Трёхболтовое лето, 10

Александр Лышков
      Эпилог

      – Аксельдорф!
      – Я!
      – Артюхов!
      – Я!
      – Воронов!
      – Я!

      Помощник командира всё тем же звонким, с хрипотцой, голосом продолжает зачитывать список студентов. Слава богу, все на месте. Ведь сегодня последний день их практики. Согласно отчётности, всех надлежит в целости и сохранности передать заказчику в соответствии с прилагаемой ведомостью и против каждой фамилии расписаться в нужной графе – сдал, принял.
      
      Замполит привычно прохаживается перед строем. Поравнявшись с Мишей, он с трудом удерживается от традиционного замечания в его адрес и не то с сожалением, не то с сочувствием покачивает головой. Он уже уяснил, что бородатого даже могила не исправит – он где-то с ужасом вычитал, что волосы и ногти продолжают какое-то время расти даже у недавно усопших.

      В кубрике их уже дожидаются разложенные по сумкам заветные трофеи, рядом с ней – гражданская одежда, в которую им предстоит переодеться перед тем, как убыть в город, на вокзал. А вечером сесть на поезд и отправиться домой.
 
      Несомненно, практика открыла для них немало нового и интересного. Теперь они могут в темноте быстро и уверенно застёгивать гюйс на форменке и не пытаться судорожно разыскивать ширинку на флотских брюках в экстренной ситуации. Её там попросту нет, хотя это так удобно. Но, оказавшись в воде, об этом удобстве ты вспоминать не станешь. Расстегнул две пуговицы на бёдрах – и ты уже свободен от лишней обузы. Это как с прогарами.
      
      Каждый усвоил также, что нужно делать, если во сне кто-то вдруг дважды потрясёт его ногу и при этом ни разу не дёрнет за её. Правильно – попытаться головой нащупать торчащую в шлеме трёхболтовки пуговицу, чтобы стравить воздух и погрузиться ещё глубже. В приятный, пока ещё полный юношеских грёз сон.
      Вот только пригодятся ли все эти знания и умения им в последующей жизни, это уже другой вопрос.
      
      Из  полезного же нельзя не отметить то, что каждый из них теперь на своей шкуре понял, способен ли он воспринимать «воду как землю», «экипаж как семью» и точно ли он теперь «не против хоть всю жизнь служить в военном флоте». И Олег совершенно определённо знает, кто из них не будет возражать против этого, а кто постарается изо всех сил избежать подобной участи.
   
      Но кое-что всё же осталось и «за кадром». Никому из них и так не удалось выяснить, как же выглядит этот таинственный «бридель», о котором неоднократно упоминалось на лекциях, читаемых по их военно-учётной специальности морской кафедрой, и который располагается в воде строго в соответствии с уравнением «цепной линии». Оказывается, цепной бывает ещё и линяя, а не только известный своей свирепостью пёс.

      Олег со смешанным чувством окидывает взглядом уже ставший привычным строй, выгоревшие на солнце и полинявшие от частых морских стирок матросские робы, черные пилотки с горящими под ними глазами, по большей части голубыми и серовато-зелёными. Или это только кажется ему, а на самом деле в них всего лишь отражаются небо и море? Но устремлены они сейчас на практикантов, и многие выражают плохо скрываемую зависть. В отличие от убывающих сегодня студентов это лето, которое он успел уже про себя назвать «трёхболтовым», для этих моряков будет тянуться ещё не одну, и далеко не самую приятную неделю в их жизни. Затем наступит осень, потом на смену ей придёт очередное время года, а потом и следующее, и в конечном счёте всё это выльется в срок, который будет выражаться словом c таким же, как и у «трёхболтового», началом, но с несколько иным окончанием. Трёхгодичный.

      А мы легко отделались, думает Олег. Но он даже не догадывается, что для него всё только начинается. И произойдёт это довольно скоро, и продлится, куда как дольше, нежели выпавшие на долю этих ребят три года срочной. И вместе с наступлением этого периода на его плечи, словно медный шлем с маленькими, стесняющими обзор окошками, ляжет груз ответственности, не менее стесняющий взгляд на многое вокруг и вольное обращение с ним, который прочно притянут к его офицерскому мундиру три солидных болта, именуемых необходимостью, целесообразностью и долгом.

      А, пройдя через него, многое поняв и переоценив, он сможет с твёрдостью убедиться в том, что именно на них, на этих трёх болтах, а вовсе не на трёх китах, как полагают некоторые, и покоится такая же круглая, как этот самый шлем, но гораздо более хрупкая и беззащитная планета, именуемая Землёй.