Моя гипотеза фонемического происхождения государства. Ч II
Ещё один пример "островка непонятности" состоит в том, что все теории возникновения государства и права почему-то упорно игнорируют механизм возникновения границ прагосударств. Если современные государства управляются правительствами, имеют границы и чётко очерченные правовые институции, то представить себе существование чего-то похожего в предполагаемые времена зарождения государств просто невозможно. Трудно представить себе государство, главной задачей которого по смыслу и определению является реализация прав лиц, проживающих на своей суверенной территории, без охраны границ этой территории.
Но на заре развития человечества плотность населения была ничтожно мала в сравнении с ныне существующей и охрана даже орографических границ, т.е. проходящих по естественным рубежам - по горным водоразделам и руслам рек, не заключала в себе не малейшего практического смысла и попросту была невозможной. А в отсутствие границ само понятие "государство" теряет тот смысл, который ему принято придавать, по крайней мере, в настоящее время, в том числе в многообразных теориях его происхождения. Но, по-видимому, для наших далёких предков просто владение территорией не представляло ни малейшей практической значимости в отличие от более поздних времён, когда по понятным причинам государства стремились захватить как можно больше территорий соседей.
Даже в наши времена рядом расположенные территории могут обладать сильно различающимся богатством растительного и животного мира. А для наших предков, занимавшихся охотой и собирательством, представляло практический смысл владение лишь такой территорией, которая была богата растительными источниками пропитания. Идеальным дополнением к такой территории служило наличие поблизости пещер или гротов, где можно было укрываться. Такие, обычно небольшие по размеру, оазисы и имело смысл охранять. Но как? Нет ни малейших сомнений в том, что наши предки, занятые постоянным поиском пищи, не могли отвлекаться на бессмысленную для них работу по превентивной охране территории, что обязательно предполагает наличие хорошо организованного общественного разделения труда.
Сразу возникает предположение, что, может быть, в те далёкие времена функцию границы выполняло какое-то иное, пластичное качество человеческого общежития, не связанное с географическим фактором? Этот очень простой вопрос одновременно является чрезвычайно сложным уже хотя бы потому, что по доступной мне информации его просто не удосужились задавать. По этой причине ни одна из множества предложенных теорий на этот вопрос не отвечает, его не рассматривает и игнорирует вопреки потребности здравого смысла. Здесь я выскажу предположение, которое можно назвать фонемической гипотезой происхождения государства и права. Случай практического применения фонемической границы был описан в библейских текстах (Книга Судей, XII, 1-7).
При Моисее евреи завладели несколькими городами аммонитян - кочевого западносемитского народа древней Передней Азии. Это послужило причиной возникшей между евреями и аммонитянами вековой вражды. Они постоянно воевали и аммонитяне всегда терпели поражение от евреев. При Йифтахе Гильадском (ок. 1370 - 1070 гг. до н.э.) - одном из судей израильских - гильаитяне, жившие на восточном берегу Иордана, нанесли очередное поражение аммонитянам. Ефремляне - одно из колен Израилевых, потомки Ефрема - младшего сына Иосифа, жившие к северу от Иерусалима между рекой Иордан и Средиземным морем, используя формальный предлог, стали претендовать на плоды победы и угрожать Йифтаху насильственно отобрать у него часть завоёванного. Йифтах настолько разгневался, что учинил жестокие репресии по отношению к ефремлянам. Те перепугались и в панике пытались рассеяться среди гильадитян, для чего им нужно было переправиться через Иордан.
Стражники Йифтаха придумали простой тест на "ефремлянство". В отличие от гильадитянского в ефремлянском диалекте еврейского языка не было звука "ш". Стражники на переправе просили ефремлян сказать фразу: "Дайте мне перейти реку". Слово "река" (поток воды) по гильадитянски произносилось, как "шибболет", а ефремляне вместо "шибболет" произносили "сибболет", что на еврейском языке означало "бремя". Таким образом, гильадитяне идентифицировали ефремлян и убивали их. В своей книге "Социолингвистика" Р. Белл назвал Йифтаха одним из первых социолингвистов-экспериментаторов.
