Российское государство 32

Василий Чечель
 Очерк истории восьми диктатур (862–2000–20??)

     МОЯ ЗЛОСЧАСТНАЯ РОССИЯ

 Автор Игорь Бестужев-Лада.

Игорь Васильевич Бестужев-Лада(1927-2015), советский и российский учёный, историк, социолог и футуролог, специалист
в области социального прогнозирования и глобалистики. Доктор исторических наук, профессор. Заслуженный деятель науки РСФСР. Лауреат золотой медали Н. Д. Кондратьева 2001 года «за выдающийся вклад в развитие общественных наук».
Автор нескольких десятков монографий и брошюр, свыше двух тысяч статей в периодических изданиях.

  https://ru.wikipedia.org/wiki/ Бестужев-Лада, Игорь Васильевич

             СОВЕТСКИЙ  СОЮЗ (1917-1991)

   «Диктатура пролетариата»(чиновничье-номенклатурного)

Продолжение 32 очерка.
Продолжение 31 http://www.proza.ru/2019/05/22/443

 «Сталин вряд ли сохранил бы позицию лидера, если бы, как Рыков или Калинин, просто протирал руководящее кресло. Он должен был увлечь партию и народ каким-то лозунгом – более конкретным, чем туманное ленинское «поколение при коммунизме». И такая идея была выработана его аппаратом. Это была идея «пятилетки в четыре года» (конкретно:1928-1932), на протяжении которой страна превращалась из аграрной в промышленную. Одновременно устанавливался социализм, под которым тогда понимались 6-часовой рабочий день для всех (без безработицы) и 4-часовой досуг, при полном удовлетворении  элементарных потребностей строго по трудовому вкладу (по труду).

 Пятилетка готовилась специалистами-экономистами целых три года (1923-1927). Но когда она началась, выяснилось, что для реализации задуманного необходимы сотни заводов, десятки тысяч станков и машин, которые невозможно было создать у себя (не было еще развитой станко- и машиностроительной промышленности), можно было купить только заграницей. Но для таких покупок золотого запаса явно не хватало, не помогали и «торгсины» (магазины для торговли с иностранцами, куда население сносило золото и другие драгоценности, получая взамен тотально дефицитные пром- и продтовары). Не было и сегодняшней «палочки-выручалочки» - нефтегазовой трубы. Оставалось одно – продолжать политику царской России – кормить Европу русским зерном. Но для этого надо было предварительно купить его у крестьян, для чего требовались немалые средства.

 И родилась чисто-бандитская идея: вновь, как и в Гражданскую войну, реквизировать хлеб у крестьян задаром, точнее, купить втридешева по принудительно–символическим ценам и «обменять» его на машины-станки. Однако теперь крестьяне научились прятать зерно и оказали сопротивление грабителям. Тогда было придумано нечто еще более человеконенавистническое: создать вместо единоличных крестьянских хозяйств не «добровольные», как в 1918 году, а жёстко принудительные колхозы и совхозы, которые и дадут государству хлеб даровым трудом  вновь закрепощенных сельских рабов нового типа.

 В 1929 года началась массовая «коллективизация сельского хозяйства». Крестьяне сопротивлялись, как могли: отказывались сдавать инвентарь, резали скот и т. д. Тогда их решили принудить к рабскому труду невиданным дотоле террором: миллионы семей зажиточных крестьян стали «раскулачивать». Это означало, что пяти-шести семьям победнее разрешалось безнаказанно грабить имущество того, кто побогаче. «Раскулаченных» с семьями насчитывалось до 12 млн. человек. Их высылали в Сибирь, на необжитые места. Большинство из них, прежде всего, беспомощные старики, женщины, дети, погибли от голода. Но и при таком терроре понадобилось несколько лет, чтобы загнать почти всех крестьян в колхозы и совхозы.

 При этом прибегли к еще одному чудовищному террористическому акту. У крестьян Украины, особенно отчаянно сопротивлявшихся «коллективизации», отобрали семенной хлеб и обрекли их в 1932-33 годах на массовый голод, от которого погибли более 8 млн. человек. Кроме того, чтобы крестьяне не побежали в города и посёлки, у них отобрали паспорта и тем самым как бы восстановили второе «крепостное право». Целую четверть века до второй половины 1950-х годов крестьян заставляли работать бесплатно, за «трудодни», которые осенью отоваривались, смотря по урожаю, либо сотней-другой граммов зерна каждый, либо всё чаще вообще ничем. Результатом была ликвидация крестьянства, проведенная под лозунгом «ликвидации кулачества как класса». И полный развал сельского хозяйства, который не изжит до конца по сию пору. НЭП был ликвидирован. Государство вновь возвратилось к состоянию «реализованной утопии казарменного социализма».

