Неотвратимый рок

Татьяна Щербакова
Unshunnable doom



Unshunnable doom 
Come to me
At night,
Just like I used to
In the morning
From work or meeting
In an open coat
From a boutique,
Tainted by the spirits
Of fallen women,
Smelling of brandy
From the tops to the laces
On expensive exquisite shoes.
That's who would say what,
(And I – about that) -
That rock came from
Hhe cave in fact,
What the soul was killing me on Sunday,
When I was writhing
In bed
From pain,
Hatred and desire
Kill the world,
A members of these meetings
In any salad chopped and wipe!
Came back with a pretty face,
With the smile of the charming Faun
He knocked on the house,
And I woke up
And to him opened,
And he entered,
Came in with a pretty face,
With Daisy,
In his fist faded,
And I... and I fell
And shattered to death!

Now live in thrall to the Faun,
One, as before,
And at night again dream
Here is run would,
But rock me, as above, holds
Never lets go.


        Стишки мои на английском становятся все длиннее. Но это естественно – стоит только войти во вкус… Перевод будет такой:


НЕОТВРАТИМЫЙ РОК


Неотвратимый рок пришел ко мне
В ночи:
Точь – в -  точь  как раньше приходил
Под утро,
Будто
С работы или с совещания
В распахнутом пальто из бутика,
Испорченном духами падших женщин.
Пропахший коньяком
От майки до шнурков
На дорогих изысканных ботинках
(Вот кто бы говорил о чем,
А я – о том),
О том, что рок пришел
Из подземелья
В том, в чем душу убивал мне в воскресенье,
Когда одна я корчилась в постели
От боли, ненависти и желанья
Убить весь мир,
А членов этих  совещаний
В какой-нибудь салатик мелко истереть!
Пришел опять с красивеньким лицом,
С улыбкой обаятельного фавна
Он постучался в дом,
И я спросонья встала
И ему открыла,
И он вошел,
Вошел с красивеньким лицом,
С ромашкой,
В  кулаке увядшей,
А я… а я упала
И вдребезги разбилась насмерть!

Теперь живу в плену у фавна,
Одна, как прежде,
И по ночам опять мечтаю:
Вот убежать бы,
Но рок меня, как прежде, держит
И никуда не отпускает!

        Все, в общем, довольно простенько. Без замысловатых английских слов.
Хочу провести  небольшой исторический экскурс в дело перевода. Известно, к примеру, что свою «Лолиту» Владимир Набоков не только писал на английском, но на нем же и думал и о ней, и о романе. Шутка:  наверное, русский гений Достоевский  ему мешал думать, а тем более, писать по-русски о нимфетках и страшных вещах,  связанных с явлением педофилии, которое он заклеймил в нашей отечественной литературе. И русский же Набоков как бы защищал себя этаким  флером чужого языка, подсознательно (или сознательно?) относя все страшное, о чем сочинил, к жизни американцев и их внутренним моральным проблемам. И, может быть, только поэтому смог вынести огромное напряжение сюжета и довести роман до конца.
Шутка шуткой, но для своей « Лолиты» к русскому читателю Владимир Набоков выбрал достаточно извилистый путь. Англоязычный роман сначала был напечатан во Франции – уже на французском языке, а затем только попал в Россию. Но перевод текста на русский Набоков  сделал сам лично. Хотя с 1938 года   писал только на английском, но … кроме стихотворений!  То есть, о возвышенном он думал по-русски и писал на русском.
Как известно, Александр Сергеевич Пушкин стал одним из первых «переводных» русских поэтов. Но поначалу его произведения не переводились в большом количестве на иностранные языки по главной причине – как говорили современники поэта, не было таких талантливых переводчиков, знатоков литературы, чтобы на высоком уровне сделать перевод этих гениальных произведений. Это сейчас поэт переведен на двести языков мира и даже на экзотические - африканские.
Но у Пушкина,  уже после его гибели, «возникла» еще одна проблема -  это редактирование  посмертных изданий. Одним из ранних занялся Григорий Геннади, происходивший из греков. Его прадед ведал поставкой мехов в царский дворец, а правнука привлекла  литературно-издательская деятельность. Но к редактированию посмертных сочинений А.С. Пушкина он подошел чисто технически: стараясь сохранить каждое написанное поэтом слово, вставлял прямо в текст варианты и зачеркнутые самим Пушкиным строки. Такой «перевод» только навредил произведениям и сделал их неудобными для чтения. Друг поэта Сергей Соболевский был настолько расстроен этой неумелой редакторской работой Геннади, что даже написал ядовитую эпиграмму:

О жертва бедная двух адовых исчадий,
Тебя убил Дантес и издает Геннади.