, верну потом.
— Ну, ловлю на слове, — ухмыльнулась уже полностью справившаяся со смущением курсантка. — Придется еще раз зайти тогда.
— Конечно! — обернувшись в прихожей, гость посмотрел на хозяйку с комичной строгостью хмуря брови. Но сохранять серьезное выражение лица получалось с трудом. Может быть, оттого, что в молодежной толстовке с капюшоном и дурацким кенгурячьим карманом Чернобурцев смотрелся совсем не так, как в кителе с преподскими погонами? Или потому, что две маленькие собачки устроили настоящее представление с прыжками на задних лапках? А может, и потому, что Ольга смотрела на Сергея Алексеевича, улыбаясь до ушей, раскрасневшаяся и счастливая.
— Кстати, насчет того, что я всегда возвращаю чужие вещи… — мужчина порылся в кармане испачканной моторным маслом куртки, — вот, пожалуйста!
      Ольга заинтересованно шагнула вперед. Сергей Алексеевич поймал ее правую руку, вложил что-то в ладонь и загнул девичьи пальцы так, чтобы предмет оказался зафиксирован. Холодок металлических блях по коже… Ошейник лиса!
Ольга рассмеялась, уткнувшись лицом в грудь мужчины. Так они и стояли: она с ошейником в руке и прижавшись лбом к серой ткани, и он — сжимая ручку входной двери. А потом как-то одновременно вспомнили о том, что у них есть еще по одной свободной конечности.      
Сергей привлек Ольгу за талию к себе, она обняла его за плечи. Теплое дыхание ощущалось на щеке, и девушка не удержалась: привстав на цыпочки, легко коснулась губами губ. Сухо и целомудренно, но по тому, как расплылись в этот миг ее зрачки, можно было догадаться об истинных чувствах.
— До встречи, — проговорил Чернобурцев совсем тихо, и оттого прозвучали эти слова особенно интимно и многозначительно. Скрипнула входная дверь.
— До встречи… — вздохнула Ольга, глядя вослед серой фигуре, сбегающей с молодой прытью вниз по лестнице.


***


— Не, ну очень повезло, чесслово! — почесал в затылке небритый мужичок в шиномонтажке в гаражах на выезде из Авиагородка. — Вовремя вы движок заглушили! А маслошланг порвало как по линеечке. Вон тута, в месте крепления к радиатору.
      Грязный палец с треснувшим ногтем провел черту по изуродованной поверхности резины. Края разрыва действительно, походили на искусный разрез скальпелем.
— Слушай… как тя… о, Сергей. — Автомеханик почти вежливо ткнул локтем клиента в бочок, привлекая внимание. Наклонился почти вплотную к уху и, понизив голос, произнес:
— Тут прошлой осенью ваш мужик из училища тоже приезжал. Ну, усатый такой, седой… — мастер изобразил на физиономии роскошные чапаевские усы. — Баки как у Пушкина еще.
— Ярченков? — нахмурился Сергей Алексеевич, мгновенно узнавая в этой пантомиме бывшего заместителя директора по УР Александра Владимировича, преподававшего в последние годы в училище основы летной работы и аварийно-спасательное оборудование и полгода назад ушедшего на пенсию. — Ну худой такой, в каракулевой кепке? Да?
— Ну, может быть. — напряг память автомеханик. — Седой, и с бакенбардами. Вроде в кепке, да. Живет тут тоже, где-то в зеленых двухэтажках… где почта, вроде. Или рядом…
— И что он? — поторопил рассказчика любивший конкретику Чернобурцев.
— Так у него та же история была, один-в-один! — хлопнул ладонью о ладонь врачеватель автомобильных хворей. — Прошлой осенью как раз! Ка-ак ****ануло-то, ты б видел! Вообще мужик чудом жив остался! И тоже ровный порыв маслошланга у радиатора. Хотя и машина у него другая, и марка, и возраст.
Сергей Алексеевич буровил собеседника особистским взглядом. Он начинал понимать, к чему тот клонит.
— Ты это… ну, дорогу никому не перешел, часом, а? — дергая щекой, поинтересовался автомеханик. — Потому что смотри-ка сюда…
      Наклонившись к решетке, закрывающей радиатор, мастер посветил налобным фонариком в переплетение проволочек. В одном месте краска была содрана, словно камешек отскочил прицельно… ну, или бы в ячейку пытались просунуть какой-то твердый узкий предмет!
— И капот открывать не нужно, — пыхтел автомеханик, прослеживая пальцем путь неведомого инструмента. — Если знать куда целиться, то можно насквозь через решетку подсунуть приблуду какую и чиркнуть.
— У Ярченкова так же было? — коротко поинтересовался Чернобурцев, нехорошо щурясь. Был бы автомеханик курсантом лётки — в обморок бы грохнулся от такого взгляда, пожалуй. А так — видал он все эти прищуры в гробу, особенно после 90-х.
— Не помню, — лениво пожал плечами тот, сразу теряя интерес к разговору. — Но он тогда струхнул изрядно.
— Когда, говорите, он обращался с такой же проблемой? — быстро спросил Сергей Алексеевич.
— Ну, осенью. Холодно было и грязно… Октябрь, наверное, или конец сентября.
      Октябрь, значит… Цепкая память преподавателя по воздушному праву вытащила на белый свет подробности. Ага, а ведь как раз перед ноябрьскими праздниками бывший замдиректора по УР ушел на покой. Проводы на пенсию в маленьком кафе за железнодорожным переездом, пафосные речи, салаты и вино… И растерянный, затравленный взгляд самого новоиспеченного пенсионера. Тогда все это смотрелось вполне естественно… ну, кроме скоропалительного решения оставить пост, разумеется. А сейчас очень странно…
      Расплатившись с автомехаником и поблагодарив его за наблюдательность, Чернобурцев стал думать.
      Допустим, слесарь прав. Тогда это похоже на покушение… причем, если брать стрельбу по лису, то уже второе за полмесяца. Не слишком ли фантастично? В конце концов, он не глава нефтяной компании, не бизнесмен, даже просто зажиточным человеком его назвать трудно. Что взять со скромного преподавателя провинциального летного училища, не имеющего даже собственной квартиры и проживающего в общаге? Или это все тот мужичок-фермер из Бастаново не уймется никак со своими курами? А что, он же знает его машину… И вполне может владеть каким-то инструментом… Вообще интересный фермер получается, незаурядная личность! Догадался, что кур ворует лис-оборотень, выследил, где ставит машину его человеческая ипостась: сначала записку написал и тушки подкинул, а теперь шланги режет, не вскрывая капота… Ах да! Еще это очень эрудированный человек, раз читал роман Лойс Данкан… или хотя бы фильм смотрел! Оба фильма. * («Я знаю, что вы сделали прошлым летом» (англ. I Know What You Did Last Summer) — американский фильм ужасов 1997 года режиссёра Джима Гиллеспи, ставший для него дебютом и положивший начало серии молодёжных слэшеров. Экранизация одноимённого романа Лойс Данкан, написанного в 1973 году. В 1998 году вышло продолжение фильма — «Я всё ещё знаю, что вы сделали прошлым летом». — прим. автора)
      Что-то ерунда получается. Нужно хоть глянуть на этого человека, что ли… Врага нужно знать в лицо. Обертка от шоколадки, скорее всего, до сих пор маячит под забором, дом найти теперь — раз плюнуть. Машины только теперь нет. Ладно, можно, допустим, попросить Ольгу, у нее «Форд», да и не засвечен еще перед… Стоп! А Ярченков-то чем этому сельскому самородку не угодил? Через село за грибами ехал и не поздоровался? Бред…

      Ксения Петровна тоже отметила приподнятое настроение старшего сына. Подробностей о машине он родителям не рассказывал, чтобы не пугать: ну, сломалась, отогнал к мужикам в гаражи — не о чем говорить. Образовавшуются паузу нужно было заполнить, чтобы отвлечь стариков от щекотливой темы, и Сергей между прочим сообщил, что ошейник лиса Ольге он отнес.
— Еще кофту отнеси! — буркнул из-за журнального столика отец. — И вообще, цветов купи ей что ль… чего ходишь как подружка?
— Лёш!
— Папа!
— А… — в ответ на двойной возмущенный отпор старик-отец махнул рукой и вернулся к полю шахматной брани.
Мать изучала лицо Сережки с интересом и… притаившейся в морщинках мудрой, все понимающей улыбкой.
— Как Олечка отреагировала, Серёнь? На ошейник?
— Я ничего не говорил, — признался мужчина, поджимая губы, чтобы не рассмеяться, — она сама догадалась.
— Все-таки перекидывался, — всплеснула руками мама. — Ну я так и знала…
— Нет-нет, не перекидывался, — поспешно возразил Сергей Алексеевич. — Она просто шрамы увидела и узнала… Они ведь такие же, как у лиса.
      Сообразив, что без объяснений фраза про шрамы прозвучала чересчур откровенно и даже фривольно, мужчина собрался было дать гневное опровержение, но его опередил отец семейства:
— Вот!!! Тогда тем более цветов купи! — категорично щелкнул ладьёй о доску Чернобурцев-старший. Его супруга беззвучно смеялась, спрятав лицо в ладонях.


***


— Все, должно держаться! — Сергей Алексеевич слез с табуретки, критически оглядывая дело своих рук: вытяжку над газовой плитой в маленькой однушке. С подоконника за действиями двуногого гостя подозрительно следили коты. Зато собакам все было в радость: с пола убрали большую жестяную штуку! Будет больше места для игр! Классно-классно! А давай поиграем прямо сейчас?!
— О! — Ольга заглянула в кухню, оглядела вернувшуюся на место кухонную технику. — Круто! Не рухнет больше?
— Не должна, — развел руками гость. — Я хорошо закрепил. — и, предвосхищая восторги и благодарности, небрежно бросил. — Для себя стараюсь же!
— Действительно, — на непроницаемом лице девушки так и не удалось прочесть, поняла ли она это как намек на грядущую продажу квартиры… или как какой-то иной намек.       Внутренний лис Чернобурцева взвизгнул от восторга.

