Везунчик ч. 2 За своими

Евгений Колобов
                Глава вторая.

Своих мы догнали, когда сзади слева опять стали рваться бомбы. Пикировщиков прислали по наши души. И опять повезло, они нас не нашли -не там искали. Не такие уж они всемогущие. Сейчас, небось, бросают свой груз на какую-нибудь рощу. Не велика радость, но два-три десятка бомб фашисты истратят впустую.
Когда батарейцы доложили старшине, что заслон их догоняет, Николенко скомандовал привал. Как я был ему благодарен за это решение. Финальный рывок по скользкой траве и кустарнику отнял много сил. Раненый танкист начал отставать, и Гривцову по очереди с Филатовым пришлось его поддерживать. Я тащил его автомат. Какоето время казалось, что тяжесть автомата на одном плече,  уравновешивает тяжесть карабина, но постепенно ноги стали цепляться друг за друга, а земля раскачивалась не только вверх и вниз.
Подсумок, лопатка, фляга, книга в противогазной сумке, граната в кармане (совсем про неё забыл), всё мешало, тянуло к земле. Поравнявшись с крайним орудием, наша четвёрка повалилась на землю. Остальные, бодрыми тоже не выглядели. Земелюшка наша - не бильярдный стол. Спуски имеются, взгорки, затяжные тягуны. На подъёме, лошадкам помочь нужно, на спуске наоборот удерживать орудие. С полным расчётом через полчаса марша, слова не из кого не вытянешь, а когда половина легкораненых и, возможно, немцы сзади, люди выложились пополной. Десять минут только хриплые вдохи - выдохи. Тут бомбёжка началась там, откуда мы удалялись по скорому.
Старшина матюгами поднял народ, заставил скатить и замаскировать орудия, на всякий случай, зато потом мы отдыхали целый час. Перловки с сухарями навернули. Холодная каша с тёплой водой и ржаными сухарями - восхитительная еда. Танкист поковырял, поковырял свою банку и отдал мне.
- На, ешь, я не хочу.
Не нравился мне его вид. Повязка, впопыхах наложенная поверх рукава, хоть пропиталась кровью, но уже засохла жёсткой коркой, чего ж это лейтенант так ослаб, и глаза горят как у чахоточного. Парень-то молодой, на вид крепкий.
 Отец ни секунды не сомневался, что война будет и почти всё свобод-ное время готовил нас с братом к ней. Мои теоретические познания и навыки были на уровне, как минимум, лейтенанта выпускника военного училища.
Единственного чего у меня не было, как в прочем и у большинства кадровых бойцов и командиров – это практических навыков в оказании мед помощи.
 Теорию большинство знало, но вид раздробленных конечностей, изуродованные лица, распоротые животы, забитые землёй у многих, напрочь выдували все знания. Многие бойцы при ранении просто лежали, теряя  кровь и ждали, когда их найдёт санинструктор. Танкист сам себя перевязал  вполне качественно, почему же ему так плохо?
- Слышь, лейтенант, давай повязку поменяем? Пакет у Вас ещё есть?
Перешли к орудию, танкист привалился спиной к колесу. Ножом разрезал повязку в двух местах. Рукав чёрного комбинезона удалось поднять до плеча, а вот гимнастёрку и нижнюю рубашку пришлось разрезать по шву.
Повязка прилипла к ране, это было хорошо значит, артерия не задета.
- Водочки бы ему, грамм сто пятьдесят, - сказал подошедший старшина Николенко, – да где её взять.
- Чем могу помочь?
- Кусок бинта намочите и рукава придержите, чтоб не мешали.
- А мы их под спину заправим, вот так.
- Ну, товарищ лейтенант, потерпите.
Размочить водой повязку не удалось, пришлось резко рвануть. Конечно, кровь опять пошла. Мокрой марлей с трёх сторон осторожно стирал запёкшуюся кровь, чтоб чётко определить границы раны. Пуля по касательной попала выше локтя, вырвала кусок мышцы сантиметров пятнадцать.
Старшина танкисту,
 - Ты паря, глаза не отводи. Смотри. Если от своей крови не поплохеет, чужой бояться не будешь.