В дальнейшем "изобретение" Йифтаха использовалось многократно. В лингвистической литературе можно встретить множество широко известных "шибболетов". Так, в 1302 году произошла битва между войском французского короля и народным ополчением фламандцев. Фламандская пехота победила французских всадников. Эта битва в истории получила название "Битва золотых шпор", поскольку победители собрали с трупов французских рыцарей 700 пар золотых шпор. Фламандцы отлавливали французов по их неспособности выговорить "Schild ende Vriend" (щит и друг). Уже в наше время японцы узнавали корейских шпионов по их неспособности произносить некоторые слоги, американцы идентифицировали японцев по тому, что вместо "л" те произносили "р". Датчане отличали немцев по произношению "r;dgr;d med fl;de" (длинная извилистая дорога). Немцев от русских можно отличить по тому, что вместо "здравствуйте" они скажут "страствуйте". Подобных примеров можно привести множество. В английском языке слово "шибболет (shibboleth) известно с XVII века. Кроме слова с трудным произношением, по которому можно узнать иностранца, термин "шибболет" стал применяться в значении приметы для опознания, тайного пароля, пережитка прошлого и в других значениях.
Таким образом, библейская история трёхтысячелетней давности продемонстрировала возможность применения своеобразного способа практической реализации суверенитета на основе специфики речевого аппарата человека. Если пароль представляет собой секретное слово или набор символов, которые можно сообщать определённым доверенным лицам, изменять по желанию как пароль, так и обладателей пароля, то "шибболет" в том виде, в каком его использовали гильаитяне, представлял собой имманентное свойство этнической принадлежности и практически полностью соответствовал всем тем задачам, которые ставятся перед государственной границей. "Шибболет" представляется подходящим кандидатом на прототип государственной границы на самых ранних стадиях зарождения государства. В дальнейшем при значительном возрастании плотности популяции, при появлении потребности поддержания суверенитета с помощью опоры на географические параметры, при зарождении разделения труда, когда общество было уже способно выделить людей, специально нацеленных на противостояние незваным пришельцам, на смену шибболету плавно, без малейших затруднений могли придти иные методы ограничения, близкие к современным способы поддержания суверенитета государственной общности людей.
На ранних стадиях эволюции человека плотность заселения была безусловно крайне мала. С учётом неизбежно высокой фертильности (известно, например, что половая зрелось неандертальцев наступала к 8-10 годам) и высокой смертности людей на ранних стадиях их эволюции (средняя продолжительность жизни неандертальца составляла 22.9 лет) семейство, которое обнаружило и обжило оазис, способный дать достаточное пропитание его членам, быстро дивергировало таким образом, что становилось всё труднее определить принадлежность того или иного человека к членам этого семейства. Отдельные члены семейства отправлялись на поиски лучшей доли или достижения независимости и таким образом расширяли ареал заселения соседних территорий членами семейства. Самым простым и естественным способом узнать своего было уловить особенности его речи.
Если глава семейства по-особому произносил определенные звуки, то его потомство, контактировавшее с ним от рождения, перенимало особенности его произношения. Здесь, по-видимому, кроме фактора подражания большую роль играл генетический фактор наследования особенностей речевого аппарата. Встретив людей на территории оазиса, члены семьи, считавшие себя единоличными полноправными хозяевами этого оазиса, заговорив с этими людьми, легко могли отделить своих от чужих. Семейная (племенная) специфика произношения тех или иных звуков была наиболее простым и естественным способом поддержания суверенитета над территорией, удобной для проживания. Таким образом, появление и функционирование фонемического фактора идентификации племенной принадлежности явилось, по-видимому, стартовым пунктом образования государства и одновременно права, поскольку наличие фонемической границы определяло право или отсутствие права людей потреблять пищу, которую можно было добыть на суверенной территории, принадлежащей данному племени (семье).
Поскольку по характеру и образу жизни я - свободный художник, не боюсь испортить карьеру и потерять авторитет учёного, то могу себе позволить в любой области знания высказывать точку зрения, которая может не совпадать с мнением великих авторитетов. Вот уже более 60 лет как я делаю только то, что мне в голову взбредёт, и озвучиваю то, в чём ощущаю уверенность, не ожидая одобрения научной общественности. Обычно, когда кто-то проникается сильным желанием изучить какую-то закономерность, то он начинает со штудирования того, что об этом явлении известно науке на уровне, исключающем малейшие сомнения. Опираясь на фундамент такого несомненного знания, люди шаг за шагом подбираются к интересующему их вопросу. Я же всегда придерживаюсь иной стратегии, пытаясь в самом начале обнаружить те факты, которые сознательно или бессознательно игнорируются психикой учёных.