      Их вторая встреча могла бы пройти на улице: передать сложенный анорак в пакете и сказать «спасибо» — дело одной минуты. Но Сергею Алексеевичу не хотелось такого поверхностного контакта. Как и светиться на виду у всех соседей в обществе барышни, с которой его пока что ничего не связывало… ну, кроме спасенной жизни и страшной тайны, ага! Поэтому логичным поводом для визита стала установка рухнувшей кухонной вытяжки. И вот теперь они снова сидели за столом и пили чай с тем самым «Риттер Спортом», с которого все началось. Между первой и второй Сергей Алексеевич осторожно поинтересовался у хозяйки, можно ли воспользоваться ее машиной для поездки в Бастаново.
— А с вашей что случилось? — девушка чуть склонила коротко стриженную голову. Потом вспомнила эпизод с фонтаном горячего масла. — А… ну да. Все плохо?
— Да, — не стал скрывать Чернобурцев. — Шланг маслорадиатора лопнул. Автослесарь даже предположил, что это диверсанты, представляете? — он озорно улыбнулся, словно приглашая девушку разделить с ним веселье. — Так ровненько-ровненько, в месте крепления к радиатору.
Длинные сильные пальцы прочертили на скатерти отрезок идеальной прямой, и Ольга завороженно уставилась на это действо. Среагировала она только на мелодичный «чирик!» Whatsapp’a: на экране мобильного телефона высветилось сообщение от ветеринара Наташи. Голосовое. Ольга нажала на воспроизведение.
— Ну ты и задачки задаешь! Интриганка!— усмехнулся Наташин голос в записи. — Проверили на серебро твою пулю. Нету. Эксперт ржал, просил познакомить. Он смотрел недавно мульт про Ван Хельсинга*(имеется в виду анимэ «Хе;ллсинг» (яп. ;;;;; хэрусингу) по мотивам манги Коты Хирано. История рассказывает о тайной организации «Хеллсинг», созданной англиканской церковью для защиты Британской империи и самой королевы от нежити и других сверхъестественных сил, возглавляемая Королевским орденом протестантских рыцарей — прим. автора) и впечатлен, ха-ха-ха! Что там с лисом-то, кстати? Как назвала? Хозяева не нашлись? Надо мне как-то время выбрать, взять образцы тканей. Такая мощная регенерация!
      Сообщение закончилось. Ольга подняла глаза на Чернобурцева, и встретила его взгляд: острый, льдистый, цепкий… И о-очень любопытный!
— Я все слышал, — предвосхищая долгие объяснения, мягко заметил он. — А что за экспертиза?
— Экспертиза той самой пули, которую из теб… вас… из лиса, короче, достали, — Ольга несколько раз споткнулась на вредных местоимениях и смутилась ужасно. Сергей Алексеевич тактично сделал вид, что не заметил.
— А кто эта женщина? Которая звонила?
— Наталья. Ветврач. Это с ней мы в ту ночь оперировали лиса, — усмехнулась Оля, и провела ладонью по скатерти в том самом месте, где несколько минут назад восхитительная кисть любимого мужчины демонстрировала вид разреза маслошланга. — Вот на этом самом столе, прики… представляете?
      Сергей Алексеевич кашлянул смущенно.
— Ну, оперировала-то она, я так, на подхвате больше, — честно призналась девушка, доливая гостю еще чай и отпихивая Рокки, вздумавшего клянчить печенье со стола. — Но это неважно. Важно, что ее муж работает в органах, и через него мы пробили, кто и из чего стрелял.
      Преподаватель воздушного права обратился в слух. Ничего себе новости! Девочка не перестает удивлять…
— Ну и? Что узнали? — длинный нос мужчины скрылся за ободком чайной чашки, зато голубые глаза блестели нескрываемым интересом.
Ольга пожала плечами.
— Знаем паспортные данные, место прописки. То, что стреляли из охотничьей «Сайги». И то, что сейчас владелец ружья сидит в КПЗ за свои пьяные подвиги. По свидетельствам соседей, очень злоупотреблял этот Анатолий Николаевич, — Оля щелкнула себя по горлу, показывая, чем именно злоупотреблял горе-охотник. — А в ту ночь так нажрался, что устроил стрельбу в деревне. Удивительно, что ранил только вас, если честно. Мог бы пол-Бастаново положить наглухо до приезда полиции.
— Бастаново… — выдохнул Чернобурцев, сцепив пальцы и напряженно размышляя. — А дом который?
— Щас… — Оля быстро набрала сообщение для Наташи. Прочитав ответ, открыла Гугл-карты на смартфоне, увеличила улицу, нашла нужный дом и показала экран собеседнику. — Этот, с краю.
Минут пять мужчина и девушка просто играли в гляделки, стараясь не моргать. Даже Рокки притих, осознав важность момента. Наконец, Чернобурцев криво усмехнулся, и пожал плечами.
— Ну, значит, это не он мне машину испортил! Собственно, у меня и до того были сомнения, а теперь раз он сидит — точно не он.
— Так-так, а можно поподробнее? — теперь уже девушка подалась вперед с блестящими от предвкушения тайны глазами. — Что не так с машиной?
Сергей Алексеевич изложил подозрения автомеханика, упомянул также и похожий случай с автомобилем бывшего замдиректора по УР.
— И главное еще несовпадение… — закончил мужчина свой рассказ. — Судя по вашему описанию бастановского стрелка, он вряд ли хоть одну книгу прочел. Ну, может только сберегательную если… и то не до конца, потому что банк лопнул.
— При чем тут книжки? — не поняла девушка.
— А, точно, я же не рассказывал… — улыбнулся преподаватель воздушного права. И как можно короче поведал милой барышне некрасивую историю с дохлыми курами и привязанной к ним запиской.
— Это же название фильма-ужастика! — немедленно откликнулась девушка. — Так-так, а записка у вас? Вы ее не выбросили?
— Обижа-аете! Пожалуйста! — Сергей Алексеевич положил на скатерть обрывок тетрадного листа в косую линейку. Оля вцепилась в нее как молодой клещ, пробежала глазами строки.
— Не… не он, — наконец, покачала головой начинающий эксперт-графолог. — Неспособен этот быдло-Толян на такие сложные угрозы. Куры — да, в его стиле. А записка — нет. Скорее всего, если б это он писал, то было бы три вагона мата и мешок орфографических ошибок. Ну, или рисунок еще какой-нибудь на сортирную тему. А это вот слишком интеллектуально для сельского алкаша, понимаете?
— Согласен, — кивнул Чернобурцев. — Почерк в записке уверенный, как у человека, который каждый день упражняется в письме. И… действительно, остроумно.
— Значит, не там копаем! — подвела итог Оля, закидывая в рот последний квадратик «Риттер Спорта».
— Значит, — согласился гость, любуясь этой детской непосредственностью. — А как ты лиса назвала все-таки, а? Я же ведь не помню ничего.
— Серёня, — вид у Ольги был как у человека, с разбегу ныряющего в ледяную воду. Вот щас как ткнут мордой в несоблюдение дистанции между преподавателем и курсанткой… Какой он ей, к черту, Серёня… Размечталась!
Но Сергей Алексеевич вдруг улыбнулся: по-детски открыто и светло.
— Меня мама так называла, когда я был маленьким, — доверительно сообщил мужчина, ероша седые волосы на затылке.

      В темном коридоре слышалась возня собак, хлопанье дверей выше этажом, голоса соседей. Ольга терпеливо ждала, пока ее гость наденет куртку, педантично разгладит все складочки.
— А… можно вас поцеловать? — приблизившись вплотную, маленькая хозяйка большого дома запрокинула лицо, снизу вверх глядя на тонкие сухие губы, столько раз тревожившие ее воображение на парах и во снах.
— Очень интересно, — хмыкнул Чернобурцев, качая головой. — В прошлый раз ты даже и не спрашивала…
— Ну это… — Ольга поспешно прикрыла глаза, умирая от стыда. Но шаг в сторону сделать не успела, потому что запуталась в висящей на вешалке собственной ДС-ке. И чуть не сползла по стене на пол, когда ее губ коснулись чужие — твердые и теплые. Так, без напора, словно оставляя путь к отступлению. Щас! Тормоза придумали трусы! Ни шагу назад! Особенно если вас целует мужчина вашей мечты…
      Запуская пальцы в серебристые кудри на затылке Сергея, Ольга прильнула всем телом, обожгла теплом даже сквозь куртку. И отчаянно впилась в приоткрытые в ожидании губы мужчины своими, вкладывая в поцелуй все два года сомнений, мечтаний, фантазий и стыдных снов. Умирая от волнения, не до конца веря в происходящее и все-таки каждой клеточкой тела наслаждаясь этой внезапной близостью. Кольцо сильных рук сомкнулось на талии, удерживая тело в вертикальном положении, и это было весьма кстати, потому что ноги подкашивались. Поцелуй плавно перерастал в какую-то вакханалию, из которой уже напрашивался только один логичный исход: «по-тяжелой», как говорила одногруппница Ольги, и это осознание заставляло еще сильнее прижиматься к мужчине, жадно ласкать плечи и спину, все еще обтянутые курткой, скользить стремительно наглеющими пальцами вдоль позвоночника — точно вдоль лисьего хребта — и заливаться краской оттого, что все это она себе уже позволяла, ну, кроме поцелуя, естественно… ох!
      Звонок телефона в этой ситуации прозвучал особенно гадко. Разорвав поцелуй, но не отстраняясь, Сергей Алексеевич дал девушке возможность выбора дальнейших действий.       Маленькая обветренная ладонь Ольги горячо коснулась его щеки.
— Не будешь отвечать? — выдохнул он, обжигая дыханием ухо и висок девушки.
— Не сейчас, — Ольга облизнула раскрасневшиеся губы и умоляюще посмотрела в голубые глаза гостя. Привстав на цыпочки, потерлась щекой о его лицо, словно кошка.
— Я понял, — на секунду разжав объятия, Чернобурцев избавился от куртки, успев в рекордно короткое время не просто снять, а еще аккуратно расправить рукава и повесить одежду на вешалку за Ольгиной спиной. Скинуть уличную обувь. И снова прижать к себе податливое тело, а потом и вовсе — подхватить на руки и удивиться тому, какое же оно все-таки маленькое и легкое.
      Протискиваясь с девушкой на руках в комнатную дверь, мужчина как-то умудрился закрыть ее за собой, оставив собак в коридоре. Рокки и Ренар даже не пикнули, хотя обычно сразу же поднимали шум, оставшись одни без своего человека. А тут словно поняли, что хозяйке ничто не угрожает в обществе этого второго двуногого, который странный такой — то человек, то — лис, ну, никак определиться не может!
      Вместе с собаками по ту сторону двери спальни осталась и педантичность. Одежда в беспорядке оставалась валяться там, где была снята, и никого это не смущало. Кожа горела под пальцами и губами, воздух сделался жарок и густ, его не хватало, и сердца стучали как бешеные, будто вознамерившись пробить путь друг навстречу другу.

      Выгнувшаяся на шерстяном покрывале девушка вздрагивала от поцелуев в шею, от влажных губ и пальцев, уверенно ласкающих соски, от щекотных прикосновений к животу. Пальчики ее путались в густых волнистых волосах мужчины, изредка переползая с затылка на плечи и спину. Тело требовало немедленного продолжения, полного контакта и единения, нежного ли грубого ли — все равно, только бы скорее уже! И Ольгины колени, требовательно скользнувшие по бокам Сергея, намекали на это совершенно недвусмысленно. Приласкав кончиками длинных пальцев припухшие нежные складочки, и насладившись реакцией — полностью расфокусированным взглядом и отчаянным стоном — мужчина вошел, заполняя собой жаркую и влажную женскую плоть, тут же туго сжавшуюся вокруг. Короткие ноготки рефлекторно впились ему в спину, но не больно, а, скорее, дразняще заявляя: «прямо здесь и сейчас этот самец — мой! Мой!!!». Ничего против Сергей не имел. Для обострившегося обоняния оборотня запах жаждущей самочки был настолько ярок, что обжигал ноздри. Такое не изобразишь, не сыграешь, и это просто сводило немолодого мужчину с ума. Он готов был принадлежать ей без остатка, в любом из двух своих тел: выбивать ли стоны наслаждения из зацелованных губ, или топорщить мех и тихо фыркать под гладящей рукой в образе зверя — все равно. И голени девушки, сплетенные на пояснице любовника, и пробегающие по ее телу судороги, окончательно утверждали эту древнюю как мир истину.
— Се… серёнь… — Оля вытянулась, запрокидывая голову и подаваясь дрожащими бедрами навстречу, и мужчина, быстро накрыв ее губы своими, в несколько сильных глубоких толчков довел ее до пика. Девушка билась под ним, но Сергей, опасаясь потревожить зверье, заглушал ее стоны поцелуем, и продолжал двигаться в пульсирующей плоти до тех пор, пока собственный пик не скрутил тело сладкой судорогой. И это тоже оказалось непривычно ярко, до цветных вспышек под зажмуренными веками.

      Оля тихо посапывала в районе щеки, щекоча ресницами шею, а ее ладошка наглаживала шрамы на боку: один совсем старый и побелевший, второй — розовый и свежий. Было в этом особенная близость. Может, причастность к самой страшной тайне лиса-оборотня? Или какая-то уж совсем запредельная нежность? Мужчина осторожно запустил руку под коротко стриженный затылок девушки, поудобнее пристраивая ее голову себе на плечо.
— А цветов я… потом куплю… — ни к кому не обращаясь, шепнул Сергей Алексеевич в потолок.


***


      Сброшенный абонент так больше и не позвонил. Ночь прошла в полудреме и осторожном изучении друг друга. Темпераменты, может, и не очень совпадали в силу разницы в возрасте, но неторопливые умелые ласки мужчины раз за разом доводили до блаженства голодную девушку, да так, что в итоге она просто обессиленно вырубилась поперек кровати, и проснулась лишь от царапанья собак в закрытую дверь. Животные просились на прогулку. Ноющее от усталости тело взвилось вверх раньше, чем открылись глаза, скотинка — это святое. Хоть с похмелья умирай, хоть с температурой под сорок- ползком, но собак во двор вывести надо непременно. Одеваясь, Ольга еще ненадолго подзависла в созерцании любимого остроносого профиля на собственной подушке. Чернобурцев вот, живой и теплый, под одеялком… Божья мать, ну неужели так бывает! Ох уж эта реальность, данная нам в ощущениях!
      Вернувшись с собаками, Ольга в дверях столкнулась с любимым товарищем преподавателем… в сером безразмерном анораке с невнятной надписью на груди. Из наброшенного на голову капюшона выглядывал наружу только длинный острый нос, даже в человеческом облике напоминающий лисий.
— Конспирация? — улыбнулась курсантка, стягивая с собственной головы спортивную шапочку и любуясь непривычным обликом самого строгого и принципиального преподавателя училища.
— Ну, а как же! — с жаром поддержал тот. — До общаги нужно добежать очень быстро и! — он поднял вверх палец, — Неузнанным!
— Ну да… — кивнула Ольга, соглашаясь. Что бы ни случилось этой ночью, но пока что они оба по-прежнему — преподаватель и курсантка. И никуда не деться от этого еще год. Видимо, она приуныла, потому что Чернобурцев быстро взъерошил ей волосы и, заговорщически подмигнув, тихо шепнул:
— Кофту верну. Послезавтра.
      И быстро сбежал по лестнице вниз, по-подростковому сутулясь и опустив голову в капюшоне. Глядя ему вослед, Ольга с восхищением оценила искусство перевоплощения: никакая языкастая кумушка из ранних пташек не опознала бы в тощем, похожем на вопросительный знак субъекте в молодежной кофтенке с капюшоном немолодого преподавателя лётки. Ну, лис!


