Мария Ивановна... Классика русских имени и отчества. Марьванна.
Близкие её звали Маруся. Тётя Маруся.
Внешность?
Среднего роста. Плотненькая вся, но не толстая. Волосы тонкие светло-русые, на моей памяти уже редкие (но с какой гордостью плела она свою косицу и закалывала её "калачиком" на затылке!). Глаза светло-голубые, умные, хитрые)). Овал лица - репкой. Нос - утицей. Уши с удлинёнными от тяжелых серёжек мочками. Шея крепкая, не длинная. Руки, ладони раздавленные работами, как вываренные, но ловкие, проворные. Ладненькая такая вся. Всё как надо, хоть и без особой красоты.
Ходила как индеец. Ногу вперёд выставляла не прямо, а с еле заметным косолапым поворотом, внутрь шёл носок, не наружу. Мы с братом её походку называли "крабьей", и немало этому веселились.
Происхождения Маруся была самого простого - из крестьян Московской губернии Волоколамского уезда. Но простой при этом не была. Много в ней было характера, природного быстрого ума(хоть читала совсем чуть и писала печатными буквами), умной хитрости.
Бог не дал ей ребёнка. Что-то там не так было с мужем по этой части. Времена далёкие. Говорилось всякое. А я обойду молчанием, поскольку толком ничего не известно.
Ну и, понятно, не имея возможности родить своего ребёнка, и зная точно, что не будет, она всем сердцем, всей душой повернулась к нарождающимся мальчикам и девочкам своих близких, кровных.
Братишку моего младшего, Серёжу, любила тётя Маруся просто без памяти, она в те поздние свои годы очень подолгу жила у нас, помогала. Родители были все в разъездах - рейсы, экспедиции, командировки...
Чего хотел Серёга - это святое, нужно обязательно достать. Даже кошку белую, так приглянувшуюся братишке, она украла и в дом принесла. Вслед за кошкой пришла хозяйка (значит увидел кто-то как тётя Маня животное пёрла). Но тётя Надя, владелица кошки, хорошей была женщиной, пушистую свою забрала, а в утешение сказала, что кошка плодная, и одного котёнка она обязательно подарит Серёже. Так и получилось. Котёнок тоже беленьким родился. Назвали Никой. Брат мой страшный был кошатник всю жизнь.
А вот мои с тёть Маней отношения складывались очень сложно, я была девочка - "оторви да брось", хулиганистая, авторитетов не признающая, ласковым телёнком способная быть лишь с одной бабой Олей, папиной матерью. Правда, разглядывая взрослой уже, старые фотографии, где тётя Маруся держит меня, ещё маленькую, на коленях, я увидела и радость и нежность в её взгляде.
А потом, видимо, моя самостоятельность, упрямство, и нежелание быть "хорошей девочкой" надолго развели нас, установили расстояние для общения. Надо ли говорить КАК я сейчас об этом жалею?!
У тёти Мани была прекрасная память. Она помнила старину, события, держала в памяти все родственные связи, и не просто держала, а при малейшей возможности, или даже сама создавая подобную возможность - знакомила всех нас, родственников, друг с другом, сводила вместе, прописывая в мозги - это тот-то, а эта из тех-то, а эти нам приходятся троюродными, помни, они ведь родная кровь!
Возила в ближнее Подмосковье. Водила меня и брата по московским арбатским родственникам.
Там интересная семья такая была! Гусевы.
Они когда из Подмосковья в Москву перебрались, дали главе семьи две комнатёнки, первый этаж, вход со двора, в одном из старых домов, вроде бы тоже Большого Афанасьевского переулка(улица Мясковского в советские времена).
А женская часть семьи (две сестры), обустроились, огородились (была там из-за проекта такая возможность), и зажили себе, дальше арбатских магазинов носов не высовывая. Вот тётя Маруся на них сердилась. Шипя, как кошка, говорила мне
- Подумай только, Ариша, живут так, что в хорошую ночь бой курантов слышат(а это полная правда тех лет, и для того переулка), а на Красной площади не были не разу!
