Омут

               
                одноактная пьеса











                Действующие лица:


Лавров Олег Юрьевич, психиатр, 57 лет
Игорь, его пациент, 19 лет
Лиза, дочь Лаврова, 25 лет




                Действие происходит в кабинете Лаврова.



Занавес открывается. На сцене – привычная обстановка кабинета врача. Лавров, крупный дородный холеный элегантно одетый мужчина, сидит за своим столом, нетерпеливо поглядывая на часы. Слышится стук в дверь.

Лавров (громко): Войдите!

Появляется Игорь. Он выглядит младше своих лет, ему можно на вид дать и пятнадцать за счет невысокого роста, сутулости,  субтильного телосложения и кажущейся невинности выражения еще совсем детского лица. Впрочем, как только он начинает говорить, впечатление меняется.

Лавров: Ну, наконец-то! А я уж думал…
Игорь (подходит к столу и садится на стул напротив Лаврова): Нет-нет, я не прекращаю визиты к вам, Олег Юрьевич… В прошлый раз…
Лавров: Игорь, я одного не могу понять, это позиция вашей мамы или все-таки ваша? Кто из вас считает, что от психического расстройства можно вылечиться без таблеток? Вы начитались каких-то статей в интернете, что ли?
Игорь: Ну… это тоже, конечно… Вы должны понять маму, она же видит, как эти лекарства на меня действуют.
Лавров: Вам кто угодно, если он не шарлатан, конечно, скажет, что все эти наши беседы – психоанализ, психологическая поддержка… это лишь дополнительное лечение. А основное – медикаменты. Галлюцинации – ни зрительные, ни слуховые – не пройдут от наших с вами бесед. И вообще ни от каких разговоров они, к сожалению, не прекратятся. Слова здесь бессильны. Если у вас недостаток или переизбыток какого-то химического вещества, то без химии вам не помочь.
Игорь: Я понимаю, что та история, которую я вам рассказываю… она может со стороны показаться и дикой, и странной…
Лавров: Да почему же? Для человека, у которого сверхразвито воображение, она объяснима.
Игорь: Мне все кажется, если бы я нашел эту девушку… увидел ее хоть раз, вгляделся в нее… (закрывает лицо руками, стонет) мне это могло бы помочь. Она перестала бы быть моим омутом, отпустила бы… не затягивала бы в болото всех этих болезненных… воспоминаний. Ведь сколько раз уже мне казалось – конец! Я выздоровел… Но проходило какое-то время… и снова, и снова… головой вниз и на самое дно.
Лавров (мягко): Игорь… сколько все это уже длится?
Игорь (неуверенно): В общей сложности… да… наверно, года четыре.
Лавров: Вы стыдитесь того, что случилось с вами?
Игорь (смутившись, сквозь силу): О, да… конечно.
Лавров: Вам кажется, что зациклиться на некой девушке из интернета, мог только…
Игорь (с горечью): Клинический идиот.
Лавров: Вы и, правда, зациклились на ней… но и сами не знаете, что это было? Любовь, заинтригованность, ненависть… бог его знает, может быть, сразу много эмоций, и все они тянут вас в разные стороны… разрывают изнутри… В иные моменты она вызывает в вас нежность или жалость, в иные – ожесточение, а, может, и отвращение…
Игорь: Она для меня загадка… ребус, который я не разгадал.
Лавров: А, может, там и разгадывать нечего?
Игорь (пожимая плечами): Да. Может быть. Могу сказать лишь одно – мне снятся по ночам ее тексты, странные и жестокие шутки, неожиданно пронзительные стихи… Уже три с половиной года как я не общаюсь с ней, а все это… не уходит. Я вспоминаю ее фотографии… и ищу ее среди прохожих на улице… мне иногда кажется, что нахожу… но нет, это лишь сходство.
Лавров: Любовь может так выглядеть – как капкан, в который попал человек, и не может из него выбраться, или ваш… омут. Не стесняйтесь вы так, и в реале люди сходят с ума и делают глупости… Не думайте, что виртуальная история – это повод до такой степени стыдиться своих ощущений. (вздыхая и потягиваясь) Мы еще не так много знаем о влиянии интернета на психику неокрепших людей… да и достаточно зрелых – тоже. Но есть страны, в которых давно бьют тревогу.
