Я сидел на дачных качелях со своей уже немолодой женой. Чего уж греха таить - я и сам давно немолодой. В общем, мы сидели и тихо вспоминали нашу временами бурную, временами буйную, но главное интересную молодость под аккомпанемент чуть трещащего костра в мангале, на котором жарился наш скромный ужин из сосисок, пения маленьких птичек, шелеста листвы и пробегающих через участок котов.
- Николаевна, - говорю я, - а я вот знаешь, что делал, когда мне двадцать было?
- Чего ты делал? - спросила меня жинка.
- А я, знаешь, штангу тягал. Берешь килограмм сто, то с пола ее поднимаешь, то на спину кладешь и приседания делаешь. Не мировой рекорд, но все же.
- Сто килограмм! Нифига себе!
- Да, вот так-то, - ответил я, довольно поглаживая свою бороду.
- А я помню, как мы в Питере с друзьями отдыхали, - стала вспоминать Николаевна, - сутки не спали! Все кабаки в городе, наверное, обошли, а пешком километров пятьдесят навернули.
- Пятьдесят? - удивился я.
- Да, если не больше, - с нескрываемой гордостью ответила жена.
- Эх, Николаевна, вернуться бы в то время, когда на все здоровья хватало. Ты вон могла из кутежа сутками не вылезать, а я был способен хоть задницей вагоны двигать. А сейчас-то что, а? Все, молодость прошла навсегда, понимаешь? Ты вон с дивана встаёшь и у тебя суставы все хрустят и скрипят, а у меня давление скачет, как будто я на подводной лодке с пьяным капитаном плаваю.
- Ты уж так не переживай, Слав, - сказала Николаевна, нежно уткнувшись мне в плечо, - главное, что когда молодость проходит, есть что вспомнить. В нашем возрасте главное на части не развалиться.
- Это да, Николаевна. Но что не говори, двадцать четыре и двадцать шесть - это не шутки. До такого возраста ещё дожить надо.
Подул внезапный ветерок, уронивший забытую на столе сардельку прямиком на голову соседскому коту Василию, греющему своё кошачье пузо в лучах уходящего за горизонт солнца. Василий недовольно фыркнул, перелёг на другой бок, но сардельку всё же подвинул поближе к себе.