***


      На учебный процесс внезапное сближение преподавателя и курсантки никак не повлияло. Ольга по-прежнему сидела на «Камчатке», самой задней парте, влюбленными глазами на Чернобурцева не таращилась, да и он ее меньше остальных на паре спрашивать не стал. И ответ оценивал как и раньше. По всей строгости закона. Ничего против курсантка не имела, она первая не поняла бы снисходительного к себе отношения. Жаркие ночи и страстные поцелуи в прихожей — это одно, а знания, которые понадобятся в жизни будущему пилоту — совсем другое, и меж собой эти явления не связаны.

      С ветврачом Наташей Ольга в последнее время не общалась: та здорово обиделась на известие о том, что лис пристроен в семью, проживающую аж в Санкт-Петербурге. Плакали научные исследования процесса молниеносной регенерации. Питер Ольга выдумала вообще по ходу пьесы, просто потому что ей нравился этот город. Ну, и потому что из Рязанской области туда быстро не метнешься. Не могла же Ольга в самом деле рассказать Наташе, что спасенный лис в перерывах между полнолуниями ходит на двух ногах, носит китель с преподавательскими погонами и… такой кле-евы-ый, а-а-а!
      Вопрос устойчивости оборотней к серебру волновал Ольгу чрезвычайно. Все предания и легенды сходились на том, что прикосновение к этому драгметаллу вызывает у «нечисти» тяжелые ожоги с обугливанием тканей. Но девушка точно помнила, как любовник целовал ее в шею, где меж ключиц на тонком шнурке висел серебряный кулон с изображением горы Монблан. Судя по всему, никаких неприятных ощущений ему это не доставило… скорее, напротив, хм. Дождавшись очередного визита Сергея, она задала ему тревожащий вопрос.
— Кино про вампиров нужно меньше смотреть на ночь, — фыркнул преподаватель, на миг снова нацепив личину старого зануды. Потом подмигнул, прогоняя образ, и быстро ущипнул любимую девушку за бочок. — Серебро для оборотней — аллерген, и очень сильный. Но опасен только при контакте с кровью… и другими внутренними тканями. Будь ты сама оборотнем, ты бы спокойно продолжала носить кольца, цепочки, браслеты из серебра. Но никто не возьмется описать, что случится с тобой, вздумай ты надеть серебряные серьги… или какой-нибудь пирсинг в пупок вколоть!
— Я слишком стара для этого дерьма! — процитировала Ольга свою одногруппницу Людку, уже отметившую в училище 35и-летний юбилей и взирающую на творящийся вокруг бардак с мудростью нянечки психиатрического отделения для буйнопомешанных. — Не буду я пирсинг делать…
— В 33 года стара? Да ладно! А кто, кто мне рассказывал про белый ирокез на голове? А? — подколол в ответ мужчина, обеими ладонями пытаясь поставить на коротко стриженной девичьей макушке боевую прическу североамериканских индейцев.
Та не осталась в долгу, ероша серебристо-седые кудри Чернобурцева. Возня заняла еще несколько минут, в ее процессе половина курток попадала с вешалки на пол, и случайным прыжком в сторону оказался сбит с ног один кот. А когда все улеглось, то Ольга уточнила:
— Ну короче! Касание серебра — неопасно. Серебряный кинжал в ребра — смерть для оборотня. Так?
— Ну… вообще не только для оборотня, — вскинул густые брови преподаватель воздушного права. — Обычному человеку от этого тоже не поздоровится!
Заметив, что Ольга закатывает глаза по поводу его занудства, с трудом, однако же, сдерживая смех, Чернобурцев добавил:
— Да, верно. У меня в юности мама вышивала. Ну, хобби такое было у нее. Так однажды она купила иголки для этого дела с посеребрением и случайно уколола палец. Заживало месяца три… Да и я сам, кстати, пацаном был, решил выпендриться с серебряными струнами на гитару. В Москве доставал через родителей приятеля.
— А струны-то чем не угодили?
— Да не поверишь! Порезался! Да-да, «единичкой», самой тонкой… ух, что было. В итоге меня в Рязань возили врачам показывать.
— Ты… — Ольга бросила быстрый взгляд на Сергея Алексеевича, прощупывая реакцию на фамильярное обращение. — Вы еще и на гитаре играете?
— Ты. — Фыркнул ее любовник, богатой мимикой указывая на неуместность официальных форм в текущем раскладе. — В юности играл, да, тогда все это как поветрие было. Только ленивый не выучил три аккорда и не развлекал барышень своим блеянием под луной… а после того случая бросил. Думал уже, вообще без руки останусь.
— Ну, барышень под луной ты-то точно не развлекал, — понимающе хихикнула Ольга. — Если только лисичек каких-нибудь пушистым хвостом очаровывал!
Тут, конечно, Сергей Лексеич показал себя во всей красе, искренне возмутился по поводу зоофильских намеков, и произойди такая отповедь на паре, у курсантов лица позамерзали бы и отвалились. Но на своей территории Оля ни черта не боялась.
— Убедил? — тихо шепнул выдохшийся оратор в маленькое ушко.
— Вполне, — благодарная слушательница привстала на цыпочки, целуя его в губы. Но стоило Сергею углубить поцелуй, тут же отстранилась:
— Получается, что этот алкоголик бастановский точно и не знал, что ты оборотень. Вернее, точно не знал. Плохо подготовился: ни капли серебра!
— Ну да. Но у него хоть мотив был для мести. Я тут посчитал убыток… ну, в курах, так сказать…
Ольга согнулась пополам от смеха.
— Зря смеешься! По-хорошему, чтоб с ним расплатиться, мне машину надо продать… которой и так нет.
— Машину, которой нет… Слушай, а вот Ярченков. Он, случайно, не оборотень, а?
      Сергей Алексеевич посерьезнел вмиг. Долго сверлил девушку особистским взглядом. Потом нехотя признался:
— Ну да, верно.
— А в кого превращается? В собаку? — не унималась Оля.
— Пес-ягдтерьер… — Чернобурцев поморщился. — Вообще, в училище оборотней немало. И среди курсантов, и среди преподавателей. Инструктора летные тоже некоторые…
От любопытства карие глаза будущей летчицы заблестели как маслинки:
— Вы чувствуете друг друга? Как-то можете опознать? В человеческом облике?
— Не совсем так. Можно опознать наличие гена в человеке, а саму способность — нет.
— Как так?
— У меня есть младший брат, на телестудии работает в училище. Михаил Алексеевич… так вот, он не превращается, обычный человек. Хотя родители у нас с ним одни и оба они — оборотни. Чернобурые лисицы. Говорящая фамилия во всей красе. Это все браки с людьми, как говорят мои старики. Короче, я могу понять, что передо мной — носитель гена, а умеет он перекидываться на самом деле — узнаю только если увижу это. Ну, или сам признается.
— А Ярченков?
— Ну, тот вообще чистокровный, без примеси людской крови! Породистый! Хотя женился в итоге тоже на человеческой девушке…
— А вы… ты?
— И я тоже. У меня сын от первого брака твой ровесник, кстати — смущенно улыбнулся Чернобурцев, тыльной стороной ладони погладив щеку девушки. — И он тоже оказался без способностей, в мать. Она не оборотень. Не нашел такую же, как я. Ни разу.
— Жалеешь?
— Раньше жалел.
— А теперь? — Ольга закусила губу.
— А теперь нет, — длинный палец щелкнул девушку по кончику носа. — Не жалею.


***


      Зверья в Авиагородке было много во все времена, начиная с основания здесь летного училища в военном 1943 году. Собаки, кошки и птицы — извечные спутники и компаньоны человека пользовались любовью и лаской, получали нехитрые угощения. В каждом доме непременно жил кот, а то и два. Сдохнуть с голоду в Авиагородке даже ничейному зверю не позволили бы курсанты и сердобольные бабушки. Собаки облюбовали себе наблюдательные пункты перед столовой и зданием СКП на границе с летным полем. Тут они ждали, не вынесет ли какая добрая душа кусок котлетки или не поделится ли дежурная летная группа остатками стартового пайка? Кошки — те были похитрее. Они на территорию училища почти не забредали, предпочитая трубы теплотрассы возле жилых домов городка или подвали многоэтажек. Тут их и находили двуногие благодетели с кульками съестного. Неунывающие шустрые синички и толстые жирные голуби тоже не бедствовали, в их распоряжении были кормушки и подвешенные на дереве кусочки сала. Но с недавних пор все изменилось.       Сначала исчезли дикие птицы вроде сов и филинов, гнездившиеся в соснах у курсантских казарм. Потом начали пропадать собаки. Кто-то говорил, что приезжал отстрел, а кто-то — что отравили. Потом среди кошек приключилась эпидемия неведомой хвори. Напуганные хозяева перестали выпускать питомцев на улицу. По-хорошему — правильно сделали, но тем, кому улица была единственным домом, стала угрожать реальная опасность. Поближе познакомившись с зоозащитницей Ольгой, всякий раз горько переживавшей эти события, Сергей Алексеевич задумался. Действительно, в отравлениях собак была определенная закономерность по времени. Не то, чтобы только по пятницам, или раз в месяц… но была. И вскоре ему представился случай установить — какая именно.

      Поздно вечером возвращаясь с авиатренажера кружной тропой, Ольга заметила светящиеся во тьме кустов глаза. Привидений будущая летчица не боялась, во всякую чертовщину — несмотря на отчаянный роман с лисом-оборотнем — не верила, а потому присела на корточки и посвистела немного в сторону густой растительности.
— Ну иди, иди сюда, мой хороший, — девушка протянула руку. И на ее зов из зарослей вылез некрупный песик. Опасливо принюхавшись, подошел ближе. На шее блеснул ошейник.
— Зверь, ты чей? — спросила у него курсантка. Пес, само собой, не ответил, но, как показалось девушке — очень внимательно оглядел ее лётную форму и отливающие серебром нашивки. А потом стукнул правой передней лапкой по земле и тихо — даже не гавкнул, а просто взбрехнул.
— Блин, еще один потеряха, кажется… — Оля вытянула ремень из собственных брюк и ловко зацепила его за собачий ошейник. — Когда ж вы кончитесь-то, козлы. Пойдем-ка на свет, хоть сфоткаю тебя для объявления.
      Под фонарем возле помойки оказалось, что пес не только домашний, а еще и породистый. Жесткая шерсть топорщилась на морде вроде пушкинских бакенбард, полустоячие уши отливали лунным серебром, глубоко посаженные глаза смотрели умно и с опаской. Поджарое сухое тело и купированный на 4 пальца хвост выдавали норную охотничью породу. Прикидывая, откуда мог забежать в городок такой редкий в дикой природе зверь, Ольга погрузилась в себя и… вернулась в реальность оттого, что найденыш отчаянно потянул ее за самодельный поводок. С трудом удержавшись на ногах и восстановив поперечное равновесие, будущая летчица собралась было рявкнуть как следует на подопечного, но тишину разорвал далекий собачий скулеж. В этих звуках слышна была такая мука, что сердце сжалось в мерзкий ледяной комок. От души надеясь, что на том конце Авиагородка кому-то просто от души досталось по морде от рассерженной кошки или от собрата-пса — в честной дуэли за прекрасную самочку, Ольга рванула через темноту на звук. Песик словно бы понял ее цель, вырвался вперед и, натянув поводок как заправская милицейская овчарка, побежал к автобусной остановке.

      Увиденное заставило Ольгу вспомнить весь известный ей мат и присочинить новые конструкции. Пять темных собачьих тел корчились в конвульсиях, отражаясь в ее расширенных от ужаса зрачках. Белая рвота заливала асфальт, лапы судорожно скребли землю, а в мутнеющих карих глазах девушка увидела такую же боль, какая была в глазах раненого — теперь уже кажется, что целую вечность назад — лиса. Пес на поводке попятился, прячась за ногу курсантки с выражением абсолютного ужаса на мохнатой морде. Будь он человеком, наверное, перекрестился бы и зашептал какую-нибудь молитву. Оля молитв не знала. Зато знала, что делать при отравлении. Мозг услужливо подкинул ей сведения о том, чем обычно травят собак. Как правило, догхантеры неизобретательны: крысиный яд и один человеческий препарат* (автор намеренно не приводит здесь наименование препарата, дабы никого не вводить во искушение). Антидотами к ним являются витамины К1 и В6, соответственно. Атропин еще… черт! Где все это взять только…       Привязав поводок к фонарному столбу, девушка подошла поближе к собакам. Две уже не подавали признаков жизни. Вытряхнув из рюкзака бутылку воды, она попыталась залить жидкость в оскаленные пасти. Лучше всего получилось с одним рыжим псом, он жадно заглотил почти стакан. С другими вышло хуже, но сколько-то тоже попало внутрь. Конечно же, вода немедленно оказалась на асфальте, но хотя бы промыла желудки страдальцев. Так… Витамины есть дома. У кого в 11 ночи в этом сраном городишке достать шприцы?
      Торцом к остановке стояла белая пятиэтажка. Точно! Людка, одногруппница. У нее кошки, должна же быть какая-нибудь аптечка.
      Трубку Людка не взяла. Подъездная дверь зато оказалась открыта. Проклиная все свете, Ольга взлетела на третий этаж и принялась барабанить в квартиру. Ответом ей стало нестройное кошачье многоголосье. Блять!!! Ну и где ты шляешься в самый ответственный момент? Ольга метнулась обратно к остановке, на ходу набирая номер ветврача Наташи.       Под сопровождение длинных гудков она долетела до места трагедии. Привязанный пес встретил ее отчаянным воем, полным ужаса. Глянув на туши собак, Ольга все поняла: в живых остался только рыжий. Один из пяти. Остальные лежали неподвижно, и полная луна с небес в последний раз гладила их по спутанной грязной шерсти. Казалось, с неба вот-вот протянется серебряный луч, и, неслышно ступая, по нему двинутся полупрозрачные песьи души, возвращаясь домой на радугу. Туда, где нет боли, голода, мороза и жестоких людей…
      Рыжего стошнило остатками воды, и Ольга, от души наплевав на лирику, занялась выпаиванием ему следующей порции. Наташа не отвечала. Пес глотал воду жадно, словно бы и не собирался четверть часа назад по стопам собратьев по несчастью. Что ж… будущий командир экипажа обязан уметь быстро принимать решения. Раз в этом сраном городишке в полночь не найти помощи, то ее нужно искать в других городишках поблизости.
      Форменная куртка «полётки» послужила отличной переноской. Дотащив рыжего страдальца до машины, Оля сгрузила его на заднее сиденье и задумалась. Второго песика тоже нельзя было оставлять здесь. Раз уж его миновала горькая участь отравления, то ничего с ним не случится, прокатится в машине до ветклиники туда-обратно! Ближайшая ветклиника, правда, в часе езды по трассе… как бы кони не двинул рыжик. Ну ладно, не бросать же так!
      Взревел мотор, и груженый двумя собаками «Фордик» со злой уставшей дамой за рулем выехал со двора. Думая только о том, как бы успеть довезти бедного собакина живым до ветклиники, Оля не заметила, как в окне соседней с ее домом двухэтажки показалась голова лисы. Да не одна, а целых три. Семейство Чернобурцевых, в полном составе сидя на подоконнике, проводило машину долгими взглядами раскосых глаз.