Игорь: Я ведь всегда странным был. Меня сверстники мало интересовали… со мной это впервые случилось. Когда мы познакомились с Лизой в Сети, она писала, что ей шестнадцать, мне было четырнадцать… и я долго боялся признаться, думал, она меня высмеет. Она… такая ехидна! Но, как ни странно, именно этим она меня и зацепила. Больше… нежели чем-то другим. Я люблю желчных людей и… невинной девушкой бы не увлекся.
Лавров (печально): Вам на самом-то деле нужна… не разрушительница. А, может быть, даже скорее простушка, которыми раньше вы пренебрегали. Считая их неинтересными. В которых нет ни загадки… ни ребуса…
Игорь (усмехнувшись): Вроде ангела из деревни в простом бедном платье… таких показывают в наших мелодрамах последнего времени.  Они попадают в дом разнесчастных миллионеров и лечат их души. И потом жизнь, естественно, их вознаграждает за все.
Лавров: Понимаю… такой сценарий вам не интересен.
Игорь: Видите ли, Олег Юрьевич… Я думал, что сам вылечу душу…
Лавров: Какой-нибудь этакой… Лизы?
Игорь: До знакомства с ней я так ясно себе это не представлял. А потом меня захватило это желание… как-то смягчить ее, что ли…
Лавров: Игорь, больны вы не из-за нее, это природная предрасположенность… но, тем не менее… есть люди, которые разрушительно действуют на окружающих. «Замок Броуди» помните? Вокруг хозяина дома больны были все. Просто сборище инвалидов – физических и психических… Сейчас появилось модное слово «токсичный», наверное, слышали?
Игорь: Да.
Лавров: Так вот… ваша Лиза… она, судя по всему, как раз такая. А вы на таких раньше не нарывались. Неужели вы думаете, что душу этого Броуди можно смягчить… что его можно, как сказали бы верующие, «спасти»?
Игорь: Но Лиза… она не такая идиотка… она получила великолепное образование, знает три языка, готовилась поступать в МГИМО… Вы сравниваете ее с этим… торговцем шляпами?!
Лавров: Она может быть более эрудированной и развитой… но в чем-то… в главном иметь сходство с ним. Распространять вокруг себя психологические миазмы. Получать удовольствие от того, что втаптываешь людей в грязь.
Игорь: Иными словами – садистка.
Лавров: Да, но не столь примитивная.
Игорь (подумав): А несоизмеримо более… изощренная… Олег Юрьевич… вы мне это хотите сказать?
Лавров: Я уже понял, что вы считаете ее поведение – реакцией на какие-то детские обиды, видите в ней искалеченную недолюбленную родителями душу… или что-то в этом роде… В общем, вы фантазируете на подобные темы. Вам хочется извинить ее фокусы в Сети… оправдать. Впрочем, я не отрицаю, что это могло иметь место… другое дело – у всех нас есть и обиды, и переживания… но мы не прикрываем этим ни хамство, ни черствость… Есть же такой тип людей, который самую мизерную обидку превратит в кровную месть человечеству. Да еще и теорию какую-то оправдательную из этого выведет…
Игорь (тихо): Я держу слово, которое дал вам… Никаких знакомств в интернете, никаких форумов, блогов, соцсетей… Там такое количество психов… (внезапно вздрагивая) Я все время забываю, что не мне теперь говорить об этом, я сам – законченный псих.
Лавров: Да бросьте вы… Не надо шарахаться от слова «псих», обычное разговорное… мы и не обращаем внимания, по какому поводу его употребляем. И только больные… по-настоящему… те, кто лежали под капельницами, прошли через уколы… все эти коридоры, палаты, наполненные взглядами, которые невозможно забыть… Они – да, они не выносят этого слова. Но это… опять же – временно. И они в конце концов привыкают.
