– Привет, Митрич!!
– А, Антипка …
Давайте прервём этот диалог, для того, чтобы разглядеть эти две персоны, тем более, что трудно представить себе более неподходящих друг к другу индивидуумов. Каждый человек несёт в себе известную долю соответствий, относительно которых и подбираются его приятели. Непонятно? Тогда скажем проще – «с кем поведёшься, от того и наберёшься». Это касается не только забулдыг, готовые угостить приятеля или самому (что предпочтительней) угоститься. Впрочем, давайте обратим внимание на этих весьма интересных персонажей. Кстати сказать, оба из них нам хорошо знакомы. Правда, с последней встречи прошло года два, а то и три, что, признайтесь, совсем не мало.
Митрич, это такой самобытный художник, «митёк», как он себя нежно идентифицирует. «Митёк» отличается от обычного художника, как … просолённый морским океанскими бризами «морской волк» от военного моряка, скованного воинским уставом. Не совсем точное сравнение, однако тенденции похожие. «Митёк» видит мир особым образом и пытается свои ощущения передать остальным, тем, кому это интересно. Это мироощущение отражается и на внешности. Все художники любят одеваться вычурно и романтично, чтобы подчеркнуть свои особенности, принадлежность в миру высокого искусства. Но «митьки» и в этом отличны от прочих представителей богемы. Они предпочитают простоту. Многие надевают тельняшки. Это сделалось со временем отличительной чертой «митьков», но и это совсем не обязательно. Подойдёт и обычная футболка, с растянутым воротом и пятном на брюхе от пролитого пива. Штаны широкие и с «пузырями» на коленях. На ногах кроссовки с обрезанными шнурками, чтобы не наступать на них и не завязывать поминутно, ибо это всё есть суета. Это что касается одежды. Внешне же Митрич был самым обычным человеком, разве что не пытался скрыть розовой лысинки в прядях когда-то густых, а теперь поредевших волос русого, или «соломенного» оттенка, который к старости делается «сивым». Нос его можно сравнить с картофелиной или даже – баклажаном, потому как был багров и тёмен и «украшался» сеточкой набрякших капилляров, и нависал над багровыми же губами. Брови были густы и кустисты и почти скрывали глаза, когда-то голубые, а теперь серые и водянистые. Когда-то голову свою Митрич прикрывал детской панамкой или искусно сложенной из газетных листов «шляпой», но теперь всё это было потеряно, забыто где-то и волосы его торчали вкривь и вкось так, как им самим было угодно. Хозяин их поправлял только в минуты сильной задумчивости, когда инстинкты преобладали над сознательностью. Что ещё надо добавить? Ах да, в руках его находилась привычная бутылка с портвейном, или, что будет точнее – в которой был, совсем недавно, портвейн. Рядом, на скамеечке, находился потрёпанный альбом для эскизов и валялось несколько карандашей, с мягкими и твёрдыми грифелями, у половины из которых эти грифели были сломлены.
Что же касается второго собеседника, который появился менее минуты назад, то это был молодой человек, который только что вышел на жизненную дорогу, над которой приветливо светилось солнце и которая, непременственно, вела в Светлое Будущее, пусть и не для всех, но вот для этого человека – допустимо. Вы, должно быть, помните его, каким он представал перед нами в прошлые разы – в кожаной куртке, высоких бутсах- берцах, узких джинсах, с напряжением во взгляде карих глаз. Теперь он изменился, и взгляд, и сам человек. Взгляд приобрёл уверенность, а человек – прекрасный модельный костюм.
Вы замечали когда-нибудь, как меняет человека то, во что он одевается? Одежда тоже заключает в себе некое сакральное содержание, даже в том случае, если это не униформа или элемент дресс-кода. Человек, одевающий футболку с джинсами и человек, облачённый в стильный костюм, разные по своей сути и наполнению. Антипка, студент- антифашист и этот, Архип Сергеевич Есаулов походили друг на друга лишь отдалённо, хотя их объединяло расположение к Митричу, что и демонстрировал сей визитёр.
– Над чем трудишься, Митрич? – Архип Есаулов продолжал весьма приветливо улыбаться, слегка любуясь сам собой, должно быть по той причине, что этот образ для него ещё в новинку, он ещё с ним не совсем свыкся, и он ему нравится. – Над какой новой картиной?
