Время было позднее. Все готовились ко сну. Наша первая внученька – Лизочка – не ко времени разыгралась. Нерастраченная до конца за день энергия из этого пятилетнего существа выплёскивалась через край. Оно бегало, прыгало, визжало, используя в качестве спортивного снаряда – батута – мой хлипкий диван. Надо же было как-то справиться с мешающим сну возбуждением. И я, дедушка, решил пошутить. Я сказал, что каждый прыжок на моём диване как и на коммерческом детском батуте с этого момента стоит денег. Один прыжок – один рубль.
Совсем скоро Лиза напрыгала на первые сто рублей, но это обстоятельство ничуть не уменьшило её энергетический потенциал. Я увеличил стоимость каждого прыжка в десять раз, но и это не помогло, хотя её долг уже перевалил за тысячу рублей. Я решил разъяснить ей, что она стала моей должницей и ей придётся расплачиваться со мной накопленными в копилке денежками. Так что её копилка уже принадлежит мне. Она прекратила прыгать на диване, испытывая беспокойство, и побежала жаловаться бабушке. Она сказала ей: «Дедушка нехорошо шутит».
Я посчитал претензию, выдвинутую мне любимой внучкой, вполне обоснованной. Извинившись перед ней за неудачную шутку, я заверил, что никогда не причиню ей зла и не обижу, присвоив себе, даже понарошку, очень ценную для неё вещь. Казалось бы, что инцидент был исчерпан, но мысли о нехороших шутках не давали мне покоя. Испытывая душевные муки, я думал о тех неудачных шутках, в которых содержится доля взрослой и жестокой жизненной правды. О ней, даже лёгким намёком, в пятилетнем возрасте внучка знать не должна. Впредь нужно быть осторожнее.
Во взрослой жизни есть характерный для капиталистической экономики безнравственный, бесчеловечный социально-денежный феномен жесточайшей классовой эксплуатации. Его можно назвать принуждением к должествованию. Огромное число людей самыми изощрёнными приёмами, обманной кредитной политикой центрального банка и других - не банков, а ростовщических контор - втягивается в ловушку кредитных долгов. Деньги в этих учреждениях взять легко – отдать трудно. Занимаешь деньги чужие, а отдаёшь всегда свои. Вся финансово-экономическая система страны направлена на сжатие свободной денежной массы, что вынуждает обнищавшее население России для физического выживания брать деньги в долг на повседневное пропитание, всё сильнее погружаясь в бедность и долговую кабалу. Здесь не до шуток. Речь идёт о сохранении жизни самой.
Принуждением к должествованию с большой охотой и огромной прибылью занимаются микрофинансовые учреждения, работающие в тесном взаимодействии с «коллекторскими» агентствами. Не нужно сомневаться – они точно выбьют перепроданные кредиторами долги. Мне приходилось лечить от алкогольной зависимости одного из руководителей этих мерзких организаций. Он был так «увлечён» своей прежней работой, что даже государство бандитов, жуликов и воров было вынуждено дать ему реальный тюремный срок. Вероятно, и буйная фантазия читателя не сможет соперничать с жестокой действительностью. Я помню, как этот необычный пациент был обеспокоен тем, что в гипнозе я смогу выведать какие-то его страшные тайны. Пришлось дать ему обещание не делать этого. Кстати, оказался он очень гипнабельным человеком, погрузившись в глубокий гипноз до состояния каталепсии в течение первых нескольких минут лечебного сеанса.
Я очень любил своего замечательного деда, Зуева Максима Михайловича. Он был участником Первой мировой войны и долгое время, ориентировочно, с 1916-го по 1920 год находился в итальянском плену. Он несколько раз пытался бежать из плена, чтобы вернуться в родные края к моей бабушке – Анне Кирилловне, но был трижды пойман, и за побег приговорён к расстрелу. Однако, в итоге, попал в число пленных русских солдат, которых обменяли на пленных итальянцев.
К моменту возвращения домой, деревня Кукушкино, в самый разгар гражданской войны, была занята армией Колчака. Дедушка, только что вернувшийся из плена, воевать не хотел – истосковался по мирной крестьянской и семейной жизни. В деревню он вернулся тихо и скрытно. Никто из деревенских жителей об этом не знал. На семейном совете было решено не афишировать раньше времени его прибытие. Дедушке оборудовали спальное место в подполье. Тайну, всё же, надолго сохранить не удалось. Его выдала злая соседская собака и раскрывший место укрытия предатель-сосед. Пришли колчаковцы и забрали Максима Михайловича в «белую» армию.