Игорь (поеживаясь): Мне пока… до этого далеко. Олег Юрьевич, понимаете, мне все кажется, если бы я узнал, что она… нуждается во мне, скучает, мечтает меня найти… хотя бы только в интернете… мне это было бы лестно, это согрело бы душу…
Лавров: Еще бы! Тогда в произошедшем был бы великий смысл. Хоть больная… но все же любовь… с большой буквы. А не какое-то… непонятное виртуальное недоразумение, переросшее в настоящий психоз. Но все же, боюсь, что великого смысла здесь нет… Принять хаотичность жизни – в этом, знаете ли, больше мужества, нежели верить в фантазии и искать везде «знаки судьбы». 
Игорь: Я когда-то и сам так считал… Даже гордился – какой я, мол, непредвзятый. Но вы, конечно же, правы… Я выдаю желаемое за действительное. Услышу слова из песни: «Я обезоружена! Ведь ты очень нужен мне! Ты очень нужен мне! Нужен мне! Нужен мне!» И понимаю, мне хочется, чтобы это… было о нас с ней.
Лавров: Игорь, а вы ведь раньше не говорили мне о любви… даже когда я произносил это слово, вы морщились – так скептически… как будто само мое предположение – это такая несусветная глупость…
Игорь: Олег Юрьевич, это моя гордыня… (встает, бесцельно бредет по сцене) Я долго не мог ее побороть. Для меня признать себя влюбленным даже в человека, которого я прекрасно знаю в реале, - и то невозможно… кажется унизительным, что ли…  А тут… признать, что я люблю… фото… какие-то строчки… Понятно, что это – образ, который даже в моем воображении и то существует так мутно и переменчиво… у него нет… даже подобия четко очерченных граней… Я не вижу ее… не чувствую… А вместе с тем я люблю. (поворачивается к Лаврову) Насколько же мне стало легче, когда я выдавил из себя это слово… как будто вдруг задышал.
Лавров: Да, раньше вы предпочитали называть свои отношения с Лизой как-то иначе – дружба… прикол… виртуальная зависимость… какие вы только словечки ни употребляли. Там вам казалось, что все это более выигрышно… для вас. То есть – вашего самолюбия. Которое в такой ситуации меньше страдало. Вы пуще смерти боялись выглядеть отвергнутым… то есть – смешным. Отвергнутым не важно, по какой причине – возраста, внешности, социального положения… а может, всего вместе взятого… Это опять же – мои гипотезы. Эту вашу девицу… я же ее совершенно не знаю.
Игорь: Было время, когда мне казалось, она серьезно больна… тяжелее, чем я сейчас.
Лавров: Вы рассказывали, как она вам жаловалась на свою сверхчувствительную нервную систему и писала о невыносимых страданиях, которые испытывала с раннего детства…
Игорь: Думаю, это-то правда…
Лавров (снисходительно): Игорь, мне кажется, вы рядом с ней себя ощущали более сильным, чем до этого… интернетного знакомства. Она хныкала, жаловалась, роптала… а вы росли в собственных глазах, казались себе чуть ли не стоиком. А когда-то вас считали более хрупким, чем других детей.
Игорь (закрывая глаза, медленно): Мне это действительно льстило. Настолько, что даже вспышки ее внезапного гнева, жестокости я оправдывал… каким-то душевным недугом, считал, что надо к ней проявлять снисходительность… сильного человека… мужчины… Я так себя чувствовал! Никто прежде не видел во мне опору, защиту… Она писала, что до смерти боится встречи в реале, потому что не владеет собой, когда увлечена кем-то… и я умилялся, ее успокаивал, делал вид, что это все для меня не важно, я готов ждать ее вечно… пусть хоть сто лет пройдет, она не должна беспокоиться… все будет так, как она этого хочет.
Лавров: Великолепный манипулятор! Впрочем… Нервозность ей и в самом деле может быть в какой-то мере присуща, вопрос, в какой именно… когда заканчивается подлинное переживание, и начинается манипуляция? Точной границы здесь нет.
Игорь (подходит к своему стулу, облокачивается на него): Я так думаю, ей было скучно… Богатая девочка веселилась. Как может! И вот… нашла лопуха.