– Эх, Антипка, – вновь тяжело вздохнул «митёк» и с сожалением заглянул в опустевшую бутылку, – не всё так просто. Нет былой радости внутри, побуждающей к творчеству.
– Отчего так? – спросил Есаулов, чья улыбка сделалась чуть менее радостной.
– Слыхал ли ты о таком выражении – «подарок дьявола»?
– Что-то … где-то … краем уха … – Есаулов улыбался, но уже неуверенно. – Давай, Митрич, не темни. Если тебе есть что сказать, то выкладывай, не томи. Я же тебя знаю.
– Все мы думаем про других, что нам всё известно. Откуда же тогда взялось выражение: «чужая душа – потёмки»?
– Случилось что?
– Это же жизнь, Антипка, в ней всё что угодно случиться может.
– А всё-таки … Причём здесь подарок?
– «Подарки дьявола», – не удержался от уточнения «митёк». – Они постоянно вручаются человеку, людям, а они настолько не хотят смотреть в суть вещей, что этим подаркам радуются, а когда во всём разберутся, то бывает, как правило, слишком поздно.
– Поясни, Митрич … пожалуйста.
– Изволь, Антипка, юный друг мой. Это пошло ещё с библейских времён, когда Змий, подозреваю, что с молчаливого согласия Высших Сил, вручил человеку, Адаму с Евой, плод с древа познания, познания добра и зла. Это был первый подарок, который привёл людей к изгнанию из садов Эдема. Хорошо это или плохо, вопрос, предваряющий длинные и содержательные дискуссии.
– На которых мы останавливаться не будем, а перейдём ближе к современности.
Да, нынешний Есаулов отличался от давешнего студента, который, правда, тоже вечно куда-то спешил. Тем и отличается человек пожилой от молодого – тем, что понимает необоснованность спешки («кто понял жизнь, тот не торопится», или «поспешишь, людей насмешишь»).
– Перейдём, – послушно согласился Митрич. – Тем более, что в современное время эти подарки сыплются на головы человечества с тревожным постоянством. Это и автомобили, и телевиденье, и сотовая связь, и компьютеры, и интернет, и ядерное оружие, и … да что там говорить, ты не хуже меня всё это знаешь, – Митрич обречённо махнул рукой и поник головой, не забыв в очередной раз заглянуть через горлышко в бутылку.
– Ну почему сразу так уж и дьявола? – попробовал возразить старому приятелю былой студент Есаулов.
– Потому, Антипка, что от его подарков не умеют отказываться, – пояснил «митёк», – и те его подарки быстро распространяются среди людей и делают их от тех подарков зависимыми, и вскоре они понимают, что без них обойтись не могут, что жизнь перестраивается таким образом, что уже по-другому устроить невозможно. Взять те же автомобили. От них гибнет людей на дорогах больше, чем в войнах. Про войны ещё как-то говорят, как-то с ними пытаются справиться, но что касается автомобилей, то они, как героин для наркомана – безальтернативны.
– Да что ты говоришь, Митрич, – смутился молодой человек, который явно примеривался к какому-нибудь лакированному лимузину. – Существуют правила дорожного движения, инспекция … и всё такое прочее.
– И как, – ехидно глянул в глаза приятелю «митёк», – это помогает?
– Собираешься покупать машину, – попробовал пошутить Есаулов, – но не можешь решиться?
– Мне нравится ходить своими ногами. Нравится двигаться. Это ведь так естественно. Кстати сказать, во время движения я обдумываю сюжеты своих картин, приёмы их написания, перспективы изображения и подбор цвета. Впрочем, тебе это вряд ли интересно.
– Ну что ты, Митрич, – смутился молодой человек, – я ведь сам к тебе подошёл, а ты меня «подарками дьявола» … огорошил. Если тебе не нравятся автомобили, то не обращай на них внимания. И всё …
– Я так и делаю, – сухо ответил «митёк», поглаживая пустую бутылку.
– Так в чём же проблема? – Есаулов снова улыбнулся, но уже не столь широко, как несколько минут назад.
