85. Стремительный март
17 марта 2002г.
Энск
Madam, добрый вечер, Madam…
Я отправил недавно письмо, кажется весьма сумбурное да еще с неотесанными стихами. Март стремителен, как первые двести страниц «Идиота». Сегодня ранним утром написал уже четвертое за месяц стихотворение.
В конце февраля был случайный разговор с Петербургом, после которого все и завертелось. Сейчас уже фактически 17-ое, а 20-ого выезжаем с дочкой в С-Пб, 22-го вечером буду там. Поездка по милосердному приглашению бывшей жены. А я уже и не верил, что попаду домой на берега Невы.
Это письмо, вероятно, придет одновременно с моим появлением в С-Пб, так что на другой день буду звонить на Шпалерную, куда, конечно, позвоните и Вы.
А вдруг получится приехать. Ваше определенное «нет» по телефону не огорчает, а сильно тревожит. Это не семья, не работа, что-то неладное, тщательно скрываемое. Я рад, что сын подскочит на денек, все передаст. Значит, что-то серьезное, если Вы уже знаете, что точно «не подскочите», не хватит прежней прыти или желания. Да, я буду не один на сей раз, поэтому заехать в Москву не смогу – к великому сожалению. Быть рядом и не увидеться! Не могу подозревать Вас в банальной ревности и бабьей глупости, теряюсь и верю, значит, не можете. Скажете, когда сочтете нужным…
Очень надеюсь, что это путешествие излечит меня от эпистолярной медлительности, да и возможно петербургский воздух и влага позволят произрасти литературным плодам.
Все время испытываю чувство вины за редкие письма. Я что-то упустил – выпустил тебя из рук. Пытаюсь осмыслить твой отказ. Голос слабый, меня утешающий. Господи, откуда ты силы берешь?! Не хочу думать о дурном, ты просто устала, выдохлась и, видимо, давно, если дорога тебе не под силу. Ты только живи, ты только будь! И не бери дурного в голову, как я написал на твоей белой стене в поэтическом убежище нашем! Все обойдется, если ты ждешь диагноз или операцию. Просто верь мне, я бы почувствовал опасность, не сомневайся. Я с тобой, всегда буду рядом, душа к душе.
О моем житье-бытье ты знаешь, ибо в нем ничего не изменилось, разве что приняло совсем уж катастрофический наклон. В конечном итоге сие неплохо, ибо мобилизирует. Я не стал глупее (вроде бы?), но и не превратился в циника.
А вот о тебе я почти ничего… Понимаю, что для нас не имеет значения с кем ты и пр. Но все же… Сколько мы уже не виделись? Страшно сосчитать, а затмение случилось вчера.
Пребывание мое в С-Пб вряд ли займет более недели, проживать будем, скорее всего (раз уж пригласили) у бывшей, сын же там. Кто там еще живет, не знаю. Телефон 223… Если будешь вдруг звонить, представься дамой из журнала, который я им покажу (конспирация! ибо сочтут за… ну, в общем, просто приревнуют).
Уже почти утро. В последние недели сплю по 3-5 часов в сутки, поэтому прерываюсь и целую Вас Madam. Ваш!
P.S. Четвертого стиха не посылаю: мрачен и шероховат.
***
Madam,
Прежде всего, извиняюсь за неряшливый конверт. То письмо поутру порвал в силу непригодности. Да я и сейчас хорош. Восьмое марта, с которым я не поздравил. Ненавижу официальные праздники, даже женские.
Господи, как я благодарен тебе (Вам) за экземпляр книги. Я вдруг почувствовал себя кем-то. Твоя роль в литературной судьбе настолько замечательна, что не искуплю ее никакой (никакой!) любовью. Разве что прогулка от Мариинского театра до медного всадника под дождем, когда мое пальто все-все-все было мокро (О!), какие это были холодные и счастливые времена…
На днях (действительно! я выкупил пару экземпляров) и отправляю тебе альманах с «Шансон» и пьесой. В романе я сделаю исправления, так что можно предлагать в журнал, как нечто оригинальное.
Твои опусы меня испугали профессиональностью. Ты слишком далеко отошла от черного кабинета на Шпалерной улице (увы), это моя ревность. Кроме прочего (лит.ред.) у крестьян того времени не было гектаров, а десятины или нечто иное (проверь! И всегда проверяй себя). В остальном я с завистью чувствую твой пульс и ненавижу (хотя какое имею право?!) твоего любовника. Кстати, сообщи ему, что когда я приеду, я буду вынужден его убить (впрочем, может и спокойно), но ты моя! Предупреди при случае всех героев драмы. Я наглею?! Да? А кто мне подарил дневник Дали, настойчиво убеждая меня, что я гений?!
См. следующую страницу, написано только что…
Славно я раскидал трупы на пути к твоему замку? Ваше величество довольны и снисходительны к придворным гениям?
У Ваших ног, Madam…
Простите, ныне пьян. Конверт подписан, поэтому будет отправлен.
Приветствую твоих друзей от Незнакомца, у коего столько имен William, Felix Brenn, Milord, etc. Танец после первого фужера шампанского в полночь все равно был за мной! Ты же меня видишь? Подозреваю – насквозь… спокойной ночи. И я тебя вижу, завтра ты меня застанешь врасплох звонком на работе. Я буду счастливо глупеть и спотыкаться на невысказанном полуслове. Я рад и этой милости (малости).
Твой меланхоличный странник!
Целую.
***
Эпиграф к письму – кокетство, недостойное мужчины, но узнавая значение оного в конце Вы, Madam, припишите сие моему неистребимому желанию произвести на Вас впечатление.
«В который раз, в который раз» (как пел нам милый Энский).
Занимательно, дойдет ли письмо, скроенное в традициях конца ХIХ - начала ХХ века? Сообщите. Ненавижу покупать стандартные конверты. Итак, на исходе весны я нацарапал один из многих, ныне так часто царапаемых стишков. Он перед Вами. Дурной стишок и страшный, поэтому попросту рассмейтесь глупой шутке. Дурной, но забавный (я подзабыл Вас слегка, а?). Откуда он появился – не знаю. Ночью я пишу, ложусь на рассвете – с первыми (вторыми) шорохами дворников, и сплю мало. Не обижайтесь – Вы мне писали… История умолчит о чем, не беспокойтесь, дорогая…
Целую, Ваш Виллиам
P.S. Точный перевод с французского сделала благоверная бывшая: «Я помню о ней, хотя пора давно забыть».
P.P.S. Коленопреклоненно: Пришлите мне фотографию, любую, пусть даже раннюю (10-12 лет назад, например), любую. Я помню Вас, но так хотелось ласкать взглядом лицо, смотреть, любоваться, рыдать.