Лавров: А тогда… вы это скрытую насмешку над вами чувствовали?
Игорь: Да. Все время. Причем в начале нашего общения я сам веселился от души, даже смеялся над собой… мне так легко с ней было… А потом… она шутила уже так зло, что мне физически становилось плохо, но оторваться от монитора не получалось… как будто она – мой магнит.
Лавров: На самом-то деле жаль, что вы так и не встретились… Бывает, что реализация убивает любовь, уничтожает иллюзии… и человек перестает вызывать хоть какой-то вообще интерес. Становится для вас тем же, чем были все эти… простушки.
Игорь: Лиза их называла лохушками.
Лавров: А поскольку вы эту фантазию так и не воплотили в жизнь… она так и засела занозой у вас в голове. Так чаще всего и бывает. А о любви вы заговорили… знаете, почему? (мягко) Мне кажется, вы в конечном итоге простили ее. Когда осознали свою болезнь, винили ее, ненавидели, проклинали, желали ей всяческих бед… хотя мне вы в этом не признавались. А сейчас… постепенно… все это отпустили… и вам стало легче.
Игорь: Кто продолжает ее ненавидеть, так это… мама. (Снова садится на стул.)
Лавров (тяжело вздыхая): Понятно. После всего, через что ей пришлось пройти… Сначала вам в газетных и журнальных строчках стали мерещиться какие-то непонятные зловещие намеки, потом в совершенно невинных репликах окружающих вам почудился скрытый смысл – и так дальше… по нарастающей. А потом… вы услышали голоса.
Игорь: Вы не поверите, мама не может себе простить, что вызвала тогда «Скорую помощь»… Ей все кажется, можно было бы обойтись без лекарств. На самом деле я дико перепугался тогда, стал извиняться перед медсестрами и врачами, мне казалось, что меня здесь запрут навсегда.
Лавров: А оказалось – всего три недели.
Игорь: Второй, третий раз я уже сам ложился… спокойно… без лишнего шума. И мне практически не было страшно. Я понял – во всех этих фильмах про психиатрию все до такой степени преувеличивают…
Лавров: Демонизируют… это точно.
Игорь: Самое-то печальное, что я учебу тогда забросил… ради этого… зависания в интернете… и потом думал, что я вообще не смогу ни учиться, ни кем-то работать… уже никогда. Бродил по улицам, смотрел на нищих и…
Лавров (ободряюще): Потихонечку все наладится. В институт-то вы все-таки поступили, хотя и не с первой попытки, зато на бюджет.
Игорь: Туда, куда был недобор… Пусть так – какое-то образование нужно, бумажка, как ни крути… Все мамины планы рухнули. Когда она думает, что я не замечаю, тихонечко плачет на кухне.
Лавров: Я понимаю, что эта девушка по вас проехалась трактором… Но, что у вас психика так уязвима, она понятия не имела. Вы, кстати, зря тогда в интернете бодрились, храбрились, делали вид, что вам все нипочем, не жаловались… Может быть, у нее создалось впечатление, что с вас – как с гуся вода.
Игорь: Я уже говорил вам, что помню две ее фотографии: на одной – совсем юная девушка, но с ускользающим хитрым неуловимым взглядом, а на другой – у нее ястребиный взгляд исподлобья… вот он меня не отпускает…
Лавров: Скажите, чего вам сейчас бы хотелось больше всего?
Игорь: Работать. Делать что-то простое… да хоть подметать... Сделать так, чтобы мама не плакала.
Лавров: Это вам, кстати, полезно. Физический труд. Голова отдыхает, и глупости в нее меньше лезут. Если бы удалось устроиться где-нибудь на полставки, вам это могло бы помочь. А насчет мамы… о ней и думайте! А не о виртуальных бездельниках, которые и свое время не берегут, и на ваше плюют… Вам, Игорь, с ними не по пути.
Игорь (вставая, протягивает руку): Спасибо вам, Олег Юрьевич.
Лавров: Не унывайте. По сравнению с теми, кто лежал с вами в палате, у вас не самый тяжелый диагноз, так что… прогноз может быть очень даже…