– Я сам … понимаешь, Антипка … оказался под влиянием такого вот подарочка, и не знаю сейчас, что мне делать.
– Что с тобой, Митрич? – от улыбки осталась бледная тень, и у Есаулова забегали глаза.
– Смотри …
Митрич бережно отложил бутылку в сторону и вытянул перед собой руки. Теперь ясно было видно, что они подёргиваются, и довольно сильно. Художник сжал пальцы в кулаки и спрятал их в карманы.
– Это называется тремор, в переводе с латыни – дрожание, – глухим голосом пояснил «митёк». – Я тут с кем надо посоветовался.
– Вроде бы это связано с поражением нервной системы, – неуверенно заявил студент. – Не надо волноваться … и всё уляжется.
– Не всё так просто, братушка, – вздохнул художник. – Это всё от употребления портвейна, я только сейчас это осознал по-настоящему. А ведь он подарил мне столько радости, настолько расцвечивал мне жизнь. Многие лучшие свои работы были написаны именно благодаря этому божественному напитку.
– Божественному? – улыбнулся, и весьма кривенько, Есаулов. – Боги, насколько я помню мифологию, употребляли амброзию, или, в крайнем случае – нектар, как бабочки, или пчёлы.
– Эх, Антипка, – жалобным тоном откликнулся «митёк», – я всегда говорил, что истина даётся нам через ощущения. И я себя прекрасно ощущал. Несколько глотков портвейна пробуждали во мне то, что можно назвать вдохновением, а можно просто – радостью. Радостью творчества, когда ты видишь то, мимо чего равнодушно проходят другие. А ты заметил это, отметил, и преподнёс так, что все ахнули. Или задумались, как мы живём, в нужном ли соответствии. Знаешь, Антипка, мир можно разделить на три ипостаси – тот мир, который нам показывают, телевидение ли, газеты, радио, тот мир, который мы заставляем себя увидеть, и тот мир, каким он является на самом деле. А ведь он один. А потенциал, получается – разный. А разность тех потенциалов, если верить науке, физике там, или философии, может и не порадовать, а то и вовсе – уничтожить.
– Как – уничтожить? – забеспокоился Есаулов, тревожно вглядываясь в лицо своего пожилого собеседника, глаза которого лихорадочно блестели.
– Слыхал про Великий Потоп, описанный в Библии? Так себе, кстати описанный. Тот же Апокалипсис Иоанна Богослова расписан намного ярче, это я как художник тебе говорю. А ведь произошедшее описать гораздо легче, чем предстоящее. Хотя … с другой стороны … воображение, оно ведь тоже не до конца изучено, точнее, и вовсе не изучено …
– Ладно тебе, Митрич, – махнул рукой студент. – Ты просто не в настроении. Придумал тоже – разность потенциалов и … Всемирный Потоп. Что здесь общего-то? Я вот не вижу.
– Не ты один, Антипка, не ты один. Я же тебе сказал про то, что мы сами себе показываем. А что касается «разности потенциалов», то к этому надо отнестись серьёзней. Техногенные катастрофы и случаются на том противоречии, которое заключается между тем на что рассчитывали и тем, что получилось. Исход может быть и глобальным – от Чернобыльской катастрофы на ядерной электростанции и до … да, до того Потопа.
–Да ладно тебе, Митрич, – снова махнул рукой Есаулов. – Слышал ли ты такую словесную формулу, изображающую молитву: Господи, дай мне силы совершить то, что я сделать смогу, дай мне терпения пережить то, что изменить не в моих возможностях, и мудрости, чтобы отличить первое от второго? Что ты можешь поменять в этих твоих потенциалах?
– Эх, Антипка, я прекрасно могу отличить одно от другого и выразить сожаление, но вот тот «подарок», тот самый портвейн, что всегда одаривал меня радостями жизни, внезапно нанёс мне удар в спину, в спинной мозг, отвечающий за координацию движений. Как прикажете сейчас работой заниматься? И как пережить мне предательство от того, что я считал своим другом и покровителем.
– Да-а, незадача, – посочувствовал студент, прислушиваясь к своим ощущениям (не правда ли – чужое нездоровье позволяет оценить своё состояние?). – Но, с другой стороны – удар, как ты это выразился – «в спину», всё же не «удар в голову».