Не выдержала тётиманина душа, и в один раз всё же вытянула она сестёр, сводила к Кремлю... Чтобы знали красоту.
Как-то, когда живший под Ригой, в Елгаве, племянник Леонид купил "Волгу", и обсуждал с тётей Марусей в Москве, куда бы на новой машине поехать, она, удивлённо всплеснув руками, выдала
- А что ж здесь думать?! К Владику поезжай в Геленджик, со всей семьёй. И детей познакомите, и машину проверите, и на море отдохнёте.
С той поры и до сих пор - самый мой родной и любимый братик это Лёня Судов, так сдружились, а ведь троюродные.
А мы-то с Серёгой от юности и небольших умов похохатывали тогда, в глупости нашей, над ней потихоньку (правда без злобы) в вопросе родственных привязанностей, чувств и идей собирательства родни. Даже дали ей вполне уважаемое прозвище - Тётя Маруся - Всеволод Большое Гнездо.
За ней бы писать и вопросы задавать, да поздно пришло желание. Нет её давно, умерла в середине семидесятых годов.
Очень ревностно, любовно относилась тётя Маруся к своему мужу - Алексею Павловичу Молчанову, и к памяти его. Гордилась им. Рассказывала мне какой он был умный, грамотный, основательный, добрый... Список положительных черт супруга можно продолжать до бесконечности.
Отец мой тоже говорит, что Алексей Павлович был замечательный мужик. Из подмосковных. Стрелецкая Слобода Волоколамского уезда. Там Молчановы были из первых фамилий. Видная семья.
- Он был очень грамотный.
так говорила о муже тётя Маруся.
- Сколько жили, ни разу руку на меня не поднял. Злого слова от него не слышала.
- А я что, я девчонкой была, когда замуж за него вышла. Многого не понимала, не знала. Всему меня научил. Всё показал. Иное и вспомнить теперь грех... Как могла такой быть?!
Как-то привезли нам сена воз, а Алексей Павлович в лавке занят. Вот и говорит мне
- Полезай, Маруся, на сено, да домой его вези. Я и залезла. Совсем ещё недолго я тогда его женой была, молодая совсем. Он так глянул на меня, как-то непонятно. А домой пришёл и спрашивает потихоньку
- Маруся, а ты что, панталонов нет у тебя?
А я головой машу - нет и не было никогда.
Взял меня Алексей Павлович за руку и привёл в лавку. Заказал льна, ситца купил. Повёл к портнихе, и говорит ей
- Я тебе жену свою привёл, ты сшей ей штанов, и выкройки покажи, как самой потом шить...
Рассказывала мне это тётя Маруся, а сама светилась от гордости - какой у неё был умный, добрый, замечательный муж.
Он действительно был стоящим человеком, Алексей Павлович. Племянник у него жил всё время, немтырь и умишка чуть. Никому был не нужен, ни мамке своей, ни другой родне. Большой, красивый(я его на фотографии видела), безобидный. Шпыняли его все. А Алексей Павлович забрал себе, и всю жизнь у него прожил этот довольно беспомощный человек.
В середине семидесятых поехал отец в Москву, в очередную командровку. Останавливались мы всегда у тёти Маруси. Она тогда жила уже в Николопесковском переулке, там где вахтанговский театр. Приехал к тётке и увидел, что совсем она стала плоха. Ходит по коридору по стеночке, а комнату найти не может. Привёз её отец из Москвы уже ничего не помнящей, бродящей по квартире слепым котёнком. Несколько месяцев мама, и приехавшая из Орска помочь ей бабушка, ухаживали за тётей Марусей. И днём, и ночью, по очереди. Как сил у них хватило?
- Всё, Руфа, сегодня Маруся умрёт
сказала в один из дней баба Оля, выйдя из спаленки, где лежала больная
- Почему сегодня?
- А пойдём. Посмотри - обирается...
тётя Маруся, ничего не видя и не слыша, находясь рядом с нами лишь телом своим, водила по сорочке, голове, одеялу, ищущими и собирающими что-то пальцами.
Ночью ушла. Тихо. Без мук.
Похоронили её у нас в Геленджике на Старом кладбище.