Последний соблазн 87. Энск-2002

Людмила Захарова
Энск
23-26 октября 2002 года

     Добрый вечер, мадам.
     Я так долго молчал, что Вы могли подумать всякое (но не подумали), а я действительно молчал не от того, что просто раздавлен обстоятельствами. И все мы в шоке. Теракт на Дубровке: 900 заложников! Трое суток без еды и воды, в сидя в театральных креслах! 129 погибли от газовой атаки спецназа! Жуть! Так изверги ответили на контроперацию (КТО) в Чечне. Спасибо за телеграмму, полслова, но я понял. Умница! Но будь осторожной, как на минном поле.
     И Москва и С-Пб хороши в моих дозах (время у тебя – фантастическое путешествие – и долго вспоминаемое счастье! – Нереальное? Ирреальное!). Только здесь не только иной ритм, но и – пульс (крови). В безумном С-Пб я даже написал рассказ (безжалостно ныне забракованный), а теперь все написанное в моем морозном путешествии – самокритикуется. То, что у тебя напечатал, кстати, более всего годится для переиздания. О! Свобода! О! Сладкий яд невозможного!
     В редакции я совершенно самоустранился, поэтому меня оставили в покое. Никому не мешаю, починяю примус в углу своем. Читаю, пишу, никто не знает. Курю с приятелем. Этого достаточно! Подходил вчера к работе – птицы щебечут, точнее воробьи дерутся, обсыпали кусты, а вроде не весна. С другом (Г.Я.) вышли в пиджаках к третьему неортодоксальному сочинителю – показалось в меру. А на работе – пальто. То самое, гнусное, промокаемое. Отправляю обещанное, забытое в январских каверзных боях. Костик едет в Москву, там бросит в ящик. Ничего больше ему не поручаю. Ленив он. Мечтаю, но…
P.S. Белла снова выбросилась с третьего этажа (с балкона), когда я ушел к родителям (обычная проверка - нет ли твоих писем). Когда вернулся, в квартире была дочка и много милиции. Кажется, они уже поняли, что я ее не сталкивал (допросы). Травмы, переломы, сотрясения. Кроны, кусты, клумбы, потому жива и пьяна эпатажем. Этого не хотелось и не следовало ждать.
     Баюкаю вечерами дочку. Ночью пишу. Написал сонет № 78. Пришлю.
     Господи, я все время думаю о тебе! Перепроверяю свои ответы по телефону, пробую на вкус интонации твоего голоса, подшучиваю над Вашей тягой к умопомрачительному порядку, стройности озвученных мыслей, фраз. Неужели Вас нельзя застать врасплох? Растерянной, неготовой к душевным излияниям?
     Целую, т.Вилл


***

Энск

     Спокойной ночи…
     Если начинать Новый год, то с бального менуэта (радио), а сначала полгода молчать, ни одного письма, абсолютно, никому, никто. Поэтому Ваше затерявшееся письмо было огромным незаслуженным подарком.
     Я по-прежнему нигде не работаю (если не писал об этом, верно – не писал). Нового контакта с редакцией не получилось. У хозяина я появился  - обозначился. Он предложил месяц поработать корреспондентом, написать пяток отличных материалов, он-де заплатит весьма, а потом взять в руки перо литредактора. Подумал: а чего это я так цепляюсь? Горько сожалею о прерванной телефонной связи. Я чувствую, что Вы беспокоитесь, и никто не пояснит, что я уже не работаю, люди молодые, чужие, бестактные.
     Так что сейчас положение мое сомнительное. Если откровенно: ужасающее. Нет возможности набрать Ваш номер, что особенно удручает. Только не беспокойтесь. Я спокоен и задумчив. Более всего выбивает из колеи осознание того, что зимой не будет ни Петербурга, ни Москвы – ничего. Никакой писанины, только предчувствия и ожидание. Тот ворох страниц, что написались зимой-весной, при сегодняшнем рассмотрении оказался чрезвычайно слабым, остаются только так и не перепечатанные и необтесанные опусы, в коих есть своя прелесть. Пришлю оригиналы, распечатаешь, посмотришь, размножишь, я не тороплю и когда письмо отправлю (заказным!) сам не знаю.
     Изучаю эзотерические тексты (это одна из причин неписания, кроме затяжного молчания нашего): Макс Гендель, П.Успенский (это не тот – скучный, а другой, философ), Г.Гурджиев. Второй – ученик третьего. Все – изданное только что и переправленное из Москвы. Наиболее полезное из всего, что читал за последние 20 лет. Да, еще Рене Генон. Это все у тебя под боком.

…..
     Как долго я пишу письма, самому странно. Не уверен, но появилась некая возможность по работе (новой) в ближайшие недели, дни привезти в Москву машину книг, которые нужно сдать-обменять на оптовых складах. Способ единовременно заработать и неделю (чуть больше?) побыть у вас. Если, конечно, мое появление… впрочем, я никогда не сомне…
     Просто не удивляйтесь, увидев меня на пороге. Написал и засомневался. Сплошное сомнение и неверие в восхитительную оказию – воочию оказаться рядом. Увы, остаться не волен.
     Я догадываюсь, что с тобой, но ежели до конца года ничего так и не получится, сообщу в новогоднем послании – традиционно грустном. Ну вот, начало положено, начал писать письма. Может, прорвет. В новом году должно быть лучше – и у меня и у Вас. Остается недолго ждать, чтобы проверить. Год заканчивается, может быть, еще получите в этом году, если нет, то письмо в новый год.
     Целую Вас, Madam, с новым годом, новой вехой (танец остается за мной). И!

23 декабря 2002 года