– Если ты намекаешь на апоплексический удар или инсульт, как его ещё называют, то в этом ты прав, но это всё равно меня не радует.
– Ну, тогда порадуйся хотя бы за меня, – расправил плечи Архип Есаулов.
– Что, ты всё же победил фашизм? – с нотками сарказма поинтересовался «митёк».
– Знаешь, Митрич, – признался студент, – ты сумел подтолкнуть меня к тому, чтобы смотреть на вещи шире тех пределов, в каких мы обычно это делаем.
– Ну и как – помогло?
– Я начал задумываться над сутью вещей, анализировать ту или иную ситуация, моделировать её. Потом у меня появилась Идея. Нет, даже целая система идей, взаимосвязанных друг с другом.
– И ты хочешь мне их рассказать?
– Я сделал их темой своей дипломной работы. Я как раз заканчивал свой университет, где изучал право, наше и общемировое. В частности, меня заинтересовало государственное устройство и те его особенности, которые сталкивают страну в тоталитаризм, фашизм или иную форму.
– То есть ты взялся обработать это своё намерение: фашизм не пройдёт?
– Это довольно абстрактное понятие, а я взял конкретную ситуацию на востоке Украины: Новороссия и всё такое прочее. Мне очень не понравилось нагнетание напряжения между нашими братскими этносами, корни которого всё же общие. Сто лет назад много говорилось о «Русском мире». То, что происходит сейчас, ставит на этом мире жирный крест и запускает центробежные социальные отношения.
– Что же ты придумал?
– Сначала я задумался, почему наше государство попало в такую ситуацию. Ну … развал Советского Союза и прочие пертурбации.
– Ну, Антипка, и раньше такое случалось. Сначала империи строятся, с большой кровью или малой, а потом распадаются. И хорошо, если без крови.
– Это я взял за постулат. А потом подумал, что малые системы легче изменяются, подстраиваясь к меняющейся ситуации. Это характерно для экономики, но подходит и для политических форм. Всем вместе легче заниматься большим делом, но с проблемами лучше справляться в одиночку, чтобы задействовать меньше факторов.
– А причём здесь Украина? – спросил «митёк», продолжая катать по скамейке свою опустевшую бутылку.
– Украина ведь является крупнейшим европейским государством, – с жаром ответил студент и сразу сделался похожим на себя прежнего, когда он был «антифа», но тут же и поправился, – я имею ввиду – территориально.
– Ну … дальше-то что ?
– Я внимательно изучил опыт Европы, которая имеет высокий научный потенциал и с умом им распоряжается. К примеру, посмотри на Восточную Европу. Там не такая уж и передовая экономика, как в Европе Западной, нет большого количества полезных ископаемых, наработанных и проверенных технологий, однако же уровень жизни там довольно высокий. Отчего? Не потому ли, что они поддерживают и стимулируют покупательную способность своего населения и оживляют через это свою экономику?
– Это я могу понять, – наморщил лоб «митёк», – но каким боком связана Восточная Европа и Восточная Украина?
– Да это я просто пример привёл, – смутился было Есаулов, но тут же продолжил. – Теперь же поговорим об Украине. Исторически сложилось так, что она являлась буферным государством между католической Европой и православной Россией, позиционирующей себя как «третий Рим», то есть наследницей Византии, со всеми связанными с этим условностями внешней политики. Более того, Польша тоже является буферным государством, следствием чего стало постоянное ожидание неприятностей от восточного сильного «соседа». Отсюда и быстро нагнетаемая агрессия, которая всегда присутствовала внутри государства польского. Отсюда и влияние через Польшу, со стороны самой Польши на Украину, стремление оторвать её от России. Условно можно разделить Украину на восточную половину и западную, пусть даже украинские политики и говорят о единстве.
– Пусть они говорят, а что говоришь ты, Антипка?
– Я давно уже не Антипка, – с нотками небольшого недовольства откликнулся студент, – потому что изменился внутри.
– Извини меня, братушка, – виновато отозвался «митёк». – Всё течёт и всё меняется, в том числе и сам человек. Так что же говоришь ты, Архип?