При фантастической мощности и активности исследовательского сообщества лингвистов, при том, что были разобраны и тщательно исследованы монбланы фактического материала, лингвистика в наше время, как ни странно, остаётся весьма незрелой областью науки. Однозначно не доказан ни один из ключевых факторов процесса становления (глоттогенеза) человеческого естественного звукового языка, в частности, происходят ли все языки нашей планеты от одного праязыка (моногенез) или от языков-родоначальников десятка языковых семейств (полигенез). И даже поверхностное знакомство с современной лингвистикой сильно впечатляет наличием множества "островов непонятности" или точнее было бы сказать "областей игнорирования" - сознательного или бессознательного.
Один из них связан с труднопроизносимыми звуками, присутствующими практически в любом языке. Я стал интересоваться этим феноменом ещё в детском саду в интернациональном городе Баку, прислушиваясь к разговорам на многих языках и обращая внимание на те звуки, которые мне было очень трудно произносить. Не будучи специалистом, я не могу утверждать это со всей определённостью, но к своему удивлению я обнаружил, что в лингвистике не существует раздела, изучающего причины, закономерности возникновения и механизмы невымывания из языков фонем, труднопроизносимых для людей, для которых данный язык не является родным. Я не нашёл даже термина, обозначающего подобные фонемы. В связи с этим позволю себе предложить термин для таких звуков - "диффисоны" - от латинского"difficilis sonus" (трудные звуки).
Диффисоны присутствуют практически в любом языке. С точки зрения предложенной мною гипотезы о зарождении границы суверенных территорий в виде фонемического феномена, диффисоны современных языков должны по идее представлять собой архаичные формы поддержания государственного суверенитета в наши дни. Но зачем? Уже много столетий на поддержание государственного суверенитета направлены в высшей степени эффективные, всем хорошо известные функционалы. В этих условиях диффисоны должны были бы вымываться из языка, что не происходит в реальности.
В качестве хорошего примера консервативности диффисонов можно привести родственный испанскому португальский язык. В португальском языке имеются дифтонги ;o, ;e и ;e, являющиеся типичными диффисонами. Это не просто диффтонги, а особо трудные назальные диффтонги. Лексический состав португальского языка, а также система спряжения близки к таковым испанского языка. Носители этих языков тесно соседствуют и не только на Пиренеях. Говорящие на португальском (т.н. лузофоны) лучше воспринимают намного более простой с точки зрения фонетики испанский, а испанцы намного хуже понимают португальский, особенно устную речь, естественно в силу наличия диффисонов, хотя письменные тексты понимают без проблем. Эти два родственных языка способны к смешению. Например, на границе Бразилии, Уругвая, Парагвая и Боливии сложился смешанный испано-португальский язык "портуньол". И тем не менее в течение многих веков диффисоны португальского языка не вымываются. По-видимому, причина в том, что в давние времена испнцы были опаснее для португальцев, нежели португальцы испанцам. Детальное исследование подобных проблем может быть исключительно плодотворным в лингвистике.
С точки зрения антропофонической причинности имеет смысл обсуждать два аспекта феномена диффисонов: их возникновение и сохранение их в языке в течение многих веков, несмотря на постоянный приток иммигрантов, испытывающих большие трудности в освоении нового языка. О возникновении диффисонов я сказал выше. Это, по-видимому, были фонетические знаки, указывающие на принадлежность к племени, заменяющие функцию границы государства на самых ранних стадиях формирования его прототипа. Но должны были всё же быть очень веские причины того, чтобы эти речевые аномалии не вымывались и не упрощались со временем. Тот, кто когда-либо видел, как чехи умеют вибрировать кончиком языка при произнесении звука, соответствующего букве ";", совершенно предметно понимает, о чём в данном случае идёт речь. Повторить это нечеху чрезвычайно трудно. Можно составить бесконечно большой список диффисонов, наличествующих практически в каждом языке, например, "th" в английском, фонема [;] как в грузинском слове ;;;;;; (лягушка) и многих, многих других.
В процессе эволюции речевой аппарат человека приобрёл фантастическую гибкость. Язык человека может распластываться или сжиматься в комок, двигаться вперёд и назад, передняя и задняя части языка могут подниматься вверх, создавать полную или частичную преграду на пути воздушной струи, вибрировать или просто совершать хлопок по неподвижной части полости рта, язык может различными своими частями (передней, средней, задней частью спинки) приближаться или прижиматься к верхней губе, к зубам, к альвеолам, к нёбу. В свою очередь губы способны смыкаться и образовывать отверстия различного рода, оставаясь в нейтральном положении, выдвигаясь вперёд, округляясь, растягиваясь. Язычок может прижиматься или приближаться к спинке языка и вибрировать, нёбная занавеска может либо закрывать доступ воздушной струе в носовую полость, либо открывать ей путь, задняя стенка зёва может приближаться к корню языка, различное положение способны занимать голосовые связки, пропуская струю воздуха, при этом колеблясь, частично или полностью перекрывая путь воздушной струе.