***


— Кто с Рыжиком? Зайдите! — дама в бирюзовой робе, примерная ровесница самой Ольги с висящей на одном ухе маской, высунулась в приемный покой ветклиники. Клюющая носом курсантка подняла голову.
— Жив?
— Жив, — на бледном лице ветврача мелькнула тень улыбки. — Заходите скорее! Второго пока оставьте.
      Найденыш остался сидеть под стулом для посетителей как прибитый. В его карих глазах светилось полное смирение.
      На окованном нержавейкой столе тихо сопел рыжий страдалец. К перемотанной лейкопластырем лапке тянулась трубочка капельницы. «NaCl» — мельком прочла Ольга.
— Сделали атропин и обезболивающее, сейчас капаем физраствор. Попозже сделаем Рингера-Локка. Сердечный ритм стабилизировали, температура низковата, но пока погреем. — Доктор швырнула в мусорную корзину пропотевшие резиновые перчатки.
— Чем его так?
— Ляписом.
      Заметив, что слово это ничего не говорит посетительнице, ветврач пояснила:
— Нитрат серебра. Тяжелый металл, блокирует ферментные системы. Вызывает сильные ожоги пищевода, желудка и прочего… Ужасная вещь.
— Серебра?
— Ну да. Белой гадостью его рвало?
      Вспомнив ужасную сцену на остановке, Оля кивнула. В голове словно щелкнул выключатель. Серебро! Ну конечно. В просвет не до конца закрытой двери на нее таращились глаза второго спасенного. А что, если…
Расплатившись за стационар, реанимацию, препараты и питание для пострадавшего бродяжки, Ольга со второй собакой снова сунула нос в смотровой кабинет.
— А можно еще вопрос? Какая это порода?
— Немецкий жесткошерстный ягдтерьер, — едва удостоив ее взглядом, ответила ветеринар. — Скажите следующим, чтобы заходили.

      Садясь в машину, Ольга открыла песику переднюю пассажирскую дверь.
— Ну что, Александр Владимирович? Домой, к супруге? Али по кабакам?
Седой ягдтерьер одарил девушку таким убийственным взглядом, что будь она более впечатлительной, давно бы рухнула замертво.
— Простите, шутка тупая. Больше не буду. Адрес точный сможете показать, а то я только дом примерно помню. Гавкните там номер квартиры, или еще как…
      Ягдтерьер стукнул по сиденью лапой и глухо взбрехнул в знак согласия.


***


— Однако… — Чернобурцев пригладил волосы и уставился на Ольгу. Голубые глаза преподавателя по воздушному праву словно заледенели.
— Угу… — девушка катала по столу леденец в шуршащей упаковке, сводя с ума впечатлительных котов. — Именно что выходит, кто-то устроил охоту конкретно на оборотней, понимаешь? Какая-то тварь…
— А про Ярченкова ты сама догадалась? — чуть улыбнувшись, уточнил Сергей Алексеевич.
— По твоей, между прочим, наводке, — Ольга вернула полуулыбку отправителю, но получилось кисло. До конца расслабиться в обществе любимого мужчины не давал пережитый ужас и волнение за Рыжика, все еще находящегося на лечении в ветклинике.
— Как Татьяна Ивановна отреагировала?
— Да как… я прямо среди ночи к ним в дверь позвонила, говорю: «Собачку не вы потеряли? У помойки бегала». Тут она как запричитает только, схватила у меня поводок из руки, плачет… стала деньги какие-то совать. Я попрощалась и — дёру оттуда. Светало уже. Думаю, если у меня на глазах ягдтерьер перекинется в голого замдиректора по учебной работе — я не переживу!
— В бывшего замдиректора! — Сергей Алексеевич фыркнул в кулак.
— А то мне от этого легче стало! — теперь уже и Оля откровенно ржала. — Хоть в нынешнего, а на левых голых мужиков меня смотреть не…
— Стоп!
— Что? — Оля немедленно умолкла, таращась на собеседника.
— Просто подумалось вдруг… — потер переносицу Сергей Алексеевич. — Про замдиректора заговорили, и я вспомнил кое-что. И кое-что сопоставил. Все эти отравления, отстрелы… мелкие автомобильные пакости начались после того, как Ярченков ушел на пенсию.
— Хочешь сказать, что с его уходом начались гонения на оборотней в училище? — Оля перегнулась через стол от полноты эмоций.
— Именно! — поднял длинный палец Чернобурцев. — И причем тот, кто за этим стоит, очень хорошо знаком с проблемой и средствами ее устранения. Знает о полнолуниях, о токсичности серебра…
— А еще знает вас всех лично, вплоть до номера машины… — подхватила девушка. — Виновата, до государственного регистрационного опознавательного знака!
      Сергей Алексеевич покачал головой, дав понять, что оценил подколку старательной курсантки и точность данного определения.
— Совершенно верно. А, значит, это кто-то из своих.
Повисло напряжённое молчание, нарушаемое лишь скрипом извилин. Потом Ренар наступила на ухо лежащему Рокки, тот завизжал и цапнул невнимательную подружку за ляжку. Месть свершилась, теперь Ренар возмущённо гавкнула. «Собаки, блин…» — подумала Оля.

— Я думаю, надо поговорить с Ярченковым… — вслух сказала она. — Выяснить у него, может, ему кто-то угрожал, а? Я так понимаю, он в училище был самым главным оборотнем?
Сергей Алексеевич улыбнулся формулировке.
— Ну да. Насчёт поговорить — тоже согласен, его так явно подсидели тогда, что и спрашивать было глупо. Молодым везде у нас дорога, как говорится… Но никто не думал, что с его уходом начнется охота на таких, как мы.
— Молодым дорога… — повторила Ольга. — Это про нынешнего зама, что ли?
Сергей Алексеевич кивнул.
      Дмитрий Владимирович, в узком кругу — Димончик — полгода назад занял освободившийся с уходом Ярченкова пост, сначала с приставкой «вр.ИО», а вот месяц назад — уже официально. Круглолицый полный парнишка, еще моложе Оли, в прошлом — скромный преподаватель ПиЭРТО *(сокращённое название трёх дисциплин: Приборное и Электрорадиотехническое оборудование. Изучает все то, что находится на приборной панели самолёта, его работу и неисправности — прим. автора). Излишне мягкотелый, похожий на теленка, он бы намного уместнее смотрелся в качестве пионервожатого в летнем лагере или воспитателя в детском саду, нежели в должности заместителя директора летного училища по учебной работе… не будь он столь обидчив и злопамятен. Абсолютно непробивной по натуре, Димончик так бы и сидел до пенсии со своим высшим техническим образованием в простых преподах провинциальной шараги, но счастливый случай поднял его на ступеньку выше. И вот теперь Сергей Алексеевич мог рискнуть предположить — что это был за случай. Правда, девушке он пока эти мысли решил не озвучивать: ей Димончику… О боже, не оговориться бы при ней — Дмитрию Владимировичу, конечно! — ещё экзамен сдавать.

— С Александром Владимировичем я поговорю, — пообещал мужчина, постукивая кончиками длинных пальцев по поверхности кухонного стола и совершенно заворожив этой морзянкой хозяйку дома. Рокки под столом одобрительно тявкнул и положил коротенькую мордочку на тапок гостя.


***


Сразу после пар Сергей Алексеевич забрал из автосервиса машину и отогнал ее к родительскому дому. Забежал к отцу и матери, справился об их самочувствии, принес продуктов. Долго думал, как рассказать впечатлительным старикам о ночной бойне, в итоге промолчал. Ограничился упоминанием того, что Олечка снова спасла больную собачку.
 — А вот спасет Олечка однажды вместо собачки молодого и красивого оборотня, и пойдешь ты лесом! — подколол Чернобурцев-старший. — Вон, хотя бы Кольку, сына берестянского председателя. Спортивный, интересный…
— Лёш, ну что ты говоришь-то такое! — возмутилась Ксения Петровна. — Олечка не такая…
— Да при чем тут она, я вон ему намекаю, — отец махнул рукой в сторону старшего сына. — Говорят ему, купи цветов девчонке, поухаживай, так нет…
— Лёш, ну она курсантка, он преподаватель, что тут можно поделать? На танцы ее сводить?!

      Сергей Алексеевич слушал беззлобные подначки пожилых родителей и думал. О том, что они с Ольгой теперь любовники, мужчина рассказывать не собирался никому. Потом, возможно, если это «потом» вообще наступит. А думал он, глядя на родителей о том, что даже если все и сложится на этот раз, то никогда ему самому вот так же не сидеть со своей девушкой в старости. Хотя бы потому, что его собственная старость наступит намного раньше. Всё-таки 23 года разницы — это серьезно. Вот тут уже и Кольки-спортсмены начнутся, и всякое другое. Да и потом, закончит Оля училище на следующий год, отлетает свои 150 часов практики и уедет домой в Москву. Начнет летать в авиакомпании, введется командиром года через три… Совсем другая жизнь начнется у девочки. А он тут со своими цветами и седой головой…
— Серёнь, да не слушай ты отца! — Ксения Петровна не без труда поднялась из кресла и прошаркала к дивану, села рядом с сыном. Обняла как в детстве, когда юный лис-оборотень Серёжка впервые познакомился со своей лисьей ипостасью. — Он опять шутит. Олечка нам очень нравится, не думай. А что уж у вас там выйдет — дело ваше. Получится — и хорошо, нет — да и не надо.