Игорь кивает головой в знак согласия и уходит. Звучит песня группы Scorpions Holiday. Лавров достает фотографию дочери, снятую семь лет назад. На сцене появляется Лиза Лаврова – все это время она ждала за ширмой в дальнем углу и слышала каждое слово. Сейчас в ней трудно разглядеть былую красоту – когда-то это была легкая, стройная, почти невесомая, как эльф, золотоволосая и голубоглазая нимфа. Но после тяжелой болезни, приема гормональных препаратов она расплылась так, что еле передвигается по кабинету.

Лавров (не глядя на нее): Убедилась?
Лиза: О, да… (с кривой усмешкой) Я как-то иначе его представляла… (медленно подходит к столу отца и садится напротив него) Впрочем, не все ли равно? Тогда, пять лет назад это, пожалуй, имело значение… хотя и тогда – небольшое.
Лавров: Он не должен узнать, что ты моя дочь.
Лиза: Ну и расписал ты меня тут… как ведьму… Хотел его оттолкнуть?
Лавров: Если он из породы бессознательных мазохистов, то фиг его оттолкнешь… Описал-то я тебя точно, хотя сделал вид, что я не уверен… Лиза, я понимаю, что я нарушил все нормы права и этики… не говоря уже о клятве Гиппократа…
Лиза: Но ты считаешь, что цель у тебя – благая.
Лавров: Я тебя прошу оставить в покое этого парня.
Лиза: Ты что… Ты о чем?!
Лавров: Я имею в виду виртуальное пространство, конечно. Он уже просто боится туда заходить. Ждет внезапной атаки. На него то и дело набросится некто… с агрессией, злобой, желанием спровоцировать нелепый конфликт… И он понимает, что это скорей всего – ты, но не под основным своим именем или ником, а скрытая новой маской. Я ведь знаю про твой виртуальный театр – ты меняешь ники, придумываешь себе разные биографии, изображаешь разных людей. Ты сегодня – такая, завтра – другая… Но стиль-то, стиль узнаваем! А с чувством стиля у этого паренька хорошо. Он узнал тебя в этом карнавальном вихре… Нутром почувствовал. Как собака.
Лиза (фыркнув): А мне это нравится! Пусть бежит по моему следу, открывает одну дверь за другую, ломится неизвестно куда… наблюдать за этим довольно забавно.
Лавров: Он тебе нужен… для поднятия самооценки. Чтобы чувствовать – ты кому-то нужна, интересна…
Лиза (задумчиво): Ты говоришь про стиль… а у меня он какой?
Лавров: Ну… я сказал бы – нарочито сентиментальный, чуть ли не сюсюкающий, при этом с такой тонкой издевкой, что ее не всякий уловит.
Лиза: Да, ты был прав, увлечься именно так может только определенный тип человека… мечтательный, не от мира сего «ботаник».
Лавров: Такие частенько влюбляются в стерв.
Лиза: Даже если бы он был мне близок по возрасту и одевался… ну, так, как ребята из нашей тусовки… все равно он не вписался бы в нашу среду. Знаю, ты этот сплетничающий змеиный мир глянца на дух не переносишь, но я только в нем могу жить. В случае с Игорем даже и не во внешности дело, не в стиле… психотип у него совершенно другой, ему бы там было непереносимо… как и тебе. Он – не наш человек.
Лавров: В сущности, Игорь тогда слукавил только насчет своих лет. В остальном он был… какой есть, такой есть. А от ваших… меня и правда тошнит. Разговорчики – кто сколько кило набрал или сбросил, у кого в каком месте морщины, это безудержное злорадство по поводу внешних изъянов или чьих-то материальных проблем… Я не равнодушен к хорошей одежде, но избави меня бог от твоего окружения, у которого это – пунктик, они этим дышат, живут. Впрочем (тяжело вздыхая) Теперь и тебе там должно быть совсем не уютно.
Лиза (ожесточенно): Я похудею. Начну курить, и увидишь…
Лавров: Еще не хватало травить себя никотином! Кстати, Игорь в данный момент выглядит лучше, чем ты… А почему, знаешь? Он очень послушный мальчик. Сказали ему – гулять два часа каждый день, дышать свежим воздухом, делать упражнения, избегать перевозбуждения… И он поддерживает вполне сносную форму… учитывая его диагноз. А что у нас делаешь ты? Сидишь дома целыми днями, пьешь таблетки горстями и объедаешься. И, разумеется, - не отлипаешь от монитора, строчишь, строчишь, строчишь и строчишь… Упиваясь своим остроумием.