Учитывая то, что позиции конструктивных элементов речевого аппарата человека способны совмещаться, образовывать переходные состояния и т.п., можно представить себе, какое огромное разнообразие "шибболетов" было в распоряжении наших предков с точки зрения охраны племенной собственности, с точки зрения использования в качестве племенного пароля. В ближайшее время я постараюсь высказать свою гипотезу о происхождении языка в его звуковой членораздельной форме и точку зрения на то, почему человекообразные обезьяны не овладели языком. Не опираясь на хотя бы гипотетические представления о механизме и причине зарождения человеческого языка, бессмысленно далее обсуждать эту тему. В двух словах скажу, что наука палеохронология при всей своей претензии на научность не способна на какие-то вразумительные выводы по поводу состояния языков во времена старше 7-10 тысяч лет тому назад.
Но есть два важных момента, которые имеет смысл здесь обсудить и к которым стоит вернуться ниже после объяснения сущности предложенной мною гипотезы о происхождении языка. Во-первых, диффисоны в качестве племенных паролей могли функционировать лишь тогда, когда членораздельный звуковой язык уже существовал. Но во время возникновения и функционирования фонемической границы племён трудно было бы из-за низкой плотности и крайней неравномерности заселения территорий представить себе существование некоего единого и высокоразвитого языка. Глоттохронология, возникшая как наука в середине прошлого века, предполагает, что язык изменяется с постоянной скоростью.
Насколько мне известно, классики этой науки нигде не высказывали предположения о том, что все их находки могут быть рассмотрены с совершенно иных позиций. Так, можно с большой вероятностью предположить, что во времена внедрения диффисонов в практику речевого общения между людьми одновременно образовывалось огромное количество диалектов. Скорость возникновения этих диалектов, по-видимому, соответствовала восходящей ветви кривой распределения Пуассона, моделирующей число событий, происходящих за фиксированное время при условии, что данные события происходят с некоторой фиксированной средней интенсивностью и независимо друг от друга. Понятно, что независимость и фиксированность интенсивности являлись следствием неравномерности заселения и низкой плотностью заселения.
Распределение Пуассона, являющееся частным случаем биноминального распределения, при определенных параметрах представляет собой колоколообразную кривую. Т.е. вначале число диалектов экспоненциально возрастало, а по мере роста плотности населения стало экспоненциально падать за счёт аггломерации. Не исключено, что максимум такого распределения приходился именно на заселение европейской территории кроманьонцами и соответствует примерно 30-40-тысячелетней давности. Если это так, то палеолингвистика и глоттохронология, в частности, сосредоточили свой интерес и своё внимание на очень узком участке асимптоты, линейно приближающейся к минимально необходимому для обслуживания современного населения числу языковых семейств и входящих в их состав языков, принадлежащих к более мелким такономическим подразделам. Линейно изменяющаяся асимптота никак не отражает истинной истории возникновения и развития языков. Ориентируясь на изучение этого узкого, не имеющего связей с историей возникновения и развития языков участка, можно лишь гадать о том, какова природа возникновения языка: моно- или полигенетическая. А если опираться на описанную мной палеолингвистическую динамику, что представление о моногенезе выглядит весьма нелепым.
Второй важный момент, который имеет смысл здесь затронуть, касается консервативности диффисонов, того, что они сохраняются в современных языках вопреки тому, что функция, которую они выполняли при своём зарождении, казалось бы полностью лишилась своей актуальности. Здесь можно высказать несколько гипотез. Одна из них заключается в том, что при аггрегации диалектов диффисоны могли играть роль скрепляющего фактора. Эта гипотеза труднодоказуема, поскольку такого типа аггрегация осуществлялась на начальном участке нисходящей части кривой распределения языков, практически недоступной для изучения. Вторая гипотеза может быть рассмотрена в свете хорошо известной теории Сепира-Уорфа, согласно которой структура языка определяет мышление и способ познания реальности. Иными словами, диффисоны, ставшие имманентной частью языка, стали неотделимы от этнического своеобразия носителей этого языка своим участием в формировании этого своеобразия.