      Возле дома Ярченкова Сергей Алексеевич тщательно огляделся. Нашел нужное окно, сел на лавочку перед подъездом, развернул газету и принял вид беззаботного читателя прессы. Китель с погонами остался в машине, сейчас под курткой был поддет обычный шерстяной свитер с высоким горлом. Вот в кухонном окне показалась мадам Ярченкова, супруга бывшего заместителя директора по УР, дама лет семидесяти, с блондинистым каре на голове и одетая в темный халат или домашнюю тунику. Судя по положению ее тела — готовила или мыла посуду. Периодически хозяйка оборачивалась, словно прислушиваясь к чему-то за стенкой. Через ещё минут пятнадцать из подъезда, держась за дверной косяк, вышла женщина лет пятидесяти, с распухшим от слез лицом и в черной шали на голове. Ко рту она прижимала огромный клетчатый носовой платок, из тех, что ещё с советских времён хранятся в комоде у любой домовитой кумушки на случай эпидемии неудержимого насморка у всей семьи. У женщины явно произошло страшное горе, и этот дурацкий платок, закрывший половину неузнаваемо заплаканного лица, только добавлял ощущения непоправимости. Первым порывом Сергея Алексеевича стало желание предложить несчастной свою помощь, но он заставил себя сидеть ровно.
      Дама в черной шали тяжело опустилась на лавочку рядом с Чернобурцевым и уставилась в одну точку. Внутренний лис немедленно заскулил от сочувствия собрату-оборотню.
— Я могу чем-нибудь вам помочь? — Сергей Алексеевич наклонился поближе к соседке по скамейке. Та медленно повернулась на звук и несколько секунд просто изучала мужчину, словно бы принюхиваясь. Потом отвернулась.
— У меня сын пропал… — ни к кому не обращаясь, бесцветно произнесла женщина. — два дня назад.
— Ну, два дня — это ведь немного, — мягко заметил Чернобурцев, — мало ли что! Взрослый сын?
— Да… Двадцать восемь лет.
— Ну двадцать восемь — это совсем взрослый мужчина, вы что? Мало ли, что могло у него случиться, дела какие-то срочные… Не убивайтесь вы так! Подождите три дня, если не объявится, то в полицию…
— Да какая полиция! Какие три дня?! — всхлипнула дама, давясь рыданиями. — Я же мать, я же чувствую, понимаете? С Колей что-то страшное случилось…
      Сергея Алексеевича словно обожгло. По спине пробежал колкий холодок. Будь он сейчас в своей животной форме, то оскалился бы и шерсть на загривке встопорщил. Ведь только совсем недавно отец его дразнил сыном председателя берестянского сельского поселения как возможным соперником в борьбе за руку и сердце Ольги… Сергей Алексеевич снова внимательно рассмотрел женщину. Черт, если бы не отёк, превративший лицо в бесформенную подушку, он мог бы ее узнать. В конце концов, Берестянки совсем рядом с Авиагродком, только железнодорожный переезд перейти. Местные жители с удовольствием ходят в магазины в городок, гуляют по территории училища с колясками. Придется спросить прямо.
— Простите, вы случайно не супруга председателя?
      Женщина кивнула, не поднимая глаз.
      В груди педантичного и строгого Чернобурцева, привыкшего следовать букве закона, вдруг подняла алую голову пылающая ярость. Она родилась из боли огнестрельной раны на лисьем боку. Страха в глазах бывшего коллеги по работе, выброшенного на пенсию словно в канаву. Злых и едких слез любимой девушки, волокущей к машине отравленного пса. Предсмертных конвульсий собратьев Рыжика на заблеванном асфальте автобусной остановки. И горя матери, потерявшей сына. Понять, что случилось с несчастным Колькой-спортсменом, теперь было нетрудно… Теперь уж точно.
— Вы к Ярченкову приходили, да? — заметив, как дернулась женщина, он поспешил ее успокоить: — не бойтесь, я тоже оборотень. И бывший коллега Александра Владимировича, мы вместе в училище работали с ним. И я на вашей стороне.
— А… — дама слабо улыбнулась. — А я ещё подумала, чего меня к вам присесть потянуло. Я сейчас не чувствую ничего… А всё-таки смогла понять. Вы тоже пёс?
— Лис, — не стал скрывать мужчина. — Чернобурцев моя фамилия.
— А, вы значит, сын Ксении Петровны и Алексея Даниловича! — из выражения лица собеседницы потихоньку уходила затравленность. — Я вас лично не знаю, но про семью чернобурых лисиц слышала. Знаю, что ваш папа пилот-инструктор был в училище, а мама — учительница. А мы вот с мужем собаки, из простых, беспородных…
      Сергей Алексеевич кивал на излияния случайной собеседницы, опасаясь хоть чем-то прервать их. Пока несчастная мать говорила, она не плакала. И даже постепенно успокаивалась. Решив, что станет последним человеком на свете, от которого эта женщина сможет узнать об ужасной гибели сына, Сергей Алексеевич ни словом не обмолвился о ночной трагедии в Авиагородке, свидетельницей которой стала Ольга… И сам Александр Владимирович в своем пёсьем обличии.
На рассказе о последних соревнованиях по плаванью, в которых блестяще выступил (ныне уже покойный) Коленька, Сергей Алексеевич плавно срулил с темы:
— Я сейчас как раз иду к Ярченковым, — он постарался вложить в голос как можно больше уверенности. — И ещё раз с ним поговорю. А вы отправляйтесь домой пока, если что-то станет известно, я позвоню. Диктуйте номер.

      У дверей квартиры Ярченковых Чернобурцев замер. Не любил его внутренний лис представителей охотничьих пород собак, хоть ты тресни. Особенно тех, что были выведены специально для норной охоты. В природе их виды являлись злейшими врагами, и даже для оборотней, обладающих человеческим разумом, это обстоятельство порой становилось непреодолимым барьером в общении! Псовые не любили кошачьих, хищники не ладили с травоядными и грызунами, а охотничьи собаки вообще всем были поперек, кроме себе подобных. Но сейчас у всех у них одна проблема и один враг. И Сергей Алексеевич решительно вдавил кнопку электрозвонка. Оценил толщину металлической двери, прикинул, что в ответ на вопрос «Кто там?» придется орать на весь лестничный пролет, и быстро набрал СМС-сообщение хозяину квартиры.
      Где-то в глубине защелкал замок, мягко провернулась на петлях дверь, больше подходящая для сейфа Алмазного фонда, нежели для жилища пенсионера. Сам Ярченков — усталый и как никогда похожий сейчас на старого барбоса, встретил гостя выжидательным молчанием. Светлые до прозрачности глаза из-под седых бровей смотрели куда-то насквозь, в тусклый свет лестничной площадки.
— Я один, — поспешил успокоить его Сергей Алексеевич. — Я могу войти?
— А, да-да! — отрывисто, словно собачий лай, прозвучала речь отмершего хозяина. — Проходи. Тань!
Из кухни выглянула мадам Ярченкова.
— Чего? Ой… Здрасьте… — Татьяна Ивановна переводила встревоженный взгляд с мужа на гостя. Знакомы они были и раньше, но пересекались до сегодняшнего вечера исключительно случайно. Ну и еще на корпоративах в училище.
— Александр Владимирович, понимаю, что не самое подходящее начало разговора, но мне нужно знать: что именно произошло полгода назад. Прямо перед вашим уходом на пенсию. Понимаете? Прямо. Перед.
      Бывший заместитель директора по учебной работе выдержал особистский взгляд собеседника пару секунд. Потом моргнул и отвел глаза.
— Что-что… — буркнул пенсионер в седые усы. — Покушение, ёпт!
— Это я тоже знаю, — мягко заметил Чернобурцев. — И даже знаю, в чем оно заключалось: мы с вами пользуемся услугами одного автосервиса, и у мастера память хорошая оказалась. И он предположил, что нам с вами кто-то порезал маслошланг…
— Кто-то! — передразнил Ярченков гостя. — Не кто-то, а конкретный человек! Он же как тут прописался, сначала перед всеми стелился, в рот смотрел. Потом как-то раз про оборотней прошелся — мол, не должны такие товарищи работать и учиться в летном училище. Что он сам против ничего не имеет, но здесь их быть не должно. Много чего говорил, все с улыбочкой застенчивой своей, епт!
      Сергей Алексеевич обратился в слух.
— А потом ко мне пришел и потребовал заняться чисткой рядов. Поотчислять курсантов, которые… Ну, из наших. В летный отряд ходил он со своими предложениями или нет — не знаю… Может, послали его там. А может, вообще не совался даже в чужую епархию. А преподавателей тоже, говорит, давай как-то убирай, пусть по собственному желанию заявление напишут. Ну, я отказался, епт! Какой-то пацан мне указывать будет тут еще!
— «Пацан» это Димончик, что ли? — быстро уточнил Чернобурцев, хотя сделал это, скорее, исключительно из любви к конкретным формулировкам и само собой — для поддержания разговора. Уже с первых слов исповеди старого оборотня он понял, о ком речь. Нынешний замдиректора по УР, в прошлом — скромный преподаватель ПиЭРТО. Человек, достаточно интеллигентный, чтобы знать зарубежную прозу, при этом — умеющий работать руками и знающий слабые места техники. Ну, и еще достаточно коварный, чтобы убирать неугодных исподтишка, продолжая застенчиво улыбаться им в лицо на планерках по понедельникам… По-детски жестокий… Но ведь именно что человек!!!
— Александр Владимирович, а откуда он знает, кто оборотень, а кто — нет?
— Ну, вот этого я не знаю, Сереж, — и старый пёс, впервые с начала их разговора, посмотрел лису в глаза. — Да, а может и он сам не знает? А?
      Сергей Алексеевич задумчиво свел к переносице густые брови.
— Ну, разом отравить серебром всех бродячих собак в городке — это, конечно, не показатель охоты на оборотней. Тут все просто и логично. Он выбрал яд, который наверняка убьет и оборотня, и обычное животное, дождался полнолуния и подсыпал. Кто там под раздачу попал, кто не попал, главное, что большинство погибло, а оборотни тут так, по остаточному принципу… Вот если бы он, к примеру, именно оборотней выслеживал и отстреливал серебряными пулями — можно было бы говорить о какой-то адресной агрессии против тех, кто проживает одну жизнь в двух телах. А так парень, кажется, просто ненавидит живность. Может, собачка в детстве за попку цапнула или кошечка пальчик поцарапала… А, может, просто привык измываться над теми, кто не может дать сдачи.
— Нет, ну, ты же говоришь, тебе этот щенок тоже аварию подстроил? — возразил Ярченков, подаваясь вперед — Не сходится тогда, епт.
— Ну, а меня и вас он знает лично! — нашелся Сергей Алексеевич. — И мы ему в человеческом облике помешали… Вы-то — понятно, чем, а я… Ну, не знаю, подумать нужно.

      С каждым словом Чернобурцев чувствовал, как его предположение постепенно теряет стройность, и к концу понял, что сам не верит в действующего наобум врага. Ведь записка-то на мертвых курах явно намекала на то, что автор ее в курсе видовой принадлежности своего обидчика. Конечно! Почерк!!! — Сергей Алексеевич нехорошо улыбнулся, едва удержавшись от того, чтобы мстительно потереть ладошки. Кажется, Димончик оставил-таки одну улику! А образцов почерка заместителя директора по УР в канцелярии штаба хоть отбавляй, есть с чем сверить. И этим он непременно займется завтра, но все же вопрос продолжает оставаться открытым. Как все-таки этот самопровозглашенный «борец за чистоту рядов» различает оборотней и людей? До сего дня потомок чернобурых лисиц был уверен, что существует лишь один способ почуять «своих», и то он работает только среди самих оборотней. Есть, видимо, какой-то другой вариант…

      Ярченков другого варианта не знал тоже. И тоже согласился с тем, что у Димончика должен быть специально прикормленный для подобной слежки оборотень.
— Я ведь это… на вас сначала думал, — нехотя признался он.
— На меня? — округлил глаза Чернобурцев. — Александр Владимирович, вы серьезно считаете меня таким муд… мерзавцем? — в последний момент он смягчил формулировку, но гадкое ощущение никуда не делось. Вот все-таки пес и есть пес…
— Ну, лисы — они лисы и есть, епт — словно бы прочитав мысли преподавателя воздушного права, неопределенно покрутил пальцами в воздухе его бывший начальник. — Себе на уме такие… Мало ли что…
      Ярость, перешедшая было в глухую оборону, снова сверкнула огненными глазками в душе Чернобурцева.
— Себе на уме, значит? — прищурился вечерний гость, изучая хозяйское лицо и испытывая непреодолимое желание сказать тому какую-нибудь гадость. — Ну-ну. Зато мы хотя бы не удираем, поджав хвост после первой же плюхи! — острый нос лиса-оборотня презрительно сморщился.
— Ты… ты думай, что говоришь-то! — начал медленно закипать почетный пенсионер училища. — Хвост он не поджал! Смотри какой герой, епт…
— Не герой, — покачал головой Сергей Алексеевич. — Даже не рвусь в герои. И не знаю, что у меня выйдет, но я попробую остановить этого охотника, потому что мне пока есть что терять. И таким как я, есть что терять. Кто-то, как ваша недавняя гостья, уже потерял все. А вы же даже и не пытались.
Секунд пятнадцать мужчины прожигали друг друга взглядами. Молчали. Казалось, напряжение сейчас превратится в искровой разряд и убьет первого, кто попытается влезть в этот безмолвный поединок.
— Ладно… — первым нарушил молчание Ярченков. — Прости. Что делать-то собираешься?
— Найду автора записки, — как ни в чем не бывало откликнулся Сергей Алексеевич. — Выясню, зачем Димончику вообще это все. Тогда и будем думать, как его порывы нейтрализовать.
— Добро, — глухо одобрил план старый пес.
      На том они и расстались. Союзники, которые никогда не смогут стать настоящими друзьями.