Военные действия продолжались. В разведку, в соседнюю деревню был отправлен отряд Колчака. Три человека, в числе которых был и мой дед, приказом командира были высланы для первой, возможной, встречи с противником вперёд на значительное расстояние, чтобы весь отряд не попал в засаду. Тремя неблагонадёжными и непроверенными людьми можно было пожертвовать. Красноармейцы готовились к встрече «гостей». Началась стрельба. Хорошо обученные лошади, услышав свист пуль, остановились, легли на землю и вытянули вдоль земли шеи. Невольники судьбы, люди и животные, очень хотели сохранить свои жизни. Люди спрятались за крупами лошадей.
Красноармейский отряд взял в плен трёх «белогвардейцев». На допросе командир отряда внимательно вгляделся в лицо моего деда, с которым не виделся уже много лет и воскликнул: «Максим! Неужели это ты? Живой и здоровый. А я ведь тебе прямо в голову целил…». Вот так произошла встреча моего дедушки и родного брата моей бабушки. Максим Михайлович до конца гражданской войны, до полного разгрома Колчака воевал в Красной Армии. Замечательный, любимый, героический дед заменил мне отца.
Мне вспомнились две глупые, нехорошие шутки, одна из которых сильно напугала меня, а другая убила самого деда. Мама, Раиса Максимовна, говорила мне, что дедушка курить бросил ещё в плену и очень редко употреблял алкоголь. Я сам помню такой случай. Дедушка и бабушка взяли меня на помочь – активное и быстрое взаимодействие всех жителей деревни для оказания помощи семье, потерявшей из-за пожара дом. Усилиями большого деревенского коллектива дом был заведён под крышу в течение одного светового дня. Крышу поднимали через систему блоков с помощью большой деревянной ёмкости, куда набрасывали для противовеса разные камни. Я был очень горд тем, что крыша поднялась потому, что я положил в люльку последний камешек, перевесивший крышу.
Благодарные хозяева готовились к такому трудовому празднику заранее: накрыли стол и поставили брагу. Как только первый стакан с мутной жидкостью обошёл по первому разу всех помощников и гостей, дедушка положил Анне Кирилловне на колено свою ладонь и сказал: «Всё, мы свой долг выполнили. Больше нам, здесь, Анютка, делать нечего». Тепло попрощавшись с гостями и хозяевами, мы ушли. Я понял, что мой дед не имел склонности к пьянству и старался этого избегать.
И тем не менее, однажды в гостях, он выпил, не то, чтобы очень сильно, но был заметно «навеселе». По дороге домой пел песни, балагурил, бегал со мной наперегонки. Я кричал ему, что он не догонит меня никогда, потому что уже старый и слабый. На мои смешливые слова дедушка крикнул, что вмиг догонит и задушит упрямого внука. Разумеется, в свои шесть лет я понимал: он шутит. И вдруг, случилось то, чего я никак не ожидал. Дед в несколько мощных прыжков догнал меня и его большие, сильные, любимые руки сомкнулись на моей тонкой шее, причинив мне боль. Задыхаясь, я с ужасом, понял, что дед может быть другим – пьяным, жестоким и беспощадным. Мой сдавленный крик вмиг отрезвил его. Я долго плакал и никак не мог успокоиться, а дед стоял на коленях, склонившись надо мной, говорил ласковые слова, уверяя меня, что никогда не причинит мне зла, извиняясь за неудачную шутку.
После смерти бабушки дедушка длительное время жил один и очень скучал. Все пять дочерей разъехались по разным городам, имели семьи. Он изредка приезжал к ним погостить, ненадолго оставляя соседям для догляда своё маленькое деревенское хозяйство. Каждый гость, заходивший попроведать старика, был ему в радость. Вот и в этот раз, его окликнули с улицы двое знакомых деревенских жителя, пожелавших сделать доброе дело - пообщаться с хорошим, одиноким и уважаемым человеком, бывшим председателем колхоза. Двое местных мужчин тридцати пяти и сорока лет решили уважить старичка.