Лиза (закрывая глаза): У меня шизофрения. Она не пройдет от прогулок…
Лавров (смягчившись): Игорь не подозревает, что тогда, пять лет назад, у тебя был первый приступ болезни… да и никто из нас не думал об этом… Все связали твое состояние с тем, что жених расстроил свадьбу… Тебе хотелось во что бы то ни стало утереть нос окружающим, продемонстрировать нового кавалера… и в интернете тебе попался наш Игорек. Но тебя уже тогда лихорадило, и ты была не в состоянии нормально общаться – шарахалась от людей на улице, занавешивала все окна, откладывала и откладывала встречу в реале, пока все у вас не дошло до абсурда, и он не устал от этой совсем не понятной ему ситуации… Да никому она была не понятна! Лиза, я сам, психиатр с многолетним стажем, отказывался поверить, что у тебя… у моего единственного ребенка…
Лиза (вызывающе): Знаешь, я все же смирилась… пусть я не могу жить в том мире, который мне по душе… я создам его в интернете. Буду искать картинки, сочинять разные истории… Сама себе – собеседник, друг, враг, начальник… да хоть Господь Бог.
Лавров: Это нездоровая жизнь какого-то… страуса. Ведь ты… хорошо рисовала. Ты могла бы продолжить учебу, потом писать статьи о художниках, учить детей…
Лиза (сразу замкнувшись): Мне сказали, что у меня нет своего стиля. Я – подражатель.
Лавров: Это было давно! Ты искала бы… и кто знает… Лиза, в конце концов, не только гении как-то себя обретают… людям с меньшими данными удается…
Лиза (издевательски ухмыльнувшись): Приносить пользу людям? Ты меня к этому призываешь?
Лавров: Вот я представляю – ты внезапно решила бы ограничить себя в еде, гулять километров по десять в день, продолжить учиться рисованию… хочешь – дизайну… Господи, да все лучше, чем это твое виртуальное… Ты сразу воспрянула бы… изменилась в лице…
Лиза: Папа… ты все это мне говоришь? Так называемая «нормальная жизнь» для меня заказана – замужество, дети, карьера… а уж как прозябать, я сама решу, ладно?
Лавров: Подпитываясь энергетически виртуальными конфликтами, «сжирая» собеседников удовольствия ради? Разрушая их психику, раз твоя собственная больна? Ты мне напоминаешь больного СПИДом, который считает, что раз заразился он, надо все человечество истребить.
Лиза: Ты никогда меня не любил.
Лавров: Я пытался…
Лиза: Так что же тебе мешало?
Лавров: У тебя больное самолюбие, тебя вообще нельзя критиковать. Достаточно сделать самое невинное замечание, как ты озлобляешься на весь мир. Твоя несчастная… учительница в художественной школе не восхитилась каким-то твоим натюрмортом, так ты нарисовала на нее злейшую карикатуру и показала ее всему классу.
Лиза (отворачиваясь): Может, это и есть мой настоящий талант? Карикатуриста?
Лавров: А почему бы и нет? Займись этим. Попробуй.
Лиза (устало): Чего ты на самом-то деле хочешь?
Лавров: Чтобы ты выключила этот компьютер… к чертовой матери… просто выкинула! Нельзя тебе к нему подходить, нельзя жить такой жизнью… Или ты – назло мне?
Лиза: Знаешь, папа… (потягиваясь) Может быть, это и в самом деле когда-нибудь мне надоест…
Лавров (осторожно): А пока…
Лиза (лукаво прищурившись): Пока… Присмотрюсь… Этот твой Игорек… не единственный легковерный «ботаник» на свете.

Звучит «Болеро» Равеля (в контексте этого спектакля музыка имеет характер некого лукавого заманивания потенциальной жертвы в свои сети наподобие паучьих). Лиза встает, несколько секунд молча смотрит на отца, поворачивается и идет к выходу. В ее походке появляется грация и уверенность.

                Занавес опускается.