 Это состояние отличалось полной нежизнеспособностью и, вместе с тем, поразительной живучестью. Нежизнеспособность обусловливалась тремя чертами казарменности. Во-первых, принудительный, точнее, казарменный, труд. Мальчишкой сам видел, как крестьян побоями гнали работать на поля. И давали десять лет лагерей за сорванные на колхозном поле колоски, оставшиеся несжатыми. На заводах опоздание более чем на 20 минут каралось двумя годами лагерей, прогул – десятью годами. Со временем методы принуждения становились менее брутальными. Но труд всё равно оставался «казарменным». По известному принципу: солдат спит – служба идёт. В итоге из каждых четырех советских промышленных изделий – от авторучки до ракеты – в среднем только одно оказывалось удовлетворительным, да и то сделанное «по спецзаказу» или на экспорт. Из остальных трех одно сразу шло в брак, а два других чуть попозже. Кстати, это явилось одной из главных причин проигрыша СССР в гонке вооружений с США. «Казарма» явно не могла состязаться с «рынком». Впрочем, реликты этого мы видим по сей день: достаточно сравнить самую хорошую отечественную автомашину с самой «заезженной» иномаркой.

 Во-вторых, принудительная идеология, способная держаться только террором. Когда  террор ослабел, произошла «дезидеологизация» общества, что нашло отражение в массовом оподлении, оглуплении, остервенении людей. И привело, в конечном счёте, к неожиданному для всех краху политического режима. В-третьих, особые, «казарменные» социальные отношения. Уже не патриархальные, но еще не правовые, а как в армии: кто начальник, тот и полный хозяин над людьми. Получилось нечто вроде «дедовщины» возведённой в ранг государственной политики.

 Такое государство не просуществовало бы и года, если бы ненавистная «казарменность» не уравновешивалась тремя чертами, напротив, очень привлекательной «утопичности». Во-первых, сразу же исчезла миллионная прежде безработица. Иное дело, что на 130 млн. работающих к 1980-м годам приходилось 32 млн. «избыточных» рабочих мест. Другими словами, три и без того невысокие зарплаты делили на четверых. Но одно дело, стоять на бирже труда в очереди за пособием по безработице, и совсем другое, «получать, как все». Это и до сих пор привлекает к социалистическим лозунгам десятки процентов населения.

 Во-вторых, зарплата «дензнаками», которые печатаются по мере потребности в них, никак не связана с эффективностью работы предприятия, учреждения, организации. Эффективность может быть нулевой и даже минусовой, но об опасности банкротства можно не думать. В армии банкротств не бывает, разве только на войне. Заплата при любых обстоятельствах выплачивается исправно, «а служба идёт». Разве это не сказка, сделанная былью?

 Наконец, в-третьих, зарплата никак не связана с реальным трудовым вкладом, она, как и полагается в казарме, целиком определяется только чином и должностью. При этом одинакова для всех равных по чину и должности. Это очень огорчает людей с повышенной работоспособностью, но таких сравнительно мало. Хотя как сказать, именно это заставило в своё время десятки тысяч немцев переместиться из ГДР в ФРГ и именно это заставляет сегодня миллионы россиян превращаться во второсортных западноевропейцев или американцев. Зато очень радует основную массу трудящихся, которые «получают как все», не особенно напрягаясь в труде.

 Как увидим ниже, тогдашние советские талибы предприняли несколько «перестроек», чтобы сделать нежизнеспособное жизнеспособным, ничего, по сути, не меняя. Очень огорчались, что не получается. И очень удивились, когда их государство «вдруг» сменилось другим, впрочем, тоже, мягко говоря, далеким от идеального.
Здесь отметим, что обстановка начала 1930-х годов была далека от абстрактных понятий «казарменности» и «утопичности». Налицо был серьёзный политический кризис: вместо «социализма» к 1932 году получился развал сельского хозяйства, голод, 20 миллионов жертв и продкарточки, как во время войны. При таких результатах в нетоталитарных государствах правительство подаёт в отставку, а в тоталитарных прибегает к самым различным кровавым провокациям, лишь бы удержаться у власти».

 Продолжение очерка в следующей публикации.

  22.05.2019