***


      В следующий раз Ольгу Сергей Алексеевич встретил, когда шел от родителей. Та вела через двор небольшого рыжего песика. Ушастая голова собачки была заключена в белый пластиковый конус, отчего беспородный двортерьер напоминал средневекового испанского гранда в накрахмаленном воротнике. Именно об этом преподаватель и сообщил поприветствовавшей его курсантке. Вокруг было полно любопытных глаз, так что решиться на что-то большее, чем ничего не значащие реплики, было бы безумием. Хотя ужасно хотелось обнять миниатюрную фигурку, прижать к себе, провести ладонью по мягкому ежику коротко стриженного затылка…
— Новый питомец? — улыбнулся Сергей Алексеевич.
— Да это Рыжик, — пояснила Ольга, наглаживая собаку вдоль хребта. — Он один выжил в ту ночь…
— Герой какой! И… вы молодец! — в голубых глазах Чернобурцева читалось искреннее восхищение, которое, не будь вокруг столько народу, имело бы совершенно другие формы выражения, чем неуклюжие слова. Твердые тонкие губы преподавателя по воздушному праву так и замерли чуть приоткрытыми, заставляя девушку закусить свои собственные и отвести взгляд. Сергей Алексеевич заметил это и от греха подальше нагнулся погладить Рыжика. Тот восторженно завилял хвостиком, и вообще повел себя как обычный здоровый пес, несмотря на то, что из шеи его над воротником торчала трубочка стомы для искусственного питания. Отдав порцию ласки собаке, Сергей Алексеевич обернулся и увидел парочку стариков в окне соседнего дома, что, обнявшись, с умилением взирали на эту пасторальную сцену. Мама улыбалась, прижимая сухонькую ручку ко рту. Отец что-то явно комментировал, наверное, опять пытался давать советы.


***


Экспертиза почерка ничего не дала. Чернобурцев специально на большой перемене закрылся в преподавательской и сверил образцы резолюций зама по УР со строками, набросанными на листе в косую линейку… Бесполезно. По идее, Димончик мог действовать не в одиночку. Даже скорее всего, не в одиночку — все-таки лично накормить ядом собак он трусоват. Значит, и записку на куриные тушки мог прикрепить какой-то сообщник. Да вообще Димончик мог попросить какого-нибудь школьника написать эти строки, вот и листочек такой поэтому, из тетрадки по чистописанию. И ходить далеко не нужно: начальная школа прямо сразу за КПП училища. За два шоколадных яйца «Киндерсюрприз» из соседней «Пятерочки» тебе любая девочка-отличница хоть «Муму» в пропись перепишет. Собак та же отличница травить, конечно, не пойдет, но заменить «Киндерсюрпризы» на «Столичную», и любой ханыга…. В общем, ясно, непосредственного исполнителя не найдешь.

Поздно вечером уже знакомый силуэт в сером безразмерном анораке позвонил в домофон Ольгиного подъезда и просочился в открытую дверь. При этом флисовая ткань неестественно зашуршала, словно бы под ней был надет целлофановый дождевик. У знакомой двери, из-за которой доносился лай собак, Сергей Алексеевич запустил руку в горловину анорака и извлек из-за пазухи сверток из трех розочек в слюде. Чувствуя себя мальчишкой-подростком, спрятал его за спину, предварительно оглянувшись на противоположную дверь на площадке. Капюшон он так и не снял.
— О, какие люди, — Оля быстро впустила дорогого товарища преподавателя в коридор под восторженные прыжки Рокки и Ренар, решивших, что цветы принесли им на съедение. Пока маленькая хозяйка большого дома бегала за вазой, гость провел с питомцами строгую беседу о правилах поведения, не забывая, впрочем, гладить их по загривкам. Цокая коготками, из кухни важно вышел Рыжик в своем воротнике, посмотрел на суету и ушел дальше путаться под ногами у своей спасительницы. Букет, во избежание участи быть обкусанным собаками и котами, обрел себе пристанище на балконе, а его даритель — на диване в спальне.
Спустя полчаса, лежа на коленях любимого мужчины и любуясь снизу острым носом и тонкими губами, Ольга спросила:
— Слушай… а в нашей группе оборотней нет, случайно? Не чувствуешь?
Сергей Алексеевич удивленно скосил вниз глаза.
— Почему ты об этом спросила?
— Да так… Просто я же не могу отличить вашего брата от обычных людей. Так есть или нет?
— Н-нуу… — преподаватель воздушного права напряг память, воспроизводя перед внутренним взором лица и фамилии одногруппников Ольги. — Насколько я помню, на первом курсе были двое… но потом их то ли отчислили, то ли они сами забрали документы. Сейчас, кажется, оборотней у вас нет.
— А кто, кто это был? — девушка подпрыгнула, мгновенно переходя из положения лежа в положение сидя и глядя на собеседника блестящими от любопытства карими глазами. — Мальчишки?
— Да… — Сергей Алексеевич закрыл глаза для лучшей концентрации. — Один такой совсем взрослый, лет под сорок, наверное, седой даже. А второй помоложе, пострижен был налысо, но с широкими черными бровями.
— Та-ак… — Ольга разулыбалась, узнав в описании Андрея Зощенкова и Олега Филинюка, парней-курсантов, которые, как тогда шутили над их внезапным уходом из училища, «разлюбили авиацию». Нет, конечно, по сравнению с первым курсом, ряды поредели куда сильнее, и к финалу его из 25 человек осталось 19. Кто-то из будущих пилотов не справился с сессией, кто-то был отчислен за пьянку или самоволку, у кого-то из платников просто тупо закончились деньги. А вот эти двое пропали внезапно и без объяснения причин. — А в кого они превращались, ты не знаешь?
— Я? — удивился мужчина. — А как я могу это знать?
— Ну, про Ярченкова-то тебе было известно.
— Сравнила! С Александром Владимировичем мы полжизни вместе проработали в училище: сначала инструкторами, потом преподавателями, тут поневоле догадаешься. А своих одногруппников ты сама должна знать лучше, чем я…
Оля задумчиво почесала нос.
— Но вообще, обычно ведь по внешнему виду человека можно предположить, как выглядит его животная ипостась, да? — девушка улыбнулась. — Ты и правда на лиса похож. А Ярченков — на пса, его даже все так за глаза и называют.
— Ну, тогда те двое отчисленных смахивали один — на барсука, другой — на филина какого-нибудь, — фыркнул Чернобурцев. — На самом деле, я ни разу не задумывался над тем, кто на кого похож… Наверное, творческого подхода мне не хватает. Если так рассуждать, у вас еще двое курсантов очень котов напоминают. Хитрых, вальяжных, ленивых и на-аглых!
Ольга рассмеялась, узнав в описании двух самых взрослых одногруппников: Людку и ещё одного Олега. Что-то кошачье в их манерах определенно проскальзывало.
— Между прочим, во всяких средневековых легендах оборотни представлены невероятно соблазнительными и сексуальными существами, — заметила Ольга.
— Ха! Да у них там все, кто не ползал на брюхе перед церковниками и феодалами, опустив глазки долу — соблазнительные и сексуальные! — фыркнул Сергей Алексеевич. — И на кострах потом горели только так… А теперь эти люди учат нас толерантности и правам человека.
— Ладно, я поняла, что Европу ты не любишь, — пожала плечами будущая летчица. — А азиатский фольклор? Японские лисы-оборотни кицунэ, например, прикидывались сказочными красавицами, соблазняли всяких студентов… Думаешь, просто так?
— Посмотри на студентов с моё, и сразу станет ясно, что их особо и соблазнять не нужно! — преподаватель воздушного права был неумолим, оседлав любимого конька. — Ведь любой дурью готовы маяться, только бы не учить ни черта. Игры, пьянки, гулянки, киношки… А ты говоришь — красавицы! И зря смеёшься, между прочим! Я сам студентом был, что ж я, не знаю что ли это все…
В этом месте Чернобурцев озорно прищурился и как-то совершенно по-лисьи подпрыгнув на месте, опрокинул хохочущую девушку на диван, сразу же нырнув головой ей под домашнюю футболку.
— Ой, лис! Ха-ха-ха… — девушка извивалась всем телом от щекотных поцелуев, — Ты… Ты студентом не был же… Курсантом только…
— А невелика разница… Такой же был разгильдяй… — донеслось из-под трикотажного полотна. Слегка прикусывая кожу на мягком животике любимой девушки, мужчина стянул с нее пижамные шортики и переместился ниже, покрывая нежными укусами бедра и низ живота. Ольга уже не хихикала, а тихо постанывала, путаясь пальчиками в кудрях на темени любовника. В момент, когда длинный горячий язык скользнул меж малых губ, раздвигая вход, девушку словно электрическим разрядом прошило: она дернулась всем телом, и сильно вжала кончики пальцев в затылок любовника, словно умоляя о продолжении. Довольный коварный смешок дался Сергею в этой ситуации ценой немыслимого усилия: вкус и запах любовных соков самочки действовал на лиса-оборотня примерно так же, как чистый кокаин — на старого наркомана. Хотелось просто бесконечно тонуть в этом аромате, зарыться лицом, целовать, слизывать прозрачные тягучие капельки, перелистывать нежные влажные складочки языком, ловить ритм пульсации крови и сокращения нервных окончаний в набухшем бутончике клитора. И, конечно же, слушать стоны и всхлипы блаженства, то успокаивающе скользя раскрытой ладонью наощупь по напрягшемуся животику, то погружая сложенные пальцы внутрь, в море острой устричной слизи и медленно массируя ребристые стеночки, источающие этот восхитительный запах.
Шортики вместе с бельем уже давно валялись на полу, надёжно охраняемые угнездившимся на них котом, а разведённые в стороны девичьи коленки вздрагивали точно крылья потревоженной бабочки. Сомкнуться окончательно им не давали лишь сильные мужские руки, возлежащие на внутренней поверхности бедер. Самозабвенно лаская языком и губами чувствительную плоть, мужчина раз за разом доводил любимую до всплесков острого, богатого оттенками наслаждения, слившихся для нее в один непрекращающийся множественный оргазм. Собственное имя, прерываемое стонами и всхлипами из ее уст, сейчас казалось оборотню чем-то бесконечно чужим, но все же приятным, ибо означало, что эта прекрасная самочка хочет именно его. Знать об этом было восхитительно.
— Серёнь… — изнемогающая от ласк девушка всё-таки сумела достучаться до остатков человеческого разума своего любимого мужчины. — Я хочу, чтобы и ты тоже…
Повинуясь усилиям маленьких сильных рук, Сергей переместился к лицу Ольги, и сразу же принялся целовать пересохшие раскрасневшиеся губы, давая девушке возможность попробовать ее собственный вкус. Увернувшись от ладошек, что попытались стереть эти прекрасные соки с его подбородка и щек, мужчина прикусил мочку и выдохнул в маленькое ушко:
— Перевернись на животик.
Не без труда сомкнув колени, Ольга одним гибким слитным движением перекатилась на покрывале, открывая взору круглые ягодицы и соблазнительный прогиб узкой спинки. Избавившись, наконец, от надоевшей одежды, Сергей толкнулся изнывающим от долгого возбуждения членом в заласканную и все ещё пульсирующую любовную норку своей самочки, туго и жадно обхватившую его плоть. Острота контакта в этой позе была настолько сильной, что мужчина быстро отказался от намерения успеть ещё разок довести девушку до оргазма: долгое возбуждение искало немедленной разрядки. Словно бы в подтверждение этой мысли горячая ладошка зарылась в волосы на его затылке, исступлённо лаская шею и верхние позвонки, а охрипший от стонов голос сбивчиво прошептал в подушку:
— Серёнь, пожалуйста, не сдерживайся… Я на сегодня точно овощ… Просто… Возьми меня, как тебе хочется. Я хочу, чтобы ты теперь…
— Щас… — Сергей накрыл обе ее кисти, безвольно лежащие на покрывале по сторонам коротко стриженной головы, плотно переплел пальцы со своими и на несколько мгновений замер, прислушиваясь к ощущениям. Внутренний лис извивался на поводке человеческой силы воли, скулил и возбуждённо потявкивал, требуя сейчас же отпустить его на свободу. И мужчина, ухмыльнувшись хитрым выкрутасам, с довольным вздохом ослабил поводок. Толчки быстро набирали темп и амплитуду, нежность уступала место бешеной животной страсти, жар в паху скручивался в тугой клубок, заставляя взгляд расфокусированных глаз плыть, не различая деталей. В заключительной точке своего безумия оборотень со стоном сжал зубами короткий ёжик волос на загривке самочки, всем весом прижимая ее к кровати.
— Ам…мм-мм… — отупевшая и абсолютно счастливая Ольга нежно провела пальчиком по спинке острого носа любимого мужчины, по ямочке над верхней губой. И, прижавшись вплотную к его уху, шепнула. — Всё-таки в средневековых легендах про оборотней обошлось без вымысла. Если судить по моему экземпляру…


