Этот случай произошёл в год, когда умер Брежнев (1982). Будучи в отпуске, я путешествовал по западной Грузии. Масса положительных, да и всяких впечатлений осталась в памяти.
На лавочке, возле железнодорожного вокзала в Кобулети, жду знакомого. Подошёл пожилой грузин. Одет скромно, через руку перекинут плащ, в другой – небольшой баул. Присел рядом. Плащ положил на лавочку, сверху – снятую кепку. В глаза бросилась недавняя аккуратная короткая стрижка. Достал сигареты. Спросил у меня огонька. Я отказал, потому как причина вполне приемлемая: некурящий.
Он посмотрел в сторону соседней лавочки, где сидели люди, в том числе и курильщики, затем обратился ко мне:
- Посмотри, паренёк, за моими вещами. Схожу за спичками, да и мне нужно позвонить родственникам.
Я без задней мысли согласился. Присмотреть – не дрова колоть.
Поначалу сердечко хотело справедливо возмутиться, мол, ничего себе мужик отчебучил – нашёл паренька? Но потом молча проглотил пилюлю, ведь так оно и есть: всего-то 28 годков. По случаю отпуска отпущена бородка, пшеничного цвета, яркой каймой обрамляющей светлое лицо, но от её вида я никак не становлюсь старше.
По сравнению с возрастом незнакомца (голова – бобр с проседью), я действительно почти юноша. Да и что я видел в жизни, кроме семи лет работы в шахте, из которых только четыре в забое, а самые яркие страницы – это возвращение в родительский дом на автопилоте, после лесогонских банок? Правда, паренёк два с половиной года тому назад уже перешагнул тысячный рубеж на полутораметровом пласту, но это так, к слову. Маменька по этому поводу однозначно высказалась: «Сила есть – ума не надо»…
Да и не убудет-то с «паренька». Ведь на лбу не написано, что я – крутовик.
Минут через десять дедушка вернулся. Поблагодарив, присел на лавочку.
Меня же изнутри червь точит:
- Как же так! Взять и бросить вещи на чужого человека?
Терпел-терпел, не сдержался – спросил:
- Отец, хоть убей, ума не приложу, как можно бросить вещи на незнакомца, тем более неместного, и вдобавок не соплеменника?
- Я увидел, что тебе можно верить.
- Так просто. И всё?
- Да.
Немногословный ответ потряс меня своей откровенностью. Произнеся «просто», тогда я даже не подумал о разнице возрастов, а ведь именно эта составляющая является мерилом жизни. Получается, что я, как был пареньком, так ещё им и оставался. И слов из песни не выкинешь…
Пройдясь взглядом по его рукам, увидел несколько синих шрамов, наподобие угольных. Стало разбирать любопытство: в каких забоях мог грузин поработать, чтобы иметь возможность получить раны, удивительные для этого региона? Вероятно, любопытство напрасно упомянуто. Есть некоторые детали, попадающие на глаза шахтёру, которые сразу приобретают вес и значение, понятное только ему.
- Странно видеть на ваших руках следы от угля. Ну ладно, я родился в Донбассе, работаю в забое, и, наверное, умру в Донбассе. Или у вас – это не от угля?
Он посмотрел на мои руки, понимающе кивнул головой; вздохнул, поменял позу, откинувшись на спинку лавочки, и положив руку на руку, а ладонью подперев подбородок, замер, уставившись в невидимую точку. Прошла пара минут, прежде чем он начал говорить.
- Меня зовут Сослан. Родился в Ткибульском районе.
Прадед мой, дед, отец – все были пастухами, а мне, после войны с немцами, пришлось поработать на угольной шахте имени Ленина (ныне им. А. А. Дзидзигури – авт.). Как только шахтёрам назначили пенсию в 120 рублей, вскоре я рассчитался. Жена умерла. Сын погиб, не оставив наследника. Совсем неправильно судьба распорядилась моим родом.
Мой прадед прожил ровно 80 лет, день в день.
Дед не дожил всего один день до 80-и лет.
Отец не дожил неделю до 80-и лет.
Я часто думал о том, что из-за работы в шахте никогда не доживу до цифры, отмерянной мужчинам нашего рода. За месяц до юбилея, или смерти, почувствовал себя плохо. Решил, что всё – пришло моё время. Были кое-какие сбережения. Купил бочку вина, в которой обычно квас продают, выгнал её на площадь Ленина, и гуляй, родной город, празднуй мой день рождения. Помни Сослана! Был такой шахтёр!
Народу много набежало. Гулянка удалась на славу. Это событие приключилось как раз накануне ноябрьских праздников. На меня завели уголовное дело по статье 70 УК СССР, и за «антисоветскую агитацию и пропаганду» приговорили к пяти годам лишения свободы.
Три года отсидел. Попал под амнистию. Сейчас дальний родственник приедет – отвезёт домой. Отдохну с дороги и начну пробовать, заново обустраиваться. Сколько мне ещё отмеряно – не знаю, но уже три года лишних прожил – это точно.
Судя по годам (я быстро посчитал), он должен был воевать.
- Выходит, вы воевали?
- Да. Дважды был ранен.
- И награды есть?
- Есть. А после взятия Будапешта вручили «За отвагу».
- И суд не принял к сведению?! - я был крайне удивлён таким поворотом дела. Мужик же не отсиживался в тылах, а честно, или как там было, но своё отвоевал, чтоб люди родились, выросли, выучились и засудили его за широту человеческой души. - Как же так?!
Вместо ответа, Сослан махнул рукой, шмыгнул носом. Затем уже не смог сдержать эмоций – по лицу скользнула слеза.
Человек, которого я поджидал, подошёл и поздоровался с Сосланом. Я попрощался с собеседником, и отправился по своим делам. Отойдя от лавочки на 20-30 метров, оглянулся и увидел – недавний собеседник смотрел вслед мне, молодому и беззаботному, уходившему в будущее по своей единственной тропке…