Дед с большим удовольствием пригласил их в дом. Мужички, правда, оказались слегка навеселе и решили пошутить: «Слышь-ка, Максим Михайлович! Ты тут в глуши живёшь и ничего, по всему видать, не знаешь. Тут недавно закон один вышел». – «Какой?» - насторожился дед. «Да, всех стариков после 70 лет велено кастрировать». - Вот такой, незамысловатый и грубый деревенский юмор ниже пояса. Моя мама говорила: «Папка шутки понимал и юмор ценил». Вот и сейчас – пошутили мужики. Как умеют, так и шутят. В разговоре возникла пауза. Чтобы как-то оживить беседу, молодые люди продолжили своё пьяное озорство. Один из них встал и крепко обхватил деда сзади, зафиксировав его руки, а другой стал расстёгивать брюки. Дедушка забеспокоился и сделал отчаянную попытку вырваться. В следующее мгновение тело его внезапно обмякло, он захрипел и потерял сознание.
Через месяц после кровоизлияния в мозг Максима Михайловича выписали из больницы, и я приехал навестить его. Половина его могучего тела отказывалась подчиняться волевым усилиям, рука и нога не действовали. Зная всё в подробностях об обстоятельствах, сделавших деда инвалидом, я спросил: «Неужели ты вправду подумал, что мужики причинят тебе увечье?». С большим трудом я понял его ответ: «Пьяные они были. Мало ли что в голову пьяному взбредёт?». Дедушка на ноги больше не встал. Через некоторое время его похоронили. Я понял тогда впервые, что значит выражение «словом можно убить». Я переживал смерть деда и написал в память о нём своё первое стихотворение «Мой милый дед». Оно есть здесь, на сайте ПРОЗА.РУ. А мужики очень сильно извинялись за смертельную шутку, только вот изменить уже ничего было нельзя.
Я человек пожилой и не всегда точно помню даты, связанные с некоторыми событиями моей жизни. Чтобы не вспоминать год, скажу просто: эта история произошла в самом начале 21-го века. Мы с женой, дочкой Катюшей и её школьной подружкой Надей отдыхали на юге в Абхазии. В один из дней мы поехали на озеро Рица – одно из любимых мест отдыха И.В. Сталина. Место и в самом деле красивое. Мне очень понравились ухоженные яблони. Я даже сорвал одно яблочко в надежде вырастить из семечка своё деревце. Посидел за письменным столом генералиссимуса и поговорил по прямому телефону правительственной связи.
Экскурсионный транспорт близко к резиденции Сталина не подъезжал, и какое-то расстояние пришлось пройти пешком. Местные жители, стоявшие по обочинам дороги, наперебой предлагали туристам сувениры, услуги и сладости. Я на обратном пути опередил основную группу туристов метров на сто. Моё внимание привлёк разговор двух мужчин, местных жителей. Один из них рассказывал другому замечательный с его точки зрения способ заработка. В прошлом году Катюша тоже была в Абхазии и фотографировалась рядом с его медвежонком. Я, правда, об этом узнал позже.
Молодой мужчина с восторгом и взахлёб разъяснял другому товарищу «всю соль» нынешнего рзвлечения. Я не стал вмешиваться в разговор этих людей, хотя и был крайне возмущён первобытной дикостью таких человеков. Что с них возьмёшь – в горах росли. Погружённый в свои мысли, я прошёл дальше и оглянулся. Группа уже поравнялась с предпринимателями, и моя доченька направилась к медведю, чтобы сфотографироваться с ним. Я сразу оценил ситуацию. Яростно жестикулируя и страшно крича, что есть сил, я бежал к Катерине, стремясь уберечь её от необдуманного поступка.
Я не просто кричал, я орал, что есть мочи: «Катька, к медведю не подходи! Ни шагу к медведю! Катя, стой, слушай меня! Я тебя выпорю!». Я бежал и жалел, что никогда в жизни не тронул её пальцем. Вот результат: в самый опасный и критический момент дочь меня игнорирует и не слушает моих отчаянных предупреждений. Она видит меня, слышит мой крик и отмахивается от меня как от надоедливой мухи. С ощущением полного бессилия и безысходности, я увидел, как медведь лохматой лапой хватает мою дочь, как подружка, в страхе, то подбегает, то отбегает от медведя, пытаясь ей помочь.
Я плохо помню, может и не видел вовсе, как Катерину вырвали из лап страшного зверя, зато как сейчас вижу пять ярко-красных полос от когтей на лице и шее моей любимой дочери. Ни она, ни моя жена не любят вспоминать эту неприятную и опасную историю. В заключение я хочу напомнить всем, что шутки бывают нехорошие, в них содержится только доля шутки: они могут быть глупыми, жестокими и опасными.