– Я ищу средства, чтобы вернуть мотивации единства общества русских и украинцев. И, кажется, кое-что у меня получилось. В перспективе.
– Ну же, рассказывай, не томи.
– Все ответы можно найти, если выстраивать прогрессии отношений из того самого прошлого. Я взял за основу создание Новороссии. В южных пределах России долгое время находились пустующие территории, называемые Дикое поле. Это было то пространство, что разделяло Россию и Османскую империю, то есть турецкое государство, одним из союзников и большим источником беспокойства являлось Крымское ханство, которое, в конце концов это неустойчивое положение нарушило, результатом чего стала война с Турцией. Но сначала появилась Новая Сербия, колония выходцев из Балкан, которые желали самостоятельности. Потом к ним присоединились болгары и волохи, выходцы их Румынии. Так появилась Славяносербия. К казакам из Запорожской Сечи, которые блюли свою самостийность, присоединялись всё новые переселенцы и перебежчики, которые, все вместе, и образовали Новороссию, куда вошла и Новая Сербия, и Славяносербия, а столицей Новороссии стал – соответственно – Новороссийск, где была устроена резиденция генерал-губернатора Михаила Семёновича Воронцова, который был назначен на управление этим краем. К России Великой, Белой (Белоруссия) и Малой (Малороссия, суть – Украина) добавилась ещё и Россия Новая. Тогда же появилась Одесса, порт, соединивший Новую Россию со всем остальным миром.
– С известными оговорками с исторической частью понятно, но что предлагаешь ты?
– Прежде всего это стало темой моей дипломной работы, которую я начал самостоятельно. Я решил развить тему Новороссии и перенести её в действительность. Пусть она снова появится. Пусть она разместится на тех же территориях, какие занимала ранее. Это будет, по моим предложениям, «буферное» государство, которое отделит тяготеющую к Европе Украину и Россию, как часть Евроазиатского пространства, настроенную на расширенное сотрудничество с Китаем. Создание нового государства позволит завершить тлеющий конфликт между братскими народами и перевести сотрудничество между ними на новый уровень.
– Да ты что, Антипка, то есть … тьфу ты … Архип, белены чтоль наелся? Да как тебе вообще такое в голову втемяшилось? Кто на такую авантюру поведётся?
– Эх, Митрич, – ответно вздохнул студент, устраиваясь рядом на скамеечке (до того он стоял на ногах и терпеливо общался с собеседником), постелив там газетку, которая так вовремя нашлась, – а как называть то, что творится там сейчас? Мне кажется, что это и есть авантюра, а моё предложение позволит перевести все процессы в более удобный формат.
– Удобный – кому? Украине, которая «теряет» часть своих территорий, промышленно и экономически важных? Или России, которая эту землю как бы получает? Кому, я спрашиваю?
– В этом и заключается мой проект. Во-первых, я исхожу из того, что обе стороны, и Россия, и Украина, испытывают большие неудобства от того, что между ними происходит, но ни одна из сторон не желает идти навстречу в разрешении конфликта первой. Во-вторых, эта политическая государственная формация позволяет исследовать все плюсы и минусы, появляющиеся по мере функционирования Новороссии.
– Да какие там могут быть плюсы? – удивился «митёк», оставивший свою бутылку в покое. Наверное, его заинтересовали эксперименты своего молодого приятеля.
– А между тем они налицо, – горячо уверил его Есаулов. – Я там, у себя в дипломной работе всё обстоятельно расписал. Не буду тебе всего пересказывать, Митрич, скажу только, что в эту мою Новороссию (свою дипломную работу я так и назвал – «Проект: моя Новороссия») я предложил включить не только территории Восточной Украины, но и часть Краснодарского и Ставропольского края, а также те земли, что относились к Области Войска Донского. По площадям это будет целое европейское государство с немалой инфраструктурой и даже со своей промышленностью. Главная функция этого нового «государства» (возьмём его пока что в кавычки) – служить делу важнейшего социального эксперимента для исследования взаимоотношений между этносами и зонами иных религиозных конфессий. Моя Новороссия должна отделить не только Украину, но и Северный Кавказ, о чём у меня там сказано тоже, но сейчас я на этом останавливаться не буду. Пока что будем иметь в виду только Украину и Россию. Так вот, надо дать шанс обеим сторонам достойно выйти из затянувшегося конфликта, что весьма возможно в том, что предлагаю я.
