Слово еврей Димасик, ничего не знающий о национальностях, даже не зная самого слова национальность, подобрал во дворе.
Мало хорошего. Слабаки и недотепы, вечно бегающие от физкультуры, уклоняющиеся от драки - другие, не наши.
Как-то заигравшись с Гурей, поспорили, конце концов, пособачились.
- Еврей, - ткнул он Гурю напоследок.
Тот посерьезнел.
- Ну да, еврей.
Димасика враз затревожило. Что-то пошло не так. По-правде, обозвал с пылу. Не со зла. Больше для порядка. И вообще, Гуря свой - играет в футбол, войну, только чуть слабее. Зато базарит громче. Особенно по телефону, а тут...
- Как еврей.
- Да так. Мои - все евреи.
Димасик их знал - гостил, пил чай, смотрел телевизор. По всему выходило, свои. И на тебе - засада. Евреи. Совсем близко. Внезапно стыдно заныло под ложечкой, захотелось домой.
- Думаешь, ты кто, - спросил Гуря.
- Кто, кто - русский.
В чем-чем, а в этом уверен. На сто процентов. Во-первых, дед - фронтовик, победитель. С орденами. Бил немцев, и у дядьки полно наград. Во-вторых, самый сильный, а главное, умный папа, который знает все. И он никогда, слышишь, никогда не поминал евреев.
Да и сам Димасик не промах. Второй в классе - по силе. Бег, турник, баскетбол, велик. Месяц назад отлупил Витальку - признанного хулигана. Недавно, Вадьку Кочеткова - ну, так, боролись. С Симой махались позавчера - на равных. Короче, его признавали все нормальные пацаны. Даже старшие. Пускали на лавочку, давали зобнуть, брали с собой. Как ни крути - русский.
- Не-а, тож еврей, - твердо вбил Гуря, и ухмыльнулся.
Димасик не верил ушам. Как можно - его, пацана, который сильнее, поддержкой и покровительством которого Гуря злоупотреблял, пацана правильного, уважаемого, против всех понятий, взять, и так подло обидеть.
Левку Грубера, пожалуйста. Слабак, вдобавок прихрамывает. Сдачи не даст. Или Игореху Вейцкина - толстяк, очкарик и увалень. Даже Царю можно. Но с ним нет, с ним так нельзя, тем более Гуре.
- У тебя папа еврей, - настырно долбил тот.
Это было слишком. Отец для него все. Даже больше. Защитник, учитель, авторитет. Бог.
- Ни за что, - Димасик бросился на обидчика с кулаками.
Гуря оказался готов. Ловко отскочив, крикнул:
- Не веришь, сам спроси...
Что-то остановило порыв. Он, который секундой ранее собирался стереть наглого огурца в пыль, повыбить дурь и нахальство, застыл. Впал в ступор. Затем выдохнул удушливо подступающую ненависть, обиженно отвернулся, и стремительно зашагал домой.
- Ты еврей, - влупил он отцу прямо с порога.
- Да, сынок.
- Ну, почему.., а я.., я тоже еврей?
- Сам решай.
Вечером Димасик повеселел. В конце концов, жил как-то до сих пор. В школе, во дворе. Дома. И нормально жил. Без унижений, забот и тревог. Что изменилось. Ну, еврей, с кем не бывает. Знать бы, что это.
- Папа, кто такие евреи.., то есть, чем отличаются от нас.., прости.., отличаемся от других.., я запутался.
- Люди книги, дорогой.
Более того, евреями оказались все те, кто окружал его с детства и кому он безоговорочно доверял - деды, родственники, родительские друзья, знакомые, сослуживцы. В том числе, их дети.
- И знаешь, сперва исправь с Гурей, - подытожил отец,- неудобно.
- Перебьется.
- И все-таки. Очень прошу.
- Ладно.
Назавтра Димасик как-бы между прочим позвал Гурю на улицу, где они помирились. Но прежних, дружеских, свойских и открытых отношений не было больше никогда. Так, прохладное соседство.