***


      Проходя утром с собаками по извечному маршруту прогулок, невыспавшаяся, но довольная после вчерашнего Ольга наткнулась на Людку, ту самую одногруппницу, о которой вчера зашел разговор. Жила она в соседнем доме, что стоял параллельно железной дороге, воспитывала четырех своих кошек и попутно подкармливала, лечила и пристраивала бродячих. В это утро Людка бочком подбиралась вдоль теплотрассы к бело-рыжей доходяжке в густых соплях с залепленными гноем глазами. Кошка отвлеклась на принесенную еду, опустила грязную мордаху в миску с кусками котлет и сарделек, и в тот же миг над нею сверкнул стальной иглой шприц с антибиотиком. Игла вошла в тощую холку, плюнула под кожу лекарство и покинула тело животины так быстро, что хвостатая пациентка даже не успела возмущенно заорать «мяу!». Довольная девушка надела на иглу колпачок и встретилась глазами с Ольгой.
— Привет! Утренний моцион? — улыбнулась она, кивая на Рокки и Ренар, прямо-таки рвущихся со шлеек, чтобы облизать первого встреченного за сегодняшнее утро человека.
— Угу… — кивнула Ольга. — Пока Геббельса не вывели. Опять истерика будет.
— Ну, так кроме Геббельса тут целая стая бегала недавно, — фыркнула Людка и… осеклась, увидев, как заледенели глаза одногруппницы.
— Да нет больше никого… — выплюнула та, отводя взгляд. — Потравили же всех. Суки…
— Когда? — подвижное лицо «кошачьей мамы» приняло жалкое выражение. Может, она и недолюбливала собак за их вражду со своими подопечными, но не настолько, чтобы радоваться мучениям и гибели невинных живых существ. — Сегодня?
— Не, не сегодня, несколько дней назад. Я как раз с тренажера шла, услышала, как они кричат…
— Ой… — Людка села прямо на трубу теплотрассы. В уголках глаз начали собираться слезы.
— Пять собак, все в судорогах… Я к тебе метнулась, думала, у тебя что-нибудь есть из антидотов, но тебя дома не было.
— Как это «не было»? — возмутилась девушка, тряхнув длинной челкой. — Я по ночам нигде не шляюсь, вообще-то!
— Не знаю, я стучала-стучала, а за дверью одни кошки только орут дурниной, а больше нихрена.
— А… — слезы мгновенно высохли, Людка быстро взглянула на Олю, и закусила губу, — а когда это было?
— Несколько дней назад, — терпеливо повторила та, и вдруг сама от себя не ожидая, издевательски добавила: — В полнолуние.
      Да, делать рожи кирпичом Людке еще было учиться и учиться. Богатая мимика лица и так жила отдельно от хозяйки, а в тревожные моменты вообще с цепи срывалась. Выдержка ноль… Вздрогнула всем телом, заморгала, вытаращила глаза, сжала губы, еще и носом умудрилась дернуть. Ну хотя, такого размера носом грех не дергать время от времени. Все понятно…
— Ну… да, — вздохнула девушка. — Только кошки. Я при всем желании не могла в ту ночь тебе открыть, правда. Потому что…
— Слушай, хотела тебя спросить… — Ольга протянула руку к уху «кошачьей мамы» и тронула серебряное колечко серьги. — А как ты серебро носишь?
      Резкая смена темы повлияла на Людку благотворно.
— Никак, — криво усмехнулась та. — Это хирургическая сталь с родиевым покрытием. И кольца тоже, от греха подальше, даже обручальное.
— Ясно… — в голове Ольги крутилась какая-то мысль, но мозг не до конца проснулся. К тому же со стороны двора раздался хриплый лай и приглушенная матерщина: Геббельс и его безмозглый двуногий придаток, чтоб их! Услышав эти волнующие звуки, две крошечных собачки взвились в боевой стойке монахов Шаолиня и, дико пуча глазки, рванули на врага. Их не смущало, что ротвейлер может даже и зубы в ход не пускать, а просто сесть на каждого по разу, ломая хребет. Их вообще ничто не смущало в обществе любимой хозяйки.
— Ой, ребятки, валите-ка вы отсюда, — скороговоркой шугнула кошек Люда. — Да и вы тоже шли бы, кстати. — Теперь она с иронией смотрела на боевых собачек, хрипящих в шлейке от нестерпимого желания начистить бровястую харю ротвейлера.
— На парах увидимся! — крикнула Ольга, удаляясь по аллее Авиагородка.

      Только ближе к концу третьей пары, стоя в очереди в столовую, Ольга вспомнила, что именно показалось ей подозрительным. Чернобурцев утверждал, что оборотней в Ольгиной группе нет. Или он перепутал, в какой группе учится Людка, или просто не почуял… Но разве такое возможно? Чтоб этот старый лис, да не унюхал кошку? Да еще у себя под носом, на самой первой парте? Ну, или не унюхал, а как они там своих различают, по энергетическим полям и ауре?
      Сев с подносом за один столик с Людкой, Ольга решила прояснить этот вопрос.
— Слушай, а ты чуешь таких как ты? Ну, в ближайшем окружении….
Карие глаза посмотрели с укоризной.
— Окружение натуральное! — кивнула она, закусывая котлету соленым огурцом. — Со всех сторон окружили уже, собаки страшные…
— Не только собаки! — возмутилась Ольга.
— Ну пёс, лис — невелика разница! — скривилась курсантка-оборотень. — Все равно не наши они.
— А ну да, ты же кошка! — улыбнулась ее собеседница.
— Не просто кошка! — важно подняла палец Людка. — Я прямой потомок казанских котов, между прочим.
— Что за казанские коты такие?
— Ммм… это была личная гвардия шаха Али* (*шах Али-хан — В 1519 году был приглашён на казанский престол аристократией ханства. Постановка Шах-Али на престоле произошла по настоянию Москвы. В апреле 1519 года при церемонии постановки на престол присутствовал русский посол Фёдор Карпов, который активно вмешивался во внутренние дела ханства, подменяя правительство, что вызвало недовольство новым ханом и привело к его свержению весной 1521 года. В сентябре 1532 года шах Али-хан получил Каширу и Серпухов, куда и отбыл. Однако, уличенный в связях с Казанью, в январе 1533 года был сослан в Белоозеро, где оставался в заточении до конца 1535 года. Но больше самого хана пострадали его люди. В июне 1535 года людей Шах-Али порядка 80 человек посадили в тюрьмы. Их морили голодом, а тех, кто не умер своей смертью, казнили. Их жен и детей насильно крестили зимой 1536 года. Дважды занимал казанский престол, второй раз с 1546 по 1552 годы. В общем, не самый удачливый правитель в истории — прим.автора, цитата из Википедии) Состояла полностью из оборотней. Там дело плохо кончилось, в итоге, умерли все. Ну да, естественно умерли, дело-то в 16м веке было, хе-хе… Но потомки до сих пор живут. В том числе и тут недалеко, в Касимове.
— Ладно, — не стала спорить об истории Казанского ханства москвичка Ольга. — Коты так коты. Значит, поэтому ты Ярченкова и Чернобурцева не любишь? Потому что они псовые?
— Псовые они! Я вон и к Димончику тоже страстью нежной не пылаю! — фыркнула девушка, покончив с первым и вторым блюдами и принимаясь за компот. Не забывая, впрочем, аккуратно собрать в контейнер мясные кусочки для своих мяукающих подопечных. — Хотя он не псовый ни разу…
— А… а какой? — Ольга от возбуждения подалась вперед так резко, что чуть не боднула подругу в лоб. — Он что, тоже…
— Заяц, — кивнула девушка, вылавливая вредную урючину вилкой из стакана. Та уворачивалась как живая. — Или кролик. Какая-то мелкая тварь дрожащая, короче. А, ну вот, дело не в видовой принадлежности! А просто они оба зануды! Что Черныш, что Пёс… ух, блин! Ты куда?
— Так… в ГУКе в аудитории телефон забыла! — соврала Ольга, опрометью выскакивая из-за стола. — Пока не опечатали, забрать надо!
      Охренев от обилия новой информации, на ходу впрыгивая в ДС-ку, Ольга неслась на всех парах к главному учебному корпусу, так что НАТОвский рюкзачок стучал по спине.
Найти Чернобурцева и сообщить ему некоторые особенности мелких оборотней…мелкотравчатых!
Взлетев по ступеням крыльца с колоннами, девушка шмыгнула мимо поста дежурного курсанта, и… в повороте вписалась на полной скорости в пухлую тушку Дмитрия Владимировича.
— Симакова! Ты чего носишься по коридорам? — вопросил смущенный тенорок зама по УР, пытающийся казаться грозным, а его обладатель даже протянул было пухлые ручонки к нарушительнице порядка с намерением схватить за плечи хорошенько ее встряхнуть. Но в последний момент он передумал и так же смущенно отдернул конечности.
— Простите… — буркнула курсантка, огибая преграду.
— Накажу! — задорно крикнул ей вослед ушибленный зам. Димончик — и есть Димончик.

      В просторной светлой аудитории Ольга нашла Чернобурцева в окружении курснтов. Видимо, озвучены были результаты контрольной работы, и самые несогласные подошли посмотреть свои ошибки лично.
— Ну я же правильно написал, Сергей Лексеич! — возмущался большеглазый парень, тыча пальцем в листочек со своими ответами. Внизу листочка распустился аленьким цветочком жирный трояк. — Уход на второй круг выполняется в том случае, если в процессе снижения не был установлен контакт с наземными ориентирами…
— Какой контакт? Точнее? — прищурился самый педантичный и принципиальный препод на свете. Глазастый парнишка завис.
— Половой… — подсказал драматическим шепотом кто-то из приятелей и сам заржал. Сергей Алексеевич нахмурился.
— Визуальный. — Грустно ответила жертва розыгрыша.
— Визуальный контакт с наземными ориентирами, верно. А дальше вы пишете: «или движение воздушного судна не обеспечивает безопасности выполнения посадки». Это как?
      Промучив парнишку ещё минут пять и добившись от него заветного словосочетания «параметры движения», преподаватель исправил трояк на четверку и отправил искателя правды восвояси. Провожая его взглядом, мужчина увидел взволнованную Ольгу, замершую в дверях с шапкой в руке.
«Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу» — зазвучал в голове преподавателя голос Ефима Копеляна. Окружённый курсантами, он чувствовал себя сейчас как советский разведчик на встрече с женой в битком набитом фашистами кафе " Элефант». Как же хотелось вскочить навстречу любимой девушке, обнять и успокоить, но в присутствии посторонних оставалось лишь играть свою роль: никак не показывать истинных чувств.
      Дождавшись, пока рассосется толпа искателей правды, Ольга положила на стол перед Чернобурцевым тетрадь. На первой же странице красовалась надпись: " ДВ — заяц. Мелкие оборотни чувствуют лучше больших, инфа сотка.» Дождавшись, пока любимый преподаватель прочтет и поднимет на нее недоуменный взгляд, девушка достала зажигалку и, быстро проведя тетрадью над пламенем, уничтожила текст, выполненный стирающейся ручкой.
— А откуда инфа-то? — скептически поднял уголок рта Чернобурцев.
— Котики… — с непроницаемым выражением лица ответствовала Ольга. — На хвосте принесли.
— Котики, значит… — ухмыльнулся Сергей Алексеевич. — Морские?
— Казанские котики, — с нажимом поверила девушка.


***


      Вернувшись домой в общежитие, Сергей Алексеевич принялся думать. Сегодняшнее откровение любимой девушки добавило недостающие кусочки в паззл. Наконец-то поступки непримиримого охотника на оборотней обрели — нет, не оправдание, конечно, но хотя бы объяснение! Итак, Димончик — заяц-оборотень. Настоящий, интересно или просто носитель гена? Ладно, неважно. Важно то, что много лет чутье более крупных соплеменников не распознавало его истинную видовую принадлежность, в то время, как сам он прекрасно чуял других оборотней. И если бы не подвернулось удачное Ольгино знакомство с девчонкой-кошкой, то тайна молодого зама по УР так и оставалась бы тайной. И тот спокойно продолжал бы творить свои мерзкие делишки. Но теперь, кажется, есть идея, как его остановить…
      Дмитрий Владимирович, несмотря на высокое положение в училище, проживал в том же самом общежитии для преподавателей и сотрудников, где занимал комнату и сам Чернобурцев. Причем, на том же этаже. Тайны из этого Димончик не делал, но и в гости особенно никого не звал, жены у него тоже не было, и Сергей Алексеевеич даже не замечал, чтобы к молодому мужчине приходили какие-нибудь подружки. Внимательно рассмотрев снаружи окна его комнаты, Чернобурцев только сейчас обратил внимание на плотные темные шторы, какие бывают обычно в тех кабинетах, где демонстрируются фильмы. Ага… Ну, теперь ясно, от чего ты на самом деле прячешься.

      Забежав к родителям, Сергей Алексеевич как можно отстраненнее выслушал причитания матери о пропавшем без вести Кольке-спортсмене. Он не стал рассказывать ни о встрече с заплаканной женой председателя Берестянского сельского поселения, ни о разговоре с Ярченковым, ни о природе его нынешнего преемника.
— Ну, пока мертвым его никто не видел, все-таки есть надежда… — подвела итог Ксения Петровна.
— Конечно! — горячо заверил ее Сергей Алексеевич, стараясь не смотреть матери в глаза. Он-то видел, как дед Володя — кормилец и могильщик авиагородковской бездомной живности — хоронил вместе с прочими жертвами отравления и то, что осталось от несчастного пса-оборотня. Но вслух добавил лишь. — Надежда есть всегда.

      Любимая девушка и ее домашние животные встретили лиса-оборотня с такой радостью, словно год не видели. Рокки, Ренар и помаленьку выздоравливающий Рыжик скакали на задних лапках, расшвыривая в своем восторженном собачьем вальсе любопытствующих котов и не подпуская хозяйку к телу дорогого гостя. Эта ничем не замутненная радость и теплый взгляд опершейся о дверной косяк Ольги, заставили расслабиться ум и душу. До следующего полнолуния.