– Но эта твоя Новороссия … Ей придётся входить в зависимость. Это невозможно, чтобы сохранять независимость между мощными державами. Это как звёзды, имеющие большую массу и своими гравитационными возможностями разрывающие целые планеты. Особенно если те находятся в опасной к ним близости. Эти физические законы переносятся и в интересы геополитики.
– Ох, Митрич, – восхитился студент, – ты не прост. Я тобой восхищаюсь в полной мере. Да, я это тоже учитываю. Я хочу сделать Новороссию доминионом, причём доминионом двойным, то есть ввести в некоторого рода зависимость от России и от Украины. Они сами будут бдительно следить, чтобы интересы второй стороны не превалировали над интересами первой.
– Кто от этого выиграет?
– В первую очередь – граждане моей Новороссии, которую будут поддерживать сразу два государства. По моим расчётам, они не станут обижать население этого «государства», так как будут рассчитывать перетянуть их на свою сторону, если проект закончится неудачей. То есть вернуть «свои» территории, за которыми последуют и «сопутствующие», если они сумеют сделаться единым экономическим целым.
– Не станет ли это «подводной миной» для будущих поколений?
– Митрич, я надеюсь на благоразумие людей, на прогресс в отношениях. К тому же я говорил об исторических традициях. А ведь это и Новая Сербия, и Славяносербия, а также масса переселенцев из России в середине девятнадцатого века. Это те, кто искал свободы и новых возможностей. Я думаю, что и сейчас найдутся такие. Это касается и политиков. Михаил Саакашвили перебрался из Грузии в Украину, чтобы продолжать оставаться политиком. Может, и в предложенную Новороссию тоже приедут опытные люди, чтобы сотворить из неё новое «экономическое чудо», как это произошло в Сингапуре в семидесятые годы. Я думаю, я на это надеюсь, что русскоязычные люди не глупее китайцев и работать могут успешно. У нас имеется слабое место, «ахиллесова пята», то, что называется слабым государственным управлением. Но для того и задумывается Новороссия государством экономически самостоятельным, чтобы иметь все необходимые условия – рычаги – для успешного ведения дел. Весьма условно говоря, в моём варианте государственного устройства получается своеобразное государственное объединение, из России, Украины и Новороссии, которые благоприятно влияют друг на друга, получая в следствие этого своё собственное развитие. Признаюсь, что я использовал те принципы, по которым строился Евросоюз, который, я считаю, служит прообразом сверхгосударства Будущего, состоящее из системы конфедерации самостоятельных государств, аффилированных экономически, культурно и социально друг в друга. И ещё, для этого, Митрич, я и пришёл к тебе … Короче говоря, я много использовал для написания своего дипломного проекта материалов, почерпнутых из Интернета, результатом чего стало предложение продолжить работу в Германии, в Мюнхене, в университете имени Людвига Максимилиана, в одном из 142-х научно- исследовательских институтов, что ведут исследования под сенью одного из старейших и крупнейших университетов Германии. Я подумал, Митрич, и дал им своё согласие. Здесь, у нас, мой проект так и останется на бумаге и скоро забудется, но там … вполне возможно, что дойдёт до чего-то более реального. К тому же у меня будет возможность продолжить свои социальные изыскания. Что ты на это скажешь, Митрич?
– А знаешь, Архип, я рад за тебя. Любому человеку даётся в жизни шанс на исполнение мечты. Вот только не все решаются этим шансом воспользоваться. Воплощение мечты, категория сложная. Иногда может не понравиться то, что получается. Ведь недаром говорят, что ожидание праздника всегда эмоционально насыщенней, чем сам праздник. Так и с мечтой. А она у тебя такая, не единоличная, а для общего пользования. Так что давай, дерзай …
– А как же ты, Митрич? – спросил Есаулов, глядя в сторону, чтобы не видно было его виноватого вида.
