Эпиграф: «Умные матери пугают детей разными страшилищами» - из словаря В. Даля
Предисловие к миниатюре.
Страх — фундаментальный спутник человеческого бытия. Наличие страха у человека - непреложный факт. Его открыли вовсе не философы. Он всегда жил и живёт в народном сознании, мифах, сказках, снах и фантазиях, в психике любого нормального человека. Интереснейший феномен — детские страхи, одновременно и болезненные, мучительные и сладкие, манящие…
Есть страх, который однажды пережив, не можешь отделаться от ледяного ужаса ещё некоторое время, как и этот:
Сырая и холодная осень. Мокрые деревья нашего двора раскачивались, натужно скрипели. Ветер стучал в окна, слышался грохот сорванного с крыши сарайчика листа железа, в трубе печи нашего флигелёчка жалобно скулила какая то нечистая сила. Вдруг послышался грохот пустого ведра брошенного порывом ветра на желелезную для воды бочку, и резкий стук в стекло окна, с которого сорвало ставню....
– Что это, Мишенька? – испуганно спросила Валентина. В трубе печи раздалась завывание разных голосов с ахами и охами и из топки печи в поддувало скопом посыпались с треском искры.
Я ещё не соображал как ей ответить, но в глазах её увидел страх, который, как мне виделось, ударил её в самую душу и там, в душе, оглох, ослеп, отупел, а в окно вдруг зацарапались чьи-то руки с растопыренными пальцами и послышался ужасающий хохот «ха-ха-ха-у-у-у...».
Я, двенадцатилетний пацан, чуть не грохнулся на пол от страха. Что уж говорить о десятилетней сестрёнке!
- Миша, это «Чёрная кошка»! – прошептала Валечка побелевшими от страха губами. А кто же не слышал о самой страшной в пятидесятые годы прошлого столетия банде, которая совершала грабежи, разбои, убийства.
Попрежнему за стенами нашего жилища свирепствовала непогода. Валечка от страха залезла в уголочек между моей кроватью и печкой. Сжалась в комочек, сжав ручки, и слезинки катились по её бледным щёчкам. Смотрю на неё, и думаю – а почему наш волкодав Орёл, кобель здоровенный, даже не гавкнул, если это бандиты «Чёрной кошки»? Это нам, наверное, показалось и чьи-то руки и дикий хохот. Будь что будет – выйду и посмотрю. Не сидеть же нам в страхе до утра, пока мама притащит на горбу вязанку дров со стройки, где сторожем был наш отец.
Решился. Надел фуфайку, нахлобучил шапку, на веранде взял добротный дрын стоявший «на всякий случай» как говорил отец, и вышел в промозглый от дождя с ветром двор. Орёл, этот лохматющий степняк привезённый с Чёрных калмыцких степей и посаженный на цепь, вылез из будки и вильнул мне хвостом. Я как-то сразу осмелел. С порога оглядел видимую часть двора. Ничего подозрительного. Сворачиваю за угол флигеля. И, о ужас! - Кто-то копошится у окна, пытаясь не то прикрыть не то оторвать соорванную с одной петли ставню. - Один! – мелькнуло у меня в голове. - Оглаушу колом и пусть до утра лежит, пока отец не придёт.
Размахиваюсь колом и вдруг тот «кто-то» поворчивается ко мне, и, улыбаясь, говорит:
- Ну, что напугала я вас?! А я подумала о вас, что вы в такую лихую погоду одни и решила не дожидая утра, придти.
Я опустил кол.
- Мама, а я ведь мог тебя убить.
- Но не убил же!
- Там Валька ни жива ни мертва за печкой сидит.
Мы зашли в комнату. Мама, мокрющая с ног до головы, обняла ревущую Валю , и сказала:
- Деточки вы мои дорогие, а я, дура ненормальная, решила вас попугать.
Пока она переодевалась и приводила себя в порядок, мы с сестрёнкой поставили на стол горячий чай. После чего, ещё всхлипывающая Валя, улеглась с мамой в постель, а я, загасив лампу, нырнул под одеяло своей кровати.
К утру жуткая погода сменила свой гнев на милость. Всё улеглось, всё прошло: и ураганный шквал, и дождь, и слёзы. Мы вновь окунулись в радость жизни грядущего дня.