***


      В коридоре общежития царил тусклый электрический свет. Трех жалких лампочек не хватало на то, чтобы ярко осветить 30и-метровую бетонную «кишку», выкрашенную темно-зеленой краской. Конечно, были еще и окна — друг напротив друга на дальних концах коридора. Но как раз вчера ночью какая-то пьяная мразь высадила оба стекла брошенными с улицы обломками красного кирпича, и теперь пустые рамы были заботливо заколочены для тепла листами фанеры. Ни единый луч полной луны теперь не проникал внутрь помещения, не тревожил животную суть лиса-оборотня. Вот и ладно! Сергей Алексеевич прищурился, хищно морща нос, и, неслышно ступая, приблизился к двери комнаты Димончика. Прошел мимо, спустился по лестнице на полпролета… и громко топая, взбежал по ней вверх и принялся барабанить в дверь!
— Кто там? — послышался из-за толстой створки сонный испуганный голос Димончика. Сергей Алексеевич нажал на кнопку воспроизведения на диктофоне, который немедленно заверещал женским голосом:
 — Соседи снизу! Открывай, зараза! Заливаете нас!!! Открывай, утопишь же людей, гад!!!
— А… эээ… сейчас…
      Внутри защелкали многочисленные замки. Чернобурцев усмехнулся: голос «разъяренной соседки» ему записала Оля. Одногруппница ее очень старалась: во всю мощь легких и богатого словарного запаса. В принципе, воплей и мата в записи было минуты на три непрерывного воспроизведения, и обороты становились все красочнее и обиднее, но, к счастью, свежеразбуженный Димончик отличался исполнительностью. Долго развлекать женскими воплями всех соседей по этажу не потребовалось. Едва лишь дверь приоткрылась на ширину ладони, и в ней блеснул встревоженный глаз замдиректора и пахнуло валерьянкой, Сергей Алексеевич быстро вклинил ногу меж косяком и створкой, и, не давая Димончику опомниться, ввалился внутрь его жилища.
— Сергей Лексеич? Вы что тут забы…
— Доброй ночи, — неприязненно перебил его Чернобурцев. — Отличное сегодня полнолуние, правда?
На пухлой физиономии хозяина отразился откровенный ужас. Он только сейчас до конца осознал, кто перед ним и чем ему это может грозить.
— Шторки задернули, я смотрю, да? — Сергей Алексеевич стремительно шагнул к окну, плотно укрытому черной тканью, и небрежно подергал край. — Подготовились? И валерьяночку выпили, небось?
В голубоватом свете ночника комната казалась огромной, а лица людей — призрачными.
— Сергей Алексеевич, в чем дело? Какого черта вы ко мне вломились ночью в дом? — молодой мужчина взял себя в руки и обрушился на непрошенного гостя с гневной речью. — Что за шутки дурацкие? Я щас полицию вызову…
— Не успеете, — задушевно шепнул Чернобурцев, протягивая руку к окну. — Шторка-то вот она. А за ней лунный свет! Знаете же, что потом случится, да? По глазам вижу, что знаете…
      Дмитрий Владимирович промолчал, лишь несколько раз глубоко вдохнул. Его застали врасплох. Растрепанный и помятый, в растянутой футболке и пижамных штанах он выглядел еще более нескладным и жалким, чем днем — в отутюженной форменной рубашке с преподавательскими погонами. Лучшее, что можно было сделать в такой ситуации — молчать и слушать. А Чернобурцев смотрел ему в глаза и негромко говорил:
— Знаете, поначалу была у меня мысль: пригласить сюда всех тех, кто пострадал от ваших действий. Ярченкова. Семью из Берестянок, лишившуюся сына. Отчисленных по вашей прихоти мальчишек-курсантов, которым вы сломали жизнь. Пригласить их всех сюда и просто отдернуть эту занавеску, чтобы природа второго тела каждого из нас взяла свое. Три собаки, барсук, филин и лис… боюсь, от вашей животной формы даже шерстинки наутро не осталось бы! Но я не судья Линч. Поэтому…
— Жизнь? Жизнь я им сломал?! — взвился Димончик, и пухлое лицо его исказилось от ненависти. — А они мне что — нет?!!!
Сергей Алексеевич, брезгливо скривившись, наблюдал за этой истерикой, но ум его работал отстраненно, фиксируя и перерабатывая информацию. Так. Кажется, у мальчишки какие-то свои счеты к оборотням…
— Твари! Мерзкие хищные твари! — брызгал слюной нынешний заместитель директора. — Вас уничтожать надо как бешеных собак! Всех!
— А вас — не надо? — ехидно поинтересовался Чернобурцев. — Вы тоже оборотень, между прочим. Или вы этот… как его, Избранный?
— Я не избранный! — вскинул двойной подбородок хозяин комнаты и губы его жалко затряслись, словно перед плачем. — Я жертва таких как вы! У меня сначала родного отца и всю теткину семью сожрали живьем! А потом в юности — лучшего друга… Ненавижу хищников!!! Чтоб вы сдохли все в муках!!! Так же, как они мучились в ваших вонючих пастях…
— Секундочку! — Сергей Алексеевич поднял руку, не то пытаясь остановить поток слов, не то — заслоняясь от брызг слюны собеседника. — По-вашему, это я убил ваших родственников? Или Ярченков?
— Не знаю… — Дмитрий Владимирович закрыл глаза и запрокинул полное лицо к потолку.
— Та-ак… — протянул Чернобурцев, ероша седые кудри на макушке. — То есть как это — не знаете? Вы не нашли за столько лет виновного и мстите вообще всем подряд?

      Икая и вслипывая, Димончик принялся рассказывать. Трагедия, унесшая жизни его близких, случилась четверть века назад. Семья тетки жила неподалеку, в деревне на самой границе с лесом. Все они были оборотнями и в полнолуние перекидывались в крупных зайцев-русаков. Отец как раз поехал погостить к сестре и племянникам в полнолуние. Назад он не вернулся больше никогда. Когда мать с двухлетним Димкой примчалась в дом родственников мужа — там уже не было ни души. По всему вышло, что семейство зайцев-оборотней засиделось допоздна за домашней наливкой и перекинулось в полном составе в ушастых попрыгунчиков раньше, чем сумело запереть входную дверь. Луна позвала своих пленников, и, влекомые ее лучами, зайцы радостно поскакали в лес — навстречу своей гибели в когтях хищников…

— Сочувствую. — Откашлялся Сергей Алексеевич, выслушав историю о безрадостном детстве меленького Димончика. — Но все-таки хочу прояснить: ваших родственников убили именно другие оборотни? Или обычные лесные животные? Этого вы тоже не знаете?
— А какая мне разница? Мне? Какая разница, обычные или необычные?! Твари грязные… — снова затянул свое этот так и не повзрослевший мальчишка, и Чернобурцеву пришлось, преодолев брезгливость, сгрести того за пропотевшую футболку и хорошенько встряхнуть. Несмотря на разницу в росте почти на две головы и заметный проигрыш в весе, этот маневр ночному гостю удался: Димончик мотнулся взад-вперед как куль с песком и умолк.
— Вам-то, может, и никакой разницы, — свистящим шепотом проговорил меж тем Чернобурцев, вытирая руки о занавеску. — А ни в чем не повинным людям и животным? Им за что досталось?
— А моим тете Варе и дяде Косте за что?!
— А ничего, что тете Варе и дяде Косте берестянский председатель и Александр Владимирович не сделали ровным счетом нихрена плохого?! Они их не знали даже!!! В лицо не видали!!! Ни летом 79-го, ни вообще когда-либо в жизни. Это ты понимаешь, а? Что, мать убитого тобой Кольки из Берестянок тоже должна была всех подряд начать резать за смерть сына? Найди виновного и ему отомсти, а других не трогай, идиот мелкий!!!
— Не ори на меня!!!
      Осмелев на своей территории от повышенных тонов, Димончик решил перейти на «ты», а заодно — в наступление — и толкнул оппонента. В человеческом облике он был сильнее и крупнее, да и существенно моложе, хоть и изрядно заплыл салом. Худощавое тело гостя потеряло равновесие и отлетело в угол, сшибая собой ночник, а хозяин бросился бежать. В два прыжка он преодолел расстояние до двери в коридор и принялся шарить по ней в поисках замка. Свет включить он не успел, поэтому наощупь искал защелку и… замер, увидев, что на гладкой поверхности двери появился новый объект. Солнечный зайчик… Вернее, лунный.
— Не советую суетиться, Дмитрий Владимирович, — прозвучал за спиной усталый голос преподавателя воздушного права. — Оборачиваться тоже не рекомендую. Не хотели говорить лицом к лицу — будете теперь слушать затылком.
Стоя посередине комнаты, Чернобурцев одной рукой держал занавеску, второй — сжимал подобранную с пола селфи-палку, в которую был вставлен хозяйский телефон. Полированная поверхность черного экрана оказалась отличным зеркалом, позволив лису-оборотню повторить подвиг Персея о Медузе Горгоне* (древнегреческий миф рассказывает о том, как герой Персей смог победить Медузу Горгону, чей взгляд обращал все живое в камень: в момент сражения Персей смотрел не на саму противницу, а на ее отражение в своем отполированном до зеркального блеска щите, и тем избежал убийственного взгляда — примеч.автора). Оставаясь в спасительной тени шторы, он собрал и направил всю мощь лунного света чуть левее белобрысой ушастой головы противника.
— Уберите… закройте штору, прошу… — голос зайца-оборотня дрожал и менял тембр.
— Закрою. Как только вы отойдете от двери. — Чернобурцев был непреклонен. Пришлось подчиниться.
      Тяжелая ткань под собственным весом мягко качнулась, возвращаясь на место. Стало темно, но ненадолго. Вместо разбитого ночника комната осветилась светом потолочной люстры: будучи хозяином точно такой же комнаты, Чернобурцев быстро сориентировался, где у соседа включается верхний свет.
— А теперь слушайте меня внимательно… — он строго посмотрел на Димончика, по-детски заслоняющего рукой глаза. — Завтра же вы напишете заявление об увольнении по собственному желанию и отнесете его директору. Сочиняйте что хотите, но через две недели вас здесь быть не должно.
— Но…
— Нет. Ваши детские травмы слишком дорого обошлись непричастным к ним людям и животным. Я не психолог, помочь здесь не могу. Но вы явно не на своей должности. По-хорошему, я бы просто мог перекинуться и придушить вашу животную форму, но вместо этого готов дать последний шанс. Исключительно из уважения к вашему горю.
      Заместитель директора по учебной работе тяжело опустился в кресло, глядя в пол.
***

Эпилог:

В маленькой квартирке старшего поколения Чернобурцевых собралось непривычно много народу: родители и оба сына, младший – с супругой. Праздновали новую должность Сергея Алексеевича, назначенного вместо сбежавшего Димончика заместителем директора по учебной работе, пока еще с приставкой «врио». Ну и праздновали тоже скромно: чаем и пирогами.
Супруга младшего брата Михаила – психолог – с интересом следила за выражением лица Сергея, то и дело с улыбкой читающего под столом Ольгины СМС-ки. Но вслух ничего не говорила, уважая право человека на личные тайны. Причем уважала она эти личные тайны настолько, что до сих пор ничего не знала ни об оборотнях вообще, ни о видовой принадлежности своих свёкра и свекрови, ни о жестокой войне против им подобных. О долгой и кровопролитной войне, которой Сергей Алексеевич лично положил конец. Кстати, первое, что он сделал после изгнания самого главного «охотника на нечисть» - это позвал Ярченкова вернуться назад в училище. Тот отказался. В принципе, выбор у директора и так был невелик, потому и пал на Чернобурцева. Все остались довольны. В том числе и оборотни: с таким защитником им снова было нечего бояться! Бездомное зверье под покровительством Ольги и кошки-оборотня Людки воспряло и сыто закурчавилось, перестало шарахаться от людей и прятаться по подвалам. Всегда сытые и заботливо вылеченные от болячек кошки и собаки с достоинством гуляли по зеленым аллеям Авиагородка как полноценные соседи человека. И только семье Берестянского председателя никто не мог вернуть погибшего сына Кольку… Как и еще нескольким семьям псов-оборотней, которым не повезло оказаться на улице в ночь полнолуния…

- Ты торопишься, Серёнь? – спросила мать, заметив, что сын то и дело поглядывает на часы.
Сергей Алексеевич замялся. Распространяться о своем романе с курсанткой в присутствии младшего брата и его жены старый лис не собирался от слова «совсем». Ладно еще родители, они сами уже обо всем догадались. Но Мишку и его психологиню личная жизнь старшего брата точно не касается.
- Да, я же все насчет покупки квартиры в соседнем доме думаю... Хожу, смотрю. Вот как раз встреча с продавцом.
- А-а, в соседнем? – понимающе улыбнулась Ксения Петровна - Ну беги, конечно.
- Квартиры… Цветов купи! - по-лисьи фыркнул вослед старшему сыну Алексей Данилович.


/01.04.2019-27.04.2019/ Сасово-Рязань