В разные времена, лечащих да видящих называли по разному. Буду называть их ведающими. Страна большая, земли много, фельдшериц да фельдшеров на всех не хватало, «а коль приспичит скоро, то и стесняться некогда» - бежали к Мане. Во всяком поселение такая Маня проживала, «знающая да ведающая». Когда фельдшерицу поможет дождаться, а когда и сама справится. А животину, так вовсе лечить было некому, а если «с каждой хвори тёлку забивать, так и коров не напасёшься».
Старенькая, сухонькая, худенькая старушка. Жизнь повидавшая, со всех её сторон. И барыне прислуживала и вольной ходила - хлебушка просила. И «деток нарожала не мала», да «кого голод да холод забрал, а кого война окаянная». От того и сгорбилась раньше срока, да и волосы из кучеряшек плетьми повисли, как лунь белые. «И сколь раз о смерти молила», да видно рок такой, по земле ходить.
На тропинке от колодца, идущей в гору, баба Маня ворочала валун с человеческую голову, пытаясь отодвинуть его поодаль на обочину. Баба Маня к колодцу по тропинке ходила каждый день – «водицы испить, да приглядеть за колодцем, чтоб люди негожие воду не испортили». За водой-то на лошадях, понизу, ездили, но баба Маня «по старинке на прямик». Приучили так, с детства. Вода из колодца под горой, вытекала ручьем в левады, а там в речку. Летом в колодце жила пара линей. «Чем питались бог ведает. толи тину объедали, чтоб колодец не затягивала, толи травку со дна … толи мошек, да комаров с воды подбирали». Да только, если с рыбками всё в порядке – «знать и вода чистая да пригожая».
- Баб Мань, на што тебе это булыжник сдался. Всю жизнь лежал, не трогала, а тут на-тебе на старости лет вздумала?
Ничуть не обидевшись, баба Маня отложила свое не легкое дело и очень внятно ответила.
- Петька заглядится, да воду расплескает, а там пацанва сад подожжёт.
- Да где?
- Да на опушке, у Ерёмкиной балки.
- Да там же не ходит никто!
- Ты мне не перечь. Помоги лучше валун сдвинуть.
С бабой Маней в поселение никто не спорил. Лучше уступить, чем потом на каждом углу оправдываться.
- Выше, выше тяни, туды, в сторону положь. Вот и ладненько.
И всё. Как и не было ничего. С кряхтением разогнула свою старую спину, на сколько смогла, да так и двинула в гору, глядя в землю.
- Баб Мань? Можь ещё что помочь?
Ну это так, на всякий случай, вдруг старушку обидел.
- Иди себе с Богом. Вам молодым вечно «неймётся».
Ну иди - так иди. Обогнал Бабу Маню и быстрым шагом дошёл до дороги. Но вот, как-то не спокойно. Может и правда «неймётся». Время есть. Добегу до Ерёмкиного яра.
«Ерёмкиной» - балку прозвали от того, что как перепьёт Еремей Михайлович, так в балке ночует. Чего его туда тянуло, никто не знал. Один раз, чуть не замёрз там, зимой в сугробе. Та же, баба Маня его и выходила. С той поры, зимой ни грамму спиртного в рот, ни под каким предлогом. Только после того как травка позеленеет.
Ах какие, всё же места чудесные. Лето вроде только началось, а по старому сухостою уже ковыль стоит. Ещё недельку и зацветёт. Запах разнотравья, прогнал суетливые мысли. Всё потом. Всё потом. Как жаль, что это всё скоро закончится. Палящее солнце выжжет степь. Трава окрепнет и станет жесткой, а где и просто выгорит. Останется только полынь, да колючка . Той, вообще всё нипочем, только бы зима быстрее стихла. Вот с такими мыслями и дошёл до сада. Яблоневый сад, слегка заросший травой, а кое - где и кустарником, тянулся вдоль Ерёмкиной балки. «Перезимовал милый». Сухостоя почти не видно. На веточках появились первые завязи. Отцвёл сад уже. Эх, надо бы раньше приехать. Это же незабываемое зрелище, когда цветёт яблоневый сад. Опять нахлынули воспоминания. Как ордой бегали в колхозный сад, зелёные «яблоки тырить». Как сторож Степан, гонялся за нами с палкой. Как бабка Нюся, потом хворостиной «охаживала», приговаривая: «Стёпке не яблок жалко, а то что вы ироды ветки ломите». Как дед заступался:
- Ну, чё ты. Ну чё, хватит старая. Он всё понял!
Эх, какие старики были! Хорошие! Из нас, дурней, людей вырастили. Да вот, только понятие об этом, почему-то, сейчас приходит.
Обошёл сад сторонкой. Никого нет. Сторожка обвалилась. Только кое-где тропки в траве проглядывают. Лисы ходят. Человек уходит, зверь приходит. Зверю всегда есть дело до брошенного человеком. Видно, баба Маня что-то напутала. Слова плохого сказать на бабу Маню, язык не поворачивается. Сторожил местный. Хотя, тут пожалуй одни сторожила и остались. Умирает селение. Скоро вообще никого не останется. Стариков, у которых дети в городе, уже давно в город и забрали. Остались только самые упорные, да жилистые.
Время побывки подошло к концу. Утром в сельмаге, в очереди, неожиданно стал свидетелем разговора Марии Сергеевны и тёти Дуси.
- Ты представляешь, Дусь, мой Петька, вчера прибежал домой под вечер, говорит: «Лупи меня мамка, орать не буду!» Это, мой Петька-то!
- А что случилось-то?
- Да сад, чуть колхозный не подожгли. Говорит, решили картошки сварить. Петька мой, с поилки упер кадку, побежал за водой в колодец. А Сергей с Пашкой, Миткины, ждать не стали, решили попечь картошку. А трава-то старая и занялась. Хорошо, Петька с водой поспел. Да догадались рубахами мокрыми огонь сбить.
- А-я-я-й.
- Вот и я говорю, ая-яй. Миткины-то, своих сразу отлупили. Черные пришли домой, как черти. Рубахи порванные, в подпалинах. Не упрятали, не успели. А я, не знаю что со своим делать. Никогда такого не видела.
Потом, они ещё что-то обсуждали. Вспоминали, какими были. А в голове только одна мысль вертелась: «Вот она магия какая. Настоящая, тихая и не заметная. Ведь права была, баба Маня, вчера: «Если б Петька с бадяжкой, споткнулся о валун, сгорел бы колхозный сад».
P.S. если бы этот рассказ представлял собой какой-то интерес. мне хотелось бы посвятить его тем "незаметным" людям благодаря которым мы вырастаем "большими" и "что уж греха таить" забываем про них ....
NAVI. 22.05.2019.