Лейтенант смотрел и сознание терять не собирался. Первое впечатление бывает ошибочным. Когда его разведчики привели, казался хлюпиком пришибленным. С нами до последнего отстреливался, а ведь ему никто не приказывал.
И сейчас побледнел, зубы сжал, но молчит. Характер у мужика есть. Просто его недалёкое начальство затюкала своим невежеством.
Осторожно пальцами стал прощупывать часть раны, заливаемую кровью. Что за подвижный лепесток? Может лоскут кожи. Попытался захватить и вытащить. Лейтенант застонал.
Старшина:
- Что ты в ране роешься как в кишени.
Наконец захватил, потихоньку потащил.
- Что такое кишеня, товарищ старшина?
Из раны показался сантиметр пропитанной кровью тряпки, ещё один, ещё.
Танкиста бросило в жар, пот струился по лицу и шее. Лоскут ткани шириной в два пальца и около пяти сантиметров длинной вытащен и отложен в сторонку. Кровь хлынула рекой. Вот, теперь потуже перебинтуем.
Николенко поил лейтенанта водой, потом промыл извлечённый лоскут.
- От нижней рубашки, пуля затащила. Теперь быстро заживёт.
Старшина повернул голову ко мне.
- Боец, напомнитека мне свою фамилию.
- Рядовой Колобов, разведвзвод артбатареи.
- Кличут как?
- Виталий Тимофеевич.
- Так вот, Тимофевич, Приказываю принять первое орудие. К своим выйдем, я думаю, комбат утвердит. Добре, тебя батька учил.
- Служу трудовому народу.
- Ступай к орудию, кому положено в курсе. Через 15 минут выступаем.
- Погоди, - танкист снимал ремешок бинокля через голову,
- Держи, Тимофеевич, как наводчику, тебе нужнее.
- Спасибо, товарищ техник-лейтенант, а совет разрешите?
- ?
- Стрелковое оружие держите как в «Наставлении» рекомендуется.
Я показал.
- Локоть левой руки вниз, а не в сторону, для жёсткости можно в грудь упереть. Сердце прикрыто и руку больше не отстрелят.
- Во, каким кадром обзавёлся! - засмеялись командиры, - Тимофеич, мастер хоть куда.
Так на многие годы я стал для всех сослуживцев - Тимофеевичем.
Мудрость старшины Николенко, мимоходом определившего мой статус на батарее, всю войну сглаживала несоответствие возраста и должности.
  Кишеня оказалась тем местом, где деньги хранят. Карман или кошелёк, то ли по-белорусски, то ли на молдавском.
Наводчик, он же командир сорока пяти миллиметрового орудия, должность сержантская. В расчёте ему беспрекословно подчиняются три взрослых дядьки плюс ездовой. Как им меня называть?! Не по уставу, по жизни. Жизнь в армии, не только стрелять, это много тяжёлой работы, еда, отдых, надобности разные и всё на виду. Так что по отчеству самое то. Можно подумать, что с иронией, а можно, что с уважением.
Уважение одним боем не заслужишь. Прошедший бой - это реальное боевое крещение. За два месяца в действующей армии, я стрелял из винтовки по немцам, но всегда на пределе дальности и результатов не видел. Сегодня я по-настоящему убивал и никаких сожалений не испытывал. Рассказывали, что первый убитый снится, кого-то выворачивало наизнанку, а я бы борща с куском говядины бы навернул. Да где ж его здесь найдёшь. Одно неприятное ощущение, правда, было: казалось, что руки грязные, они и в самом деле были далеки от стерильности, но чувство замаранности, с грязью ничего общего не имело.
 Какие там у меня чувства, никого не волновало, да и сам я, наверное, об этом думал «задним числом». Сейчас я слушал, доклад Сивкова, махнув, чтоб не поднимался. Орудие мол, в порядке, упряжь и лошади не пострадали, у подносчика Сайдулаева, лёгкое ранение «мягкой части ноги».
- Это где?
- По заднице ему пуля чиркнула.
- Сайдулаев.
- Порядок, перевязали, идти могу.
На орудийном передке лежал «засыпанный» наводчик Шкода.
Я глазами показал на него. Сивков махнул рукой,
- Растрясли. Ещё хуже стало, а шинелька твоя, в передке лежит.