– А что я? Живу себе … – ворчливо ответил «митёк», снова начав перекатывать по скамеечке пустую бутылку. – Вот справлюсь со своими болячками (это я про тремор, дрожание рук), и возьмусь за написание новой картины. Посетил меня грандиозный замысел.
– Это какой же?
– Очередная картина. Она будет называться «Доброта спасёт мир». Извини, но больше я ничего тебе не скажу. Всё только в задумке, у меня в голове. Но скоро возьмусь. Да. Обязательно. Тогда и поговорим, что у нас задалось: у меня, да и у тебя, Архип.
Они ещё немного посидели и поговорили, о разных пустяках, ничего не значащих, но добрых. А потом Есаулов уехал, уехал в Мюнхен, в Германию, на работу, которая важна не только для него, но и для России, для мира. А Митрич остался, и на коленях у него лежал альбом для эскизов, а рядом – забытая бутылка из-под портвейна. Или незабытая?
Эпилог.
Через год Архип вернулся в свой город. На шикарной машине, блестевшей лаком. Он встречался со старыми знакомыми, с приятелями и подружками, много улыбался и демонстрировал, насколько у него всё хорошо, а в будущем будет ещё лучше. Встреч было много. Он едва нашёл время, чтобы навестить Митрича. Но …
Но того не оказалось. Совсем не оказалось. Умер Митрич. Вот так … Бывает … Был человек и не стало. И в квартирке, где он проживал, жили уже другие – молодая семья, занятые друг другом, но никак не тем, кто проживал здесь раньше.
– Бардак здесь был, – сообщила Есаулову молодая девица. – Грязь одна. Всё сгрузили в машину и вывезли.
– Куда? – опешил Архип.
– Да на свалку, куда же ещё?
– Он был художником. У него должны были остаться картины …
– Что-то было ценное, так растащили. Он во дворе умер, на скамеечке. Кровоизлияние в мозг. Его оттуда и увезли. Квартира оставалась открытой. Наверное, что-то и было ценное, так его дружки порастащили, а что осталось, то на свалку и ушло. А потом уже мы сюда въехали. Больше я ничего не знаю.
Словно оглушённый, вышел наружу молодой учёный, специалист крупного зарубежного центра. Он-то надеялся найти Митрича, поговорить с ним, сообщить, что имеется возможность устроить в Германии серию персональных выставок, о которых он уже договорился, а ещё – пройти курс лечение в медицинском центре, который Есаулов тоже мог обеспечить. И вот всё это оказалось ненужным …
По какому-то наитию Архип нашёл того врача, который прибыл на вызов, к скоропостижно умершему Митричу, ведь и для таких тоже вызывают «скорую помощь». И врач, неожиданно, вспомнил тот случай.
– Да, действительно, было такое. Умер человек, прямо на улице. Если бы кто вовремя обратился, то вполне возможно … Хотя, организм был уже сильно изношен … Так что …
– Он был художником.
– Да, – кивнул медик. – У него на коленях лежал альбом. Он там делал наброски. Сюжет мне даже понравился. Посередине листа стоял воин, мощного телосложения, весь покрытый шрамами, с мечом в руке и круглым щитом в другой. К нам, зрителям, он был повёрнут почти что в профиль. Это был римлянин, в нагруднике, в шлеме, в поножах. А перед ним стояла девушка. Почти ребёнок, но уже начавшая чудесное перевоплощение. Худенькая, в скромном платьице. Ключицы так трогательно торчат. И она протягивала воину цветок. То ли василёк, то ли какую-нибудь незабудку. А воин был готов к бою и даже поднял руку для удара. Но остановился. И вид его был самым недоумённым. А девушка улыбалась ему, ласково так, словно тот был ей братом. Или возлюбленным. Я долго разглядывал тот рисунок. А потом альбом куда-то задевался. Я его себе решил оставить. На память. Художник-то без семьи жил, один. Жаль картинку.
– «Доброта спасёт мир».
– Что, простите? – переспросил медик.
– Картину он так собирался назвать – «Доброта спасёт мир».
– Хорошая бы картина получилась, – вздохнул медик. – Знакомый ваш? Или родственник?
– Учитель, – глухо ответил Есаулов.
– Так вы тоже по художественной части?
– Не совсем, но работаю в том же направлении- мир спасаю …