... В мечтаньях юности спалив себя дотла...
Посреди жизни в сумречном лесу. Александр Гефестиону
Тео никогда не интересовали желторотые первачки, восхищённо озирающиеся в стенах величественной академии. Потому он не следил за торжественной церемонией распределения по направлениям.
Сильный толчок под рёбра заставил его сделать шумный выдох с тихим ругательством на губах. Он перевёл взгляд от книги, крепко сжатой в руках, на Добромира, завороженно смотрящего на небольшую сцену, где в обычные дни лежал устав. У Тео перехватило дыхание, взгляд сделался потерянным, он резко захлопнул книгу и, локтями освобождая себе путь в гостиную, вышел. В горле стоял ком, а на душе скребли кошки.
На сцене стояла бледная светлокосая девушка, вокруг которой кружился ветер, задорно подкидывающий тяжёлую косу.
Тео старался не смотреть на неё, увлечённый учёбой. Взглядом скользя по фигурам аквилона, он невольно задерживался на толстой белёсой косе, кончик которой теребили длинные узловатые пальцы, на потрескавшихся сухих губах, горящих кармином, на стальных глазах, бегающих по строчкам толстого фолианта. В нём плескались вина и тихое отчаяние, скрытое за кислой улыбкой и сморщенным носом. Девушка бросала короткие волчьи взгляды, хлеставшие его окровавленное сердце.
Добрыня смотрел из-под густых бровей, хмурился, а затем лукаво улыбнулся, похлопав Теодора по широкой спине, - что, рассерженная подружка? - он говорил тихо, жгучим дыханием опаляя ухо.
Тео отстранился, поднялся, разглаживая невидимые складки белоснежной рубашки, его губы превратились в тонкую полоску, глаза горели презрением, а челюсть была сдвинута.
- Нет, - он вышел из шумной столовой, направляясь в сторону общежития факультета.
Она нагнала его у опустевшей мастерской, флегматичная пустота в глазах сменилась сухой пылающей краплаком яростью. Мара узловатыми пальцами вцепилась в ворот белоснежной рубашки.
- Не смотри на меня так, отвлекаешь, - она шипела фурией, а он мог лишь опустить сухие виноватые глаза.
- Прости меня, Боже, молю, прости меня, - Тео упал к её ногам, холодными руками обхватывая колени, прижимаясь к ним пылающей щекой. Мара рассеяно провела тонкими узловатыми пальцами по кудрявой макушке, портя идеальную причёску.
Она двумя пальцами приподняла его подбородок, свинцовая серость врезалась в коньячное море. Мара отвесила ему звонкую пощёчину. - Только идиотам покоя не даёт кощеева слава.
Она резко развернулась на каблуках, скидывая с себя морозные руки, и вышла, громко хлопнув дверью.
На посвящении в первокурсники было густо и шумно. В темнеющей ночи вызывающе горели зничные костры. На земле лежали студенты факультета Земли, Вода почти в полном составе стоял на берегу холодного ручья, аквилонщики кружились в зажигательном танце, льняные рубашки развевались на морозном ветру. Тео не видел маленькой белёсой фигурки с канатной косой.
Мара сидела напротив него, сжимая в ледяных руках большую кружку горячего кофе. Плечи ссутулены, серебристые глаза опущены на гладкую поверхность бистровой жидкости. Она казалась Тео беззащитной, по крайней мере, ему хотелось так думать.
Он поджал губы, тёмный взгляд сделался нежным и податливым. Боясь своими мрачными касаниями навредить тонкой бумажной коже, нервно теребил подпалённый кончик ляссе.
Девочка из стекла была лёгкой, воздушной. Тео хотел бы увидеть её сияющий, смеющийся взгляд, но а ответ всегда смотрели тяжёлые свинцовые облака и жгла кислотная ртуть. Красные нити обвивали запястья, заставляя двигаться, крутиться.
Мстислав бросал заинтересованные взгляды, Добрыня нервно подскакивал при её появлении, а Бронислава скользила недобрым взглядом. Лицо Тео из обыденной каменной маски превращалось в пугающую Эгиду. Однокурсники тяжело кашляли, задыхаясь, и ходили с опущенными глазами.
Он длинными пальцами переплетал белёсую косу, растрепавшуюся после непродолжительного сна. Девочка из стекла пахла кофе и улыбалась дельфиниумными губами.
Светозар пригласил её на прогулку, преподнеся скромную веточку сирени. Тео смотрел тяжёлым взглядом. На белых больничных простынях Светозар выглядел бледным, тусклым, тихо радуясь тому, что не свернул шею.
Бронислава с сестринской нежностью улыбалась Маре, Добрыня и Мстислав задумчиво смотрели на ладонь Тео, уверенно лежащую на хрупком плече.
Окно клуба всегда было открыто для его членов, решивших позаниматься или спрятаться. С наступлением зимы Мара почти перестала оттуда вылезать. Тео лишь садился у её ног, охраняя короткий неспокойный сон.
Зачинался рассвет, сияющий тысячами ализариновых всполохов. К хорошей погоде, как думал Теодор. В гостиной было пусто, лишь они увлечённо работали над проектом.
Мара сидела на полу, зарывшись в многочисленные бумаги и книги. Она допивала пятую кружку кофе за последние несколько часов, что не могло не беспокоить. Закончив полноразмерный чертёж, Тео со вздохом облегчения откинулся назад, спиной утыкаясь в жёсткую поверхность книжного шкафа, пополняемого за счёт краденых из библиотеки книг. От усердия Мара высунула кончик языка, её волосы растрепались, а глаза сделались безумными, вмиг превратившись в задумчивые, затем удивлённые, непонимающие, лучащиеся детским незамутнённым восторгом. Она победно вскинула карандаш, которым до того увлечённо делала расчёты.
- Тео, представляешь, сошлось, всё сошлось! - резко подскочила на ноги, пошатнулась, в последний момент тонкими узловатыми пальцами вцепляясь в спинку видавшего виды кожаного дивана; она чудом не опрокинула полупустую кружку кофе, лишь несколько капель упали на ярко-жёлтый шерстяной носок.
Она проскакала мимо монструозного дубового стола, едва не зацепив бедром вечно крутящийся проигрыватель. Окрылённая упала на диван, и тут же уснула, утомлённая бессонной неделей.
Тео улыбнулся уголком губ и обессиленный провалился в сладкое царство Морфея.
Мара возбуждённо шептала языческие катрены, когда они оставались одни, и безумно улыбалась горящими глазами. Тео опускал глаза и обнимал крепче, чтобы не отпускать, чтобы не упустить больше.
Она шла по снежной дороге, покрытой кровавой брусникой. Босые ноги ступали осторожно. Белёсые волосы трепал ветер, а одежда в начале пути упала к ногам.
Волочила берёзовую палку, оставлявшую глубокий след на свежем снеге. Мара пела на старом языке, слова которого он понимал через раз.
Тео бежал. Но не мог догнать. Контуры её силуэта размывались, плыли. Она исчезала в лесу. Его волосы растрепались, одежда измялась, намокла. Щёки раскраснелись.
Тео сделал рывок, крепко вцепился в холодную побелевшую ладонь. Она обернулась.
Глаза болезненно покраснели. Кожа сливалась со свежим снегом. Губы обагрились брусникой.
Тео дёрнул её на себя. Мара закрыла глаза и повалилась на дорожку толчёной брусники. Её голосом безумно смеялся ледяной мороз.
Девочка из стекла разбилась в его жгучих объятьях, осыпаясь ледяной крошкой.