37. Prelude and Fugue No.13 in F-sharp major, BWV.882 из романа "Перекрёстки детства"
«Женщина не восхитится, прости вы ей предательство. И, вероятно, разочаруется, окажись вы не в состоянии понять её измену»
А. Н. Болконский. «Мужчина в поисках женщины»
Действительно, я ничего не выдумывал, поминая о фотографиях, сделанных мною и Линой в Питерке. Незадолго до свадьбы мы наведались к моей маме, дабы пригласить её в гости. Лина недавно вернулась с сессии, выглядела измученной, бледной и вылазка на природу, на свежий воздух, повлияла бы на неё благотворно.
Июль, медля проникнуть в душистую мглу, определённо не задался, неделя за неделей приносили морось, сырость, правда, сильных дождей было не очень много.
И тем утром, когда, мы пустились в путь, небесная канцелярия снова подкачала. С севера нагоняло пронизывающую прохладу, горизонт терялся в сплошной пелене однообразно–пепельных хандрящих облаков. Тусклый, размазанный ветхой кистью день негативно отразился на поведении милой, она капризничала, хныкала, ныла и выражала недовольство, лишь изредка силясь улыбнуться. А мне, чтоб не терять оптимизма, достаточно оказывалось находящейся рядом подруги и воробьиного гомона по карнизам.
Из–за холодрыги и предсказанной синоптиками мороси, Лина, по настоянию Натальи Васильевны, облачилась в красную вязаную кофту, а поверх неё натянула потрёпанный демисезонный кожаный плащ, несколько ей великоватый. Рукава его она подгибала, и из-под них предательски выползала кофточка. На голове Лины чуть набекрень мило сидел серенький беретик, прикрываемый капюшоном, отороченным грубоватым искусственным мехом. На ногах – осенние, чёрные полуботиночки не по сезону. В них удобно скакать по городу, по асфальту, но в деревне, на неровных каменистых тропинках, прогулка в таких чёботах превращается в пытку. Завершала портрет тёмная юбка, опускавшаяся почти до пят, пошитая из некоего мягкого на ощупь материала, напоминавшего бархат.
Я прихватил невесомую серую с синим олимпийку и продуваемую бесцеремонными сквозняками сизую ветровку. А также джинсы, ещё не ставшие мне чрезмерно узкими. Ну, и кроссовки, дешёвые, удобные, разношенные.
Официальным поводом к путешествию явилась необходимость лично зазвать маму Зою на церемонию бракосочетания. Данную идею, – именно посетить, а не отделаться телеграммой или письмом, – озвучила сама Лина. Я, домосед по натуре, поначалу сомневался в целесообразности сего шага, а затем смирился с аргументами Лины. Поспорив и помирившись, мы выбрали подходящий понедельник. Вояж являлся замечательным шансом посвятить Лину, ближайшего мне теперь человека, в мир мальчишеской дружбы, закатной беззаботности, густого речного тумана, нетронутой искренности, сокрытых великолепием колючих звёзд. Я намеревался подарить ей край, где рос, школу, где учился, пруд и плотину, где ловил рыбу, горку, с которой зимой скатывался на санках, задыхаясь от визга, вьюги и жуткой скорости. И, наконец излюбленное место наших ребячьих игр – лог. Почему обязательно лог? Здесь до сих пор слышался отзвук топота лёгких драных сандалий и вибрирующий родниковой синей жилкой крик Панчо, яростно строчившего из жёлтого пластмассового автомата в наседавших Банана и Гошу, пока я короткими перебежками пробирался к ним в тыл, прижимая рукой к животу бумажные гранаты с золой дедушкиного камина: «Серёга, окружай, я прикрою!» Сейчас запущенный овраг для нас мёртв, и мы ему – никто, ибо повзрослев, умерли. Новых воспитанников он не набрал, а тогда… тогда…